Каждую ночь, самый длинный день (Every night the longest day)

В груди Лео ощущается тяжесть, которая никак не проходит.Ничто не помогает - ни вода, ни еда, которые он с трудом может проглотить. Это боль, нарастающее давление, которое поднимается к горлу и проталкивается сквозь нежную ткань легких. Заполняет пространство, которым он когда-то был, выводит его из тела. Помогает покачивание. Вроде. Движение. Сдерживает коварную тварь, которая спряталась у него под кожей, скользит по уголкам его зрения, ее рокочущий голос едва ли можно разобрать. Что-то нежно касается его плеча, но даже самое легкое прикосновение ощущается как огонь. Он лижет его кожу, пожирая то, что от него осталось. В мгновение ока он оказывается на ногах, замахивается на нападавшего, а затем наклоняется, наклоняется, и огонь обхватывает его запястья, сдавливает, удерживает его на ногах. Зрение проясняется, и вращение останавливается всего на секунду, чтобы показать ему лицо, круглое и обеспокоенное. Он знает этого человека. Он знает этого человека. Он чувствует это как тяжесть на сердце, но он… он не может… Лицо, кажется, каким-то образом видит то, что скрывается за его глазами, видит давление, которое заполняет пространство, которое раньше занимал его разум. Лицо становится более обеспокоенным, лицо говорит, его голос перекрывается жужжанием и шепотом, как и все остальное. Прямо как… Прямо. Как. О чем он думал? Лица обнажают зубы, выражение лица несчастное, а в глазах стоят слезы. Лицо отворачивается, и на мгновение Лео боится, что лицо собирается оставить его одного в этом месте, оставить наедине с шепотом, помехами и тенями перед глазами. Но они не отпускают. Они не отпускают. Их прикосновения обжигают, но если убрать их, это было бы… это было бы плохо. Они что-то говорят, выкрикивают это позади себя, их слова дрожат в воздухе. Земля под босыми ногами Лео дрожит еще сильнее, и здесь появляется еще одно лицо. Знакомое. Он знает, что знает их, но воспоминания все равно исчезли. Имя исчезло. Лицо– и теперь, когда их двое, он может с некоторой уверенностью называть цвета, оранжевое лицо не отпускает его, хотя он поворачивает голову, разговаривая с красным. Красный делает шаг вперед, кладет свою руку на руку Оранжевого– это неправильно, он знает их имена, он не должен давать им другие имена, он знает, он знает, что знает этих людей, он любит этих людей– Красный опускается перед ним на колени, оттаскивая Оранжевого в сторону. Он опускается на колено, потому что он намного крупнее Лео, и это должно его напугать, но этого не происходит, потому что он знает, что Красный не причинит ему вреда. Красный кладет широкую ладонь ему на плечо. Он что-то говорит, его губы мягко шевелятся, как будто он обращается к кому-то очень юному или очень, очень больному. Лео не отвечает. Он даже не пытается. Где бы он нашел нужные слова? Где бы он нашел хоть какое-то подобие смысла, когда все переворачивается, переворачивается, переворачивается– Красный берет его на руки, укладывает обратно, чтобы он мог лечь на спину, подложив под голову что-нибудь мягкое. Мир все еще качается, потолок закручивается маленькими спиралями, но он не закручивается вместе с ним. Кто-то хватает его за руку. Два человека. По одной в каждую руку. Оранжевый забрался в его кровать– потому что это именно то, что нужно, верно? Кровать. Его кровать. Оранжевый, шмыгая носом, утыкается лицом в изгиб шеи Лео. Там что-то влажное. Оранжевый плачет. Лео переключает свое внимание на Красного. Он не плачет, но его губа опасно дрожит, и он лихорадочно проводит большим пальцем по костяшкам пальцев Лео, уставившись в стену и делая глубокие вдохи, как он делает, когда пытается быть сильным. Его взгляд опускается вниз и встречается с глазами Лео. Он удерживает их, улыбаясь ему, сжимая его руку чуть крепче. Его губы шевелятся, и теперь, когда Лео ложится, стало немного легче слышать, как мир отклоняется без него. "...работает над лекарством, но нужно подождать пять дней, ладно? Но с тобой все будет в порядке." Лео пристально смотрит на него, ожидая, пока слова медленно просочатся в его мозг, пока все не встанет на свои места, и– как на том дурацком плакате с волшебным глазом, который был у него в детстве– он видит, что все встало на свои места, и понимает. Он вспоминает. "Раф",— хрипит он, чуть крепче сжимая руку брата. Раф прерывисто вздыхает, запрокидывая голову к потолку. Майки всхлипывает ему в плечо, обнимая Лео. "Ты знаешь, кто мы такие?"— спрашивает Майки, шмыгая носом, и в его голосе звучит надежда. Лео кивает. У него болит горло, оно пересохло. Как будто он кричал. "Братья",— он вздыхает и закрывает глаза. Раф слегка икает. "Да, приятель,— вздыхает Раф.— Мы твои братья. Ты нас не узнавал минуту назад." "Я знал, что ты... хороший. Не опасный",— возражает Лео, снова сжимая руку Рафа, как будто это единственное, что удерживает его в теле. Раф, похоже, не успокоился, просто неопределенно хмыкнул. "Что случилось?— хрипло выдыхает Лео, внезапно осознавая, насколько пересохло у него в горле. - Мы... дрались с кем-то?" "Нет, ты был проклят,— говорит Майки, все еще уткнувшись лицом в плечо Лео. Лео пытается вспомнить, о чем говорил его младший брат, но… ничего не получается. Он ничего не помнит. Прежде чем он успевает запаниковать, Майки снова начинает говорить.— Ничего страшного, что ты не помнишь, Донни говорит, что это нормально– ты не спал восемь дней. Тебя прокляли, и ты не можешь спать." "Восемь дней?"— повторяет Лео, морщась. Неудивительно, что он чувствует себя так, словно попал под автобус. Пока Майки рассказывает, что произошло, воспоминания о прошедшей неделе начинают медленно возвращаться, туманные и искаженные, но настоящие. Не какая-то черная дыра в его сознании. "Вы можете отменить его?— спрашивает он, и внезапная тревога сжимает его грудь.— Вы можете… исправиться это?" "Мы можем это исправить",— говорит Раф, заставляя Лео подпрыгнуть и повернуться к нему лицом. Он знает, что они ниндзя и все такое, но, боже, Раф умеет незаметно подкрадываться,— Нам придется подождать еще пять дней, пока новолуние не отменит действие заклинания, но мы это исправим. Мы не оставим тебя в таком состоянии." "Лучше не надо...— говорит Лео, морщась, когда давление возвращается, заставляя его сосредоточиться на дыхании, чтобы не задохнуться.— Воды?" "Блядь",— шипит Раф себе под нос, заставляя Майки театрально ахнуть и прикрыть уши Лео. Ему в руку вкладывают пластиковую бутылку, смятую. Лео чуть не роняет ее сразу же, забывая, что ему нужно крепко сжимать руку, чтобы не уронить бутылку и не пролить воду на себя. К счастью, Раф ловит ее до того, как что-то может пролиться, и с грустной гримасой подносит ко рту, держа бутылку под нужным углом, чтобы Лео мог отпить из нее. Обычно Лео раздражался бы из-за того, что ему нужна такая помощь, из-за того, что он даже не может выпить воды самостоятельно, но давление все еще давит на внутреннюю поверхность его ребер, а вода так приятно охлаждает его ноющее горло. Он скулит, когда Раф отнимает у него бутылку, и внезапный, странный ужас охватывает его. "Воу, хэй, успокойся. Я просто не хочу, чтобы тебе стало плохо,— Раф успокаивает Лео, кладя руку ему на макушку.— Тебе нужно пить помедленнее, иначе ты не сможешь сдержаться." Судя по боли в горле Лео, Раф, скорее всего, говорит по собственному опыту. Лео поднимает руку и, нахмурившись, проводит пальцами по нежной коже на горле. Он этого не помнит. Он не помнит, как его тошнило, как его проклинали, ничего из этого. Он не помнит. Это пугает. Это пугает его. Что еще он забыл? "Лео, посмотри на меня,— строго говорит Раф. Лео выполняет команду, его внимание переключается на старшего брата.— Мы не допустим, чтобы с тобой что-нибудь случилось, хорошо? Даже если ты сейчас ничего не можешь вспомнить, мы позаботимся о тебе." "Вы позаботитесь обо мне,— повторяет Лео, его слова немного заплетаются. Он не отпускает руки своих братьев.— Вы не дадите мне умереть." Майки издает испуганный звук и прижимает его к себе чуть крепче. "Мы не дадим тебе умереть",— соглашается Раф. Давление усиливается, опасно натягивая его кожу. Это больно, как будто он задыхается. Как будто он... давление на его груди– внутри нее, сидя на нем сверху. Вбивая его в землю, раскалывая камень. Кости трещат, панцирь трескается. "Он... ушел. Верно?— спрашивает Лео, наклоняя голову набок, чтобы уставиться на брата широко раскрытыми глазами.— Он не может вернуться." "Кто?"— спрашивает Раф, и уголки его рта опускаются. Как они могут не понимать? Разве это не тяготит их умы, как что-то гниющее прямо под кожей? "Крэнги,— шипит Лео, протягивая руку, чтобы схватить брата за обе ладони.— Они ушли. Скажи мне, что они ушли, скажи мне– скажи мне, что–" "Они ушли, Лео. Они не вернутся,— тихо уверяет его Раф.— Ты позаботился об этом." Верно. Он так и сделал. Ощущение давления на грудь – это все, что он знает. Тяжесть воспоминаний вжимает его в матрас. "Я остановил их,— шепчет он.— Потому что я… Я… Я позволил ему… причинить мне боль." Лео не видит его лица, он отказывается отрывать взгляд от потолка, но Раф издает горловой звук, похожий на болезненный, и снова сжимает его руку. Он ничего не говорит. "Я позволил ему– Я хотел драться, но… Я устал. Он… Я собирался позволить ему убить меня",— Лео задыхается.— Я собирался позволить ему убить меня". "Тсс, не говори так,— говорит Майки, прижимаясь к нему.— Не говори таких вещей." "Прости,— хрипит Лео, обнимая своего младшего брата.— Прости. Прости. Мне жаль." "Не– не извиняйся, Лео. Это не то, что я– Ты можешь поговорить об этом, если чувствуешь, что тебе это нужно",— поправляет Майки хриплым голосом. "Я действительно думал… Я собирался умереть,— выдыхает Лео. Яд в его желудке просачивался в его голос, когда он рассказывал историю, которая, как он клялся, умрет вместе с ним.— Он… Я ничего не мог поделать. Я не мог... Он удерживал меня. Он избивал меня." Лео осознает, что его руки дрожат, зажатые между братьями, как будто хватка Рафа, словно тисками, удерживает его в своем теле. "Я не хотел умирать",— наконец, говорит он. Его братья молчат. Раф медленно опускает голову, упираясь лбом в край матраса. Майки не двигается. Лео закрывает глаза и дает волю своим мыслям. Он вглядывается в темноту перед своими глазами, прислушивается к шуршанию ткани около себя. Слушает. Думает. Время движется. Раздается звуковой сигнал. Движение. Кто-то щелкает его по лбу, заставляя открыть глаза. Фиолетовый цвет плывет у него перед глазами, медленно превращаясь в спокойное-раздраженное-лицо его близнеца. Он испытывает облегчение от того, что знает, кто он такой, хотя и не подает виду. "Папа принес еду, он будет здесь через секунду",— говорит Донни, перелезая через Лео, чтобы сесть рядом с горкой, и открывает свой ноутбук, чтобы положить его себе на колени. "Который час?"— бормочет Лео, глаза его все еще затуманены. Донни переводит взгляд на экран. "8:26. Вечера,— говорит он.— Как ты себя чувствуешь?" Лео хмыкает вместо ответа. "Да ладно, Нардо. Мне нужны слова, чтобы описать твою порядочность." "Не знаю,— вздыхает Лео. Он пытается пожать плечами, но получается лишь легкое подергивание.— Странно. Как… Я... как будто у меня что-то в груди..." "Ммм... в этом есть смысл,— говорит Донни, печатая что-то, не глядя.— Скорее всего, беспокойство. Несмотря на то, что ты недосыпаешь, ты много двигаешься. Я… попрошу кого-нибудь в какой-то момент вывести тебя из твоей комнаты. Может, устроим сегодня вечер кино?" "Пожалуйста,— стонет Лео.— Я думаю, что если мне придется и дальше лежать здесь, я начну разлагаться." "Отвратительно",— говорит Донни, морща нос. ______________________ Лео думает, что единственное, что существует на свете, - это гладкий камень под его пальцами. Он цепляется за его нестриженые ногти, царапает кончики пальцев. Он не знает, где находится. Он знает, что должен двигаться вперед. Он что-то напевает, и его голос эхом отражается от гладкого, извилистого камня. Воздух здесь прохладный и влажный. Он позволяет себе упасть вперед, удерживаясь на ногах при каждом шаге. Ему удается держаться прямо, только опираясь на стену. Предполагалось, что он куда-то собирается, хотя он давно забыл причину. С вершины туннеля пробиваются струйки света. Это не солнечный свет. Свет из витрин магазинов. Свет от города, раскинувшегося наверху. Лео хотел бы пойти туда, но он кажется ему слишком большим. Что-то в нем подсказывает ему не уходить, подсказывает, что что-то найдет его там. Что-то опасное .             Не такое опасное, как раньше, место с камнем и тихим-тихим воздухом, но все равно опасное. Это место, куда ему не следует ходить одному. Но он здесь не просто так. С его телом что-то не так, и это можно исправить. Это может. Итак, он здесь, ищет, пробирается по мокрым каменным туннелям. У него болят ноги. Они затекли и дергаются. Он думает, что есть что-то еще. Что-то на другом конце        туннеля, что-то, от чего он ушел. Что-то, чего ему не хватает, но это не имеет значения . Главное – найти то, что он ищет. Это все, что он может сделать.        Держит свою руку на стене и идёт вперед. Или, по крайней мере,        он       пытается               . Он        действительно хочет, и он действительно держит руку на стене, но в какой-то момент понимает, что он не        двигается        боль        ше, просто стоит        неподвижно, прислонившись        к        стене        туннеля. Он не может              сделать ни шагу вперед. У       него нет       такого       желания. Он скользит по коридору,        обдирая        кожу на ладони,             его дыхание прерывистое . Его       тело       болит. Он ищет                      что-то .               Он уверен в этом,                      но он оставил        что-то позади . Он сидит на холодном каменном полу. Он не может сказать, открыты ли у него глаза ,        хотя света слишком мало, чтобы это имело        значение .        Он снова напевает песню, которую               кто-то когда-то пел. Его зубы стучат,       хотя ему не холодно. Сидя на мелководье,        он не        мерзнет. Он ерзает, наблюдая за рябью, которая пробегает по воде от его движений, за тем, как они стекленеющими глазами набегают на края камня. Он здесь уже               давно. Он так думает. Он шел уже               очень долго. Достаточно долго,        чтобы        у        него        ужасно        заболели        ноги. Раздается звук, который перекликается с его гулкими, тяжелыми шагами, которые шлепают по воде глубиной по щиколотку кто-то бежит в конце туннеля. они кричат, сложив ладони рупором у рта, и вопят, их голоса эхом отдаются в        туннеле. У Лео от этого звенит в ушах. Эта личность не может видеть его, понимает Лео. Он спрятан, вжат в темноту. Это. Не очень хорошо. Личность               вытирает их лицо        руками в перчатках. Их дыхание резкое, хриплое. Они напуганы. Они напуганы, как Лео. Лео знает эту персону. Почему-то . Откуда-        то. Он не видит их лица, скрытого белой маской, но все равно узнает их. ощущает тяжесть их присутствия у себя на груди. Человек снова кричит, выкрикивая что-то в дальний конец длинного-предлинного туннеля. Имя. Его имя. Звон. Стук. "ЛЕОНАРДО!"— кричит незнакомец. Лео остается неподвижным, лежа в темноте. Взвешивая варианты. Незнакомец может помочь ему найти        то, что он ищет. Возможно, он сможет. Помочь ему. Лео открывает рот, пытаясь окликнуть незнакомца, но из него выходит лишь сдавленное бульканье. Его голос пропадает вместе               со              всем               остальным              . Незнакомец отворачивается. Он. Отворачивается,        и        это плохо. Ему нужно остаться        , вернуть        Лео на прежнее место. Где есть свет, тепло и другие люди. Ему нужно вернуться, здесь ему нечего делать. Ничего, что могло бы ему помочь. Это не то, что он искал. Лео делает несколько судорожных вдохов через нос. Запинаясь. Он едва наполняет легкие, но ровно настолько, чтобы издать свист. Это тихий звук, дрожащий и шипящий, но незнакомый человек слышит его. Он слышит его, и Лео знает об этом, потому что его светлая маска поворачивается в его сторону, а глаза в темноте светятся зеленым. Лео не боится. "Лео!— зовет незнакомец, по-прежнему не смотря на него.— Это ты? Где ты?" У Лео больше нет сил отвечать, но ему это и не нужно. Незнакомец идет его дорогой, он его увидит. Отведёт его в прежнее место. Незнакомец бросается бежать, разбрызгивая воду, промочив отвороты джинсов, и резко останавливается перед Лео, приседая на корточки, размахивая руками, с озабоченным выражением лица.Он натянул маску на голову, открывая осунувшееся лицо и темные-темные волосы. Лео едва может разглядеть его, освещенного не солнечным светом, проникающим сверху. "Мастер Леонардо! Ты… в порядке?"— спрашивает незнакомый человек. Он колеблется, когда встречается взглядом с Лео. Лео думает, что он видит что-то, что пугает его. Лео не отвечает. Он уже забыл вопрос. Лицо Кейси вытягивается, он проводит рукой по глазам и прерывисто вздыхает. "Хорошо. С тобой все в порядке. Ты не ранен",— говорит он. Лео не знает, обращается ли он к Лео или нет, но все равно ценит его проницательность. Он достает что-то из кармана и прижимает к уху, покачиваясь на каблуках, даже когда приседает. Он прикусывает губу, чего-то ожидая. "Я нашел его,— говорит он в трубку, зажимая ее между ухом и плечом, чтобы можно было схватить Лео за руку, впиваясь теплыми-пребольшими пальцами в мягкую поверхность запястья.— Он не ранен, но не реагирует. Пульс хороший, не похоже на травму головы." Повисает пауза. Кейси что-то бормочет в трубку. "Я принесу его. Встретимся в логове, ладно?" Он кладет телефон обратно в карман. "Хорошо, Леонардо,— устало произносит он.— Давай отнесём тебя домой." Незнакомец по имени Кейси (как Лео мог забыть после всего, через что ему пришлось пройти, всего того хорошего, что сделал Кейси, Лео забыл его имя, его собственную семью...) усаживает его в неуклюжую коляску и начинает тащить обратно в прежнее место. Лео надеется, что, по крайней мере, именно туда они направляются. Пройдя        некоторое время,       они увидели свет. За дверью свет и Кейси открыл ее. Там тепло. Они уже находили это место раньше. Лео изо всех сил обнял Кейси, пытаясь выразить свою благодарность. Кейси похлопал его по руке. Лео думает, что он все понял. В тот момент, когда они входят в логово, их окружает толпа, и Лео даже не успевает опуститься на свой потрепанный диван, как его братья уже толпятся вокруг него, все бледные и встревоженные. Майки плачет. Донни задает ему вопросы, на которые Лео не знает, как ответить, Раф выглядит стойким, но Лео видит, как он держится. Напуганный. От света у него болят глаза, в голове опасно стучит, но Лео не знает, как сказать им об этом. Он потерял дар речи. Он сошел с ума. "Где ты был?"— это то, что наконец прорывается наружу. Донни хватает его за плечи и слегка встряхивает, не обращая внимания на протесты Рафа. Где он был? Лео понятия не имеет. Длинные каменные туннели, холодная-прехолодная вода. Темные углы и огни витрин магазинов. "Я не знаю",— выдыхает Лео. Лицо Донни вытягивается, и он кладет Лео обратно на диван. "Почему он ушел?"— спрашивает Раф, слишком крепко скрестив руки на груди. Пряча трясущиеся ладони. "Я не... это может быть... когда у кого-то есть какое-то... Дегенеративное заболевание или травма головы",— говорит Донни, закрывая глаза и садясь на диван у ног Лео. Он обхватывает голову руками, крепко зажмуривая глаза.— Блуждание может быть поведением организма, который знает, что что-то не так, и интерпретирует это как необходимость найти что-то, чтобы это исправить. Скорее всего, его тело просто... говорит ему блуждать, потому что он напуган." "Ну, он не может сделать это снова!— говорит Майки, и ярость в его голосе заставляет Лео удивленно посмотреть на него.— Он не может просто уйти, как кот, который вот-вот умрет! Это нечестно, мы должны– мы должны присматривать за ним, и он не может просто уходить!” Почему он ушел? "Микеланджело, иди сюда",— говорит Сплинтер, заключая своего младшего в объятия. Майки опускается на землю, прячет лицо в отцовской мантии и разражается рыданиями, такими громкими, что они граничат с криками. Лео был причиной этого, не так ли? Он должен что-то сделать. Рассказать анекдот. Поднять настроение. Он открывает рот, и что-то щелкает где-то глубоко в груди. Раф поворачивается, чтобы посмотреть, берет его за руку, выражение его лица невозможно серьезное. Он сжимает их дважды - сигнал, который они усвоили, когда были совсем маленькими и все еще спали в одной кроватке. Если кому-то из них казалось, что он спит, он мог дважды сжать его руку. Если они делали это в ответ, значит, они не спали. Тихое ‘Я здесь’. Лео сжимает ее в ответ. Он здесь. ... Он... .