Каждую ночь, самый длинный день (Every night the longest day)

он смотрит на листок на стене. большинство квадратов были зачеркнуты, перечеркнуты жирным черным маркером, нажаты слишком сильно. в листе были проделаны маленькие дырочки. на стене за ним виднелись следы крови. остался один белый квадрат. возможно, это как-то связано с тем, насколько напряженными все кажутся сегодня. нет ничего необычного в том, что люди, находящиеся в его комнате, покидают ее на несколько часов. чаще всего не хватает по крайней мере одного члена группы. обычно только одного члена. сегодня. сегодня все здесь, с ним, и хотя поначалу он был благодарен судьбе за это, что-то тревожное, ноющее в нем успокоилось при мысли о том, что он не одинок, но они ведут себя странно. нервничают. самый маленький из них не перестает плакать. он хочет протянуть руку и помочь, но его руки скованы. он не может их поднять. все, что он может делать, это лежать неподвижно и наблюдать за ними. наблюдать, как они огрызаются друг на друга, как разнимаются, наблюдать, как они держатся друг за друга. что-то должно скоро произойти. он видит это в резких чертах их улыбок, в прикосновениях их слишком нежных рук. он чувствует, как прижимаются к его коже, как тяжелое одеяло, совершенно неподъемное. вдавливает его в матрас. душит. сжимает его. выдавливая воздух из его легких. время течет, натирая его кожу, причиняя боль. судя по отрывкам, которые он может разобрать, остальные с нетерпением ждут, когда кто-то придет. что-то должно произойти. он ждет рядом с ними, постукивая ноющими пальцами по простыням, которыми был укрыт. он лежит здесь так долго, так долго, и другие говорят с ним, но он не может понять их, он не может понять, что он видит, что слышит, но что-то в нем побуждает его бороться. видения, которые он видит. неясные очертания, слезы, люди, которых он когда-то знал, - все это говорит ему держаться, и он держится. он держится, он держится, он держится, потому что готов на все ради них. даже на это. даже на то, чтобы не заснуть. даже на то, чтобы остаться в живых. даже если он больше не знает, кто они, он знает, что когда-то знал их. он знает, что они знают его. они любят его. он обязан им, по крайней мере, не заснуть. остаться в живых. ради них. всегда ради них. смерть все еще сидит на краю его кровати. она меняет форму каждый раз, когда он смотрит на нее, но она всегда смотрит на него. это единственное, что он может понять. ее губы не двигаются, когда она говорит с ним. Кто-то входит в дверь, с затуманенным лицом. он наклоняется, чтобы пролезть в дверной проем, его глаза устремлены на него. он пытается не бояться. это наполовину срабатывает. что-то нервное скручивается у него внутри, испуганное, готовое вырваться наружу. он не может сдержать тревожный щелчок, который издает в горле, призыв о помощи. холодная рука хватает его. он расслабляется. цвета не дадут ему пострадать. в поле его зрения появляется лицо, суровое, похожее на козлиное. ему следовало бы испугаться, но рука, которую он сжимает, прохладная. их пальцы переплетаются. они подходят друг другу во всех отношениях. с ним все в порядке. а потом – первое внятное слово, которое он услышал за долгое-долгое время. 'пора.' затем они меняются, цвета меняются, их лица застывают, словно они готовятся к войне, и его подхватывают прохладные, колючие руки. знакомые. любящие. они двигаются, бормочут, переминаются с ноги на ногу. раскачиваются взад-вперед. вверх-вниз. как океан. как океан. красный смотрит на него сверху вниз. он едва может разобрать выражение его лица. страх скрыт под успокаивающим спокойствием и такой, такой сильной любовью, что это больно. они движутся. покидая комнату, в которой он был заключен. он смотрит на пространство вокруг себя, пока они движутся. он забыл, что здесь когда-либо было что-то, кроме резкого запаха антисептика и колючих одеял. когда они уходят, когда воздух становится свежим и холодным и на долю секунды приводит его в чувство, прежде чем он снова погружается в неподвижность, солнце едва-едва держится на краю горизонта. вот-вот сядет. сегодня ночью нет луны. облаков тоже нет. сегодня новолуние. он знает, что именно поэтому все так странно себя ведут. он не может понять, почему, но он все равно это знает. он закрывает глаза, когда его несут теплые, ласковые руки. покачивая вверх-вниз, взад-вперед. он чувствует, как ветер овевает его лицо, пробегая по коже. никто больше не разговаривает. в тишине кто-то выкрикивает указания. они поднимаются по пожарной лестнице. его глаза все еще закрыты, но он слышит скрип ржавого металла, чувствует, как пол слегка покачивается под ними. его кладут на спину на холодный цемент. люди окружают его, выцарапывая мелом символы на камне вокруг него. кто-то бормочет молитву рядом с его головой, мех щекочет ему щеку. 'мы так близки, Лео. просто держись' жужжит что-то ему в ухо. он будет держаться. он сделает это. ради себя. ради человека, которым он когда-то был. просто держаться просто держаться просто держаться просто держа 'когда пустая луна достигает зенита, мы стоим перед нашей землей как одно целое, объединенные в молитве и желании. пусть наша страсть сольется в одно целое, и наша магия будет свободно исходить от нас.' поет кто-то. молитву (заклинание). что-то сжимается глубоко в его груди, словно он просыпается. как будто знает, что что-то вот-вот произойдет. он выдыхает. его лицо дергается. кто-то что-то взволнованно восклицает, прежде чем на него кто-то шикает. Кто... кто здесь с ним? 'объединенные здесь семьей, любовью к тем, кто любит нас, силой, с которой мы родились, мы отводим зло от Хамато Леонардо и выпускаем его во вселенную, обратно на Землю.' У Лео перехватывает дыхание. Он чувствует тошноту. Он чувствует себя странно. Он измотан, но чувствует под собой цемент. Он слышит людей вокруг себя. Пение. Поют для него, разрушая чары. Заклинание, о котором он забыл, должно было свершиться. Он – Лео, у него есть семья, которая любит его, и он пытается сесть, но не может, и что-то происходит, и он видит темную-темную луну над собой, и что-то подкатывает к его горлу, как тошнота, как гниль, и он не может удержаться от крика, достаточно громкого, чтобы это вызывало боль и слезы в горле. Он хватается за грудь, тяжело дыша, в панике. В нем что-то есть, что-то, что ему нужно выплеснуть наружу. Кто-то делает шаг вперед, протягивая руки, чтобы помочь ему, но кто-то другой удерживает его. 'Не трогай его! Он борется, ему нужно полностью сосредоточиться.' Ради своей семьи. Он делает это ради своей семьи. Что-то в его груди разрастается, пока не начинает казаться, что оно разрывает его на части, как камень, разбивающий лед, и он задыхается, он умирает, и он не может не выгибать спину от боли, и и и и и всё становится Белым .