Сложности реалии

      На этот раз Ци Жун приходил в себя под аккомпанемент адской головной боли, что с неописуемой силой давила на виски, и под отрывистое звучание натягивающихся струн. Под кожу от осознания будто залезла стая муравьев, пробегаясь по всему телу, разрывая мелкие артерии и плывя вглубь по венах. Ци Жун сел, поворачивая голову в левую сторону от себя. На полу сидел ребенок. Его ребенок. Что усердно закручивал килочки на головке скрипки, от чего она издавала ужасающие звуки. Казалось, крепкая металлическая струна вот-вот порвется, ударяя как по сердцу парня, так и по лицу увлеченного своим делом Гуцзы. — Ты что блять делаешь?! Стой!       От неожиданного голоса, что из-за болезни сильно осел и охрип, мальчик подскочил на ноги, по инерции отбрасывая инструмент с рук. Головная боль после громко произнесенных слов только усилилась. Страдающая не первую минуту от детских извращений скрипка с глухим стуком ударилась об мохнатый черный коврик на полу. Ци Жун в очередной раз поблагодарил себя за его покупку. Уже сколько ран помог избежать. И ведь не только физических. Теперь моральных тоже.       Юноша скривился, ощущая как писк в голове нарастает. Мальчик же просиял словно щенок, что увидел наконец вернувшегося к нему хозяина. Он подскочил, подбегая к кровати и приседая на коленки перед родителем. — Папочка! Ты очнулся! — Сейчас обратно отрублюсь если ты не прекратишь орать. Парень аккуратно пододвинулся ближе к спинке, чтобы опереться на нее. Насилие не выход. Глубокий вдох. Выдох. — Гуцзы, что ты делал? — Я помогал тебе.       Уверенно произнес мальчик с улыбкой смотря на наконец воскресшего родителя. Ци Жун не знал, плакать ему или смеяться. — Помогал с чем? Нервным срывом? Ребенок нахмурился. В маленькую голову начали закрадываться сомнения. Но он ведь правда ничего плохого не делал! — У твоей скрипочки были неровные гвоздики. Но я почти все исправил! Глаз невольно дернулся. Ци Жун мельком посмотрел на лежащий под ногами сына растроенный инструмент. — Спасибо.       Прозвучало весьма грубо. Мальчик скривился, кусая пухлые детские губы. Для своего возраста Гуцзы был еще очень маленького роста. И в развитии от своих одногодок незначительно, но отставал. Врачи сказали Жуну, что это дело обычное для ребенка, вырасщего в дисфункциональной семье. Но его сын, несмотря на это, оставался очень усердным и чутко ощущал реакции окружающих его людей. И хоть для учебы ему было нужно прилагать больше усердия, чем одноклассникам, Гуцзы уперто сидел по вечерам возле него на кровати и учил очередную тему в учебнике, пока Ци Жун разбирался с новой симфонией на оркестер. Он всегда объяснял это тем, что не хочет расстраивать своего папу. И мальчик вправду делал все, что было в его силах, чтобы подходить под собственное представления идеального сына. Например, именно Гуцзы чаще всего следил за уборкой в доме. Приходя со своей смены поздно вечером, уставший и злой на людей и жизнь, Ци Жун выпивал приготовленный сыном же чай и, не долго думая, с бурчанием и почти незаметной теплой, уставшей улыбкой становился помогать ему. Нельзя же, чтобы ребенок работал за родителя. Он сам воспитывался в такой обстановке, и не хотелось, чтобы это ощутил и его мальчик. Хотя бы уже сейчас. Хотя бы от него. — Больше так не делай. Гуцзы кивнул частично теряя свой праздничный настрой. — Пап, тебе очень плохо? Тяжесть и ноющая слабость по всему телу сковывала движения. Даже незначительная смена положения отзывалась болью в голове, а дышать носом было попросту невозможно. Ци Жун боролся с сильным желанием лечь обратно и больше не просыпаться ближайшие лет десять. — Да все нормально. Не думаешь же ты, что твоего отца способна побороть какая-то там простуда? Мальчик снова повеселел, мило хихикая. Ци Жун сглотнул, стерпевши спазм в горле. Полежали, супер. Надо вставать и разъебывать мир дальше. — Меня ведь не ты притащил сюда? — Нет. Тебя Лан-ге принес.       Глаза Ци Жуна, что уже опустил ноги на землю, собираясь в кучу, чтобы встать, наткнулись на отсутствие одежды, в которой он уснул. Кажется, он не переодевался? Но, тем не менее, сейчас на нем была помятая черная футболка с теплыми домашними штанами, которые он не спрятал на верхние полки к остальным зимним вещам. Все события доходили до него как-то с опозданием. Парень медленно поморгал, каждый раз ощущая, как поднимать веки становится все сложнее. — Этот еблан меня что переодел? Юноша неверяще сжал ткань на груди. — Пиздец. Извращенец старый! Не сдержав голос Жун схватился за виски. Кричать, все же, сейчас не самое лучшее решение. Ну ничего. Он ему еще устроит. В дверном проеме появились два силуэта. Но никто из парней не обратил на них внимание, увлеченные собой. Возле кровати со свежими белоснежным постельным бельем, на полу, держась за слабую холодную ладонь юноши, на ней сидел маленький мальчик. Человек, к которому он пришел, что-то тихо говорил, пока младший бездумно кивал, словно болванчик, соглашаясь со всем, что только слышал. Один из мужчин прочистил горло, привлекая к себе ошеломленные взгляды. Хозяин дома поднял к ним голову. Яркие и без того по девичьи большие глаза стремительно округлились. — Цяньцю, какого хуя?! ***       Пока Ци Жун отсыпался, а Гуцзы, вызвавшись присмотреть за ним, исчез за деверьми его спальни, перед этим приняв противирусное, которое заказал по рекомендации своего врача Цяньцю. Вместе и с другими базовыми лекарствами от простуды, у него появилось время немного поработать. К приезду Бингвен-дайфу осталось около получаса, а на почте как раз было несколько сообщений от клиентов, с которыми он должен был провести беседу на в эту суботу. Но спокойно закончить ему планы не дали. Уже спустя минут пятнадцать в двери постучали. Мужчина раздраженно захлопнул крышку ноутбука. Ну почему сегодня абсолютно ничего не может пойти по плану? — Добрый день. Цяньцю вежливо улыбнулся, открывая двери чужими ключами. — Идемте, я провожу вас в нужную комнату. *** Большеглазый мальчик подбежал к женщине, которая что-то готовила на плите, обнимая её сзади за ноги. — Мамочка! Что ты делаешь? Она перевела на него уставшие глаза, приседая рядышком, и подхватила под руки, поднимая и усаживая на подоконнике. Так, чтобы он все видел. — Рогалики. Хочешь мне помочь? Ребенок энергично закивал головой, подпрыгивая на месте от нетерпеливости. — Хорошо. Смотри, сейчас я вырежу нужную форму.

…Словно горячий шоколад глаза, окруженные маленькими морщинками. Такие родные, тонкие руки в мозолях…

— А ты возьми ложечку и выкладывай сюда по вишенке. Мальчик перебрался поближе, подбирая столовый прибор и свёл брови, внимательно выполняя все так, как показала мама. Минут через пять все было готово. Его снова взяли на руки, чтобы спустить на пол. — Теперь давай положи руки возле меня. Поставим их выпекаться. — Да! Он сжал обветренные ладони, восхищенно наблюдая как противень, нагруженная ещё сырой выпечкой, исчезает в печке. Ци Жун сидел на потёртом паркете кухни, пустыми глазами смотря на рогалики за прозрачной дверцей духовки. На пороге в заставленную вещами комнату тяжёлыми шагами подошёл высокий мужчина. — Жун? Все в порядке? Но тот его будто не слышал.       В детстве у всех бывает момент, когда им приходится разрушить свой мир, чтобы стать взрослее. Момент, когда ты понимаешь, что папа не может все, а мама не всегда знает, как поступить правильно.       Черноволосый мальчишка в грязной дырявой одежде жался к стенке дивана, прячась в маленьком пространстве между ним и деревянным шкафом. Пухлыми детскими руками он зажимал себе рот, с которого все норовились сорваться всхлипы. — Дура! Никакого от тебя толку! Мальчик вздрогнул. В груди бешено колотилось детское сердце. По бледным щекам потекли соленые слезы. Всего-то в нескольких шагах от него послышался звук удара. Кажется, кто-то упал. И судя по всему, это точно был не отец. Отец, который снова пришел домой пьяный и злой. Отец, который снова бил его маму.        И это был все еще тот папа, который показал ему, как рисовать соседского котенка прошлым летом. И тот самый родитель, что взял его на поле ночью и долго-долго рассказывал про все созвездия на небе, что знал сам. Но сейчас он вне себя от ярости, с пустой бутылкой в руках безжалостно бил его добрую маму, которая даже слова не говорила против. Жун-эр, которому недавно исполнилось четыре года, совсем не знал, что ему делать. Он ощущал только страх. Страх, что со временем изменился в всепоглощающую ненависть. — Ты! Со своим дебильным сыном! Вы только наживаетесь на моих деньгах! И ничего! Удар. — Абсолютно ничего не делаете взамен!       Тихий женский всхлип. Он с перекошенным до неузнаваемости лицом, пнул ее словно прокаженную псину. В щель со своего укрытия. Тьмяные зеленые глаза, полные слез, видели, как она уже лежала на полу, прикрывая голову руками, и совсем не сопротивлялась. «Разве мамочка действительно ничего не делает? Так надо? Почему она не бьет в ответ?». — Где этот щенок паскудный?!       Женщина отозвалась только сейчас. Она поднялась на локтях, умоляюще смотря на мужчину. Красивое, когда-то, нежное лицо, все в царапинах и мелких пятнах герпеса было искажено гримасой боли. — Он ни в чем не виновен. — Да ну?! Ну тогда пусть скажет мне кто с нас грешен! Ци Жун! Выходи быстро если не хочешь получить так же, как эта сука! Кто-то схватил его за плечо. Парень рванулся в бок, но его никто и не сдерживал. По инерции приземлившись на пол он поднял глаза, вырываясь из бездны воспоминаний. На него с беспокойством смотрел Цяньцю. — Жун? Тебе снова хуже? Вот говорил же я, что не надо вставать. Но нет, кто бы меня слушал. Слова не вызвали никакой реакции. Все так же, будто смотря сквозь, на обклеенную рисунками стену, Ци Жун уставился куда-то в район его груди. — Скажи, зачем ты помогаешь? Я ведь ничего не смогу дать взамен. Цяньцю замер в изумлении. — Разве я не говорил? Ты мне нравишься, Ци Жун. Что здесь непонятного? — Отьебись. — А? — Отьебись. Ты нам не нужен.       Сново, это бесящее ощущение потери контроля и злости. «Да сколько он будет еще грызть мне нервы? Разве так сложно просто принять помощь?». Но годы работы с разными людьми не проходят даром. Цяньцю дал себе несколько секунд, чтобы успокоиться и не сорваться. — Давай вытягай свои кексы и я их уже отвезу. — Это рогалики. — Да хоть пирог.       Мужчина развернулся, опять уходя куда-то вглубь квартиры. Он сам не знал, что ищет, пока не наткнулся на незастекленный балкон, заваленный всяким хламом. Цяньцю вытянул сигарету, подпалил ее зажигалкой, что лежала на перилах, и сделал глубокую затяжку.       После ухода врача, что подтвердил мысль о обычной простуде, но настойчиво призвал сдать кровь, тоже отметив неестественную бледность и подтвердив свои догадки расказом о частом ощущении сильной усталости даже без конкретной физической нагрузки.       Ци Жун набрал кого-то из своей кофейни. В трубке послышались крики, на что неожиданно, казалось, еле державший глаза открытыми парень стал отвечать не менее завзято. Насколько Цяньцю позже объяснили, помимо работы бариста, он еще пек большую часть выпечки, что они предлагали к посетителям. Но делал ее на дому. Таким образом Цяньцю, оказался красноречиво послан далеко в дикие края, а Ци Жун с позеленевшим под стать комнаты лицом, мрачно пошагал на кухню. Печь заказы, что заботливо отправили ему на почту, невзирая на болезнь. По большей части парень сам напросился. Что и не удивительно. В голове у мужчины снова мелькнул злорадный невыплаченный штраф. И ведь он бы без проблем закрыл его сам, но на предложение получил только новую порцию искусного многоэтажного мата. Понять дали ясно — такие поступки не приветствуются. Вздохнув, шатен отправился в комнату к Гуцзы. С момента, как его отец очнулся, мальчик снова ожил и даже попросил его помочь с каким-то домашним заданием. *** Тем вечером Цяньцю отвозил небольшую партию выпечки, размер которой ему объяснили поздним вечером, совсем невзначай забыв ноутбук между орхидеями на пыльном подоконнике кухни чужой квартиры.