Амон Добрый

На сей раз Вероника проснулась раньше. Открыв глаза в темноте комнаты, девушка услышала храп Амона. "Как бульдозер, честное слово..." Затем старенькая раскладушка скрипнула, зашуршало одеяло, храп превратился в лёгкое сопение, а потом и вовсе прекратился. "Наверное, перевернулся на другой бок" - догадалась она. Вероника укуталась одеялом (что-то слишком холодной выдалась весна), поправила подушку, а нащупав в темноте лапку плюшевой лягушки и вовсе успокоилась. Она быстро уснула, внутренне подготовившись к наступившему дню. Герр комендант спал без задних ног, и кажется, не испытывал никаких проблем. В небольшой комнате снова наступила тишина. Проснулись они почти в одно время. Около восьми утра. Гёт осмотрелся вокруг, и увидев золотистый свет солнца из-за шторы, недовольно застонал и укутался в одеяло с головой. Он - комендант! Он - офицер! Он истинный ариец в конце концов! Если ему сейчас скажут вставать, то он ни за что не встанет, да и вообще ни слова не скажет. - Ты спишь? - Угу - недовольно заговорило одеяло. - О, понимаю тебя. Я тоже хочу полежать подольше. Завтра понедельник. А понедельник - день тяжёлый! - поделилась девушка, садясь в постели. - Когда я управлял лагерем, то вставал, когда хотел. - поделился мужчина, - Но когда приезжали проверяющие или нужно было давать новые особые указания, то приходилось вставать раньше. Знал бы я, что будет потом... - он выполз из под одеяла словно гусеница из кокона. - А что было потом? - искренне поинтересовалась Вероника. - А потом... Ну, в тюрьмах всегда поднимают рано, а уж если ты в одиночной камере... А тем более если допросы каждое утро... - Гёт мрачно усмехнулся. - Если бы у меня сейчас были фото, то я показал бы тебе! Меня фотографировала Рут, когда я был комендантом, а потом меня фотографировали на допросах и судебных заседаниях. - А кто такая Рут? - девушка глядела на Амона слегка настороженно, приподнявшись. - О, Рут... - он похабно улыбнулся, - Рут - очень близкая мне женщина. - Вы женаты? - Нет. - гаумпштурмфюрер почему-то выглядел даже гордым собой. Словно было что-то особенно уважительное в том, что у него была любовница (на самом деле далеко не одна). - Ты должно быть, скучаешь по ней... - Почти нет. Я был бы рад увидеть ее, но я не чувствую острой необходимости в этом. - уголки губ Амона поползли вверх. - Ты так потешно реагируешь на эту информацию. Такая забавная. Людям не обязательно иметь близкую душевную связь, укреплённую судьбой и кем-то свыше, чтобы быть друг с другом. Ты ведь именно так думаешь? - Нет, я понимаю о чем ты. Это был твой выбор и я не вижу в этом ничего особенного. - спокойно заключила Вероника. - Но если честно, я бы не хотела такой жизни. Я привыкла подходить к вещам основательно, тем более к отношениям. - Гёт напыщенно фыркнул и закатил глаза. - Я пойду попью воды. - произнес комендант и встал с кровати. Девушка тут же крепко зажмурилась: - Амон, ну прикрылся бы хоть! Я конечно ничего не увидела, но я попросила тебя спать в халате! Я даже не про наготу, холодно же! Я сама в теплой ночнушке сплю. - мужчина рассмеялся. - Напомни мне купить тебе домашние трусы завтра. Сегодня вечером сниму с тебя мерки. Завтрак прошел мирно. Герр комендант поглощал овсяную кашу (какое счастье, что их вкусы в еде не совпадали, тогда офицер мог есть "невкусные" продукты), потом Гёт с упоением ел тосты: с вареньем, с маслом, а теперь нашел небольшую баночку меда и употребил все это. Вероника не осуждала его. Он выглядел довольно худым, и должно быть похудение было резким. Пусть ест, если хочется. Амон наконец насытился и откинулся на спинку стула. - Помнится, у тебя тут совсем не водится спиртного? - Правильно помнится. Ты наверное год не пил алкоголь, зачем тебе начинать снова, когда ты почти поборол это? - Вот именно! Ни выпивки, ни сигарет! И ни единой женщины! Что это за жизнь? - Не драматизируй. Ты жив, здоров. Тебя теперь хорошо кормят, спишь сколько влезет... - Ладно, согласен с тобой. - вздохнул он. - Фройляйн, почему вы живёте тут одни? У вас хорошая квартира, значит родители ваши обеспечены. Почему они позволяют молодой фройляйн быть в одиночестве? - довольно добродушно спросил офицер. - Чтобы я училась самостоятельной жизни. Они часто навещают меня, передают много еды. Так что все не так страшно. - Гёт участливо кивнул. Она было хотела сказать ещё что-нибудь, объяснить, но мужчина больше не выглядел заинтересованным в разговоре. Он пил воду из своей новой кружки (ей все ещё хотелось рассмеяться, глядя на нее). - Завтра я пойду учиться. Ты останешься тут один. Итак, ты умеешь ставить себе чайник, регулировать холодную и горячую воду. Еду я тебе, так уж и быть, оставлю. Не натворишь делов? - А что за еда будет? - оживился Амон. - Разберёмся. - Ты не заставишь меня готовить, женщина, я рискую отравиться, готовя себе сам. - Хорошо. Ты хоть определились, что ты хочешь. Гёт оказался не самым плохим соседом, его оказалось легко занять - он, как заворожённый, не мог оторваться от телевизора. Она включила ему специально без звука, потому что офицера раздражала русская речь (особенно та, что шла не из уст Вероники), слыша спокойный голос русского диктора, эсэсовец начинал громко и заковыристо материться на немецком. Поэтому только передачи про природу и только без звука. Тихо - мирно, так сказать. Восхищение Амона было так велико, что девушка побоялась знакомить его с ноутбуком и интернетом. Ещё чего доброго, найдет себе единомышленников или секту организует. На самом деле, суровый герр комендант в оранжевом фланелевом халате, сидящий на диване и завороженно смотрящий передачу про коралловые рифы, выглядел чертовски мило. - Как люди придумали такое? Я как будто вижу настоящих рыб, ах, если бы здесь была немецкая озвучка... - Будешь хорошо себя вести, я тебе найду чего-нибудь на немецком. - Было бы замечательно! - фашист искренне улыбнулся. - Но я хотел бы кое-что уточнить... Вернее, узнать. - девушка кивнула. - Я хочу знать, что стало с Германией. Что произошло там после сорок шестого года? - Ну, если вкратце, то Германию разделили как бы на два государства... Потом она объединилась... Сейчас это суверенное государство с хорошей промышленностью. Наподобие Франции или Англии. - комендант опустил взгляд. - Это звучит не так плохо, на самом деле. - Да, но ты должен понимать, что Германия больше не приемлет фашизм ни в коей степени. Люди там презирают Гитлера и нацистов. На самом деле, тебя тоже. - она подсела к мужчине, кладя руку ему на плечо. - Я хочу знать, как я умер. Они ведь повесили меня? У них получилось? - Да, тебя повесили. Вроде бы только с третьего раза смогли, палач не рассчитал длину веревки. И перед смертью ты выкрикнул приветствие... - "Хайль Гитлер"? - Да. Гёт теперь выглядел гораздо менее подавленным, даже гордым собой. Веронике так хотелось сказать, что это неправильно, но наверное следовало промолчать. - Я могу показать тебе материалы, если хочешь. Я поищу... - она открыла Википедию на своем смартфоне. И затихла. Ее шокировали сразу две вещи: первое - реальные фото Гёта. Это был тот самый мужчина, сидящий рядом на диване. Она дрожащим пальцем промотала вниз и дернулась от шока. Там, где был написан год смерти (1946) и причина (казнь через повешение) теперь был прочерк и надпись "пропал без вести". Она показала это Амону, любопытно смотрящему на экран. - Тут было написано, что ты умер! Но теперь здесь написано, что ты бесследно исчез! - Амон моргнул, протер глаза и сосредоточенно уставился в экран (ничего на самом деле не понимая по-русски) - Ой, прости пожалуйста! Сейчас я переведу тебе на немецкий. - она отвела экран в сторону и тыкнула на онлайн переводчик. - Смотри! - и Гёт смотрел. Его глаза бегали по тексту снова и снова. - Это означает, что ты изменил время! Ты остался жив! - Вероника сама не поняла, чему она радовалась. Эсэсовец засмеялся. - Польские идиоты даже повесить меня не смогли нормально! - он искренне хохотал над ситуацией. - Ты неисправим... Шел дождь. Ветки деревьев хлестали по стеклам, Амон варил кофе в турке, Вероника спокойно ела мороженое. - Ты уверена, что не хочешь? - сказал комендант, не спуская глаз с плиты. - Уверена. Мои мама и папа очень любят кофе. А я люблю только его запах. Немец пожал плечами и продолжил свое дело. В такой обстановке он выглядел максимально безобидным и добродушным, разве этот человек убивал людей, стреляя в них с балкона? Вероника тяжело сглотнула. Что с ним делать потом? Она сможет прожить с ним неделю, месяц, два месяца... Да и то, что говорить родителям? Но что дальше? У него не было никаких документов. Его не существовало юридически. Что она должна была делать с ним? И к тому же, она никому не сказала. Почему-то она молчала, хотя каждый день звонили родители, у нее не было от них секретов. Но что-то внутри упрямо твердило ей: "этот мужчина - другое, не надо ничего говорить" - Ну, не хочешь кофе, значит сам все выпью. У тебя остались те вкусные штучки? - Ты про соломку с солью или про шоколадные трубочки? - Давай и то и то. Очень вкусно, правда! - девушка полезла в кухонный шкаф и немного порывшись, достала упаковку соломки. - Последняя трубочка в холодильнике. Где-то посередине. Открой, пожалуйста. - мужчина так и сделал. Он достал пирожное и поставил на стол. - Я могу поделиться с тобой, если хочешь. - Давай. Только немного, самый кончик. Я наелась супом. - Суп был неплох, согласен. Мяса бы ещё туда... Что за чушь, суп без мяса? - развел руками комендант. - Но вкусно. Я бы взял тебя на свою кухню в былые времена. - Спасибо конечно, но я бы не хотела быть твоей кухаркой во время войны. Да и вообще так себе перспектива. - мужчина усмехнулся: - Как знаешь. - Тебе предстоит развлекать себя самому завтра. И не только завтра, но и всю рабочую неделю. Никому дверь не открывай, ни с кем не разговаривай, делай вид что тебя тут нет. Если захочешь поплескаться в ванне, то не забудь выключить воду, чтобы не затопить соседей. Не шуми и ничего не порти. Я оставлю тебе несколько булочек с сыром, салат и суп. Хлеб и всякие вкусняшки, так уж и быть, в твоём полном распоряжении. - Это конечно хорошо, но почему я должен жрать траву? Ты думаешь я наемся листиками салата? - там есть оливки, сыр и помидоры. Считай что это импровизированный "Цезарь". - Я не сомневаюсь в том, что это съедобно, возможно, даже вкусно, но черт возьми, я не наемся этим! - Хорошо, чего ты хочешь..? - вымученно спросила девушка, вновь садясь на стул. - Мяса... Чего-нибудь мясного... Я так давно его не ел. Ну, кроме той тушёнки, что ты дала мне позавчера. Она была неплоха. - Я не очень люблю мясо и если честно, абсолютно не умею его готовить. - она слегка опустила голову, стул скрипнул. - А как насчёт курицы? Ну, в панировке... Знаешь, в сухарях такая... - О... С корочкой? Да! Это конечно не говядина, но я согласен! - Отлично. Завтра схожу и куплю. А послезавтра приготовлю. Наггетсов тебе куплю ещё, куриных. И завтра сам себе пожаришь. О, не смотри так на меня! Жарка готовых наггетсов не преуменьшит твою мужественность, а даже наоборот! Ты же сам приготовил кофе, Амон? Значит, ты крут! - Гёт недоверчиво покосился на неё. - "Крут"? Ну что ж... Посмотрим. Буду благодарен, фройляйн, если ты купишь мне курицы. - эсэсовец зашуршал упаковкой от печенья. - Я и сама поем, что ж ты думаешь? - они продолжили болтать о всяких мелочах, до тех пор, пока в упаковке не осталось ни одной печенюшки и стрелка часов не показала на пол десятого вечера. За окном все так же лил дождь. Уже более спокойный, но все ещё сильный, с характерным звуком. Вероника мазала лицо кремом от прыщей после душа, закончив, завернулась в свой любимый халат. В ванной было уже очень тепло, она аккуратно повесила зелёное полотенце на сушилку и вышла в коридор. - Свободно. - громко сказала она. Комендант подошёл к ней, скрипнул ручкой и скрылся в ванной. Амон закрыл дверь изнутри и скинул с себя халат. Он осторожно повернул вентиль, сначала с горячей водой, затем сразу с холодной. Смешав в идеальной пропорции, Гёт включил душ и залез в ванну. Он намыливал подмышки, плечи, грудь, наслаждаясь приятным запахом геля для душа. Перебирая разноцветные баночки, офицер принюхивался к каждой из них, выбирая лучшее. Какие-то он открывал, интересуясь, что внутри, какие-то просто рассматривал, глядя на интересую форму или рисунок на упаковке. Все в этом новом мире было непривычным: даже мыло выглядело по-другому, что уж говорить о технологиях и качестве жизни в целом? Он был так сильно рад, что Германия все ещё существует, но прекрасно понимал, что это другая, чужая ему страна. Он лишился любых знакомых, близких людей и сейчас единственным человеком рядом с ним была хозяйка квартиры. Фройляйн Вероника. Амон смыл пену со спины и перешёл к животу. Такая забавная и непослушная. Рука прошла чуть ниже... Очень миловидная девчонка с пухлыми губками... Он погладил себя. И глаза большие, голубые. Славянка..."Разве это было правильно?" - он одернул себя. "Разве это было подобающе? Ему, арийцу... " За такое могли быть серьёзные санкции. Но прошло семьдесят восемь лет, все изменилось. Больше нет той Германии, что он помнит. А значит, нет этого дурацкого закона "о контактах с девушками унтерменшами". Его рука вернулась на то самое место, лаская. Гёт опёрся на стену и тяжело дышал. Он мог бы, мог бы... Прямо здесь, или там, в комнате. Ничего страшного, успокаивал его внутренний голос: "Ты так давно не был с женщиной, а она так хороша и так доступна". Пожар все разгорался, все более и более похабные картинки возникали в его голове. Он не успел подавить громкий стон, когда все закончилось. Амон отдышался и поблагодарил судьбу за довольно толстые стены и шум воды. Мужчина наспех смыл с себя все свидетельства (и результаты) его стихийной страсти и спустя ещё пару минут выключил воду. Чувство стыда и даже вины обожгло его. Не сильно, но все равно ощутимо. И тем страннее было понимать, что стыдно ему вовсе не перед нацисткой партией, не перед убеждениями о чистоте крови, а перед девушкой, которая кормила его. На секунду в его душе вспыхнула ярость: кем она была для него чтобы отчитываться перед ней? Но потом всё само собой утихло. Он не мог противиться этому. И ничто более не мешало ему вступить в столь тесную связь с представительницей другой нации. В конце концов, ему уж точно никто бы не запретил уединяться в душе и думать о ней. О, у нее чудесные ножки... Бывший офицер вышел из ванной комнаты, невозмутимо кивнул хозяйке и лег в кровать. Девушка что-то беззаботно щебетала, увлечённо говорила о чем-то, часто коверкая его родной немецкий язык, но для него это не имело значения. Он смотрел, как заворожённый, на тонкие запястья, на кружево ночной рубашки и на лицо, намазанное чем-то белым. Возможно, когда он проснется, ее уже не будет рядом. - И не забудь, я буду ждать свою курочку!