Гримпенская трясина

За окнами автомобиля тянутся зеленые поля, увенчанные по окоему голубыми верхушками холмов. Лето вступает в свои права – раньше в эту пору мы разъезжались из Хогвартса по домам, и у меня до сих пор внутри что-то неприятно сжимается при воспоминании о том, как я садился в поезд, чтобы на три долгих месяца расстаться с моим единственным настоящим домом. Окружающий мир как будто вымер: встречная полоса пуста до горизонта, и только изредка мимо с ревом проносятся огромные фуры. Мы выехали рано утром, чтобы успеть до жары. Джеймс упёрся – хотел ехать на переднем сидении, Джинни села с Альбусом сзади, я пытаюсь поймать ее взгляд в зеркале – но она не смотрит на меня. В придорожном кафе, где мы останавливаемся перекусить, – ни души, скучающий бармен замер, облокотившись на стойку и устремив взгляд в окно, словно ждет из степи какого-нибудь знамения. На прилавке – тарелка с нарезанным на кусочки яблоком, над которым роятся мухи. Джинни отводит ребят к столику почище. Я беру гамбургеры, воду, пирожные, фруктовый пудинг – как он жалок, этот наш прощальный пир в придорожном кафе. Дети сидят притихшие, мы тоже не говорим друг другу ни слова. Джеймс весь заляпался пудингом – это он нарочно, из озорства – и пока Джинни ведет его в туалет умываться, мы с Альбусом выходим наружу. Сын нехотя дожевывает свой гамбургер и внимательно оглядывается. Большая черная собака сидит на обочине и меланхолично чешется. Заметив нас, оставляет свое занятие и поднимает уши. - Сириус? – одними губами шепчу я. Какое безумие. Мне кажется, или пес подмигнул? - Альбус… Иди сюда, – зову я тихонько, чтобы не спугнуть пса. - Зови меня Альбус-Северус, так солиднее! – важно велит тот. В другое время я бы расхохотался, но сейчас мне не до смеха. - Взгляни на собаку. Как ты думаешь, что она делает тут? - Она ищет, – подумав, сообщает сын. – Сейчас отдохнет, и будет дальше искать. Она шла из дальних краёв и устала. Я ему верю. Он откуда-то знает всё на свете, хотя ему только четыре. Может быть, все дети таковы, но, по моим наблюдениям, Альбус-Северус – особенный. Он словно видит то, чего не видят остальные. Даже я. А мне сейчас кажется чертовски важным узнать историю черной собаки. Но возвращается Джинни и загоняет мальчишек в машину. Она уже устала от жары, духоты и однообразной дороги и раздражена больше обычного. - Джеймс, пристегнись, иначе сядешь назад, – командует она. – Альбус, выбрось гамбургер. Положи его тут, пусть собачка съест, она бездомная, ее никто не любит. Гарри, хватит зевать, поехали. Пёс у обочины потерял интерес к происходящему и даже не глядит в нашу сторону. Когда мы отъезжаем от кафе, он, развалившись в пыли, снова ожесточенно чешет за ухом. *** Нора встречает нас тишиной – этим летом мы первые привези Молли и Артуру внуков. Миссис Уизли заключает меня в объятия – Джинни еще ничего не сказала ей о нашей ссоре. Мне неловко, словно я ехал по делам, а попал на чужой праздник. Я отказываюсь от обеда и отдыха, и, ссылаясь на работу, собираюсь в обратный путь. Миссис Уизли начинает было причитать, но Джинни одергивает ее. Артура нет дома – его еще с утра вызвали в Министерство: он уже на пенсии, но, как лучший специалист департамента по связям с магглами, то и дело консультирует стажеров. - Дети, поцелуйте папу, он уезжает, – говорит Джинни. - Пока! – доносится голос Джеймса с яблони – он уже вскарабкался на самую макушку и добровольно слезать оттуда не собирается. - Пока… – вторит ему Альбус-Северус – он еще слишком мал, чтобы самому взобраться вслед за братом, поэтому прыгает вокруг дерева, задрав голову вверх. Я машу рукой и сажусь за руль. Обратный путь мне предстоит проделать в одиночестве, которое, очевидно, теперь надолго станет моим самым верным спутником. *** Не я ли сам выбрал это одиночество? Но, чем дальше я отъезжаю от Норы, тем тяжелее на душе. Может, развернуться, поговорить с Джинни, убедить ее в том, что у нас всё может наладиться, надо лишь дать друг другу второй шанс… надо ли?.. Справа появляется недавнее кафе – черного пса уже нет, он продолжил свой путь, и мне хочется думать, что он непременно найдет то, что ищет. Повинуясь импульсу, я сворачиваю с дороги в кювет, выхожу из машины и, укрыв ее простенькими чарами помех, аппарирую в Хогсмид. Может быть, я сошел с ума. Не знаю. Наверно, в жизни каждого человека бывает такой момент, когда все дороги сплетаются в клубок, в котором не сыщешь ни начал, ни концов. Некуда возвращаться, некуда двигаться, все так запуталось… и нет такого меча, которым можно было бы разрубить паутину, в которую я угодил. От Хогсмида я мучительно долго поднимаюсь вверх, дорога пылит – в этом году над Шотландией еще не выпало ни одного дождя, весна выдалась на удивление сухая и знойная. Я уже и забыл, как это долго – карабкаться среди валунов и кустарника, и главные ворота появляются так неожиданно, что я подозреваю какие-то новые защитные чары. Но, приложив руку к резным створкам, ощущаю, что никаких новых чар нет – набор заклинаний все тот же, стандартный. Их ставил Аврорат, и я сам принимал в этом участие. Замок узнает меня - ворота открываются. Пересекая школьный двор, я еще раздумываю, что скажу профессору Макгонагалл в ответ на вопрос о том, зачем я явился, но уже под сводами школы решение приходит само собой. Я спрошу ее о Снейпе. Она хорошо его знала. Она учила его, а потом много лет работала с ним бок о бок. Снейп – это единственное, что у меня осталось, единственный вопрос, на который она мне сможет ответить. Потому что ответов о том, что мне делать с Джинни, с собой и со своей жизнью вообще, – она не знает. *** В школе всё по-прежнему, я тут так давно не был, но ничего не изменилось – на этой каменной лестнице я знаю каждую щербинку, а мои пальцы до сих пор помнят прохладный камень перил... Я останавливаюсь у горгульи и несколько мгновений просто стою с учащенно бьющимся сердцем. Я не школьник и мне не нужен пароль, чтобы войти, но я не спешу. Ощущение, что сейчас что-то коренным образом переменится в моей жизни, что сейчас я прикоснусь к величайшей из тайн – нарастает по крещендо. В тишине – сейчас в школе так тихо – я слышу приближающиеся шаги. Не уверен, что хочу с кем-то встречаться здесь, в коридоре, но что-то останавливает меня от того, чтобы заставить горгулью впустить меня. Я стою, смотрю на тускло светящуюся в полумраке коридора ручку двери и жду. Шаги все слышнее, и я поворачиваю голову ровно в тот момент, когда из-за поворота появляется... ...человек в широкой черной мантии. Бледное узкое лицо обрамляют темные волосы, острый взгляд, нахмуренные брови... меня как будто откидывает на много лет в прошлое, когда я еще учился в школе и бегал в разноцветном галстуке, а он... он был еще жив и снимал с гриффиндорцев баллы. Снейп. Я смотрю на него, как он медленно и неотвратимо приближается ко мне, я слышу шорох его мантии, его дыхание, и понимаю, что он не призрак. Он ничего не говорит. А может и говорит что-то, не знаю. Только воздух у меня перед глазами начинает вдруг шевелиться миллионами цветных точек. Шум в ушах такой сильный, словно я еду в Хогвартс-Экспрессе и распахнул окно, мимо проносятся поля и горы, а колеса стучат громко-громко, и потом вдруг над головой смыкается мутная плотная завеса воды - я на миг теряю сознание. Очнувшись, я вижу высокий потолок школьного коридора. Каменная горгулья смотрит на меня как будто с ехидством. В груди неприятно покалывает – верный знак того, что меня приводили в чувства «Энервейтом», но поблизости никого нет. Мне муторно и тошно, реальность рассыпается на кусочки, которые я никак не могу собрать в своем сознании… школа, кабинет Макгонагалл, портреты… Снейп… да, Снейп! я вздрагиваю... и вспоминаю всё. Я только что видел его… живого и невредимого… Горгулья, не дожидаясь пароля, отъезжает в сторону, и я, пошатываясь, взбираюсь по лестнице. Макгонагалл уже получила сообщение о том, что я в школе, И, конечно, ждет меня, но открывшееся ей зрелище, вероятно, никак не совпадает с ее ожиданиями. Когда я переступаю порог ее кабинета, глаза ее расширяются, она подхватывает меня под локоть и ведет к дивану. Откуда-то берется стакан воды, она заставляет меня выпить, я проливаю половину на себя … .. - Снейп, – говорю я хрипло и пытаюсь оттолкнуть стакан. Смотрю на Макгонагалл во все глаза, но ее лицо остается непроницаемым. Я повторяю чуть громче: – Снейп. Я его видел. Где он? - Успокойтесь, мистер Поттер, – взгляд директрисы неуловимо смягчается. - Он жив, – говорю я. - Конечно, жив. - Вы не удивлены, – сообщаю я и откидываюсь на диванный валик. Перед глазами все плывет. – Он жив, а вы не удивлены. Вы знали. Давно вы знаете? - Все это время... мы состояли в переписке, – говорит Макгонагалл неохотно. – Это была его личная просьба – не афишировать, что ему удалось спастись. Я до сих пор не знаю, какой ценой, он никогда не отвечает на вопросы... Но он жив, и он вернулся. Некоторое время побудет в Англии – у него здесь какие-то дела... Он приехал ко мне за рекомендациями – собирается преподавать в Дурмстранге. Вам опять стало хуже, Поттер? Вы такой бледный! Пару мгновений я сижу молча. Снейп никуда не уедет. Он вернулся, поборов саму смерть, он здесь, он жив, и мы совершенно случайно встретились с ним – о, Мерлин, я не верю в случайности!.. Он жив, а я так долго ждал его, что дождался, черт побери! Это моя воля вытащила его с того света, моя потребность в нем... моя любовь. Он вернулся, и я больше не отпущу его. Он мой, я люблю его, я как будто впервые в жизни увидел настоящий свет, мир в красках, задышал полной грудью... он вернулся в Англию... он вернулся сюда ко мне, для меня. - Я должен пойти к нему, – сообщаю я, прокручивая все это у себя в голове. Макгонагалл внимательно смотрит на меня и говорит: - Он остановился в своих старых комнатах в Подземельях. Я киваю и выхожу из директорского кабинета, спиной ощущая ее пристальный взгляд.   *** Не помню, как спускаюсь туда, не помню, как стучусь в его двери. Когда он открывает, мне еще кажется, что это сон. Поэтому говорить я тоже начинаю словно во сне, сквозь шум в ушах, не узнавая своего голоса. - Не знал, что вы живы. Почему вы скрывались? Вы оправданы, и вы теперь герой. Зачем вы до сих пор прячетесь? – это звучит почти по-детски обиженно. Снейп, вероятно, тоже так считает, поскольку поднимает бровь и смотрит на меня как флоббер-червя, который вдруг заговорил. - С чего вы взяли, что я прячусь? – уточняет он, и меня бросает не то в жар, не то в холод от звуков его голоса. Я и забыл эти его интонации… - Весь магический мир считает, что вы мертвы! - Нет, Поттер. Люди, которые нужны мне, так не считают. Все остальные вольны думать как хотят. Он совершенно не изменился. Все такой же нахмуренный, недовольный и презрительный. - Ваше дело закрыли. Министерство поставило на вас точку, а вы живы и невредимы… Ведь вы могли жить нормально, теперь, когда Волдеморта больше нет. Он еле заметно морщится. - С чего вы взяли, что моя жизнь ненормальна? И вообще, вам какое дело? На второй год по зельям вас, помнится, не оставляли. - Мне есть дело до вас, – горячо возражаю я, – и я в числе тех людей, кто был бы счастлив все эти годы знать, что вы не погибли! - А мне до вас нет никакого дела. И до вашего счастья тоже. - Вы все еще сердитесь на меня? - Сержусь? На вас? - Я все эти годы мучился тем, что мы вас недооценивали, не знали, не понимали... Почему вы говорите, что вам все равно? Вы же отдали мне свои воспоминания… Господи, да вы же воскресли из мертвых!.. - Вы не правы. Из мертвых не воскресают. Следовательно, я не умирал. И я не инфери, – кстати, вы все-таки выучили, чем инфери отличаются от призраков?.. - Э-э… – я совершено теряюсь. Как быстро этот человек ухитряется вывести меня из равновесия! – Выучил, да… я работаю в Аврорате… - Что и следовало ожидать, – невозмутимо роняет он. – Дамблдор хорошо вас воспитал. Мало вам было одного убийства, ваша война теперь никогда не закончится. - Я никого не убиваю, – озадаченно возражаю я. – Мы теперь разрешаем все конфликты мирным путем. Дамблдор воспитал меня, да... и вы тоже воспитали. Я вам многим обязан. И не я один, вас помнят и ценят ваши ученики и коллеги, я говорил с ними. У меня есть письма, я… Подождите, я должен показать вам их… Постойте… Вы же не уедете прямо сейчас? Я искал вас… Я… хотел сказать вам... я рад, что вы живы. И с тех пор, как мы виделись в последний раз, я многое понял и переосмыслил. Я уже не тот, что раньше. - Поттер, – он прислоняется к стене с выражением крайней усталости. – Меня никогда не волновало, что вы обо мне думаете. Что, по-вашему, изменилось за это время? - Я изменился! И вы тоже. И жизнь изменилась. Мы жили под колпаком, у нас не было иного будущего, кроме бесконечной войны. А теперь мы начинаем жить... пытаемся... мы теперь все должны только себе. И отвечаем только за себя. Исчез страх. Вы боитесь прошлого – я предлагаю вам защиту. Я позабочусь о том, чтобы вам не пришлось прятаться. Теперь я уже могу это вам обещать. - Защиту? – с невеселым смехом перебивает Снейп. – Я не боюсь прошлого, Поттер. Я отдал все долги. Мне не нужно ни ваше, ни чье бы то ни было покровительство. - Я не предлагаю вам опеку, – я готов схватиться за голову, этот человек с ума меня сведет, он ведь вообще меня не слушает! – В моих силах разогнать газетчиков и уладить вопросы с Министерством. Я хотел бы, чтобы вы вернулись и могли жить нормальной жизнью. Делать то, что хочется, не ограничиваясь рамками секретности. Поверьте, сотни людей вам благодарны и признательны, они помнят вас и любят, вы нужны им и... вы нужны мне. Я задыхаюсь, понимая, что сказал слишком много, но на Снейпа моя речь, похоже, не производит особого впечатления.   - Откуда в вас столько пафоса? – с легким удивлением спрашивает он, и сам себе отвечает: – Ах, да, теперь вам это по должности положено. Но со мной можете не стараться. Мне не нужна слава. Вряд ли вы поймете, но мне нужно только одно - чтобы меня оставили в покое. Я не желаю быть символом победы, я не желаю представлять чьи-то интересы, кроме своих. Я сделал все, что было в моих силах. Что еще от меня нужно? Война списала все долги. Но, если вы считаете, что чем-то мне обязаны – поменьше говорите о том, что видели меня. И нет, я не скрываюсь. Просто для меня война закончилась. Чего и вам желаю. Он прикрывает глаза, давая понять, что разговор окончен, и я иду ва-банк. - В последнее время, – говорю я, быстро, чтобы он не перебил меня или не попытался вытолкнуть за дверь, – я жил вами, профессор. Вашей жизнью, вашей историей, но истории и бумаги мертвы, а мне нужны были вы, живым. Ваше незримое присутствие дало мне сил идти дальше, хотя все было довольно паршиво. Вы, сами того не зная, сделали для меня сейчас так много....разве это все – ерунда? Я хотел бы тоже делать что-то для вас, все, что могу, и я просто хочу быть с вами рядом. Я не могу вас потерять еще раз. Это новая дорога в будущее, и мы можем пойти по ней вместе. Вы были так нужны мне, что вернулись с того света... неужели это ничего не значит? Все, что было до вас, все пути – завели меня в тупик, всё, кроме вас, было неправильно, я не хочу и не могу идти без вас дальше. Я готов делать все что смогу и что вам было бы нужно... Я люблю вас. И я не придумал это. Сейчас, когда я говорю это, прошлое становится неважным. Потому что есть вы, и вы живы, и только в этом – смысл. - Поттер, – он поднимает ладонь, и я умолкаю. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что больше не смогу сейчас произнести ни звука. Поэтому он сам начинает говорить. – И этот путь – тоже неправильный, – произносит он. – Потому что правильного просто нет. Дамблдор, когда вас воспитывал, расписал вашу жизнь до мелочей… но только до битвы. Он не думал о том, что будет с мальчиком, если он выживет. Мне действительно очень жаль, что ваша жизнь сломана и что я косвенно, но участвовал в этом. Но я не готов отдать вам свою. Тем более, что однажды вы поймете, что и вам это было не нужно. Если бы вы любили меня – вы любили бы меня, когда общались со мной, а не после моей так называемой смерти. Но, поверьте, это ничего не меняет. Потому что я не люблю вас. Я пережил ненависть к вашему отцу, но от отсутствия ненависти любовь не появляется. - Но вы же меня совсем не знаете... – выдыхаю я. – Позвольте мне… просто позвольте быть рядом... возможно... со временем... что-то может измениться. - Зачем, Поттер? – он произносит это с таким искренним недоумением, что, если бы я не знал его, то усмотрел бы в этом вопросе возможность диалога. Но я знаю его, и знаю неплохо. Разговор давно окончен. И сейчас мы просто по инерции перебрасываемся словами, за которыми уже ничего нет. – Я завершаю свои дела в Британии, – говорит он. – И я повторяю, зачем это мне? Зачем это вам, меня мало волнует. Я не звал вас в свою жизнь. Мне кажется, комната начала раскачиваться, или это мое сердце так истрепалось, что уже не может гонять кровь, и оттого холодеют пальцы… Я делаю шаг назад – и оказываюсь за порогом. Бессмысленно что-то говорить, но я все же произношу, не узнавая собственного голоса: - Пожалуйста, профессор… Как бы там ни было, знайте, что в любое время дня и ночи… в любом месте, где бы вы ни были… Если я вам понадоблюсь – вы всегда можете рассчитывать на меня. Пусть вам это не нужно сейчас… Но я хочу, чтобы вы знали и помнили это. Холод добрался уже до грудной клетки, и мне нужно выйти наружу, на солнце, пока сердце не сжали ледяные клещи и оно не остановилось. Я медленно поворачиваюсь – у меня кружится голова, не хватало еще растянуться здесь, довольно с меня и недавнего позорного обморока, и он окликает меня. - Поттер. Я оборачиваюсь – он стоит, прислонившись щекой к двери, и на лице его какое-то новое выражение – понимания, что ли? Сочувствия? - Поттер, я был бы рад узнать, что у вас всё хорошо, – говорит он. – Что ваша жизнь сложилась удачно и вы нашли свое место в ней. Я ухожу раньше, чем он закроет дверь, чтобы не слышать, как лязгнет замок – мне кажется, этот звук разорвет мои барабанные перепонки.   *** На улице и правда солнце, оно с размаху бьет мне по глазам, и я какое-то время стою, зажмурившись и смаргивая выступившие слезы. Потом я немного привыкаю и могу осмотреться – школьный двор, и деревья за изгородью, и горы вдали – все это утопает в лучах света, живет, дышит, движется… Это так странно, так… Не знаю. А чего я ждал? Что разверзнутся хляби небесные? Что на стенах Хогвартса проступят огненные буквы «Мене, текел, фарес»? Что все звезды погаснут? Трясина уже, кажется, подобралась к крыльцу. Куда мне теперь? Назад, к Снейпу? Но он отказался от меня. Значит, вперед. И я спускаюсь, ступенька за ступенькой, вниз, на самое дно.