Полуденный зной

Антон колупал застывший в тарелке салат оливье, вытаскивая горошек и откладывая его в сторону. Могло показаться, что парень просто не любит консервированные овощи, но дело было в другом. Сидя рядом с братом, Антон отчаянно стеснялся. Он видел, с какой любовью смотрит на него мама. Слышал ее счастливый смех. Она то и дела спрашивала: «Как учеба? Как жизнь? Как прошлый проект? А друзья? А девушка?» Роман смеялся в ответ и рассказывал, что учеба отлично, а жизнь наполнена семинарами, концертами, рабочими встречами, и разработка приложения удалась настолько, что заказчики именно Рому хотели видеть тимлидом их нового проекта. Друзья и коллеги, новые люди, новые встречи. Город возможностей. А Антон математику завалил, но даже об этом не говорили. Мама расспрашивала брата о его новой жизни, а тот или не хотел, или не успевал спросить об Антоне. Они пили красное полусладкое вино, от которого мама разрумянилась и смеялась как девчонка. Украдкой поглядывая на Рому, Антон мог заметить, что и на брата алкоголь подействовал. Его скулы порозовели, а синие глаза весело блестели. В какой-то момент он положил свою тяжелую горячую руку на плечи Антона и, широко улыбнувшись, потрепал его по плечу. – Ну, а ты как? Как школа? Этого вопроса Антон и ждал, и боялся. – Нормально, – буркнул он, злясь на самого себя, потому что каждым сантиметром кожи он ощущал жар, исходящий от тела брата. Разгоряченный алкоголем, Роман не понимал, что пора бы притормозить. – Девушку себе завел? Антон вспыхнул и повел плечами, отстраняясь от брата. Удивился тот или разозлился, Антон так и не понял, потому что брат просто убрал руку и принялся за салат. – Не собака же, чтобы ее заводить. Положение усугубила мама. – Ой, какая там девушка, – хохотнула она, отпивая из бокала. – Все игрушки на уме. А если и ходит гулять, то с пацанами своими. Как же бесит! – Мам, – нахмурился Антон. – А что? – удивилась мама. – Правда же, что у тебя только стрелялки твои в голове. Экзамен как попало сдал. В твои годы Ромчик уже знал, кем стать хочет. А ты? Киберспортсменом по Доте? – Я в КС играю, – ощетинился Антон. Роман рассмеялся, и Антон порывисто потянулся к бокалу, чтобы утопить в нем обиду и раздражение. Налили ему полбокала, еще и раз десять понять дали, что в качестве исключения. Ребенок же. Рано же пить. Залпом осушил. – Антоша! – всплеснула руками мама. – Закусывай хоть, крепкое же. Подцепила блестящую жиром отбивную и положила к разобранному оливье. Антон закатил глаза и, подняв бокал, исподлобья глянул на брата. – Налей еще. Тот хмыкнул, посмотрел на маму. – Праздник сегодня, – мягко улыбнулась она, – можно. И Рома налил ему еще полбокала, которые Антон умудрился растянуть до чая. Конечно. Праздник же. А какой праздник без торта? Рома, видимо, на их празднике почетный гость, потому что убирать со стола мама запрягла только Антона. Он и сервиз чайный подавал, и чай заварил, и тортик принес. А Рома только улыбался и цеплял десертной вилкой кремовые цветы. После первых двух чашек он внезапно скрылся в коридоре и торжественно вынес подарки. Вручал по очереди. Маме достались духи и серьги, которые она, счастливая и гордая, сразу же бросилась примерять. Ему брат протянул небольшую прямоугольную коробку, завернутую в стальную оберточную бумагу. – Что это? – тупо спросил Антон, хотя и так понятно было, что нужно развернуть да посмотреть. – А ты открой, – улыбнулся ему брат. Подрагивающими от волнения пальцами Антон осторожно подцепил полоску скотча, отлепил его и, развернув бумагу, аккуратно вытащил белую коробку. Телефон. Да еще и самый новый в линейке. – Телефон? – очередной глупый вопрос. Покраснев, Антон глянул на брата – тот не сводил с него своих синих-синих глаз и улыбался. – Да. На твоем старом, видимо, камера не работает, – подколол он. Антон покраснел еще сильнее. Стыдно, как же стыдно. Брат не мог не заметить его смущение, но пожалеть его не хотел. Наоборот. – И микрофон похоже барахлит, да, Тох? Сглотнув, Антон низко опустил голову. Стыдно было на брата смотреть. Виноват он перед ним. И тут же на его макушку легла тяжелая горячая ладонь. Рома взъерошил его волосы. – Пользуйся на здоровье, – сказал он и вернулся к своему тортику. Чай больше не лез, поэтому Антон прижал телефон к груди и скрылся в спальне, где переставил сим-карту и настроил новый телефон. Все было предельно просто, Антон быстро управился, но, когда он вышел, стол уже собрали. Мама прятала сервиз в сервант, а Рома сидел на диване. Видно было, что брат устал. Он привалился к подлокотнику и поддерживал явно тяжелую от вина и дороги голову ладонью. Завидев младшего сына, мама закрыла дверцу и сказала: – Антоша, давай ты, наверное, на диване, а Ромчик в детской. В то же мгновение все мышцы напряглись, а сердце забилось от резкого всплеска адреналина. Бей или беги, и Антон собирался стоять до последнего. Черта с два уступит он свою комнату! Если так поглядеть, у Антона на нее куда больше прав. Два года уже это только его спальня. У Ромы же комната где-то там, в столичном спальном районе. В двухкомнатной квартире, которую он с другом снимает. Антон сжал кулаки и шагнул вперед, готовый отстаивать свою позицию, но первым заговорил Рома: – Нет, мам, Тоха пусть у себя остается, а я тут, на диване. Мама уже раскрыла рот, чтобы возразить, но Роман продолжил: – Тут и роутер рядом, сигнал получше будет. Мне для работы устойчивое соединение нужно. Тут маме крыть было нечем. – Если для работы лучше, то конечно, – согласилась она. – Давай постелю. Рома поднялся и, глядя на брата, кивнул на балкон. – Пойдем на звезды посмотрим. Как раньше. Внутри все сжалось и перекрутилось. Их дом стоял на возвышении. Ниже гаражи, потом объездная. Ночью было темно-темно, и их накрывал чернильный свод с россыпью молочных звезд. Маленьким Антон любил слушать, как брат рассказывает о созвездиях. Никак не мог понять, почему этот ковш называется Большой Медведицей. Ковш, да и ковш. Вот лебедь действительно был похож на величественную, раскинувшую крылья птицу. Рысь тоже при должной фантазии готовилась к прыжку и нападала. Столько разных созвездий, столько историй. Особенно Антон любил прижаться тесно к брату, прячась от ночной прохлады, смотреть на созвездия и слушать легенды, которые тот рассказывал так ладно и с чувством. Про величественного Зевса Громовержца, который превратил нимфу в «Большую медведицу», спасая ее от гнева ревнивой жены Геры. Про дракона, бросившего вызов богам Олимпа, за что был сослан на небо. Про бессмертного кентавра, который стал созвездием «Центавр». А в августе, когда горько и пряно пахло полынью, падали звезды. Бывало, Антону удавалось загадать целый десяток желаний за одну ночь. Исполнились ли его желания? Антон не помнил, что загадывал. Вот и сейчас они стояли, опираясь на деревяные перила, и смотрели в темное небо. Балкон не был застеклен, и от этого казалось, что растворяешься в ночи, в россыпи звезд, в этой пахнущей липой прохладе. В футболке было зябко. Раньше Антон, не стесняясь, прижался бы к брату, а сейчас между ними стеной стояли те два года вынужденной разлуки. Они оба стали другими. Роман, видимо, такими мыслями не мучился. Он приобнял брата, притягивая ближе, а тот весь задеревенел, застеснялся. – Ты, что, – выдохнул Рома красным вином, – отвык от брата, да? Антон сглотнул, а чужая рука крепко сжала плечо. – Не стесняйся, мелкий, – нетрезво улыбнулся он. – Все путем. Свободной рукой Рома внезапно ткнул в небо. – Звезда падает, загадывай желание скорее! – Какая звезда? – кисло заметил Антон. – Это метеозонд. Роман рассмеялся. – Метеоролог-любитель, – хохотнул Рома и хлопнул брата по спине. – Ладно, не могу больше. Пора на боковую. Крепких снов, Тох. То место, где его касался брат, горело огнем. – Доброй ночи…

***

Проснулся Антон от ласкового теплого прикосновения солнца к лицу. Обычно на ночь он закрывал плотные светонепроницаемые шторы, но накануне забыл. Просто не вспомнил: в голове легко кружилось от выпитого вина, а в мыслях один лишь Рома. Думая о брате, Антон покачивался на пьяных волнах усталости и незаметно для самого себя погрузился в глубокий сон. Антон открыл один глаз – солнечный лучик тут же ослепил его, и парень прищурился. Перевернулся на другой бок и решил досыпать. А в комнате между тем слышались негромкие радостные голоса и приглушенный смех. Легко улыбнувшись, Антон подумал, что звук был уютный. Как будто проснешься рано утром, а у соседа внизу басит телевизор: низкий гул и голоса, а слов не разобрать. Сразу ощущение, что ты не один. Вот и теперь брат, видимо, чтобы его не будить, старался говорить тише, и от этого его обычно мягкий голос звучал низко и хрипловато. Мама тоже говорила гораздо тише обычного, вторя любимому сыну. По квартире ходили. То и дело открывались двери, осторожно притворялись, но все равно слышно. Звенела посуда, свистел чайник. Семья садилась завтракать. Перевернувшись на живот, Антон с силой прижался щекой к подушке, пытаясь заставить себя заснуть, но сон не шел. Тогда он вздохнул и решил вставать. Перед тем, как отлить и почистить зубы, заглянул на кухню – у окна прямо напротив двери сидел Рома. Его старая футболка была ему мала, смешно натягивалась на груди, угрожая вот-вот порваться. Антон хотел было спросить, в каком отделе «Детского мира» одевается брат, но шутка была явно слабой, и Антон выбрал промолчать. Брат же пошел по другому пути: – Антошка, – неприятно затянул он, и Антон скривился, – Антошка, пойдем копать картошку. – Рома, не начинай, – отрезал парень. Мама оглянулась на него, фыркнула в чай и продолжила: – Антошка, Антошка! Сыграй нам на гармошке! Уже от первых нот этой ненавистной песни внутри все, словно керосин от спички, вспыхивало. Разозлившись, Антон круто развернулся и бросился в ванную. Там закрылся, заперся и яростно посмотрел на свое отражение. Волосы вон все торчат, словно током шарахнуло, и глаза блестят, как у волчонка. А на кухне смеялись и звенели ложками. Дурацкая песня про Антошку преследовала Антона все детство, потом вроде прошло, но скоро ей на смену пришел очередной школьный юмор. Рифма на его имя. Тогда его еще и вшивым дразнили, а потом Рома дал понять, что не следует так шутить, и вроде стало полегче. А теперь вот сам начинает. Вдох, выход. Вдох, выдох. Мало-помалу Антон успокоился. Умылся, почистил зубы и вернулся на кухню. Замер на мгновение у входа – думал, что опять поднимут на смех, но брат только выдвинул табуретку из-под стола и подмигнул, приглашая присоединиться. Мама налила чая и положила на тарелку блинчиков. – Спасибо, – уже спокойнее сказал Антон. Та погладила его по голове и засобиралась. – Все, я на дежурство. – Давай, – отозвался Антон – блин со сгущенкой заметно улучшил настроение. – Антоша. – Фто?! – с набитым ртом отозвался он. – Сходите с Ромчиком на море, только до полудня не тяните, хорошо? Сгорите же. – Ладно-ладно, – отмахнулся Антон. – Сходим. Рядом раздался влажный чмок, и Антон закатил глаза. И как Рома терпит? Искоса глянул на брата и заметил, что тот сидит довольный, жует блинчики, что аж за ушами трещит. А мама тем временем крикнула из коридора «пока», и по мягким интонациям Антон понял, что это «пока» процентов на 90 адресовано брату. Ну и ладно. На очередной блин густо полилась сгущенка, и Антон туго свернул его в трубочку, чтобы отправить в рот. По пальцам потекла сладкая начинка. – Поросенок, – усмехнулся Рома и, поднявшись, хлопнул брата по спине. – Не торопись, мне еще с командой созвониться надо. Брат поставил чашку в раковину, сполоснул руки и обернулся на Антона. Тот вздрогнул, потому что брат поймал его с поличным. Застукал за тем, что Антон наблюдает за ним. Вот рот уже открыл, спросит, наверное, чего тот уставился. А Рома между тем сказал: – Помоешь посуду, Тох, а? Антон кивнул, хоть посуду мыть терпеть не мог. Потом, правда, уже надраивая тарелки, раздраженно думал, что встречают Рому как почетного, дорогого гостя. А ведь тот просто вернулся домой. Домой. Сердце учащенно забилось. Очень тихо, чтобы не мешать брату, Антон скользнул в гостиную и присел на краешек кресла. Просто посмотреть хотел, как проходят рабочие встречи онлайн. А брат сидел перед ноутбуком, широко улыбался, спрашивал, переделала ли Алиса дизайн. – Нужен белый, а она молочный взяла, – хрипло и с помехами ответил мужской голос. Рома улыбаться перестал. Оперся ладонями в колени, подался вперед – футболка опасно натянулась на груди. – Ты, Валер, за нее отвечаешь, – серьезно сказал брат. – С тебя спрошу. – Ладно-ладно, – уже другой, женский голос. – Высылаю правки по проекту. Посмотри, пожалуйста, и отметь те, которые будем вносить, и те, которые скажем, что не сможем реализовать. – Давай, – кивнул Рома. Они еще говорили о каких-то дополнительных интеграциях, которые хотел бы видеть заказчик, но Антон в смысл не вдавался. Смотрел на брата и не мог отвести глаз. Когда Рома стал таким взрослым? Уезжал же развеселым перваком, а Антон еще завидовал, что у брата теперь будут вписки-тусы-вечеринки, а оно вот так. Может, понимал, что матери становится все тяжелее брать ночные смены, и скоро денег будет попросту не хватать. Особенно – стыд кольнул сердце –после того, как Антон провалил экзамен. Не светит ему теперь бюджет. Задумавшись, парень не заметил, что в комнате больше не хрипели искаженные микрофоном голоса, больше не тянулись слова, не пропадали в помехах части предложений. Тихо-тихо, и брат смотрит, не отводя внимательного взгляда синих глаз. Рука произвольно дернулась к лицу, чтобы стереть – что? – остатки зубной пасты? Липкий след сгущенки? Смущение? – Что? – выдохнул Антон. – Ничего, – ровно ответил Рома. – Говорю, можем идти. Возьми только воды, а? – Возьму, – ответил Антон и вышел из комнаты, краем глаза заметив, что тот начал переодеваться. Ему нужна вода. Похолоднее, ведь днем обещали жару.