Spinas et rosas

Через неделю, прошедшую для Фриды и Мадлен относительно спокойно, в день третьего – финального – испытания Турнира Трёх Волшебников напротив Хогвартса собралась огромная толпа. Всюду сновали, толкались, что-то искали француженки из Шармбатона в голубых шёлковых платьях, ученики Дурмстранга в высоких сапогах и полушубках, и, наконец, студенты английской школы магов в широких мантиях. Преподаватели пытались успокоить толпу учеников, однако, успехом эти попытки увенчались только после того, как к дверям замка степенно подошёл среднего роста величественный седой старик с длинной бородой; его роскошная мантия отливала серебром, а в круглых линзах очков поблёскивали лучи весеннего солнца. Это был Альбус Дамблдор, директор Хогвартса. Все расступились и постепенно затихли. Некоторые даже преклонили головы перед почтенным опытным волшебником; другие же, затаив дыхание и не сводя глаз с мага, приготовились слушать. Среди них были и Барти Крауч-младший, скрывавшийся под личиной профессора Аластора Грюма, прославленного мракоборца, Северус Снейп и Мадлен Лавуа, то и дело бросавшая на лже-Грюма неуверенный взгляд. Дамблдор, окинув взором толпу, поднял голову и начал свою речь: – Уважаемые коллеги, гости, ученики нашей школы! Рад приветствовать вас на третьем испытании Турнира Трёх Волшебников – прохождении лабиринта. Сейчас участники Турнира продемонстрируют собой примеры отваги, находчивости и пытливых умов! Успехов вам, Флёр Делакур, Виктор Крам, Седрик Диггори и Гарри Поттер! Тишину разорвали бурные аплодисменты и крики «Ура!» из уст восторженных зрителей. На старте стоял черноволосый сутуловатый парень – упомянутый Альбусом Виктор Крам, представлявший Дурмстранг, а рядом – золотоволосая красавица-вейла Флёр Делакур; чуть поодаль находились ученики Хогвартса – красавец с Хаффлпаффа Седрик и гриффиндорец в очках – Гарри. Дамблдор взмахнул рукой, и участники состязания вошли в лабиринт, исчезнув из поля зрения зевак. В это время в толпе, в гуще проявления всеобщего восторга, Барти-Грюм коснулся локтя Мадлен, что-то ей шепнул и вскоре, ковыляя на деревянной ноге, скрылся среди других зрителей. Мадлен кивнула, посмотрела на часы на левой руке и ответила, судя по всему, утвердительно. Двадцать минут спустя молодая женщина тоже ушла. ... Снова надев привычное тёмно-зелёное платье и перчатки, Фрида сложила плащ с капюшоном в сумку. Она была уже готова к выходу, и, мимоходом взглянув в зеркало, направилась к двери выделенной ей министрами комнаты. Покинув скромное жилище, молодая женщина пошла по дороге в Запретный лес, где уже через час ей предстояло встретиться с Барти, а затем и с остальными Пожирателями. Через полчаса она была уже на месте, в чаще, и стала дожидаться Крауча; он вскоре появился прямо перед ней. – Добрый день, Барти, – сказала Фрида, приветственно кивнув. – Добрый, Фрида, – ответил Барти. – Всё готово, инструменты с собой? – Безусловно. – Хорошо. Впрочем, у меня не было сомнений. Барти и Фрида отправились в чащу леса, углубляясь в кусты бузины и множество росших рядом сосен. Из-за густых крон деревьев почти не выглядывало солнце, и потому здесь царил зловещий полумрак. Пришедший в Запретный лес впервые легко мог там заблудиться, – в том числе поэтому преподаватели в Хогвартсе не пускали туда учеников. Путники пробирались осторожно, как можно более тихо, аккуратно раздвигая ветви, и, пройдя около километра, оказались на месте. – Здесь, – шепнул Барти, указывая в кусты бузины. Фрида медленно прошла к кустам; там, едва прикрытый ветвями, лежал труп. Кожа его бесстрастного лица была зеленовато-бледной, пальцы раскинутых рук – судорожно согнуты, а остекленевшие глаза оставались полуоткрытыми. Костюм на мертвеце даже не был смят и указывал на то, что его обладатель – министр Магии. Любой содрогнулся бы от этого зрелища, но Фрида уже привыкла к ежедневному наблюдению разлагающихся трупов и потому только спросила: – Уже? Значит, ты встретил отца раньше? – Да. Не успев подойти к особняку даже на пятьсот метров, я увидел отца. Он шёл быстро, явно куда-то торопясь. Я опешил; отец заметил меня и с минуту стоял, как вкопанный, потом начал выкрикивать всяческие ругательства, проклиная меня. Затем между нами произошёл короткий разговор, решивший всё, – Барти указал рукой на труп. Фрида осторожно присела подле мертвеца и раскрыла сумку, вынимая инструменты. Одним из её принадлежностей был нож, тонкий, маленький и острый, похожий на пику. Им-то и воспользовалась молодая женщина. Лицо её, всегда серьёзное и сосредоточенное, несколько побледнело, а пальцы слегка дрожали. Мисс Гюнтер надела медицинские перчатки поверх обычных, и, взяв нож, сделала надрез на пальце мёртвого старшего Крауча. На сероватой коже выступила красно-бурая кровь. Младший Барти поморщился, но не оторвал взгляда, наблюдая за работой мага-прозектора. Разрезая разлагающуюся и оттого податливую плоть, молодая женщина извлекла, наконец, кость из пальца мертвеца и протянула её Барти. Он ещё раз взглянул на руку отца; теперь, несмотря на аккуратный разрез, из раны сочилась кровь и можно было разглядеть даже алые мышцы и зловеще-синие вены. Не в силах больше смотреть на труп, младший Крауч воскликнул: – Вингардиум Левиоса! – и только с помощью палочки удерживал окровавленную кость. Затем он, раскрыв сумку и положив кость внутрь, трансфигурировал мертвеца в ветку сосны и эту ветку бросил в кусты. Мисс Гюнтер очистила заклинанием нож и встала. – Вам не следовало на это смотреть, – сказала она Барти, всё ещё находившемуся в оцепенении от увиденного. – Нет, что вы, всё в порядке. Но, конечно, мне никогда не понять, как вы, прозекторы, с таким хладнокровием режете трупы. – Опыт, – лаконично ответила Фрида. Гюнтер и Крауч прошли дальше в лес, ничего больше не говоря. Наконец они добрались до опушки, – кажется, единственного места, где не возвышались исполинские сосны. Там уже стояла Мадлен. – Добрый день, – сказала она и вытащила из кармана мантии серую крысу. Крыса тут же выскочила на середину опушки, заметалась, и, начав стремительно расти, превратилась в человека. Он был невысокого роста, с маленькими, – истинно крысиными, – глазками, бородавками на одутловатом лице и жидкими соломенными волосами. На нём был мешковатый засаленный костюм со множеством заплаток и старые изношенные башмаки. Это был Питер Петтигрю, один из слуг Лорда и бывший гриффиндорец, мнения о личности которого были весьма и весьма противоречивыми. – Приветствую, – коротко поздоровался Питер. – Здравствуй, Питер, – сказал Барти. – Добрый день, – сказала Фрида. – Поттер скоро будет здесь, – сказала Мадлен. – Хорошо. Очень хорошо, – протянул Крауч. – Кость тоже здесь. Фрида многозначительно подняла брови, а Петтигрю тихо произнёс: – Моя рука, мисс Гюнтер, – и протянул правую руку. – Сначала нам нужен мальчишка, – сказала ему молодая женщина. В кустах послышался шорох. Все четверо мигом бросились к соснам, и, встав за деревьями, начали искоса наблюдать за происходящим. – Седрик, возьми кубок, ты должен ,ты победитель! – Нет, нет, Гарри, это ты... – Возьми! – Нет. Нет. Поняв, что это говорят дети, к тому же те, которые были нужны, Питер выскочил из-за дерева и вскричал, направляя палочку на Седрика: – Петрификус Тоталус! Фрида схватила за руку Гарри; Барти и Мадлен помогли его удержать. Мисс Гюнтер быстро вытащила миниатюрный нож, – тот самый, который только что использовала, – и провела по шее Поттера, слегка надавливая пальцами на кожу вокруг раны. Барти подставил под образовавшуюся рану колбу, собирая капли текущей крови. Гарри закричал, что было сил; Мадлен, наконец, выпустила его и оттолкнула, крикнув вслед: – Обливиэйт! – и мальчишка скрылся, наверняка в полубеспамятстве и совершенно точно забывший большую часть только что случившегося. Питер оставил обездвиженного Седрика лежать на земле. – Всё? – спросил он. Все молча кивнули. В руках Крауча-младшего появилось что-то маленькое и тёмное, тут же брошенное им на землю и превратившееся в чугунный котёл. Барти, наклонившись к котлу, влил кровь из колбы, затем бросил туда кость, стараясь на неё не смотреть. – Рука, – произнёс он, обернувшись на Питера. Питер, дрожа и бледнея, протянул Фриде руку и попятился к котлу. – Сектумсемпра! – крикнула Фрида. Заклятие отсекло Питеру кисть. Петтигрю скрутило от невыносимой боли. Он дико взвыл. Предплечье судорожно дёргалось. Но стоило руке свалиться в котёл, над опушкой мелькнуло что-то ослепительно-белое и прямо на руки Мадлен упало подобие эмбриона. – Барти, что это? – вскрикнула мисс Лавуа. – Это – Лорд, – усмехнулся Крауч.