Только ты знаешь...

Дзы-ы-ы-ы-ы-ы-ынь!!! Прыжок через три ступеньки. Поворот, поворот…. А дальше-то куда? Расписание, расписание, распи….бля телефон! Проспавший Дазай думал, что хоть ко второму уроку успеет, но видимо не судьба. Впрочем, это его не так уж и сильно расстроило, по сравнению с тем, что он забыл дома телефон и теперь не мог посмотреть не только в каком кабинете сейчас урок, но и какой урок вообще. Ко всему этому ещё и Федя не удосужился прийти и разбудить его, в конце-то концов, их квартиры находятся буквально напротив друг друга. Мог бы и замок взломать попытаться или просто под дверью его подождать. А эта крыса походу вообще про него забыла, если, конечно, ещё и не обрадовалась. Друг называется! Осаму совершенно не представлял куда ему сейчас идти и что делать. Но знал, что точно не стоять посреди коридора и ждать прихода своей смерти директора. Единственным более-менее разумным решением было бы найти классуху и постараться, для начала, рассказать ей захватывающую историю, которую ему нужно ещё успеть придумать, о том как по капец какой уважительной причине он, к его «наиглубочайшему сожалению», опоздал, потерял телефон, забыл расписание, забил на её гневные сообщения про то, чтобы никто не бесил её в первый же учебный день и возможно не взял некоторые учебники, потому что собирал портфель исключительно с помощью чуйки. Ну, всё ясно. Она его убьёт. Порешив на этом, Осаму направился к закреплённому за их классом кабинету, желая найти там математичку. Приблизившись к двери, он какое-то время застыл в нерешительности. Она же может по какой-либо причине отлучиться в другое место или ещё что-нибудь, а он даже имени её не помнит, чтобы если что спросить у учеников. И что тогда он им скажет? Мысленно обдумывая различные исходы ситуации, проспавший согнулся в три погибели и начал разглядывать древесину в поисках хоть самой маленькой щели. Но увы, всё тщетно. Дверь была сделана на совесть. Также в замочную скважину было тоже не вариант посмотреть – слишком уж узкая. Дазай громко цокнул и вдобавок хотел тихонько ругнуться, но сразу же прикусил язык, когда за его спиной раздался холодный и острый, как лезвие, голос: — Чем это ты тут занимаешься!? Осаму быстро выпрямился, стукнувшись лбом о ручку двери и потирая ушибленное место, с глупой улыбкой развернулся к грозной женщине. — За вами подглядываю!— Честно признался Дазай, поскольку, что уже терять. После такого заявления брови, стоящей перед Осаму женщины, поведали о её эмоциях намного лучше всяких слов: сначала она выгнула только одну, смерив юношу оценивающим взглядом с ног до головы, потом подняла обе вверх, остановившись в рассмотрение его лба, а затем вообще нахмурилась и у неё задёргался глаз. Чуйка Дазая подсказывала, что сейчас будет взрыв. А она, на минуточку, никогда не ошибалась. — Ты почему дурака валяешь!? Что ты забыл около моего кабинета, у вас сейчас вообще в другом крыле урок! А ну шагом марш грызть гранит науки!!! И я не поняла: кто это тебе разрешал опаздывать??? Я по-моему вчера ясно дала знать, что всё! Каникулы закончились!!! Будьте добры учиться. – Женщина со всей злостью орала на Дазая, размахивая руками и, по той же причине, то краснея, то чернея лицом. Опоздавшему, как никогда, захотелось выжить… Он стоял, прижавшись спиной к двери, судорожно ища ходы побега. — Простите, так в каком мы кабинете…? – Осаму невольно вспомнил статью, которую от скуки прочитал ещё очень давно. Называлась она: «Как не спровоцировать собаку на нападение». Никогда он не мог бы подумать, что она ему сможет пригодиться, вплоть до этого самого момента. Итак, первое правило безопасности он уже нарушил, приблизившись к «агрессивно настроенному животному». Второе, заговорив с ней, тоже. Поэтому он перешёл сразу к третьему, гласившему: «Держите собаку в поле зрения, но не смотрите в глаза — это будет расценено как агрессия. Если же на вас залаяла одинокая особь, сделайте вид, что вы не обратили на неё внимания…» Осаму некогда было сомневаться в правильности своих действий, поэтому он одним движением с каменным лицом развернул голову, будто бы с большим интересом разглядывая окно и совсем не замечая синеющую на глазах, от бесстыдства своего ученика, математичку. — Вы посмотрите на него! Я тут, значит, распинаюсь перед ним, как могу, а ему хоть бы хны! Даже не смотрит! «Старайтесь соблюдать спокойствие. Не пытайтесь заговорить с собакой или привлечь её любым иным способом…» (не спрашивайте, почему "заговорить с собакой" Дазай сам в шоке). Видя, как новенький продолжает молча, не отводя взгляда, смотреть куда угодно, но не на неё, да и ещё с таким блаженным видом, будто бы прямо сейчас вознесётся прямиком на седьмое небо, женщина даже обернулась, но так и не увидела никакого подвоха. Она даже начала переживать, не глухонемой ли он. Математичка помахала рукой перед лицом Дазая. — Э-эй, у тебя всё нормально…? – Она немного остыла, так что теперь её брови выгнулись в обратном направлении от переносицы — вид довольно жалостливый. В этот момент Осаму, всё-таки, перевёл взгляд на обеспокоенное лицо своей новой классухи и ели смог удержаться от того, чтобы не расхохотаться на всю школу. Пытаясь сдержать рвущийся из горла смех, юноша отважился кивнуть, но, к сожалению или к счастью, его выдержки хватило только на то, чтобы опустить голову, потому что, как только его лик стал не виден для глаз математички, на нём расплылась долго сдерживаема улыбка. Не решаясь раскрывать своих карт о том, что всё это время спокойным он только притворялся, Дазай в таком положении так и застыл. Математичка никак не могла понять, что происходит и начала беспокоится только сильнее, побледнев почти до цвета белого листа. — Что с тобой? Тебе плохо!? – Услышав, неподдельную тревогу в голосе, как он считал, злющей-презлющей новой училки, Дазай не выдержал и прыснул со смеху. Пытаясь хоть как-то это скрыть или хотя бы ржать чуть-чуть потише, он запечатал себе рот двумя руками. Честно сказать, стало только хуже. Теперь он начал задыхаться и от этого краснеть, а его смех походить больше на стоны. Его грудь резко вздымалась, сотрясая всю его спину и плечи, казалось, что сейчас он задрожит, как осиновый лист. И только он знал, что это всё от неудержимого смеха. У наблюдательницы, наступающей смерти Осаму от удушья, полезли на лоб глаза. — Т-т-ты...ты что плачешь!? — Испуганная бледная женщина, как настоящая мать кинулась к несчастному рыдающуму ребёнку. Она чувствовала свою вину в том, что довела собственного ученика — новенького, беззащитного в этой большой и неизвестной ему школе, где он ещё совсем никого не знал и был, без сомнений, невыносимо одинок, до такого ужасного состояния. О боже, как она могла на него так безжалостно накричать! Видимо, для бедной психики юноши это было последней каплей... Сейчас у него нервный срыв, истерика и новая детская травма. И это всё из-за неё! Она должна ему помочь! Она должна всё исправить!!! На трясущихся ногах математичка подошла к Дазаю и обняла его, нежно прижав к себе. Чего-чего, а такого поворота событий он точно не ожидал. Осаму слишком долго терпел, в следствии чего, если он, конечно, не хотел вывернуться наизнанку, ему оставалось только отцепить руки ото рта и наконец-таки расхохотаться от души и во всё горло! — Женщина, отпустите меня, а то я сейчас реально тут заплачу!!! — Услышав это, учительница ошарашенно отшатнулась от "бедненького" новенького в сторону. У Осаму даже на глазах выступили слезинки, как же ему сейчас было весело и, как же ему скоро прилетит звездюлей! Последние, к слову, не заставили долго себя ждать. Как на Дазая орала математичка — это надо было видеть! Какими жестами она учила его уму-разуму, что несколько раз чуть ими же его и не зашибла. Лицо её стало почти сливовым — столько в ней слилось разных эмоций, Дазай только и успевал подумать: "Что за чудо-светофор?". Неизвестно сколько это продолжалось и сколько бы это могло продолжаться, и в каком виде, если бы происходило не на территории школы, но в итоге, математичка схватила Осаму за руку и потащила куда-то по коридору. ... В отличие от своего японского дружка, день Феди проходил без особых приключений. Когда он зашёл за Осаму и подождав его около двери несколько минут, он начал ему названивать, каждый раз получая полный игнор. По причине потери терпения, он подумал, что ему глубоко плевать депрессия у этого человека из-за пола Сигмы, или же вообще понос, насморк и тому подобное, поэтому преспокойненько пошёл в школу один. Точнее это только в его мечтах выглядело, как: "один". На самом же деле по дороге он подцепил болтливый прицеп в виде Коли и дальше уже двигался с ним. Также, в связи с отсутствием Дазая, Коля договорился со своим разноцветноволосым другом — Сигмой, что сегодня будет сидеть с Фёдором. На что последний не имел никаких претензий, а в глубине души даже слегка обрадовался, но только т-с-с — это секрет! В общем, на данный момент Достоевский, с необычайной лёгкостью на душе, сидел на втором уроке и разглядывал длиннющую косицу Гоголя, который, несмотря на всю свою, казалось бы, гиперактивность, сладко спал, улёгшись на парту. И всё было хорошо. И всё было просто замечательно. Лучше не бывало... Как дверь в кабинет с грохотом распахнулась, практически также быстро, как Гоголь подскочил на месте, оторвавшись ото сна. Следом за церемонией "торжественного открытия" в класс влетел взлохмоченный Дазай! А уже за ним с достоинствов прошествовала классная руководительница. Осаму тут же обратился к мужчине, сидевшим за учительским столом: — Извините за опозд-ХА-ХА-ние!