Амон Добрый

Раннее утро. Мужчина потянулся всем телом на мягком матрасе, вытянув ноги, раскинув руки в стороны. Спокойно, как же спокойно. Он разлепил глаза, оглядев помещение, в котором находится. Сначала его кольнул страх — он забыл, где он, но сразу же опомнился. В комнате было темно, должно быть, очень раннее утро. Его поднимали в четыре или пять часов утра каждый день, его организм отвык от комфортного и долгого сна. Ну, ничего страшного, можно ещё поспать. Однако, Гёт приподнялся на кровати, чтобы ещё раз осмотреться: маленькая комната, шкаф, окно напротив входа. Сбоку — кровать девчонки, к которой он так неожиданно попал. Она тихо спала, лёжа на боку. Рядом с ней он разглядел что-то ещё: похоже, мягкая игрушка. На прикроватной тумбочке тоже стояли такие. Его это позабавило. Что же, видимо, с каждым годом молодежь и впрямь становилась все инфантильнее и инфантильнее, а сейчас дошло до абсурда. О, сколько у него было вопросов… Начиная от весьма банальных: «где я нахожусь?», «почему?», заканчивая назойливыми мыслями не в тему: «почему она живёт одна, разве девушки из приличных семей с достатком живут одни?», «в каком я там году?». Так, незаметно он снова опустился на мягкую подушку, приятно пахнущую каким-то средством для стирки, а затем попросту уснул. Разбудил Амона шум и шевеление. — Что за чёрт? Уже утро? — спросил мужчина, не открывая глаз. Вероника, замерла в растерянности. — О, прости, я просто пошла воды попить. — и примирительно добавила: «Хочешь?» Офицер отрицательно мотнул головой и открыл глаза. — Проснулся же ты в такую рань… Сколько там времени? Семь утра? — Это ты разбудила меня. — буркнул он, поправляя одеяло (или это был плед?) — Я уже извинилась. Если хочешь спать — спи, если тебе что-то нужно — скажи мне прямо сейчас. — О, ты же знаешь, сколько у меня вопросов! — прорычал мужчина, садясь в постели. Уже разгоряченный, он начал загибать пальцы: — Где я? В какой стране? Как я попал сюда и почему? И как ты там говорила тебя зовут? — Вероника, а находишься ты в России. Могу сказать, где именно, но ты навряд ли поймёшь. — наглость гостя раздражала, начинала выводить ее из себя, а они и полных суток вместе не пробыли. Может все же вызвать полицию? Как-нибудь потихому… — Я не туп, как ты обо мне думаешь. Я — ариец! — А я — русская, поздравляю с открытием. — она не видела, как у Гёта задёргался глаз. — Я сразу понял, что ты унтерме… — эсэсовец осекся, — Славянка, получается… — девушка посмотрела на него весьма многозначительно, но говорить ничего обидного не стала, а ответила на предыдущий вопрос: — Ты сейчас в России, совсем рядом с Москвой. — «гость» кивнул. Амон не мог найти ни одного разумного объяснения! В магию он не верил (хотя почти убедил себя в том, что Хелен — колдунья), в бога - давным-давно, задолго до официального отказа от католической церкви в 1936 году. Правительство Польши явно было не причем, а хрупкая на вид девушка была не очень-то рада его визиту. Не могла же она притащить его сюда? Ни физически, да и вообще никак! — Я тоже хочу воды. — неожиданно сказал он, прервав затяжное молчание. Вероника устало вздохнула. Ну правда, как избалованный ребенок. Как же ей хотелось махнуть рукой и просто сказать: «вода на кухне, иди и налей», но надо было показать ему, где стоит чайник, найти кружку… — Пойдем, я попьешь воды, заодно чашку тебе дам. — послышался скрип кровати, значит, бывший офицер зашевелился и готовился встать. В темноте девушка видела ну очень плохо. Она щёлкнула выключателем и тут же зажмурилась от яркого света, Гёт, между прочим, тоже. Кое-как разлепив глаза, оба пошли на кухню. Девушка открыла шкаф, выбрала пару ненужных кружек и предложила их гаумптштурмфюреру на выбор. Амон выбрал простую большую кружку белого цвета. — Я выберу эту. Она без дурацких цветочков и картинок. — Вероника ничего не сказала и убрала кружки обратно на полку, закрыла дверцу. — Вот чёрт, и здесь эти рисуночки! — выругался фашист, рассматривая большое чёрное сердечко на другой стороне кружки. — И нет ничего смешного! — девушка звонко смеялась, прикрыв рот рукой, а затем плюнула на это и просто продолжила веселиться. Успокоившись, она коротко извинилась и указала на графин с водой — мол, наливай сколько влезет. — Не можешь даже налить гостю воды? Сначала будишь меня, потом это? Я не мальчик на побегушках. — Ты же сам попросил воды. Вот, наливай! Я не понимаю, почему ты вообще возмущаешься? Если уж мы завели об этом разговор, то я подумала и решила, что ты пока что побудешь здесь, а чтобы приносить пользу, будешь делать что-нибудь по дому. — мужчина встрепенулся. — В рамках разумного, разумеется. Ну, пол помыть, еду приготовить… — Я тебе не кухарка и не посудомойка! Ты смеёшься надо мной? Из нас двоих женщина — ты! — При чем тут то, что я женщина? Я буду кормить тебя, ты будешь жить за мой счёт! Почему я должна ещё и обслуживать тебя? — Ты никогда не выйдешь замуж с таким несносным характером. — буркнул Гёт, почти признавший поражение. — Я туда и не стремлюсь! — Все так говорят, а потом умоляют мужчин о снисхождении! — Амон всё не унимался. — Тоже мне, эксперт нашелся! — Да я блядь, в плане секса — олимпийский чемпион! — девушка густо покраснела, а потом подвинула мужчине кружку. — Так будь добр, налей себе воды сам. — Гёт нехотя встал и сделал то, что было нужно. Прохладная вода смочила уставшее горло, привела его в себя. — Хорошо, фройляйн. Я был бы рад помочь вам по хозяйству, если вы не справляетесь, но я почти ничего не помню. У меня обычно была горничная, а то и несколько. — Я научу тебя ставить чайник и пользоваться микроволновкой, ничего страшного. — Микро-чем? — Вон той штукой. Это как мини печка для подогрева еды. И духовку освоишь. Самые простые вещи я думаю ты умеешь готовить — каши, яичницу, салаты… — поняв, что от работы ему не отвертеться, мужчина тяжко выдохнул и показательно отвернулся от нее. Впрочем, уже через две минуты ему стало скучно и он развернулся обратно, заводя какой-то разговор на отвлеченную тему. … — И я ему сказал: «принеси воды хоть целое корыто». И что ты думаешь, он и впрямь принес корыто! Вот умора… — завершил свой рассказ мужчина, улыбаясь. Вероника хихикнула над шуткой, и Гёт, приосанившись, продолжил: — Это евреи, что с них возьмёшь? — Мне не нравится, когда ты говоришь так, Амон. Это просто отвратительно. Этот мужчина был напуган до смерти, а потому и выполнил твой приказ буквально! — Почему ты так беспокоишься о жидах? Это ты так думаешь, что от них тебе ни горячо, ни холодно. Но на самом деле все жиды — как крысы. Воруют со стола честно заработанный хлеб и несут болезни! — эсэсовец и вправду не понимал, в чем дело. — Ты же сама не еврейка, так? — девушка кивнула, — И родни еврейской нет? — Нет. — Тогда к чему такое беспокойство? Знаешь, не очень-то вежливо прерывать мой рассказ. — Не очень вежливо считать себя исключительным божеством, которое выше других людей! — Я не считаю себя богом, Вероника, я человек. — А они — нет? — Они другие… — мужчина чуть замялся… — Они как животные. — Я начинаю понимать, почему тебя повесили… — повисло неловкое молчание. — Тебе бы понравилось, если я сказала бы, что ты больше не человек в моем доме? Что ты должен подчиняться мне целиком и полностью и я буду решать, жить тебе или нет? Если ты не согласен в на условия — окажешься на улице без всего… А там холодно… А я, честно, не хочу, чтобы ты замёрз… — девушка коснулась его руки. — Нет, мне бы не понравилось. — выдохнул офицер. — Тогда сделай выводы на будущее, пожалуйста. — немец нехотя кивнул. День прошел удивительно спокойно. Амон научился пользоваться современной электрической плиткой, почти что освоил микроволновую печь. — Главное не клади туда металлическую посуду, хорошо? Никаких вилок и ложек, и тарелки с вот такой золотой штучкой не подходят. Запомнил? — Как такое забудешь… — съязвил он. — Ты сам сегодня помоешься или нужна моя помощь? Воду я тебе настрою. — Я сам. Только дайте мне полотенце, фройляйн. — Отлично. Тебе махровое или обычное? — Какая к черту разница? Давай, что есть. — отмахнулся Гёт. Вода успокаивала, расслабляла, но Амон мылся наспех, поскольку очень хотел спать. Ему начинала нравиться такая жизнь: мягкая постель, горячая ванна, вполне сносное питание. Где-то на подкорке промелькнула мысль, что можно и яичницу пару раз приготовить, оно того стоит. Он выключил воду, накинул на себя полотенце и направился к своей постели. Амон поправил подушку и плед, потом неспеша лег на койку. Вероника принимала душ уже после него, и у Гёта даже возникла шаловливая мысль подглядеть за ней, но он быстро остановился. Во-первых, это было неправильно, а во-вторых там была шторка, он ничего бы не увидел при всем желании. Услышав скрип двери, предвещающий о появлении хозяйки, он лениво потянулся и мирно помахал ей. - Ты всегда так долго моешься? - поинтересовался он, подперев голову рукой. - Не так уж и долго. - девушка пожала плечами. - Вчера ты плескался около часа. - Это совсем другое, потому что мне действительно требовалось тщательно помыться. А вы, фройляйн, должно быть в игрушечки там играете... - усмехнулся мужчина, недвусмысленно глядя на полку с мягкими игрушками. - О, ты просто невыносим! - она топнула ножкой по полу, что развеселило гаумштурмфюрера ещё больше. - Может ты просто мне завидуешь? - продолжила девушка уже спокойнее, - Я могу с тобой поделиться. - Чем, игрушками? - Да. Тебе медвежонка или курочку? - Ты издеваешься надо мной? - пришел черед Амона раздражаться. - Мне тридцать семь лет! - А мне восемнадцать, скоро девятнадцать. Ну ладно тебе, что-нибудь наверное тебе нравится? - Ты спишь с большой мягкой лягушкой, она красивее. - буркнул эсэсовец. - У меня есть лягушка поменьше, устроит? - Вероника полезла на полку за той самой игрушкой - вязаная жабка в комбинезончике. - Лови! - с реакцией у Гёта все было отлично, поэтому он поймал вещицу и осмотрел ее. Ничего особенного. - Глупость конечно, но спасибо. - честно сказал мужчина. - А знаете, фройляйн, вы довольно мило выглядите. - заговорщицки прошептал комендант концлагеря. Девушка мягко улыбнулась и сказала: "Спасибо". - Но характер у вас просто отвратительный! - выдал офицер, явно веселясь. - Спокойной ночи, фройляйн! - Спокойной ночи.