Стаккато

(Мэй) После того как я слез с этого ужасного кресла, помощник «рыбьего глаза» Джейк, водил меня от прибора к прибору, измеряя мой рос, вес, прослушивал сердцебиение, потом заставил помочиться в прозрачный стакан, и в конце всех процедур, перетянул правую руку жгутом и проткнул набухшую вену, наполняя шприц моей кровью. - Простите, а как зовут господина лекаря? - мне показалось, что после того как парень наблюдал меня со всех ракурсов и водил голого по смотровой, я имею право обратиться с вопросом. - Господин Вэрр, но для тебя же будет лучше, если ты не будешь привлекать его внимание. Наверное, он был прав, закончив со мной господин Вэрр покинул кабинет и больше в этот день я его не видел. Напоследок Джейк выдал мне серый короткий халат без пояса, который я просто запахнул и вывел из кабинета, сказав охраннику: «Блок восемь, одиночная, до особого распоряжения господина Вэрра», охранник покосился на меня и ухмыльнулся. Мы шли длинными коридорами, какие-то были хорошо освещены, какие-то нет, мимо деревянных дверей, наконец дошли до камер, справа и слева шли решетки, за ними стояли и сидели мужчины с которыми меня сюда доставили, среди них я выхватил взглядом одноглазого, увидев меня он приглашающе развел руки, но охранник прошел мимо входа в камеру. Мне не нравилось как смотрел этот рыжий, я знаю такой взгляд, оценивающий, раздевающий, оскверняющий, и если раньше я мог просто уйти от человека, который так смотрит, то здесь у меня такой возможности не было. Мужчина втолкнул меня в маленькую квадратную камеру, чуть больше моего роста в ширину и длину, справа лежал тонкий матрас, а слева отхожая дыра, но самое главное больше никого не было. Охранник запер дверь и ушел, вслушался в его шаги и только когда они смолкли подошел к матрасу и опустился на него. Наверное, сейчас, глубокая ночь, когда нас вывезли из суда и привезли сюда, солнце только село, но с того времени прошел не один час. - Что малыш, понравилась «промойка»? - от неожиданности я вздрогнул, не смотря на то, что нас разделяла стена, голос рыжего я слышал хорошо. И только сейчас сообразил, почему именно он назвал ее «промойкой», поджал ноги под себя, живот все еще ныл. -Ничего, дальше будет только лучше. «Промойку» вообще устраивают, что бы ты ничего не пронес сюда запрещенного, а сейчас мы в «передержке», еще пять дней нас будут поить и кормить со слабительным, и когда мы полностью избавимся от всего говна, нас пустят дальше. Но видимо ты приглянулся «рыбьему глазу», раз тебя разместили с такими почестями, - продолжал рыжий, - хотя уверен, что в голом виде ты приглянулся бы многим, жаль, что не могу это оценить пока - и громко заржал. Я лег на матрас и поджал к груди ноги, здесь не было холодно, но меня знобило, может из-за того, что болел живот, или от представления будущего, хотя об этом я старался не думать. Есть только сегодня, и это сегодня я пережил, и то хорошо. Омерик, так звали одноглазого был прав, нас кормили раз в день, а потом остаток дня мы бегали к туалету, и я в полной мере оценил, что один в камере, потому что мог спокойно сидеть над отхожим местом хоть целый день, а в соседнем помещении люди ругались между собой, кто первый сядет и кому нужнее. На третий раз я просто решил отказаться от еды, когда один из охранников пришел забрать поднос и увидел, что я ничего не тронул, он просто ушел. Но я зря облегченно выдохнул, потому что через несколько минут он вернулся с высоким худым стариком в черной рясе, освещенный светом из проема двери, я видел у старика в одной руке деревянную указку, а в другой кувшин. - Встать, заключенный 213, - в полу тьме лицо было плохо видно, но ничего хорошего оно не предвещало, поднялся с матраса и встала напротив, стараясь не смотреть на него, - раз уж ты такой не терпеливый с тебя и начнем воспитательную работу, выходи за мной. Сердце бешено застучало, я прошел следом за стариком, он остановился ровно в центре между решетками камер. Поставил на пол кувшин и развернулся лицом к заключенным. - Заключенные, для тех кто попал сюда первый раз, я представлюсь, меня зовут отец Гайрюс, я ответственен в этой обители грешных душ за ваше духовное перевоспитание и соблюдение нравственных устоев, а так же порядков нашего заведения. Милосердные люди и правительство, вкладывают огромные средства на содержание и перевоспитание таких отбросов как вы, дает вам еду, кров и тепло, в то время как многие ваши сограждане голодают и замерзают. И среди вас, в большинстве своем, я надеюсь, послушных, но запутавшихся сынов божьих, нашелся заключенный 213, который решил, что он может отказываться от посланной нам пищи. Подойди сюда, 213. Старик указал на место по праву руку от себя, в это время охранник который с ним пришел, принес небольшую скамью, и поставил перед отцом Гайрюсом. - В первый раз, я не буду тебя отводить в «красную комнату», ты получишь свое наказание здесь, ложись на живот и подними согнутые ноги вверх стопами. Лучше бы я не смотрел на Омерика в этот момент, потом что на его лице отразилось сочувствие, а не похоть. Сопротивляться было бесполезно, а я и так уже нашел себе наказание на пустом месте, лег на скамейку животом, руками вцепился в ее ножки, ноги согнул в коленях как было приказано. Ждал, что он задерет мне халат, что бы выпороть, но ошибся. Сначала я услышал свист деревянной указки, а потом она со всей силой опустилась на мои ступни. Я закричал, и даже сам не понял от чего сильнее, от боли или от неожиданности. - Замолчи, 213, я наказываю тебя для твоего же блага и в назидание твоим братьям во грехе,- указка еще раз просвистела и прошлась по ступням,я сжал зубы, пытаясь удержать крик, это было больно, ступни стали свинцовыми, мне хотелось их опустить, но я слишком боялся, что тогда он этой же указкой изобьет меня по другим местам. Он бил и бил, и я не знал когда это закончится, единственное, что крепче сжимал руками деревянные ножки и старался как можно тише скулить сквозь зубы, слезы заливали лицо, и вместе с соплями падали на пол. Но наконец удары прекратились, я продолжал всхлипывать, но пошевелиться боялся, последние несколько ударов все таки рассекли кожу и горячая кровь сбегала вниз от лодыжек по икрам. - Как говорится в Писании «бью тебя для того, что бичевание это не мщение за зло, но в смысле научения». В следующий раз 213, ты еще будешь отказываться от еды? Я отрицательно покачал головой. - Говори голосом, когда тебя спрашивают. - Нет отец Гайрюс. Он все еще не разрешал мне встать, это вызывало тревогу, я слышал как он поднял с пола кувшин и подошел к моим ногам. - Надеюсь, все присутствующие усвоили урок, что если вам, что-то дают или приказывают, вы должны делать это беспрекословно, что бы не оказаться на месте 213. С этими словами он выплеснул содержимое кувшина на стопы, я с визгом скатился со скамейки, жидкость попавшая на разорванную кожу по ощущениям прожигала насквозь, старик еще что-то говорил но я не слышал его. Я пытался смахнуть влагу, но любое прикосновение причиняло только боль, единственное, что мне хотелось сейчас это отползти от этого чудовища. Видимо воспитательная минутка закончилась и желание исполнилось, охранник оттащил меня в камеру. Когда дверь закрылась, я снял халат и закутал в него ноги, чистой воды не было, что бы ополоснуть их. Я мог только лежать и стараться беззвучно плакать, пока неизвестная жидкость разъедала мои ступни. - Эй, мелкий, а почему ты просто не выкинул еду в нужник? - в голосе Омерика не слышалось издевки, только искреннее удивление. Действительно, почему?