Полтергейст

      Над электронным письмом Хан размышлял добрую неделю. Как объяснить, что, где и почему, но притом не сказать лишнего — о его нынешнем положении, чтобы, не приведи космос, не спровоцировать своих на действия, которые скомпрометируют их или вообще убьют. А то, что его люди ринутся выручать его вопреки любым приказам, было несомненно. Хан научил их этому на личном примере, очертя голову бросаясь в огонь и под пули, вытаскивать и спасать, даже если ситуация выглядела безнадёжной, а поступки отдавали безумством.       Хан стремился к миру для своей семьи, и оптимальным выходом для этого была не дальняя колония, отрезанная от цивилизации, а сама цивилизация с её возможностями. Сверхи получили указание осваиваться в обществе и получать образование согласно их талантам, чтобы жить. Красиво и свободно.       И всё же Сан-Франциско был выбран не за климат и панораму. Те явились лишь приятным бонусом к близости космопорта. Дабы при малейшей угрозе разоблачения экипаж мог захватить корабль и рвануть в глубокий космос — подальше от тех, кто собрался бы эту жизнь им испортить.       Восемь самых непогрешимых историй предназначались тем, кто поступит в Академию Звёздного Флота. Пилот, навигатор, инженер-конструктор, специалист по оружию — в двойном составе. При проверке, стоит кому-либо ввести их имена в поиск, Хан лично проконтролирует, чтобы всё выглядело чисто и благонадёжно.       Специфические «цеховые» знания и практику в профессиях лингвиста, правоведа, медика, геолога, ксенобиолога и агронома можно было получить в гражданских университетах. Там тайный государственный надзор был послабей, или вовсе отсутствовал. Любые иные навыки легко достигались самообучением. Чего-чего, а дисциплины сверхстудентам хватит.       Хан, с горьким счастьем впитывая каждую секунду, прожил пробуждение каждого из них. Вдохи и аханье. Шутки и перепалки. Кутерьму и радостные вопли в брызгах океана. Даже больше, чем их телесности, по-доброму позавидовал перспективе: наслаждаться изучением новых, поражающих воображение технологий, и открыто восхищаться ими.       Для завершения алиби недоставало одного эффектного штриха. Но этот пункт плана был также отсрочен во времени. И Хан вернулся к прежним подопечным, с коими уже успел сродниться.       Он понял, что вовремя обратил внимание на «Энтерпрайз», когда заслышал давящую тревогу в разговоре Кирка и МакКоя. Говорили об энсине Фишере, который подцепил на последней высадке каких-то паразитов, пробравшихся под кожу и уже попавших в кровоток. Хан переключился на Фишера. Тот лежал на койке в изоляторе и корчился — похоже, обезболивающие, на которых его держали, не действовали. Это было скверно, ибо означало, что зараза добралась до мозга. Хан просмотрел данные последнего сканирования.       Паразиты светились крохотными точками по всему организму. Из крови МакКой их худо-бедно удалял диализом, хоть часть всё равно проскальзывала через фильтры. А вот из тканей выгнать не мог, и препараты их не брали. Ещё сутки, и они проделают в энсине тысячи ходов, как в муравейнике. Данные по паразитам у МакКоя были — исследовал тех, что достали. Размером в одну сотую миллиметра, они очень быстро размножались. И Хан взялся за работу. Позволить юному и, в общем-то, приятному энсину так скоропостижно покинуть этот мир противоречило принципам не только МакКоя, но и Хана.       Для начала транспортировал в сонные и позвоночные артерии микрофильтры, разработанные им за полчаса: не мешающие току крови, но способные задержать паразитов. Чтобы забитые пакостью мембраны не привели к тромбозу, их следовало каждые три минуты вычищать от улова. Также Хан оптимизировал фильтры в аппарате диализа. После чего извлёк всех мелких гадов из мозга энсина, пока те не превратили его в маасдам. Это принесло больному заметное облегчение. По крайней мере, обезболивающее снова начало действовать. И Хан занялся программированием транспортера, дабы не вытаскивать размножающихся одноклеточных по одному.       Транспортер в штатном режиме мог работать с куда меньшими формами, проводя разборку и сборку на атомарном уровне. Так что с простейшими вполне справлялся, но отчего-то никак не мог захватить всех сразу. Когда измученное тело наконец было избавлено от вторженцев, энсин уже едва дышал. Но Хан был уверен, что это МакКой поправит. Забрал установленные фильтры и заново просканировал Фишера. Точечно вырвал из него десятка полтора пропущенных паразитов и только тогда успокоился, тем не менее присматривая и периодически включая биосканер — проверить, не упустил ли чего. На всё ушло часов двенадцать.

*

      Хорошие новости застали Кирка в столовой. От одного донёсшегося обрывка фразы он поспешно запихнул в себя обед и дёрнул в медотсек, за подтверждением.       — Ну что?       МакКой оглянулся. Молодой парень, спавший за прозрачной стенкой изолятора, свернулся на боку в уютной позе; лицо, покрытое испариной, разгладилось. Он выглядел усталым и ослабленным, но не больным.       — Получше. Идёт на поправку. Думаю, к концу недели выпишу, если ничего не случится.       — Боунс, спасибо, — на полном серьёзе сказал Кирк, привыкший за шесть лет капитанства нести больше чем формальную ответственность за экипаж.       — Знаешь, Джим, не уверен, что это я, — МакКой в сомнении перевёл взгляд на ПАДД, лежащий на столе.       — А кто? Бронски?       — Нет.       — Хорошо, заинтриговал. Жги, — повелел Кирк.       — Если коротко: вылущенных из Фишера паразитов я подверг воздействию всех имеющихся противопаразитарных препаратов, и ни один не сработал. Попытался синтезировать то, что сработает — получилось, но дай я это Фишеру, угробил бы его первым. Он у меня на иммуномодуляторах и антигистаминных держался. И на диализе. Всё. Только без толку, четыре дня, а тут вдруг резко пошёл на поправку, и паразитов в организме, по крайней мере, живых, не осталось. Сейчас провожу детоксикацию.       — Но ведь что-то же подействовало? — нахмурился Кирк.       — Не получал он ничего, что могло бы подействовать. И иммунитет его ни при чём. Взял у него кровь, заразил в пробирке. Размножаются и в ус не дуют.       — Предположения есть?       — Никаких. Я, конечно, устрою консилиум местного масштаба, но сомневаюсь, что что-то прояснится.       Не прояснилось. Кирк решил дарёному коню в зубы не смотреть и принял исцеление Фишера как данность, радуясь, что потери удалось избежать.

*

      Два добрых дела подряд настроили Хана на беспрецедентное благодушие. Светло поглядывая на своих, уже усердно занимавшихся учёбой и трудоустройством, он подправлял погрешности в расчётах энтерпрайзовского экипажа, добавлял сахар в кофе разиням, перепутавшим кнопки, будил проспавших, и всё в таком же ключе. Очнулся, когда младший инженер забил на текущую проверку варп-ядра и внёс в таблицу показатели из воздуха.       Расслабились! Пора бы привести их в тонус.       Кровавая баня в медотсеке с подозрением на алкогольный делирий МакКоя (залитый пол и койки, или конденсат, сочащийся по стенам)? Плотоядное растение для Сулу? Всё это было мелко, на уровне клея в капитанском кресле или каннабиноидов в обеденном репликаторе, и недостойно Хана. Послать «Энтерпрайз» в квест от имени флота, чтобы из артефактов, подброшенных на несколько планет, собрать… нечто — долго и скучно. А тонкий намёк с астероидом, преследовавшим звездолёт на сканерах и экранах, оказался слишком тонким. Фееричней надо, фееричней.       К тому времени, как альфа-смена стягивается на мостик, Кирк уже там: развалясь по диагонали кресла, одной ногой через подлокотник, приобняв другой. На приветствия вдумчиво угукает, помахивает рукой, лучезарно улыбается, и хрупает яблоко белыми зубищами.       Пока из турболифта не выходит Кирк.       — К-капитан на мостике, — выдаёт на автомате Чехов. — Т-то есть, к-капитаны.       Экипаж в замешательстве переводит глаза с сидящего Кирка на стоящего. Космическую тишину распарывает громкий шёпот Сулу: «Как это называется? "Yoma-yo"?» Наконец, Кирк №2 интересуется:       — Как яблоко? Вкусное?       Кирк №1, всем креслом развернувшийся к нему, встречает вопрос незабудковым взглядом и, как бы озадаченно, облизывает верхнюю губу.       — А я таки ничего, — самодовольно резюмирует №2. — Свободен.       №1 отбрасывает огрызок в никуда и на возврате жеста сворачивает фигу.       — Он — голограмма?! — осеняет Чехова. — Ну конечно! Я здесь уже... полчаса, а яблоко всё не заканчивалось!       — Вот сейчас и посмотрим, — капитан «рыбкой» бросается в кресло. Он повисает на спинке, а дубликат, поднырнув под агрессора, буквально между ног выскальзывает, и надкусывает новый фрукт, безмятежно оборотясь к опасности спиной.       Кирк-2, то есть оригинал, успевает намотать два круга по мостику, прежде чем загнать Кирка-1, который копия, в выжидающе открытый лифт. Двери схлопываются за обоими. В тот же момент гаснет свет по всему кораблю.       Непроглядная темень взрывается звуком и цветом. Из динамиков дубасит бит. Под сочный матерок и женские взвизги в чёрной пустоте качается множество медуз, светящихся зелёным, жёлтым, розовым, неоново-голубым и фиолетовым.       Штуки три из них, в сопровождении глухих ударов и особо эмоциональной ругани, отлетают к полу по трассирующей дуге; одна слегка просаживается; ещё одна топорщится длинными космами и верещит.       В отдельных очертаниях угадываются дивно знакомые формы жизни. Стройный «хвост», как у Ухуры. Непослушные кудряшки Чехова. И, точно лазером под линейку срезанная, чёлка Спока.       А в эпицентре всего этого бедлама — светлый образ капитана №1, снова царящий в кресле, голографически пульсирует под потолочным излучателем в задорном ритме диско. «I’m back!» Нет, «bad». Что в данном случае одно и то же.       Ещё неделю команда будет вымывать из волос краску, флуоресцирующую в ультрафиолете, подмешанную в шампунь. Кроме лейтенанта Ы: подсветка экзочерепных гребней — особенность её расы.       Лифт выпустил взъерошенного Кирка под занавес представления. С последними аккордами привычная иллюминация восстановилась. Исправно горели сенсоры и дисплеи, звёзды равнодушно расчерчивали варп. Кресло преткновения пустовало.       — Ай, молодцы! — законный его хозяин грозно обвёл глазами пристыженный экипаж. Серьёзная мина выдерживалась с трудом, но прыснуть при виде парада растерянных лиц, не знающих, то ли смеяться самим, то ли думать над объяснительной, было ни в коем случае нельзя. — И долго он вам приказы отдавал?       — Приказов, собственно, и не было, — с достоинством ответил Спок. — Теоретически возможна долгоиграющая компиляция записей вашего голоса, но надлежащее расположение динамика мешало бы голограмме.       — Всё-то ты знаешь! — коварно усмехнулся Кирк. — И с душем не разговаривал, и каках избежал. Не ты ли наш Полтергейст?       Физиономия Спока, и без того постная, вытянулась огурцом.       — Вы подразумеваете, что так называемый Джон, прячущийся на корабле, щадит меня? Быть может, я просто осмотрительнее многих?       — Зануднее «многих», — Кирк вздохнул. — Тебя даже подкалывать тошно.

*

      Помимо Спока, был в костяке «Энтерпрайз» ещё один персонаж, выделявшийся своей степенностью. Хикару Сулу, как истый японец, стремился сохранять лицо при любых обстоятельствах. Так бы и слыл самураем, пока не всплыла его страшная тайна.       Арахнофобия.       Сулу, который с отрезанным парашютом крошил ромуланцев на многокилометровой высоте; Сулу, бросавший чужой допотопный корабль со скалы для разгона, — при виде паутины впал в ступор, шарахнувшись к стенке, разве что за катану не схватился. Извиняло его то, что производитель ловчей сети диаметром в коридор должен был быть размером с бульдога.       Вполне достаточно, чтоб обездвижить и пищеварить среднюю человеческую особь, надумайся ей в паутине застрять.       И раскинуто было грамотно. По пути к столовой. Скрытный паук заполз, судя по всему, на один из шаттлов во время отгула на Гесиадии. В дикой природе, если верить голостенду парка ужасов, такие повывелись после глобального потепления (иначе никто не стал бы делать из планеты рекреационный комплекс). Но странно было бы ручаться, что отдельный экземпляр не мог сбежать из домашней коллекции экстравагантного богача.       Несколько офицеров безопасности стояли в оцеплении с оружием на оглушение, пока ещё двое паутину резали, сматывали в огромный ком и утилизировали. Смышлёная тварь никак себя не проявила.       Через день тенёта наросли опять. В двойном экземпляре: у столовой и близ инженерного. Радовало то, что у стандартной пищи паука зрение, видимо, работало в ином диапазоне. Ибо не заметить паутину было сложно. Полупрозрачный ячеистый многоугольник с бледным радужным отливом густо шерстился игольчатым инеем, как нить, оставленная в соляном растворе. Только «соль» эта была чертовски липкой.       Когда на третьи сутки раскрылся турболифт, затканный паутиной, нервный Сулу обстрелял его из фазера во все углы. Даром что тот был по-прежнему пуст.       Корабль прочёсывали так, как не ловили Полта. Тщетно. Паук будто между измерениями провалился. Но тропу на водопой, сиречь в столовую, он явно облюбовал.       — Мистер Кирк, — робко подал голос Чехов. — Вам это ничего не напоминает?       — А должно? — напрягся капитан.       — «Дело свиньи №3». Однажды русские дети...       — ...да-да-да, изобрели бекон, или что там на этот раз, — оборвал Кирк.       — Выпустили в школе трёх свиней, пронумерованных 1, 2 и 4? — гоготнул МакКой. — Джо мне все уши прожужжала этим анекдотом. Вот бы знать, что они учудили на свой выпускной, — погрустнел он.       «Таданн!» — теленькнуло в динамиках, и в руки Чехова с МакКоем упало по свежематериализованному пончику. А паутина исчезла.       Убедить Сулу, что паука на самом деле нет и не существовало, оказалось потрудней ремонта варп-ядра. Тот ходил со сложенной катаной в руке и при любом подозрительном шорохе высвобождал лезвие, в каюту втекал по стеночке со снятым с предохранителя фазером, и толком не спал с появления первой паутины. Так продолжалось до тех пор, пока он, бледный до бесчувствия, не примчался в медотсек с катаной наголо. По дрожанию нижней челюсти невменяемого самурая, МакКой сообразил, что вначале — успокоительное, а вопросы потом. Насилу отобранный меч, при ближайшем рассмотрении, оказался чем-то измазан, а когда Сулу обрёл дар речи и смог сложить слова в предложения, МакКой узнал удивительную вещь — в пилотской каюте лежит раскромсанный паук.       МакКой, конечно, доложил Кирку. Тот пошёл проверять, уверенный, что Сулу примерещилось. И обалдел, увидев, что нет. Труп арахнида, действительно бульдожьей величины — ежели без учёта трёхметровых лап, — собрали в мешок и доставили в медотсек, где МакКой его изучил и сообщил, что данное скопление аминокислот живым никогда не было.       — Сулу скажем? — Кирк лениво пошатал торчащую мохнатую конечность.       — Не-ет, — возразил МакКой. — Пусть верит, что победил чудовище. Может, спать начнёт.       — Согласен. И медаль дам, — ухмыльнулся Кирк. — Чтоб уж всерьёз.

*

      — А что мы тогда убили? — справился МакКой за ужином, плавно переросшим в продолжение нетайного обсуждения ситуации с воскресшим Полтергейстом.       — Кскстройца, дикирониевое облако или газовый разряд, — довольно пожал плечами Кирк. — Выбирай. Но то, что Джон жив и здравствует — очевидно.       — Похоже, этот… Джон не слишком-то рвётся, чтобы его нашли, — МакКой пессимистично ковырял вилкой в салате. Кирк уплетал стейк с жареным картофелем.       — Зачем тогда на контакт выходил? — спихнув кусок за щеку, резонно ответил он.       — Откуда мне знать. Это ж тебя он выбрал для, кхм, встречи разумов.       — Потому что я — главный, — Кирк наставительно воздел палец вместе с ножом. — Но за всей этой погоней мы как-то забыли, чего хочет он сам.       — Как будем спрашивать? — пристряпался Маккой. — Столоверчение? Уиджа?       — Зачем? Вот, ПАДД, — Кирк пододвинул к себе планшет свободной рукой. — Ч-е-г-о т-ы о-т н-а-с х-о-ч-е-ш-ь?       Экран безмолвствовал. Затем курсор побежал влево, стирая буквы. И вновь — ничего.       — Ну, так неинтересно, — протянул Кирк. — Посидели бы, поговорили. О! Джон, будь другом, подгони пивка, а?       Это была плохая идея. Заказ тут же материализовался — над головой у Кирка. И без какой-либо тары.       Кирк дождался, пока по лицу стечёт. Предпринял безуспешную попытку сдуть со лба расплющенную чёлку. Разлепил ресницы. Подставил язык под последнюю каплю, повисшую на носу. С сожалением цыкнул:       — Ч-чёрт, хорошее было пиво!       — Кажется, он воспринял твой запрос буквально, — подковырнул МакКой.       — Джон, пожалуйста, — конкретизировал Кирк. — Мне такого же пива, только в стакане. Одну пинту.       На этот раз форменка промокла ещё больше, но в дополнение Кирк получил увесистым пивным бокалом по голове. МакКой давился со смеху, глядя, как капитан, распространяя упоительный аромат хмеля и солода, отклеивает от тела освежающе холодную ткань.       — Намёк понял, — Кирк шморгнул носом, утираясь условно сухим рукавом. — Командовать тобой нельзя, притеснять тоже. Что тогда? Мир и добрососедство?       Второй бокал, полный и пенный, сверкающий искрами в тон пузырькам, утвердительно стукнул о стол. Кирк перехватил посудину и отсалютовал ей в воздух. Пиво и впрямь оказалось первоклассным.       Первой жертвой мирного договора стал подошедший Спок. Не успел он притронуться к репликатору, как тот соорудил его любимое блюдо — вулканский чёрный пломиковый суп. Спок пригляделся. Принюхался. И вылил подношение в утилизатор, следом кинув тарелку.       — Ну зачем ты так, — пожурил Кирк. — Он хотел по-хорошему, а ты… эх.       — Бойтесь данайцев, дары приносящих, — процитировал Спок, присаживаясь третьим к их столу. — Никогда не встречал представителей данной цивилизации; возможно, это как раз один из них.       Вторая порция яства выглядела точь-в-точь как первая, с той лишь разницей, что была реплицирована привычными действиями Спока. И лишь вулканское самообладание удержало его от бескультурного выплёвывания супа на сотрапезников. Акт глотания потребовал отдельного мужества, но всё же состоялся, подстрекаемый вопящими рецепторами.       — Спок?! — одновременно воскликнули Кирк и МакКой, глядя на коммандера с нехарактерно выпученными глазами, в уголках которых показались слёзы. МакКой тут же выхватил трикодер. Спок деревянно отстранил его, невнятно проартикулировав:       — Могу я сделать глоток из вашего стакана, капитан?       Кирк, не мешкая, подтолкнул к нему бокал. Спок отпил пива, даже не поморщившись, и облегчённо выдохнул.       — Да что с тобой? — недоумевал Кирк.       — Этот суп несъедобен. Он сверхъестественно острый.       МакКой безо всякого стеснения вынул ложечку из своей чайной чашки и зачерпнул на кончик из тарелки Спока. Коснулся языком.       — Старый добрый перец. Но доза термоядерная. Как у тебя глаза-то не выпали? — и без перехода продолжил: — Рот открой.       Спок нехотя предъявил к осмотру ротовую полость.       — Слизистые чуть воспалены, но ничего страшного. Жить будешь. Сиропчик тебе выпишу, смягчающий. Ты чего хихикаешь, Джим?       Досмеявшийся Кирк вновь взял тон проповедника:       — А нефиг было Джона обижать! Он к тебе со всей душой, а ты в утилизатор! Вот и жри теперь свой суп во имя мира во вселенной! С мыслями о сиропчике.       Пришлось щепетильному Споку, в интересах хрупко наклёвывающегося консенсуса, морщась и хекая огнём, давиться усовершенствованной рецептурой. Хан, смиловавшись, благородно сервировал ему стакан воды.       МакКой, однако, перестраховался: организм вулканца проявил приспособляемость, соперничающую с органолептической чувствительностью, и лекарство не понадобилось. Хотя Хан, чисто из принципа, телепортировал из медотсека и его. Маленький пузырёк дерзко высился в центре стола, усиленно игнорируемый адресатом.       — ...Исходя из имеющихся эмпирических данных, он любит музыку Земли конца двадцатого века, — рассуждал Спок. — Какие выводы можно из этого сделать?       — Да никаких, — хмыкнул Кирк. — Я вот люблю рок-н-ролл, и что?       — В некоторой степени это коррелирует с вашей страстью к мотоциклам. Будь в нашем распоряжении больше информации о том периоде...       — До репликации, транспортации и варпа технологии принципиально не менялись. А наш Полт шурупает в них получше Скотти. Нет, гадание по музыке — дохлый номер.       — Я бы так не сказал, — оскорбился Спок. — Являясь лицом довольно ограниченно осведомлённым в области музыкальной истории Земли, я провёл эксперимент, попытавшись подобрать текст, имеющий заданное содержание, поскольку треки, которые воспроизводил Полтергейст, несли в себе определённую смысловую составляющую. Мне не удалось. Необходимо обладать некоторыми знаниями в этой области, чтобы смысл послания совпадал со смыслом песни.       — Уау, — восхитился Кирк, а МакКой критически прищурился:       — А какой именно смысл ты задал?       — Их было несколько, — ответствовал Спок. — Шахматная партия, изыскания в области биотехнологий и вред гамма-излучения.       МакКой недоупал лицом в салат. Кирк застрелился из пальца. «Па-ба-ба-баааам», — прогремели динамики.       Бетховен уж точно к двадцатому веку не относился.