Гримпенская трясина

Лавка опечатана десятком заклинаний – следящие и поисковые чары, чары помех, - а на двери ярко-желтая лента. Периодически, ныряя под нее, внутрь входят все новые и новые работники Аврората. Взволнованный голос Рона перемежается баском Брауна, этого типа из Отдела быстрого реагирования, и баритоном пресс-секретаря Кингсли. Я сижу на водительском месте своего автомобиля и курю. Дым табака и полубессонная ночь делают мою голову пустой и легкой, и я дремлю с открытыми глазами, даже не пытаясь сосредоточиться на суете, которую мои коллеги устроили тут силами двух отделов. На краю сознания шевелится мысль, что для рядового мошенничества в это дело лезет слишком уж много людей, которых оно совершенно не касается. Брауну и его ребятам находиться здесь, определенно, незачем, - однако они набились в лавчонку полным составом и гудят там, словно пойманные в банку пикси. Не знаю, что они обсуждают, больше не хочу иметь никакого отношения к коврам и всей этой чуши, отнявшей у меня больше года. Я зеваю и потягиваюсь, спина ноет, и даже шрам как будто начинает слегка покалывать. Наверное, стоило бы встревожиться, но я слишком устал. Выходит Рон, щеки его горят, словно натертые свекольным соком – давно не видел его таким злым. Молча протягиваю пачку, он выхватывает сигарету, поджигает палочкой, искры летят во все стороны, но Рон не обращает на это внимания. Глубоко затягивается пару раз, потом, успокоившись, бросает: - Пошли. Нам тут больше делать нечего. С этим утверждением нельзя не согласиться – за мной прислали в четыре, с начала пятого я здесь, и до сих пор не могу понять, чего ради меня вызвали. Рон прибыл почти вслед за мной, потом явился Браун со своими молодчиками… С какой стати его подключили к этому делу? Почему я опять не поставлен в известность? Я чувствую себя обманутым школьником, и мне хочется прекратить эти игры немедленно… но как? Уволиться? Просто послать свое начальство к черту? Теперь уже я постепенно закипаю, и Рон, понимающий меня без слов, приносит кофе. Некоторое время мы сидим рядом на продавленном диване в кабинете и прихлебываем из стаканчиков, а потом я принимаюсь за отчет. *** Два часа спустя мой отчет лежит на столе перед Кингсли, и тот постукивает по нему подушечками пальцев. Рон устроился на стуле, а я стою, как провинившийся школьник. Затянувшаяся тишина злит меня все больше, но Кингсли, наконец, шумно откашливается и произносит: - Ну, что ж, Гарри. Я отмечаю про себя это «Гарри» - он меня по имени не называл уже год, а то и больше. - Ты… вы все… неплохо поработали, - продолжает он. – Дело раскрыто, канал, по которому в Англию поступал товар, блокирован… Вы, наверное, засиделись и хотите какое-нибудь занятие поинтересней? Рон одобрительного гукает. Я жду, не издавая ни звука. Кингсли – сама любезность. Будто не он целый год устраивал нам разносы, заверяя, что к аврорской службе мы не годны. Будто не по его прихоти мы год гонялись за австралийскими овцами Люциуса Малфоя. - Я перевожу ваш отдел в подразделение быстрого реагирования, - рассказывает Кингсли. – Это настоящая мужская работа. Ты, Гарри, можешь возглавить подразделение. Прямо сейчас. Вот так дела. Теперь понятно, почему Браун переполошился. Наверняка давно знал, что Кингсли прочит меня на его место. Я должен что-то ответить, но думаю о совершенно посторонних вещах: мне вдруг вспоминается мешочек с розовыми лепестками, память навязчиво подкидывает мне этот образ, и я не могу от него отделаться – лепестки, которыми нас обсыпали на выходе из церкви, Джинни собрала их все до единого и хранит в мешочке. Я нашел их в бельевом шкафу недавно. Не думал, что для нее это может что-то значить, но она до сих пор их не выбросила. Может быть, я действительно слишком много значения придаю работе, и слишком мало –тому, что у меня есть семья? Мне надо принять решение. Сейчас, в эту секунду. Решение, которое определит мою дальнейшую жизнь. Согласиться вновь подвергать себя опасности, совершая вылазки по заданиям Аврората и Министерства – или бросить все это к чертям и начать уделять время Джинни и мальчикам? Карьера аврора? Или тихие вечера у камина: я в кресле, с книжкой на коленях, Джинни рядом расшивает шляпку цветными лентами, мальчишки играют на ковре, и так изо дня в день, мы все вместе, рядом… не к этому ли я так стремился, не этому ли собирался посвятить свою жизнь?.. - Я согласен возглавить подразделение, - слышу я словно со стороны свой голос, спокойный и уверенный. Кингсли довольно улыбается. - Не сомневался в тебе, - говорит он и, поставив размашистую подпись, протягивает мне приказ о моем назначении. *** Всю следующую неделю я принимаю дела у кипящего от злости Брауна: еще недавно он называл меня Жрецом Его Ворсейшества, а теперь я – его начальник. Но я не злопамятен. За последние дни было несколько вызовов – все пустяковые, но я вспомнил, какая у меня горячая кровь и как стучит сердце, и как ветер свистит в ушах, когда несешься на метле к границе защитного барьера, и аппарируешь прямо с лёту, в воздухе… По Рону и остальным тоже видно, что такая работа им по душе куда более, чем коллекционирование газетных вырезок и перепись ковров. Как начальник подразделения, я теперь имею доступ ко всем архивам, но почему-то не спешу теперь, как прежде, закрыть и еще одно дело. Наверное, я дурак, но пока я не увидел эту папку, у меня сохраняется слабая, безумная иллюзия, будто Снейп еще жив. Нужно выбросить глупости из головы, мне теперь не до лирики, и я сердит на себя за этот иррациональный страх принять гибель Снейпа как окончательную и бесповоротную. *** В пятницу вечером, оставив Боба и Теодора на дежурстве, я иду в Архив. Впервые я понимаю, что напоминают мне эти гладкие каменные стены, эти потолки с тяжелыми балками – склеп. Склеп с тысячами закрытых – мертвых – дел. Забытые имена, никому не интересные люди. Служитель – короткий ежик волос, сонное выражение лица – они тут все такие одинаковые! – указывает мне нужный коридор, и я, засветив Lumos, иду между бесконечных полок вглубь хранилища. 17-01, 18-01 – уже совсем рядом - 19-01, вот оно – 20-01! Со смесью нетерпения и страха я хватаю папку – желтый картон, потемневшие от частого завязывания и развязывания ленты… Пристроив папку на полке, так, чтобы свет моей палочки хорошо освещал страницы, я прямо здесь жадно начинаю читать. Но с каждой страницей меня охватывает всё большее разочарование. Здесь нет ничего, о чем бы я не знал. Здесь нет и половины того, что я знаю благодаря моей переписке с волшебниками Магической Британии. Годы работы на Орден Феникса – это лишь малая часть личности Снейпа, а я собрал для себя почти полную картину. Сейчас никто не знает его лучше, чем я, - настолько, насколько вообще можно знать этого скрытного и нелюдимого человека. Я знаю, как он жил, чем он жил, и мне не хватает в этой картине лишь последнего кусочка – знания о том, как он умер. Прикусив губу, я сосредоточенно вчитываюсь в строки – остался всего один лист. Битва за Хогвартс. Я не хочу это вспоминать. Я должен это вспомнить. Я умер и заново родился тогда. Меня до сих пор трясет, когда я вспоминаю ледяное оцепенение, которое сжимало мое сердце. Мне снится это, и я просыпаюсь в холодном поту по ночам. Это та битва, в которой гибли мои друзья и рушился мой мир. Это та битва, во время которой пропал Снейп. Вот, в его Деле об этом так и сказано: «Пропал без вести примерно в ночь с 1 на 2 мая 1997 года». Здесь же упоминается, что последним, кто его видел на территории Хогвартса незадолго до нападения на Школу, был Люциус Малфой. Снова он… Мне не составит никакого труда прямо сейчас получить все протоколы допросов Малфоя, но есть идея получше. Он должен мне за эту историю с коврами, и размер долга так велик, что вряд ли бывший лорд Люциус, а теперь простой австралийский фермер, сможет когда-нибудь расплатиться. Разве что расскажет мне во всех подробностях все, что знает о жизни и возможных причинах гибели Снейпа – а я не сомневался, что Снейп был убит кем-то из Упивающихся и что сведения эти у Люциуса есть. И я-то еще предлагал Хорьку помощь в обмен на информацию… Всё, больше никаких сделок! Теперь они сами будут бегать за мной, умоляя выслушать. Надо только донести до Драко мысль, что его папочка раскрыт. Как бы мне связаться с ним? Возвращая ничего мне не давшее Дело на полку, я сосредоточенно размышляю, как увязать концы с концами, и наконец решаю поговорить с профессором Макгонагалл. Она как директор Хогвартса и один из лидеров Уизенгамонта общается с широчайшим кругом волшебников и непременно выведет меня на Малфоя. С этими мыслями я подъезжаю к своему дому – и прямо в прихожей едва не падаю через поставленный на пороге большой чемодан. *** В доме тут и там – следы разрухи. Джинни вытащила из чулана под лестницей все коробки, и теперь он, пустой, зияет черным провалом. - Гарри, я думаю, нам нужно разъехаться на некоторое время, - говорит Джинни, избегая моего взгляда. – У тебя много работы… Эти совы, и теперь вызовы среди ночи… Мы поживем летом в Норе, а там посмотрим. Я догадываюсь, что это означает. Она сюда больше не вернется. Сколько я ждал этого, но никогда всерьез не думал, что это все-таки случится с нами. Видя, как вытянулось мое лицо, Джинни уже мягче, почти виновато, произносит: - Мы хотели уехать завтра утром… Отвезешь нас? Наверное, так и правда будет лучше. Я мог выбирать, и выбрал не семью, - работу. Гермиона сшила Рону в честь повышения парадную мантию, она гордится тем, что ее муж теперь служит в Отделе быстрого реагирования. А Джинни уходит от меня. И, что самое паршивое, я огорчен не так сильно, как следовало бы. Выходит, я сделал правильный выбор? *** К ночи поднялся ветер. Бумажный ангел, подвешенный на форточку в кухне, раскачивается на своей нитке взад-вперед и бьется в стекло: бум-бум-бум. Мне становится жаль его, словно он может сломать свои бумажные крылья – я плотно прикрываю окно, и в доме воцаряется тишина. Только слышно, как в гостиной Джинни шуршит пакетами, упаковывая вещи к отъезду.