Каждую ночь, самый длинный день (Every night the longest day)

Осознание движется подобно воде. В данный момент Лео не испытывает особого поэтического чувства, но оно, кажется, нарастает, прежде чем обрушиться на него, оставляя его в ужасном сознании, он может чувствовать каждый свой измученный мускул, туго натянутую кожу. Временами он отключается, оставляя свой разум пустым, как тогда, когда он смотрел помехи по телевизору и пытался найти в них очертания. Он никогда не видел ничего, кроме снега. Или мух. Сейчас он ничего этого не видит, ничего не чувствует, кроме случайных прикосновений или вибрации воздуха, когда братья пытаются уговорить его выйти. Он не может. Он хочет и, в конце концов, сделает это, но прямо сейчас он чувствует, что если выйдет, то может на самом деле умереть. Он не говорит им об этом вслух. В конце концов, он не хочет их пугать. В какой-то момент они начинают давить на него гораздо сильнее, что, по крайней мере, выводит Лео из состояния оцепенения. "Ладно, тебе пора вставать, Нардо, - говорит Донни, раскачивая его панцирь таким образом, что, вероятно, должен был разбудить его, но в результате только усилил сонливость.— Мы придерживаемся графика приема пищи, и ты должен сотрудничать." "Нет..."— стонет Лео. "Я знаю, ты устал, но тебе нужно поесть. Как только ты поешь и выпьешь немного воды, можешь возвращаться в свой панцирь,— Донни пытается. Лео по-прежнему не двигается с места.— Я имею в виду, если ты хочешь внутривенного, то я могу..." Лео вылезает из своего панциря с разочарованным скулением, медленно высовывая конечности и голову. "Лео!— плачет Майки, беря его за руку и сжимая ее.— Я рад, что ты, эээ…как будет сознание, но по-другому?" "Осознание",— подсказывает Донни. "Осознание!— Майки торжествующе щелкает пальцами.— Я рад, что к тебе пришло осознание. Давай, у меня остались остатки еды, я могу их разогреть, а вечером приготовлю твое любимое блюдо”. "Черт возьми, да,— выдыхает Лео, когда Раф толкает его в сидячее положение, а рука Майки поддерживает.— Я должен… получать проклятия почаще." Говорить — все равно что пробежать марафон, но он определенно не сможет нормально ходить. Не без того, чтобы каждые несколько секунд останавливаться и просто дышать. Прошло всего два (?) дня, блядь. "Надеюсь, ты не будешь проклят снова,— ворчит Раф.— Сердце Рафа этого не выдержит." "Не думаю, что.... Лео сможет это вынести",— невнятно произносит Лео, начиная крениться влево, так как его голова становится слишком тяжелой, чтобы ее держать. Майки бросается ему на помощь, поддерживая его с удивленным писком. "Ты сможешь! Позитивнее, Лео!— говорит Майки с обаятельной улыбкой на лице.— Ты пережил– ну, ты пережил гораздо худшее!" Правда? Лео, честно говоря, не может припомнить времени, когда бы он чувствовал себя хуже, чем сейчас. За исключением, конечно- Нет. Нет. На самом деле, Лео предпочел бы не думать об этом. Надеюсь, ему больше никогда не придется об этом думать. Лео никак не реагирует, и Майки издает слабый смешок, прежде чем повернуться лицом к Рафу. "Мы отнесем его на кухню или нам лучше принести еду сюда?" "Эм...… Думаю, это зависит от Лео,— говорит Раф.— Как бы ты хотел?" Лео требуется невероятно много времени, чтобы понять, что они говорят о нем. Несколько долгих секунд он просто сидит в мертвой тишине, тупо глядя на их лица, пока до него доходит, что они произнесли его имя. Его братья просто терпеливо наблюдают за ним, даже Донни, который, возможно, самый нетерпеливый человек, которого Лео когда-либо встречал. Не то чтобы он встречался со многими людьми, но все же. Эйприл согласна, и она знает. Как. И все. "Ох, эм...— Лео представляет, как ему приходится ходить, нагружать свои больные суставы, как несут, как ему приходится заставлять себя сидеть прямо.— Сюда. Пожалуйста. Я правда не хочу идти",— Лео издает хриплый смешок, от которого все съеживаются. Упс. "Хорошо, я пойду все подготовлю. Раф, поможешь мне донести?"— просит Майки. Раф кивает, но, уходя, бросает еще один нервный взгляд через плечо. У Лео возникает чувство, что в течение следующих одиннадцати дней ему будет очень плохо от этих нервных взглядов. "Донни,"— хрипит Лео, привлекая к себе внимание близнеца. "Да?" "Составь таблицу, сколько времени прошло, чтобы я мог...— Лео замолкает, сбитый с толку весом собственного тела, и не продолжает говорить добрых тридцать секунд. Донни не просит его продолжать, просто ждет, пока он закончит. Лео старается не слишком смущаться по этому поводу.— Чтобы я мог знать… сколько времени прошло. Сколько мне осталось." "Будет сделано,— кивает Донни, глядя на часы.— Ты бы проклят в 8:43 утра в четверг– то есть около одного полного дня и двух с половиной без сна”. "И еще одиннадцать дней",— выдыхает Лео. "И еще одиннадцать дней",— мрачно соглашается он. "Все, что может вырубить меня с медицинской точки зрения, убьет меня, да?"— спрашивает Лео, склонив голову набок, смотря на своего близнеца. Донни сжимает челюсть. Он отворачивает лицо, совсем чуть-чуть. "...В значительной степени. Если они подействуют, все будет в порядке, но если это все же не вырубит тебя...… Я не собираюсь пытаться давать тебе успокоительное, когда ты– в таком состоянии." "Я буду много жаловаться",— предупреждает Лео. "Посмотрим, братишка,— говорит Донни, продолжая фразу, прежде чем Лео успевает возразить против обращения.— Честно говоря, это... немного тревожно видеть тебя таким тихим. Я... я с нетерпением жду, когда ты сможешь немного отдохнуть.” "Я тоже",— мягко соглашается Лео. В этот момент возвращаются Майки и Раф, размахивая тарелками с остатками еды и миской супа. Лео пытается улыбнуться в знак приветствия, хотя он уверен, что это больше выглядишь как гримаса. Он едва может заставить себя есть. Он настаивает на том, чтобы есть самому, набираясь сил, пытается укусить Рафа за руку, когда каймановый пробует покормить его, так что, по крайней мере, этому сразу же приходит конец. И все же его руки, держащие ложку, немного дрожат. Он двигается медленно, и все это время что-то горячее и постыдное горит у него в груди. Он не голоден. Он не хочет есть. Он просто хочет спать. Он не знает, почему чувствует себя так ужасно. Он уже давно проснулся! В конце концов, он уверен в этом, даже когда дрался– Его голова болезненно вздрагивает при воспоминании, пусть и неоформленном, и он вздрагивает, роняя ложку и поднося руку ко лбу, у него перехватывает дыхание. "Ты в порядке...",— начинает Раф, кладя руку ему на плечо. Лео отталкивает его, гнев бьется в груди, как цепной пес. "Прекрати говорить, что я в порядке!— огрызается Лео, скривив губы.— Я не в порядке! Это– Я не могу– Я не в порядке!" Лео сжимается в комок, пытаясь восстановить ритм своего дыхания, и зажмуривает глаза. Ему не следовало огрызаться на Рафа. Он пытался помочь. Это не его вина. "Ииии вот вспышки гнева",— сухо говорит Донни, набирая что-то в своем телефоне. "Мне жаль,— выдыхает Лео. Он ненавидит, когда его голос дрожит, скручиваясь по краям, как обгоревшая бумага. Он ненавидит злиться.— Я не должен был… Мне жаль." "Нет. Нет. Тебе не позволено расстраиваться из-за этого, братишка,— твердо говорит Раф.— Ты ничего не можешь с этим поделать. Я знаю это. Никто не собирается принимать это на свой счет." Он позволяет Рафу обнять себя и кладет тяжелую голову на плечо брата. Он хочет что-то сказать. Сказать всем, что ему жаль, пожаловаться, накричать. Он просто затягивает момент, пряча глаза в изгибе шеи Рафа. "Я плохо спал до того колдуна,— говорит Лео приглушенным голосом.— Накануне вечером. Я пытался. Я бы хотел...— Он замолкает, в голове у него становится пусто.— Это ощущение хуже, чем... обычно. Я уже давно не спал так долго. Это было давно… сколько времени прошло с тех пор..." "Тридцать четыре часа и... двадцать три минуты",— отвечает Донни. Лео кивает. "Да. И плюс... предыдущая ночь,— говорит Лео, не поднимая головы, теперь он полностью устроился на коленях у Рафа.— Я уже давно не сплю… Я не должен был быть таким." "Мм,— промычал Донни, этот звук он издает, когда с чем-то не согласен.—Что ж... это другая ситуация. В твоём состоянии без проклятия ты можешь провалиться в микросон, чего не можешь сделать сейчас. Кроме того, до того, как ты почувствовал прилив адреналина или, по крайней мере, понял, что у тебя есть возможность поспать. Я уверен, что тебе очень неприятно осознавать, что ты так долго не сможешь заснуть, и страх перед этим, вероятно, усугубляет ситуацию." Лео уловил примерно. Половину из этого. "Верно,— вздыхает Лео, отстраняясь от брата.— Сейчас я снова впаду в ступор." "Только когда поешь и выпьешь воды",— говорит Майки. "Я не голоден",— говорит Лео. Это правда. "Голоден,— резко настаивает Донни.— Ты ничего не ел со вчерашнего завтрака. Ты уже не так сильно чувствуешь себя, потому что усталость берет верх над всем остальным, но тебе действительно нужно поесть." "Я действительно не голоден, Донни." "Лео,— сурово говорит Донни.— Следующие одиннадцать дней будут адом для твоего организма. Если ты перестанешь есть, то умрешь." Вся та малость жизнерадостной энергии, которая была в комнате, улетучилась, как будто кто-то открыл воздушный шлюз. "Хорошо",— выдыхает Лео, снова беря в руки тарелку. Он ест, хотя на вкус это как ничего. Он хочет жить. Он не хочет оставлять свою семью. После этого они ничего не говорят. Майки засыпает, растянувшись на ногах Лео. Лео завидует. Он доедает суп и ставит тарелку на прикроватный столик, после чего залпом выпивает две бутылки воды и откидывается на подушку. Он хочет попросить фильм, прежде чем передумать. Он думает, что звук разговора людей может свести его с ума. В какой-то момент Донни уходит и возвращается со своим ноутбуком. Звук, с которым он печатает, успокаивает, щелчки омывают его сознание, как прохладная вода. Раф возится со своим телефоном, время от времени удивленно хмыкая и поворачивая экран, чтобы показать Лео. Вкус его старшего брата к мемам забавен только тем, что он в точности такой же, как у сорокалетней мамочки в Facebook. Они лежали так некоторое время, позволяя Лео то приходить в себя, то отключаться, уставившись в потолок, пока не услышали, что в основной части логова кто-то ходит - громче и быстрее, чем, как известно, умеет двигаться Сплинтер. Эйприл, должно быть, уже здесь. Дверь открывается, к счастью, тихо. Эйприл отказывается от своих обычных хаотичных появлений в обмен на тихую заботу. Донни и Раф поднимают головы при ее появлении и тихо приветствуют ее. Майки продолжает спать. "Привет, парни,— говорит она почти шепотом. Она садится на край кровати с озабоченно поджатыми губами, о чем Лео знает только по многолетнему опыту.— Как дела, Лео?" "Не очень,— вздыхает Лео.— Но со мной все будет в порядке." "Вот это настрой",— сухо говорит Эйприл. "Как школа?"— спрашивает Донни, закрывая ноутбук, и Эйприл оживляется, начиная рассказывать историю о своем преподавателе коммуникаций. Лео благодарен за отвлечение, он действительно не уверен в своей способности поддерживать беседу прямо сейчас. Вместо этого он смотрит на противоположную стену. Однажды Донни прочитал ему "Желтые обои", когда он был болен и не мог встать с постели. Лео думает об этом сейчас, хотя стены у него не желтые. Чья-то рука ложится ему на плечо, и он напрягается. Однако это единственный признак его потрясения. Он наклоняет голову набок, чтобы посмотреть на того, кто пытается привлечь его внимание. "Ты пялишься на эту стену так, словно она должна тебе денег,— говорит Эйприл, в ее шутливом тоне чувствуется напряжение, а улыбка чуть натянута.— О чем думаешь?" "Как я, пожалуй, сойду с ума",— фыркает Лео. Он пытается шутить, но это слишком честно, чтобы у него получилось. "Ты не сойдешь с ума,— твердо говорит Донни.— А если и сойдешь, мы вправим тебе мозги, как только ты сможешь немного поспать." "Верно",— соглашается Лео, закрывая глаза. Он надеется, что это звучит не слишком недоверчиво. Время течет без него. Они пытаются заговорить с ним, но он не отвечает. Майки просыпается и уходит, они все приходят и уходят, Эйприл в какой-то момент уходит и не возвращается. Его заставляют сесть и выпить немного воды, его кормят, и на этот раз он не сопротивляется. Он просто лежит. Не двигается, только иногда меняет позу. Ему все время кажется, что он засыпает, и он забывает, что происходит. Вряд ли это имеет значение. Это не имеет значения. Все, что имеет значение, - это то, что он не может уснуть. Его не волнует, почему. Они держат будильник повернутым к нему, чтобы он мог следить за временем, но это перестает что-либо значить для него. Он знает, что с завтрака прошло восемь часов, но не может вспомнить, что это значит. Сколько времени длится восемь часов? Это не имеет значения. Цифры кажутся случайными каждый раз, когда он смотрит на них. В какой-то момент Донни приклеивает лист бумаги к стене и вычеркивает квадрат толстым черным маркером. "Один прошёл",— говорит он. У Лео все еще кружится голова, но он почти уверен, что это означает, что день окончен. Уже? Такое ощущение, что все прошло невероятно быстро и мучительно медленно одновременно. Еще десять дней. Слова вертятся у него в голове, непонятные цифры, которые Лео пытается разобрать. Он смотрит в потолок, наблюдает за своими братьями. Майки снова заснул, свернувшись калачиком на боку, пуская слюни на его пластрон. Раф расстилает одеяла на полу, в то время как Донни устанавливает что-то вроде монитора рядом со своей кроватью. Донни хватает его за руку, и что-то надавливает ему на палец. Давление заставляет его вздрогнуть, но когда ощущение проходит, он успокаивается, и писк, наполняющий комнату, замедляется. Его сердцебиение. Они отслеживают его сердцебиение. Он, должно быть, действительно болен. "Никаких капельниц",— невнятно произносит Лео, потому что он и раньше получал серьезные травмы, а капельницы дополняются кардиомониторами, как тогда, когда он почти– Его мозг озаряется молнией. Он слышит, как писк становится быстрее. "Воу, хэй. Никаких капельниц",— уверяет его Донни, кладя руки ему на плечи. Лео хватает его за руку и открывает рот, чтобы сказать, что он расстроен не из-за этого, но… причина ускользает, как вода сквозь пальцы, и он остается молча смотреть на своего брата, не в силах сказать ничего ценного. "Хорошо,— он задыхается.— Ты собираешься спать?" "Да,— говорит Донни, и плечи его расслабляются, когда Лео успокаивается. - Раф не ложится спать, так что, если тебе что-нибудь понадобится, он будет здесь. Я тоже буду здесь, если ты меня разбудишь." "В комнате?"— слабым голосом спрашивает Лео. Донни кивает. Хорошо. Лео хочет, чтобы его братья были там, где он сможет их видеть. "Хорошо. Классно. Таааааак клааааассно..."— Лео растягивал слова. Он на самом деле не знает, удается ли ему быть смешным, но Донни сухо фыркает, и озабоченная складка на его лбу немного разглаживается. Есть. Миссия выполнена успешно. Донни сворачивается калачиком на куче одеял и почти сразу же засыпает, пуская слюни в подушку. Лео почти удивлен, ведь Донни обычно самый бессонный из них, но вспоминает, что прошлой ночью он бодрствовал вместе с ним. Как он волновался, не отходя от Лео ни на шаг. Красноухого пронзает чувство вины, которое, должно быть, отражается на его лице, потому что Раф легонько подталкивает его локтем. "Прекрати,— грубо говорит он.— Раф видит, что ты чувствуешь себя виноватым." "Ему пришлось...… он не спал, потому что... наблюдал за мной. Я не..."— Лео не заканчивает, и Раф, не колеблясь, меняет ход его мыслей. "Он не ложился спать, потому что любит тебя, и ты его брат,— строго говорит Раф.— Ты бы сделал то же самое для него. Ну же, позволь нам позаботиться о тебе." "Мне это не нравится,— признается Лео, плотнее кутаясь в одеяло. "Я боюсь, что... что-то случится, и я не смогу... что вам, ребята, будет больно, и я не смогу... ничего сделать." "С нами все будет в порядке,— говорит Раф. Это звучит как обещание.— Мы не будем выполнять задания, пока ты не в форме. Не очень серьезные." "Хорошо,— Лео говорит после паузы. - Как ты думаешь, мы могли бы установить здесь папин телевизор?" "Я уверен, что смог бы заставить Донни шантажировать его",— говорит Раф, похлопывая его по спине. "Черт возьми,да."