Гримпенская трясина

Я так ничего и не рассказал Джинни о Деле Снейпа. Когда она спросила про сов, я соврал, что это рабочая корреспонденция. - В таком случае, не мог бы ты заниматься этим на работе? – говорит она раздраженно. – Они то и дело скребутся в стекло, хлопают крыльями, мешают детям спать. И все подоконники в помёте. Я не против птиц, но не в таком же количестве? Еще чего не хватало. Если направлять сов в Аврорат, Кингсли быстро заметит неладное. А уж когда он соотнесет это с тем, что мой отчет по торговцу коврами не продвинулся ни на шаг, он найдет, как покарать меня и мой уже и без того безработный отдел. Меж тем, в столе у меня хранятся две толстые тетради, куда я аккуратно переписываю присланные мне сведения, с датой получения и именем отправителя. Никогда я не вел так тщательно ни одни конспект в школе Авроров, и уж тем более, в Хогвартсе. Иногда, запираясь в кабинете, я достаю свою добычу и бережно перелистываю странички. Наверное, я болен, и имя моему недугу – Снейп. В конце февраля я начинаю третью тетрадь и заканчиваю ящик огневиски, который мистер Уизли презентовал мне на Рождество. Джинни, кажется, отчаялась добиться от меня хоть слова, и теперь по вечерам смирно сидит в своем углу с вышивками. Дети тоже чувствуют неладное: Джеймс совсем отбился от рук и шалит так, что даже бабушка перестала с ним справляться; Альбус-Северус не бежит встречать меня, заслышав стук входной двери, и не требует орехов и сладостей. Когда они успели так измениться? Скоро от знакомых мне мальчишек останутся только имена, которые я им дал, да внешнее сходство со мной. - Послушай, хочешь сказку? – спрашиваю я. Альбус смотрит на меня недоверчиво, исподлобья, но оставляет паровоз и подходит ближе. - Жил один мальчик, он никому не нравился, потому что был бледным, худым и некрасивым, – я словно вновь с головой окунаюсь в память Снейпа и вижу его заплаканным ребенком, сжавшимся в углу комнаты. За тонкой стеной орут друг на друга мать и отец, и кажется, что воздух наполнен ненавистью, она проникает в уши и некуда сбежать от нее. – Мальчик вырос, но рядом по-прежнему не было никого, кто хотел бы дружить с ним. От этого он стал вредным и злым дядькой, все боялись его... И никто не понимал, что ему просто нужен друг. Кто-то, кто хлопнет по плечу, когда трудно, и скажет: брось, старина, нечего печалиться, идем-ка лучше, выпьем сливочного пива… Я думаю, что мог бы, – не тогда, сейчас – стать для него этим другом. Как если бы кто-то провалился в трясину, второй протянул бы ему руку и вытащил… Я мог бы, будь у меня хоть капля мозгов… а у него – хоть немного времени. Я молчу, и Альбус-Северус, о котором я уже совершенно забыл, спрашивает: - А дальше? Что было дальше с тем мальчиком? Я пожимаю плечами и говорю: - Давай придумаем вместе? Просияв, Альбус бежит к комоду и достает из ящика карандаши и бумагу. Истории он любит рисовать, чтобы зрительно закрепить сюжеты и не дать им потеряться в пестроте окружающего мира. Рон прочит его в секретари министра Магии, на что я возражаю, что лучше уж сразу в министры. Так вот, будущий министр приносит бумагу и начинает рисовать свои обычные каракули – палочки, кружочки, кривые жерди и все это старательно штрихует. Из гостевой комнаты доносится шум – Джеймс наказан и должен прочитать три страницы из Энциклопедии магических животных и растений, вместо этого он включил телевизор. Джинни просит не беспокоить ее, поскольку к следующему заседанию кружка домохозяек ей нужно закончить большую вышивку. Возможно, дело и не в вышивке, просто ей хочется показать мне, что у нее тоже есть дела и увлечения. Она ведь считает, что я по уши влюблен в свою работу и готов дневать и ночевать там… Что ж, отчасти так и есть, – по крайней мере, сейчас, когда речь идет о Снейпе. Альбус демонстрирует мне рисунок – кружок на палочке, заштрихованной черным, а рядом – цветные овалы – белые, желтые, оранжевые. - Он пасет овечек, – объясняет сын. – Овечки теплые, мягкие, и ему не грустно, видишь? Он становится добрым. Я улыбаюсь и думаю, что сам от души желал бы Снейпу такой судьбы. *** В промерзшем воздухе неуловимо разливается предчувствие весны. Мой кабинет впервые после долгого перерыва посетила уборщица. Посетовав, отчистила, как могла, поверхности столов и полки в шкафу. Я дополнил отчет еще восемнадцатью коврами. Пара дней такой плодотворной работы – и я потребую у Кингсли аудиенции. Еще раз окинув взором изрядно поредевшие мохнатые рулоны, выхожу и запираю за собой дверь кабинета. В Аврорате по-прежнему шум и беготня – завтра открывается конференция, посвященная вопросам применения магии в сельскохозяйственной отрасли – съедутся важные шишки, и мы должны предоставить охрану. На улице почти стемнело – я люблю эту пору между зимой и весной, когда воздух еще холодный и не слышно птиц, но город как будто замер в ожидании... и вечером в боковых улочках на несколько мгновений устанавливается такая мертвая тишина... И пока я иду к машине, слышу только свои шаги и свое дыхание... и мне так хорошо – я, оказывается, смертельно устал от болтовни, хлопанья крыльев сов, от скрипа отворяющейся двери... от людей... Мой автомобиль снова один-одинешенек в переулке. Бакалейная лавка закрыта – может быть, мне только приснилось, что однажды я был внутри и слышал голоса? Я зажигаю волшебную палочку и приближаюсь к окнам – знаю, что подсматривать некрасиво, но любопытство сильнее меня. Внутри ничего не разглядеть, витрина заставлена коробками и какой-то ерундой, окна пыльные и между рамами – тенета. - Сиреневый тупик! – говорю я, прежде чем спрятать палочку. Покрутившись на ладони, палочка замирает в исходном положении. Наверное, эта улица слишком далеко отсюда, и определитель не действует. Мне не хочется домой. Поэтому я доезжаю до набережной, и, оставив машину, долго стою у парапета, глядя на темную воду. Река – как огромный Омут Памяти, в котором все воспоминания перепутались, смешались и шепчутся, забыв, кому раньше принадлежали и куда плывут, увлекаемые течением. Повинуясь внезапному порыву, я наколдовываю букет роз – и бросаю его в воду. Мне чудится, будто там, где теряется в темноте излучина реки, нет никакого времени и пространства. Там, за гранью зримого мира, не существует никакого «я», никакого «ты», и там, куда не может проникнуть человеческая мысль, Снейп подходит к берегу, чтобы выловить из воды мои волшебные розы. Налетает ветер – и я отшатываюсь от перил, стряхивая с себя оцепенение. Какой же я дурак. Безнадежно влюбился в выдуманный образ, в человека, которого уже давно не существует, от которого осталась только папка, пылящаяся где-то в подвалах Министерства магии... героя войны... моего учителя... в призрак моих нерастраченных эмоций... в того, кого я так за всю жизнь и не успел узнать. Нет никакого безвременья, есть только этот миг, эта черная вода, холодный ветер, пустая набережная и бледный свет фонарей вдалеке. Я ухожу, борясь с желанием оглянуться – мне кажется, что позади меня хлюпает болото. *** Аврорат с самого утра на ушах – в Министерстве не хватает каминов для пребывающих гостей, поэтому часть делегаций принимаем мы. Пока я пробираюсь к своему кабинету, дважды еле успеваю увернуться – сначала от огромного снопа пшеницы, который левитирует перед собой пухлый коротышка-фермер, а потом от тыквы, размерами чуть меньше, чем те, что росли у Хагрида. Жаль, Хагрид не приедет на конференцию… с каким удовольствием я повидался бы с ним сейчас… Непременно нужно съездить в Хогвартс… До полудня я разбираюсь с коврами, а потом выхожу на обед, намереваясь перехватить что-нибудь в министерском буфете. Холл полон народу – наверное, заседающие как раз вышли на перерыв. Первое, что выхватывает из толпы мой взгляд – знакомая белобрысая макушка. Драко Малфой! Ему-то что здесь надо?! Я ничего не слышал о нем последние несколько лет… Язык так и чешется наговорить Хорьку гадостей, но мы ведь уже не мальчишки. - Выступаю на конференции, – сообщает Малфой чопорно, обменявшись со мной рукопожатием. – У отца новый бизнес: разводит овечек. Очень прибыльное дело! – добавляет он, заметив мою ухмылку. - Постой-ка, разве вы не потеряли все свое имущество? - Ты как всегда тактичен, Поттер. Наше родовое поместье в Англии было конфисковано, но у отца есть клочок земли в Австралии… Разумеется, откуда тебе знать? Там он и организовал ферму. Мы с Тори купили дом здесь, но иногда бываем и у него – сыну там нравится. А я не привык к их климату, чересчур жарко, – заканчивает хорек с тягуче-капризной интонацией. После чего без перехода интересуется: – Слышал, ты собираешь информацию о Снейпе? - Откуда ты знаешь? – вскидываюсь я. - Свои люди в Архивах, – небрежно бросает он. Мы стоим друг против друга, как когда-то в квиддичных матчах над сундуком, из которого сейчас вылетит снитч. Кругом полно народу, но мы никого не замечаем – мы в игре. - Ты читал его Дело? – мне показалось, или внизу, у трибун, мелькнул золотистый свет? - Дело? Какое еще дело? – летя наперерез, Малфой едва не сбивает меня, так что я вынужден притормозить. - Понятия не имею, какое. Его закрыли год назад, – я поднимаюсь выше, чтобы видеть весь стадион. – У тебя же люди в Архивах. Вот и выясни. - Мне-то что? – Малфой поднимается следом – он взялся копировать мою тактику. Так не пойдет. - Я пытаюсь получить к нему доступ с осени… И мне, как нарочно, чинят препятствия… - Я сейчас заплáчу! – комично корчится Малфой. Мы кружим на месте, и мне нужно заманить его поближе к слизеринской трибуне, где он расслабится и потеряет бдительность. - Я предлагаю тебе сделку! – говорю я, понизив голос. – Помогаю тебе вернуть родовое имение отца, а ты достаешь мне дело Снейпа. С минуту он пристально смотрит на меня, потом качает головой. - Снейп так много значит для тебя? - А для тебя? – парирую я. - Это тебя не касается, – Малфой дергает плечом и выходит из игры. – Спасибо за предложение, но Министерство костьми ляжет, чтобы отец никогда больше не получил обратно свой замок. - Ты не хочешь даже попытаться? – почти отчаянно говорю я. Малфой на секунду замирает, словно решаясь на что-то, и быстро произносит: - Я читал его Дело. Там нет ничего интересного. Работа на Темного Лорда и на Дамблдора, какие-то труды по зельеварению… Вот и всё. Он хочет уйти, и я крепко сжимаю его руку чуть выше локтя. - Как он умер? – спрашиваю я одними губами. - Они не знают. Ни как, ни когда… ни где похоронен… Что толку ворошить прошлое? Победителей не судят. Его признали героем – ты хочешь опровергнуть это? - Нет, разумеется! – вспыхиваю я. - Ну, вот и успокойся, – советует Малфой. – Не усложняй себе жизнь. Я должен идти, мой доклад – первый после перерыва. Всего хорошего. Кивнув, он быстро скрывается в дверях конференц-зала, а я бреду к себе. Уже в кабинете вспоминаю, что собирался обедать, и, чертыхаясь, иду к кофейному автомату. До конца дня я чувствую себя подавленным. Всё встало с ног на голову: я, сотрудник лондонского Аврората, едва не ввязался в махинации с недвижимостью, Драко Малфой отказывается от родительского поместья и читает доклады по практическому овцеводству… И всему миру, похоже, нет никакого дела до жизни и смерти Северуса Снейпа. На углу, где я оставляю автомобиль, горит фонарь – впервые за все то время, что я здесь паркуюсь. Небольшой плафон в чугунном каркасе розовато-оранжевым светом освещает табличку. Никогда не знал, как называется эта улица. Уступая мимолетному порыву, подхожу ближе – и длинное витиеватое ругательство срывается с моего языка. На потемневшем от времени дереве вырезаны буквы – Сиреневый тупик. Рука молниеносно ныряет в карман мантии – я извлекаю визитку и в неярком свете фонаря снова перечитываю «Бакалейная лавка Уилсона Смита, Лондон, Сиреневый тупик, д.2». Мне не нужно времени на раздумья. Палочка сама прыгает в ладонь, и я, наплевав на осторожность, распахиваю дверь. В лавке тихо и пусто. Возле окна навалены грудой пустые коробки. В воздухе витает еле ощутимый пряный запах. На прилавке – слой пыли, похоже, помещение давно пустует. Я прохожу в заднюю комнату – она совсем крошечная. Под ногами шуршит сор, и я усиливаю Люмос. Обрывки бумаги, куски шпагата… несколько визитных карточек, идентичных той, что с осени провалялась у меня в кармане… Как много мусора!.. «Почти как у меня в кабинете!», – говорю я вслух, и вдруг, словно взмыв на метле над стадионом, вижу всю картину целиком, с высоты птичьего полета. Визитка с указанием Сиреневого тупика попалась мне в партии ковров, конфискованных у торговца в Гримпене. Лавка в Сиреневом тупике всегда закрыта. Для виду в ней держат небольшое количество бакалейной продукции, но это – только для отвода глаз. Однажды вечером я застал здесь двоих, и голос одного показался мне знакомым. У него была трость с набалдашником в форме змеиной головы. Эту трость я уже видел раньше, много раз. И как я мог забыть?! А эти интонации?! Раньше я мог узнать этот голос, даже когда лицо говорившего было надежно скрыто под уродливой маской Упивающегося Смертью, и сам я находился в каком-то шаге от гибели… Люциус Малфой! Овцеводство? Ну-ну. Он разводит овечек, потому что… ему нужна шерсть! Из шерсти он изготавливает ковры! Зачаровывает их и продает в Англии через своего посредника-бакалейщика! Именно поэтому он не хочет возвращаться! Именно поэтому Драко Малфой отказался от возможности вернуть себе особняк, издревле принадлежавший роду Малфоев! О, чёрт! Год назад был создан отдел по поимке торговца коврами, год назад его возглавил Гарри Поттер, и вот, внезапно, кто-то закрывает дело Снейпа и подкидывает Гарри письмо… Совершенно точно зная, что Гарри клюнет на это… Проклятье! Он ведь почти поймал их… Он каждое утро парковал машину возле их основной резиденции! Он чувствовал на себе взгляд – и это был взгляд Жреца Его Ворсейшества, который следил за ним, Гарри, из окна вот этой самой бакалейной лавки!.. - Ты идиот! – сообщаю я сам себе. С этой мыслью я покидаю лавку и еду домой. Отследить контакты с Австралией и поставки больших партий ковров не представляется сложной задачей. Люциус вообразил, что Аврорат не достанет его в Австралии? Ошибается! Никому не позволено безнаказанно водить нас за нос, мы не стадо овец! Я решил это дело. Завтра я напишу отчет Кингсли. Завтра он восстановит моих ребят и даст нам, наконец, серьезную работу. Газеты будут восхвалять нас с тем же энтузиазмом, с каким до этого поливали грязью… Но всё кажется неважным. Мой долг выполнен, пусть Рон и остальные доводят дело до конца. А я займусь Снейпом. Я пойду по его дороге, и буду идти, покуда не оборвется цепочка следов на ней.