Воин моря

В первый раз с Кэйтрайоной Кру я столкнулся у дверей своего класса. Она сидела на подоконнике, свесив ноги на улицу из открытого окна, и равнодушно сосала леденец на палочке, не обращая на меня никакого внимания. Я уже хотел было сделать Кэйт замечание, прочитав воспитаннице лекцию о правилах безопасности. Но та опять меня удивила. Вытащив красный леденец изо рта, Кэйт сама спрыгнула с подоконника, чинно закрыв за собой хитрое окно. Неосознанно я проследил, как Кэйтрайона ловко справляется с заколкой и замком на окне, догадываясь, что ключ для проветривания есть только у учителей. — Причаститесь, господин учитель! — мрачно и довольно дерзко для столь юной особы приказала мне Кэйт. — Что, прости? — озадаченно переспросил ученицу я, гадая, так ли уж сильно я похож на последователя старой Веры, или «причаститесь» это какой-то особый школьный диалект. Кэйтрайона пренебрежительно пробежалась холодным и совершенно недетским взглядом по моим рукам, а после негромко хмыкнула, перебивая меня: — Урок давно начался, господин учитель! Чуть позже я узнал, что фраза о необходимости причаститься в этом приюте переводится на общепринятый английский, как «выпорите кого-то, господин учитель». Дети просто хотели сразу узнать, что их ждёт. Кто-то должен был стать первым и рассказать остальным… Когда я зашёл в класс, совершенно растеряв способность преподавать гэльский, все воспитанницы приюта чинно встали со своих мест, опустив руки по швам. Кроме одной. Кэйтрайона сидела за второй партой в среднем ряду и что-то калякала в тетради перьевой ручкой, нарочно оставляя на странице сочные кляксы из чернил. Я тихонько покашлял, привлекая к себе внимание. В душе я надеялся, что девочка, с красным леденцом во рту, просто не заметила моего появления. Но совершенно и ожидаемо зря! Кэйт подняла на меня ясные глаза и не двинулась с места. — Причаститесь, господин учитель, — вновь очень тихо сказала она, отправляя в банку с казёнными чернилами леденец. Я смотрел на этот спектакль и совершенно не знал, что делать. Воспитанницы захихикали, кое-как прикрывая лица руками, но Кэйт даже не улыбнулась. — Встань! — властно приказал ученице я, поражаясь собственному голосу. Я никогда не был уверен, что обладаю железным терпением, а уж сейчас… Кэйт тянула время, болтая в чернильнице леденец. Я прислушался к тишине в кабинете, с удивлением замечая, как на воспитанниц подействовал мой крик. Все до одной молчали, даже не улыбаясь, и опустили глаза в пол. Наконец, Кэйтрайона соизволила встать, опираясь ладошкой на парту, а после с презрением посмотрела мне в глаза. Естественно, именно эта воспитанница демонстративно отказалась соблюдать приютский дресс код. Юбку Кэйт подвернула на поясе так, что её длинна не доходила даже до колен, не говоря о том, чтобы прикрыть их; а белый воротник блузки был старательно вымазан чем-то, что подозрительно напоминало её леденец. С опозданием я понял, что прямо сейчас прохожу проверку на прочность у своих учениц. Им было интересно, что я сделаю дальше. Меньше всего на свете мне хотелось чувствовать себя подопытным кроликом. А хуже всего в этой ситуации было то, что я абсолютно не знал, как правильно реагировать на выходку Кэйт. Решив, что правила здесь устанавливаю я, я махнул рукой, позволяя воспитанницам сесть. Всем, кроме одной. Кэйтрайоне я приказал остаться стоять. Клянусь, впервые в её лице промелькнула заинтересованность лично во мне. Стараясь унять дрожь в пальцах, я скучно и долго вещал воспитанницам заученный с годами текст о важности нашей истории, культуры и языка. А язык — это и есть культура, поэтому нам так необходимо чтить и учить гэльский, чтобы понимать самих себя. Кэйт смотрела на меня с кротким интересом, и я даже решил поступиться с правилами и на первый раз простить девчонке её выходку с формой, но… Стоило мне закончить, как Кэйтрайона тяжко вздохнула, напустив на себя скучающий вид. — Господин учитель, — томно начала та. — Мюрич, — машинально поправил Кэйт я. Девочка изящно меня проигнорировала, продолжая на чистом гэльском: — Этот вымирающий язык совершенно не в моде! Да и интересен он только старым и одиноким воякам, вроде вас. Сбросьте балласт в воду. Кэйт знала, куда бить, — в мои шотландский патриотизм и нелепую влюблённость в язык. На секунду я даже забыл, что прохожу проверку у своих учениц, и облажался. Я не нашёл ничего лучше кроме, как вызвать Кэйтрайону к доске, назвав её по полному имени. — Знаешь, что означает твоё имя? — я отчаянно пытался заинтересовать её в языке, который ей предстояло учить ещё долго и в моей компании. — В переводе это означает «чистая». Такая же чистая и светлая, как и наша родина. Кэйт ожидаемо не прониклась моими речами, медленно шагая к доске. А на словах о родине она и вовсе скривилась, выдавая свою неприязнь и ко мне, и к стране. Взяв в руки мел, Кэйтрайона язвительно играла роль нетерпеливого ожидания, складывая руки на груди и топая ногой. — Причаститесь, господин… — снова начала она, на этот раз переходя на шёпот. И на её беду, теперь-то я всё осознал. Словно меня озарили сами Боги, но я понял, что Кэйт имеела ввиду. Возможно, она оказалась самой смелой в этом классе (а может, и во всей школе-интернате), чтобы испытать мою руку на себе. Мне было её невыносимо жаль, но после всех этих глупых провокаций я был даже рад кого-нибудь высечь. — Если ты сделаешь хоть одну ошибку в предложении, которое я тебе продиктую — я тебя выпорю, — сурово сообщил Кэйт я; так, чтобы угрозу слышал весь класс. Не то чтобы меня радовала показательная казнь, но влиться в местные устои было нужно нам всем. Кэйтрайона зло сверкнула в меня глазами, но уверенно упёрла мел в доску. А дальше… дальше мерзкая девчонка намеренно сделала по ошибке в каждом слове, надменно глядя мне в душу.