Гримпенская трясина

Я не желаю слушать никаких оправданий. Я. Не желаю слушать. Никаких. Оправданий. Я-не-жела-ю-слу-шать-ни-ка-ких-о-прав-да-ний. Голос Кингсли звучит у меня в голове так ясно, словно мой начальник находится здесь, в этой комнате. Я залпом допиваю свой дрянной кофе и отправляю стаканчик в мусорное ведро. С тех пор, как мы провалили наше дело, прошло три дня. Три дня сплошных нервотрепок, три дня бесконечных отчетов, три дня выволочек у Кингсли… Домой я приходил как выжатый лимон, перекладывал с кресла вышивки Джинни и усаживался с бутылкой огневиски у камина. Со стороны могло показаться, что я просто дремлю после трудного дня, и мне хотелось, чтобы Джинни думала именно так. На самом же деле я бесконечно перебирал в голове, раз за разом, как бусины на чётках, все те события, которые привели нас к поражению. Теперь я все явственнее убеждался: все, что произошло с нами в Гримпене, было не случайно. Кто-то все знал, и нас там уже ждали. Таксист, портье в гостинице, бармен, те подозрительные типы, что споили моих ребят и, конечно, сам торговец коврами. Все это были крепко спаянные между собой звенья одного вселенского заговора – против Аврората, против моего отдела… против меня лично. Возможно, это просто осеннее обострение моей паранойи, но мне все явственнее начинает казаться, что весь заговор создан с целью не допустить меня к «Делу Снейпа». Или свести меня с ума. Или и то, и другое сразу. Я беру новый лист пергамента из пачки и, поморщившись от непроходящей головной боли, начинаю составлять отчет по изъятым на месте преступления коврам. Их почти две сотни. Неужели у нашего преступника такой большой рынок сбыта? Никогда не поверю. Значит, ковры нужны как прикрытие для куда более серьезных дел. Черная магия? Запрещенные министерством зелья? Надо рассказать Кингсли, но я зло одергиваю себя: сиди и копайся в бумажках, горе-детектив, пока тебя не уволили за чересчур богатую фантазию. Ковров действительно очень много. Некоторые из них выглядят так, словно пролежали в сундуке не один десяток лет. Другие почти совсем новые, с сияющим мягким ворсом. Кингсли, желая поглумиться надо мной, велел составить описание на все ковры по размерам, форме, рисунку… Если я проявлю усердие, спасу свой отдел. В настоящий момент Рон, Теодор и Лео отправлены в отпуск без содержания, и выйдут из него только тогда, когда Кингсли подпишет мои отчеты. Как начальник отдела, я, естественно, отдуваюсь за всех, и не только пишу все эти бессмысленные бумаги, но и раз в день выслушиваю упреки Кингсли. О том, чтобы получить доступ к Делу Снейпа, можно даже не заикаться. Проклятье. Торговец коврами должен гореть в аду. Все найденные в логове преступника улики мы уменьшили до размеров спичечного коробка, чтобы перевезти в Лондон. Теперь я возвращаю им первоначальный размер и хожу между них словно какой-нибудь восточный купец. С той только разницей, что испытываю величайшее отвращение к своему занятию. Нос уже полон пыли, и я беспрерывно чихаю. Если бы не Рон и остальные, давно послал бы Кингсли и весь Аврорат к чёрту. Кабинет лежит в руинах: ковры, увеличиваясь до своих нормальных размеров, с треском разворачиваются и подпрыгивают на полметра вверх, после чего камнем падают на пол, попутно снося все со столов и из шкафа для бумаг. Очередной ковер, взметнув облако пыли, в мнимой покорности опадает вниз, и я замечаю, как из него к моим ногам вылетает небольшая белая карточка. Быстро подбираю ее и читаю «Бакалейная лавка Уилсона Смита, Лондон, Сиреневый тупик, д.2». От волнения у меня потеют ладони. Куда приведет меня эта визитка? К еще одной жертве обманщика-торговца? А может, напротив, - в его секретную резиденцию? Так или иначе, я ни слова не собираюсь говорить Кингсли. Я сам разыщу Сиреневый тупик и узнаю, что все это значит. В любом случае, визитка указывает на то, что наш торговец как-то связан с этой таинственной бакалейной лавкой, и, похоже, бывает в Лондоне чаще, чем мы предполагали. В обеденный перерыв я заглядываю в Отдел быстрого реагирования, к счастью, пустующий, выдвигаю ящик и нахожу по букве «Л» карту Лондона. Раскладываю ее на большом столе и принимаюсь изучать, поминутно оглядываясь на дверь. В огромном городе не так-то просто найти улицу… Синяя лента Темзы вьется насмешливо, и от нее расходятся лучи, пересекаемые другими лучами – чертова уйма улиц, переулков, тупиков, но нигде нет Сиреневого. Настенные часы показывают два, мне пора возвращаться – Кингсли непременно зашлет кого-нибудь проверить, на месте ли я и занят ли работой. С сожалением возвращаю карту в ящик. Дожить бы до вечера. В компании с огневиски легче переносить поражения… но я еще не сдался… и злость на торговца коврами подстегивает меня лучше любых наград и обещаний. Под вечер встречаю в коридоре Боба – Кингсли перевел его в другой отдел, чтобы мне никто не помогал возиться с коврами. Кто бы мог подумать, что мой давний друг Кингсли может быть таким мелочным и мстительным? Боб жалуется на скуку: смена работы не принесла изменений в его жизнь, он все так же перебирает бумажки. Его понурая фигура, когда он уходит в сторону лестницы на первый этаж, служит мне немым укором. Боб ни в чем не виноват, как и все остальные – это ведь я, их начальник, никак не могу поймать проклятого торговца… Потом я думаю, что домой ехать совсем не хочется, но сейчас, без Рона, мне даже не с кем пойти в кабачок. А еще я думаю, что надо бы купить себе, наконец, хорошего кофе и конфет детям, но по дороге до машины совершенно забываю об этом. Дома я долго сижу один в кабинете. Из-за двери доносятся визг и беготня мальчишек, пару раз слышны шаги Джинни, словно она подходит к двери и не решается войти – я благодарен ей за то, что она не пытается разговаривать со мной – болтовня меня сейчас раздражает больше всего на свете. Единственный человек, с которым я поговорил бы сейчас – Снейп. Я бы усадил его у камина, налил ему огневиски и сказал бы так: - Снейп, или, если угодно, профессор Снейп, сэр, сейчас я как никогда понимаю вас. Мне, как и вам, опротивели люди, ненавистны возложенные на меня обязательства и мучительно хочется искупить все ошибки молодости разом. И, совсем как вы, я никогда не смогу заплатить по некоторым из своих долгов, потому что они чертовски велики… Возможно, мне придется на это всю жизнь потратить… Вы ведь тоже прошли через это… Скажите, правда ли, ненависть – единственный способ справляться с неизбежным? И как долго можно притворяться презирающим весь мир, если на самом деле настоящее отвращение испытываешь лишь к себе самому? И как двигаться дальше, если все цели остались в прошлом? И как жить, когда ты больше, чем обстоятельства? Как сломать клетку и обрести свободу? Вы не дадите мне ответ ни на один вопрос. Вы уже мертвы. И это – несправедливость, которая до сих пор не дает мне преступить прошлое и двигаться дальше. Я должен разобраться, должен понять, почему так вышло. Почему вы мертвы. Почему это столько значит для меня. Почему мне так больно думать об этом. Мальчишки доедают черствые пряники, макая их в блюдца с чаем. Отвратительный ванильный чай. Я тоже его пью. Потому что забыл про кофе и сладости. Справедливо по отношению ко мне, но не к детям. Я должен был подумать о них. Я должен был подумать о своем отделе, когда отправлялся ловить торговца. Я никудышный начальник и никудышный отец. Разве этого они все заслуживают? Джинни ушла показать соседке свои вышивки, и до ее возвращения я должен следить, чтобы Джеймс не включал телевизор, а Альбус не разбил что-нибудь. К счастью, оба сидят смирно – размоченные в чае пряники для них в новинку, и некоторое время они увлечены своим занятием. Правда, у Джеймса очень хитрая физиономия, не иначе, что-то замышляет. Все шалости в доме исходят именно от него, Альбус куда спокойнее. Прихлебывает свой чай из блюдечка, болтает ногами и пересказывает какую-то слезливую историю из тех, что Джинни вычитывает для них в здоровущей старинной книге. - …а потом мама потерялась девочки долго искали ее и плакали а потом придумали как им найти ее они взяли бумагу и карандаши и написали много-много писем солнышку облакам деревьям птичкам не видел ли кто их маму и к ним в дом приплывали облачка и прилетали листики с деревьев и говорили нет мы не видели а потом к ним прилетела одна птица из далеких стран и сказала да я видела вашу маму она живет на далеком острове и не может вернуться назад потому что у нее нет лодки… Я рассеянно гляжу в темное окно, где отражаюсь я, лампа, покрытый скатертью стол, чашки, жестяная коробка с пряниками… Что я предъявил бы сейчас Снейпу, если бы тот вдруг появился на пороге моей кухни и спросил «Как дела, Поттер?». Груду отчетов о нелегальном торговце коврами? Семью, в которой жена воспринимает меня как одного из своих детей? Пустые бутылки из-под огневиски, выпитого в одиночестве у камина? Но и это ерунда по сравнению с мыслью, что Снейп никогда не спросит, не придет... не узнает. Я отвлекся, и из гостиной уже слышен шум работающего телевизора. За Джеймсом нужен глаз да глаз, но я не собираюсь идти и наказывать его – этим пусть занимается мама. Все равно потом окажется, что я неправильно воспитываю детей, не то говорю, или говорю то, но неубедительно… Дурсли не разрешали мне смотреть мультики – я никогда не стану запрещать это делать своему сыну. Альбус, который обычно хвостом ходит за братом, тем не менее, все еще в кухне. Правда, он тоже отлучался, поскольку перед ним теперь лежит пергамент, и он старательно чертит на нем что-то, высунув от усердия язык. - Я рисую лодку! – сообщает он мне. – Девочки поплывут на ней на остров и спасут свою маму. Ты же сможешь превратить ее в настоящую, пап? - Конечно, - обещаю я. Удовлетворенно кивнув, Альбус-Северус возвращается к своему занятию. Я задумчиво дожевываю забытый им черствый пряник. Пожалуй, нам всем не помешала бы лодка. Или еще что-то такое, на чем можно выбраться из трясины. Ночью я снова ворочаюсь и не могу уснуть. В голове почему-то вертится, наязчиво, как цветной детский волчок, эта глупая сказка про девочек, искавших свою маму и рассылавших письма облакам и птицам… Я засыпаю, думая об этом, и с этими мыслями просыпаюсь следующим утром… Наверное, прозрения всегда случаются во сне, потому что с утра у меня уже есть план, простой и прекрасный, без единого изъяна, и ни Кингсли, никто на свете не может мне помешать. Я на полчаса раньше уезжаю на работу, потому что у меня нет сил ждать. С самой быстрой совой я отправляю в Хогвартс профессору Макгонагалл запрос собрать мне списки всех, кто учился у Снейпа или вместе с ним. Даже ковры не могут испортить мне настроение – к вечеру я получаю несколько увесистых свитков пергамента. К ним приложена записка от Макгонагалл – мой бывший декан относится ко мне почти по-матерински нежно и частенько приглашает заглянуть к ней в Школу поболтать о том, о сем. К стыду, с тех пор, как я оставил Хогвартс, мы виделись с Макгонагалл всего дважды, на министерских балах, и ни разу толком не поговорили. В записке - очередное приглашение в Школу, приветы Джинни и мальчикам, я просматриваю ее второпях, а потом запечатываю дверь кабинета заклинанием и раскладываю на столе списки. Однокурсники Снейпа (большинство из них мертвы), те, кто учились на год или несколько лет старше, те, кто учились младше, все его ученики – множество знакомых и незнакомых фамилий, адреса проживания – известны далеко не все, но не беда, разыщем… Я торопливо достаю пергамент и впервые за много лет пишу письмо. «Уважаемый мистер Джейсон. У меня к вам необычная просьба - не могли бы вы немного рассказать мне о профессоре Снейпе? я тоже учился у него, но недостаточно долго, о чем жалею сейчас. Я знаю, что все 7 хогвартских лет он преподавал у вас зелья. Расскажите о нем то, что помните. Любые факты, даже если они вам кажутся незначительными. Это важно для меня. Гарри Поттер P.s. Возможно, вы что-то знаете о судьбе своего бывшего одноклассника Стивена Уайта? Могли бы вы сообщить мне его адрес?». За вечер я успеваю написать порядка двадцати подобных писем и отправить их по нужным адресам. Я чертовски устал и чертовски доволен собой. Завтра я продолжу работу, не отвлекаясь на ковры и прочую ерунду. Списки уменьшены заклинанием и спрятаны в ящик стола. Наверное, я ухожу с работы последним – в коридорах уже полумрак и тишина. Лавка, возле которой я оставляю машину, разумеется, закрыта, но я непременно заеду по дороге в маггловский супермаркет и куплю сыну самых лучших сладостей – Альбус заслужил награду за вовремя рассказанную сказку. Мой автомобиль движется по улице плавно, как лодка, выплывшая из трясины на вольный морской простор.