Полтергейст

      — Его зовут Джон, — проинформировал Кирк за обедом.       — Просто Джон? — усомнился МакКой.       — «Энт», «Наутилус», «Немо» и прочие изыски он отверг с негодованием. Обычные имена я вымерз перебирать. Он успокоился на Джоне.       — Вы говорите о ду́ше, капитан? — уточнил Спок. Кирк подарил ему нечитаемый взгляд.       — Я говорю о том, кто управлял душем.       — Вы настаиваете, что некто желал воспрепятствовать вашим гигиеническим процедурам?       — Гоблин намекает на то, что ты параноик, Джим, — невозмутимо сообщил МакКой.       — Я понял, — отозвался Кирк, неотрывно глядя на Спока. — А как ты можешь объяснить бунт моего душа?       — Неисправность в системе подачи воды. Вы принимали за ответы то, что являлось обычными флуктуациями.       — А есть основание предполагать, что она неисправна?!       — Этим утром у меня тоже были проблемы с водой. Мне пришлось идти в общий душ.       Кирк распахнул глаза, на что МакКой скрестил руки и отвернулся, задрав нос, с видом «вы все тут дураки и не лечитесь».       — О… То есть ты профукал возможность побеседовать с нашим Полтергейстом — Джоном, и теперь злишься?       — Скорее рад, что не участвовал в этой, с позволения сказать, беседе.       — Многоуважаемый капитан, достопочтенный коммандер, не соблаговолите ли отвлечься от долбаного душа и уделить минутку вашего бесценного внимания тому, что у нас на борту шарится неведомая хрень, которая просто не может быть человеком! Человеку как минимум надо жрать, пить и испражняться. Он оставляет следы, а до сих пор никто не вляпался! — раскипятился Маккой, подкрепив аргументы стаканом об стол.       — Боунс? — Кирк на всякий случай отодвинул свой.       — Согласен с доктором МакКоем, — встрял ничуть не впечатлённый чужой экспрессией Спок. — Статистически невозможно, чтобы на борту «Энтерпрайз» находился никем не замеченный индивидуум, не являющийся членом экипажа.       — А он есть, — ухмыльнулся Кирк. — Задачка, да?       — Вы весьма легкомысленно относитесь к данной ситуации.       — Предлагай свои серьёзные меры, чтобы его найти или поймать.       — Мы можем попытаться подготовить для него ловушку.       Будь у Хана брови, он бы с интересом выгнул левую. Ловушку?.. Ну-ну.       Увы, даже в такой малости ему было отказано. Ни почесаться, ни расправить плечи, ни с хрустом вогнать кулак кому-то в голову. Элементарно, сделать глоток воды! Как же он хотел наполнить рот её свежестью, почувствовать на языке этот округлый объём, прокатить по горлу ласковую прохладу.       Где-то вглуби шевельнулся застарелый гнев. Хан, уже привычно, укротил его. В самом начале, раз, другой пронёсшись по системам и не найдя выхода, он едва не взорвал варп-ядро. Ярость ударила ледяной волной и дрожью нерастраченного напряжения. Он, сверхчеловек — распределительный щиток на корабле! За это стоило поквитаться. Что он и сделал — с истинным врагом. Но эти... Что ж, он и тогда не желал им зла свыше необходимого, а, вытащив своих и начав укреплять их безопасность, впервые ощутил что-то похожее на признательность.       Глаза-камеры день за днём знакомили его с жизнью людей в естественной среде полтысячного общества. Каждый из них был не лишён обаяния, даже ушастый полувулканец с каменным лицом индейского вождя. А главное, никаких интриг, противостояний и коварства, если не считать ссор на научном поприще или любовных треугольников. Было на удивление похоже на его семью, только поспокойнее, ведь люди Хана, повздорив, легко могли пустить в ход кулаки. Но потом неизменно протягивали друг другу руки, помогая подняться с пола.       Теперь вот — новый виток забавы, призванной встряхнуть сие сонное благолепие. Другой вопрос, что они собираются ловить? Хан давно обеспечил себе приоритетный статус в цифровой иерархии корабля. Так что подобраться оттуда у них не выйдет. Разве что отыщут его безвольную тушку, но даже если им удастся, Хан не был уверен, что его сознание до сих пор гнездится именно там. Вполне возможно, что дополнительные блоки памяти, явно микроэлектронного происхождения, — уж очень структурно и быстро он оперировал информацией, — тоже вмещали часть его «я». Ещё была сеть. И множество иных устройств, на которые он мог расползтись.       Не сказать, что Хана радовали эти мысли. Надежда однажды вновь ощутить себя человеком не затухала, помогала жить и извлекать из данной формы жизни некоторое удовольствие. Но что с ним будет, если оторвать его от электронной среды обитания, Хан не представлял. Допускал, что застрял в проводах навсегда — в качестве компьютерного кода. Пусть обладающего волей, памятью, личностью, но код — это не человек.       Одно то, что про ловушку Спок сказал вслух, уже лишало затею половины шансов на успех. Пришлось заново учиться писать, поскольку последние лет -цать Кирк делал это только посредством клавиатуры, голографической либо сенсорной. Но пользоваться электронными приборами, замышляя что-то против всемогущего таинственного противника, было бы полным провалом.       Обмен записочками стал бесподобным во всех смыслах опытом. Таиться, передавая бумажки друг другу, было глупо, ибо Спок просто не умел играть в шпиона, а лицезрение экипажем этого обмена породило столько разношёрстных слухов, что Кирк не переставал покатываться со смеху, выуживая очередной из какого-нибудь заикающегося энсина. За неполных два дня их со Споком зачислили в любовники, да ещё подложили в их виртуальную койку МакКоя, который так же совал им обоим записки и получал ответы. Часть команды успела усомниться в их вменяемости, другая была уверена в великом заговоре. Единицы наивно полагали, что грядёт некий экзамен.       Впрочем, сплетни и слухи Кирка не беспокоили. Развеивать их он не торопился, увлёкшись планом поимки бестелесной сущности. И в конце концов уступил Споку, который был убеждён, что прежде чем разрабатывать план, необходимо удостовериться, что они (словами МакКоя) не ловят рыбу в мышеловку, и настаивал на обыске корабля.

*

      Кирк ржал. Громко, долго, до слёз и икания. Потому что их «сущность» времени даром не теряла: решив опровергнуть исходную гипотезу о собственной нематериальности, побила опрометчивую реплику МакКоя вполне материальными доказательствами своей жизнедеятельности, хаотично и великодушно оставив оные по всему кораблю — будто псинка заплутала. В «доказательства», во время обыска, вступило примерно десять процентов самых невнимательных ищеек. Но раздражённые матюки, звучащие на всех палубах, быстро сменились нецензурным хоровым воем, когда обнаружилось, что Джон ещё и воду отключил.       Из вредности.       Собственно, Джон отключил не только воду: вода была последней, а до этого он методично обесточивал всё оборудование, которым обувь можно было бы отчистить, не пачкая рук. Когда же в медотсеке закончились спиртовые салфетки, пришлось пожертвовать личным баром МакКоя.       — Куда по чистому, твари! В сортир идите! — громыхал МакКой, встречая несчастных на пороге с пачкой упомянутых салфеток. — И ты, Брут, туда же? Бахилы хоть надень!!!       — Я не Брут, я Тиберий, друг Горацио, — не теряя достоинства, Кирк по очереди пробалансировал на каждой ноге. Зловоние от его подошв, утянутых по щиколотку в полиэтилен, немного поутихло. — Властью капитана, я пришёл реквизировать твои спиртосодержащие запасы.       — Чтооо?! — задохнулся МакКой. — Ты влип, а лишаться — мне?       — Замечу, с твоей лёгкой руки. Кто тут блистал туалетным юмором во всеуслышанье? Так что давай делись, лишенец.       Отодвинутый в физическом и фигуральном смысле, бывший сатрап, тиран и деспот медслужбы только и успел, что выкатить в коридор утилизатор и стул, пока узурпатор шествовал к хорошо знакомому ему шкафчику. После чего выпер Кирка на стул и с болью в сердце мазохистски наблюдал, как его выдержанный, односолодовый, нереплицированный виски переводят на известную реплицированную органику.       Между тем в медотсек потянулись новые пострадавшие. За бахилами, и не только.       Скотти, как выяснилось, радикально кинул обесчещенные берцы в утилизатор, чтобы нареплицировать себе…       …тапки. Пару пушистых розовых домашних тапок с заячьими мордами и длинными ушами. Нет, они, конечно, тоже удобно учитывали все его мерки (в частности, правую ступню на полразмера длиннее левой), но. Личный лимит на репликацию для Скотти закончился — до следующего месяца. А даже если бы и не, извлечь из забастовавшей техники что-либо посолидней, к примеру, утеплённые носки, более не представлялось возможным.       Вышло, что шаркал он к Боунсу стресс снимать, а вместо этого — усугубил. Узрев, что Кирк творит с напитком его родины, которым Скотти рассчитывал помянуть безвременно почившие ботинки, бедняга утратил дар речи.       Следом приковыляла Ухура. На ней были ультрасексуальные босоножки стриптизёрши на 20-сантиметровых «шпильках» и соответствующих им платформах.       — Пад-даж-ди, — стопорнул её Скотти, когда его неответная симпатия, с облегчением скинув ходули, сменила их на бахилы на босу ногу. — Не студи ножки, — и подался за коммом.       По вызову Скотти примчал выручалка-Чехов, сам чистенький, молча выставил в протянутых руках свою вторую пару берцев и подарок Сулу — тренировочные таби с гибкой подошвой и отделёнными большими пальцами. Тапки он радостно забрал себе, как напоминание о доме, а зачем ему понадобились босоножки, Ухура постеснялась спросить.       — Что, перед зеркалом вертеться будешь? Или... — не утерпел Кирк.       — На полочку поставлю! — буркнул Чехов и покраснел.       Запасливость энсина никого не удивила: она сидела где-то на генетическом уровне, служа поводом для беззлобных насмешек и беззастенчивого пользования. Зато весь коллектив узнал, что у первой красотки корабля сорок первый размер ноги.       Подытоживать толком было нечего. Результат — шестьдесят три испорченных ботинка и столько же моральных травм — нельзя было даже проанализировать.       Из обнаруженного в процессе обыска подозрение вызывали только три таракана. А использованный презерватив, снятый с болтика в инженерном отделе (сразу ставший главной уликой против оставившего его мудотряса и ожидающий передачи МакКою, для ДНК-экспертизы), серьга (хозяйке которой так не терпелось вернуть пропажу, что она переминалась с ноги на ногу и молитвенно переплетала перед лицом пальцы), сломанный и полуразобранный фазер (!), заброшенный кем-то в трубы Джеффри, какие-то промасленные тряпки, найденные, как ни странно, вовсе не в инженерном, груда непонятных железяк, на которую смотрел с азартом Чехов, и старая покрышка (?!) — всё это являлось лишь следствием расхлябанности личного состава.       Улов был собран и рассортирован в кают-компании; аккуратно разложен на столах, в сопровождении бумажек с указанием месторождения каждой из находок. На презерватив Кирк смотрел, поскрипывая зубами, в охренении — на покрышку, а потом долго и пристально разглядывал крупнокалиберных тараканов, отловленных в столовой и усаженных в пластиковые коробочки с дырочками для вентиляции. Поскольку по кают-компании бродили ещё люди, Кирк не рискнул обратиться к членистоногим с речью, инкриминирующей им наличие интеллекта. Кроме того, он был уверен, что тараканы-то самые заурядные. Занесённые ещё на Земле. Они шевелили усами и молча смотрели на Кирка в ответ.       Так что итогом поиска и ловли Полтергейста стали трое пленных и бескомпромиссный приказ отмыть «Энтерпрайз» до блеска. Вручную. Кирк верил: если экипаж побегает со швабрами, то и мусорить уже не станет, жалея собственный труд.       Что до тараканов, они обрели статус домашних питомцев Кинсера.

*

      За шесть лет в Звёздном флоте Кирк привык к страннейшим зрелищам, — покрышка тому свидетель. Но лаково-чёрные босоножки, уверенно и изящно вышагивающие по отдраенному коридору, Кирк поместил бы в первую десятку. Потому что когда-то в прошлой жизни был на сто процентов уверен, что обувь без человека не ходит. А они шли, распугивая экипаж, а некоторых, особо впечатлительных, обращая в бегство. Цокая каблучками так кокетливо, как не каждая девушка сможет.       Конечно, Кирк их узнал. Конечно, первым делом хотелось взять за грудки Чехова. Но шальная мысль, что босоножки всё-таки на кого-то обуты, на кого-то невидимого, не покидала. Уж больно естественно они шествовали по своим босоножьим делам.       Босоножки обеспечили экипажу массу эмоций ещё на неделю. Они подкрадывались кошаче, ступая в линию, устраивали шоу с пируэтами, «восьмёрками» и «улитками», имитировали «лунную походку», выстукивали дробушки под неслышимую музыку, вымахивали в воздухе и крайне эротично почёсывали воображаемым подъёмом воображаемую икру.       На следующую неделю к игривым босоножкам добавился невесть откуда взявшийся футбольный мяч, и тут даже Чехов, взиравший на их финты с хитрым одобрением, поперхнулся своим кофе. Потому что у «стоп» появились воображаемые плечи и голова, от которых мяч отражался, закручивался и возвращался к ногам в фантастическом па-де-труа.       Попытки отобрать его привели к полному посрамлению капитана и команды, так как злодейки виртуозно владели искусством дриблинга, в чём не оставили сомнений, мастерски обведя пятерых защитников и забив гол точно между ногами Спока. Незнакомому с футболом вулканцу, так неосторожно вставшему на пути, ещё неописуемо повезло, что пущенный с реактивной скоростью мяч не попал в «штангу».       Когда их, наконец, зацапали (а это было нелегко, учитывая способность босоножек бегать по стенам и метко бить в челюсть), в платформах были выявлены моторчики и микросхемы. Чехов ушёл в отрицание. В силу ранешних событий, ему поверили... все, кроме Кирка.       — Ну что, юный гений, колись, — молвил Кирк, потрясая обезвреженными баловницами перед энсинским носом. Те, взятые за шкирку, вяло болтались на ремешках и стукались платформами.       — А почему сразу я? Оно само! — со своими светлыми кудряхами и чистыми глазами, Чехов был сама невинность.       — Твой почерк. Твоё имущество. Колись, или сутки домашнего ареста. В тапках работать будешь.       — Не надо, капитан! Я, честное пионерское, только моторы приделал. Наноприсоски и мячик он сам...       — На гауптвахту бы тебя, за сотрудничество с врагом, — шутейно пугнул Кирк. — Ладно, живи.

*

      Переход к плану «Б» стал для Хана неприятным сюрпризом. Если раньше он был в курсе всех замыслов тихарящейся троицы, вылавливая записки из утилизатора прежде, чем тот включался, то теперь форма общения между Кирком, Споком и МакКоем изменилась. Чёртов остроухий хитрец предложил перейти на мелдинг, а в чужой разум Хану путь был заказан.       Подуставший ошарашиваться экипаж, уже меланхолично, наблюдал картину «Вулканские нежности». Спок привлекал внимание Кирка коротким: «Капитан». А капитан вздыхал и подставлял морду под пальцы Спока. Жмурился, иногда морщился, порой безмолвно шевелил губами, разговаривая где-то там, в чужом разуме, но быстро одёргивал себя, вспоминая, что его видят, а вдруг Полтергейст умеет читать по губам. Вслух по окончании сеанса он ничего не говорил, только встряхивал головой и несколько секунд фокусировал взгляд.       По губам прочиталось не так уж много. Что-то о мозговом штурме вне корабля. Логика подсказывала, что речь идёт о планете с кислородной атмосферой, ведь в любых иных условиях горе-нейроштурмовикам пришлось бы находиться в скафандрах и общаться через систему связи. На эту версию наводила и резкая смена курса в сторону скопления «жёлтых карликов».       Как только в пределах досягаемости появилась миловидная планета класса М, богатая природными ресурсами и как на диво никем не обжитая, Кирк сделал охотничью стойку, и Хан вместе с ним.       — Спок, отбери научников для экспедиции. Биологи, там, геофизики, ты лучше знаешь. Человек десять, не больше. Чехов, будешь пасти.       — Есть, сэр! — обрадовался опальный вундеркинд.       — Кирк — инженерному. Скотти, щас тебе Спок подгонит список оборудования, обеспечь. Высаживаешься с нами, завтра в девять. Не дай космос, опять что-то сломается.       — Обижаете, капитан! — послышалось из интеркома.       — Какой срок подразумевается под «щас»? — вздёрнул бровь Спок.       — Мм… часу достаточно?       — Мне хватит десяти минут и сорока секунд.       — Кирк — медотсеку. Боунс, к тебе вечером четырнадцать клиентов. Стандартная вакцинация.       — А меня посчитал? — накинулся МакКой. От мелдинга он отказался наотрез, и реагировал в высшей степени реалистично. — Или ты надеешься без меня аллергенов нажраться / нанюхаться / налапаться, нужное подчеркнуть?       — Конечно, посчитал, Боунс! — делано оскорбился Кирк. — Можешь взять с собой Морган и Чепел.       — Спасибо, как-нибудь управлюсь, — пробухтел МакКой. — Лучше лишний эсбэшник, чем две медсестры.       — Чем я вам не боевая единица? — выпятила грудь Ухура. Ей хотелось луговой романтики со Споком и позагорать.       — Слышал? Пятнадцать вакцин, — сориентировался Кирк.       Первым это заметил Скотти.       — Фазеры не трогать! — заорал он. — Вообще ни за что металлическое голыми руками не хвататься!       Это представляло собой сноп ветвистых, подвижных, неровно потрескивавших фиолетовых молний и один в один напоминало классический эффект трансформатора Теслы. Если бы не отсутствие какого-либо трансформатора.       Более того, оно висело в полуметре над полом и неспешно удалялось от преследователей. Однако, «завидев» Скотти, выскочившего из-за поворота, передумало.       — Чш-ш! — подняла руку Ухура. — Я слышу слоги наречия кскстройцев. Они мирные.       Связистка защёлкала в ответ, но диалога не получилось. Автопереводчик, с его металлизированными деталями в наушнике, помочь ей в данный момент не мог.       — Кто мирный?! — припозднившийся МакКой аж с лица сбледнул. — Это хищное дикирониевое облако! Управляет гравитацией, питается эритроцитами. Всеми, которые найдёт.       — Тогда бы пахло мёдом, — щегольнул эрудицией Чехов. — А пахнет озоном. Прав мистер Скотт, это обычный газовый разряд.       — Что не объясняет, каким чёртом он висит и движется, — проворчал Скотти.       МакКой, надо сказать, тоже угадал про дикироний. Только не живой, а лабораторно синтезированный, во всей своей облачной грави-нейтральности. Отличная упаковка для катушки Теслы.       Хан запустил вспять пошаговое прерывание сети искусственной гравитации, пролегавшей под настилом коридора. Её так привыкли принимать за данность, что, отключи он сейчас всю палубу — полетят с разгону вверх тормашками. А если вдобавок активировать вторую сеть, раскинутую им над потолком для фокусов с мячом!.. Со сладкой досадой Хан отогнал комичную картинку. Эта проделка лишь испортила бы изначальный замысел.       Охапка молний поплыла по направлению к охотникам. Авангард, попятившись, столкнулся спинами с Кирком и Споком, которые прикрывали тыл маленького отряда.       — Кинсер, силовое поле на радиусы 16 и 17, — крикнул Скотти в интерком командным голосом, но от волнения сорвался на фальцет.       Соприкоснувшись с преградой поля, разряды полыхнули во всю мощь. Сегмент коридора между радиальными проходами превратился в гигантскую плазменную лампу, переливающуюся малиново-лиловыми языками. Они змеились во все стороны из призрачного центра, беспокойно ощупывали невидимую стену. Ближайшие коммуникаторы, репликаторы и аудиосистемы в зоне сотни метров вышли из строя. Но цель была достигнута: их Полтергейст бесславно бился в западне.       Поддерживать аттракцион после того, как им налюбовался весь экипаж, Хан не видел необходимости. И сыграл томительное угасание диковины в неволе так, что медсестра Морган расплакалась. Акт транспортации, замаскированный финальным всплеском фиолетовой агонии, унёс и полупрозрачный пучок дикирония, и трансформатор, спрятанный в нём.       Безотчётно — ему просто не с чем было сравнивать, — Хан позволил себе с размахом реализовать самую наивную из детских фантазий: «вот умру, и что вы будете делать?»       Доктор МакКой пробрюзжал: «Говорил я вам, это не человек», но пил с Кирком не чокаясь.       Лейтенант Ухура выкрасила ногти в фиолетовый, придирчиво пошевелила пальчиками и в конце концов осталась при своём любимом чёрном.       Скотти завёл с Кинсером беседу о природе разума и смысле жизни. Недолгую: Кинсер не отвечал, а более насущные вопросы возникали то и дело.       Сулу сложил элегантное хокку. Что-то про лепесток сакуры, сбитый грозой. Зачитал Чехову. Тот сокрушённо поохал, шмыгнул носом и загорелся сочинить полновесную эпитафию. Перечёл. Скомкал. Кинул в утилизатор. Стихи и впрямь никуда не годились.       Капитан Кирк выглядел смурней обычного — особенно во время душа. Пару раз вскидывал взгляд на лейку и тут же, крутнув головой, кривился в грустной усмешке.       Только вулканский метис вёл себя как всегда. Это странно задело Хана, но вмиг забылось на фоне того, ради чего он столь сурово приостановил веселье.

*

      Кто?..       Каждый сверхчеловек обладал минимумом боевых и инженерных навыков, кратно превосходящих людские. Каждый был обучен скорой медицинской помощи. Каждый в совершенстве знал программу активации криокапсул и мог принять командование другими. Каждый заслуживал того, чтобы проснуться первым.       Хан выбрал самого уравновешенного и крепкого здоровьем.       Коды доступа к апартаментам распространялись на всю систему «умного дома»: от света до телевизора и сети, от репликатора до уборки. Хан ещё раз окинул камерой зрелище океана за тонкими занавесками, лаконичный интерьер и то, что наполнило его смыслом, весом, нервной вибрацией. Свинцово-серые шеренги капсул агрессивно и притягательно выделялись среди светлых тонов простора, словно сжавшегося, уплотняясь вокруг них.       Через центральный процессор апарта Хан реплицировал робота вроде паука размером с ладонь, с резиновыми лапками, чувствительными к сенсорам и для сенсоров. Поочерёдно, с замиранием, переключил режимы на одной панели; прогнал ногастого, резво засеменившего под стол, и весь обратился в слух.       Вязко чмокнули клапаны. С лёгким шипением отошли клубы азота. Шелестела комнатная вентиляция. За окнами на песок сильно и ровно набегали волны.       Бесшумно, натянув влаги из воздуха, вокруг недвижимого тела взбух прозрачный гель. От защитной плёнки, покрывавшей кожу, затеплился процесс кристаллизации. Отогревая спящего, она одновременно обращала гель в бесцветный порошок, который без вреда осыплется в капсулу через долгие, долгие часы.       Шорох волн гипнотизировал. Их счёт циклился, откатывался на сотни, начинался заново. Хан ждал.       Как смычком по нервам, комарино загудели тысячи микрозондов, вымывая и оттягивая из тканей расщеплённые молекулы криопротектора. С тихим пощёлкиванием по ним же прошли разряды, запускающие внутренние ритмы организма.       Лязг замков. Скрежет откинувшейся крышки. Парень в компактной ёмкости был молод, атлетичен, светлолиц и налысо обрит. Хан помнил Сёрена русым и сероглазым. Наконец-то он увидит, как в этих глазах блеснут разум и жизнь.       Наблюдать издалека, не имея возможности помочь в случае чего, было страшно. Единственное, чего боялся Хан: терять близких людей. Первого вдоха он ждал будто в стазисе, время возобновило ход лишь после того, как он услышал тишайший звук выдыхаемого воздуха. Отлегло. Так, что, кажется, голова закружилась. По крайней мере, информацию он воспринимал кусками. Вот за бортик капсулы схватилась рука, и Сёрен сел. Пару минут сидел бездейственно, вдох за выдохом, потом перебрался через борт и не удержался на шатких ногах. Хану отчаянно хотелось протянуть ему руку и дёрнуть вверх, поднимая; притянуть и обнять одного из тех, ради кого он готов был взорвать к чертям Вселенную. Ради кого стоило бороться, стоило умереть, даже лишиться свободы и человеческого облика. Ради них всех.       Сёрен сумел встать и некоторое время простоял на месте. Хан дал ему обрести равновесие, восстановить немного сил и осмотреться. Затем дистанционно включил ПАДД, лежавший на столе.       Тот пискнул. Аугмент вздрогнул и обернулся. ПАДД пискнул снова.       Нетвёрдой походкой Сёрен дошёл до стола и уставился на прибор с включённым экраном. Просто текстовое сообщение — письмо. Хан ждал, пока друг прочтёт, видел, как он оглянулся и пересчитал капсулы (двенадцать). Вернулся к тексту. Перечитал трижды. Возвратил ПАДД на стол и медленно обошёл их подряд, заглядывая внутрь и выясняя, кто находится в одной квартире с ним. А после — уселся прямо на пол, привалившись спиной к крайней из криокапсул.       Хан его понимал. Понадобятся сутки, чтобы прийти в себя, а пока, что тело, что разум отходили от почти трёхвекового небытия. В письме Хан запретил выводить кого-либо из криосна, пока пробуждённый сам не придёт в состояние справиться с чрезвычайной ситуацией. И знал, что Сёрен послушает, — как слушал всегда. Сейчас он, вероятно, уснёт прямо на полу, получая столь необходимый ему отдых, проснётся снова часов через двадцать, примет душ, подкрепится и приступит к декрионированию остальных. И уже через пару-тройку дней все они будут дышать воздухом двадцать третьего века, любуясь видом из окон.       Когда предсказание сбылось и Сёрен уснул там, где сидел, Хан транспортировал его на диван, стоящий тут же — в гостиной, а на него — плед, жалея, что не может укрыть его своими руками. Подумав, повысил температуру в комнате. Раньше Хан не был склонен к подобным сантиментам по отношению к своим. Но после того, как дважды потерял их и всё же сумел вырвать из рук Федерации, безрассудно тянулся уберечь сверха от банальной простуды.