Лисы, совы и проклятье Минервы

      — Чжань-гэ! Чжань-гэ! Да очнись же, прошу тебя!       Потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что под спиной камень. Ощущение, следует отметить, было не из приятных. Взволнованное лицо Ибо, подсвеченное кинематографически алым закатом, маячило перед глазами. Минуточку… закатом?! Сяо Чжань любил закаты, но конкретно этот испугал. Однако показывать свой страх не хотелось, и он взял себя в руки:       — Я в п-порядке, не ори, детка…       — Мы оба вырубились! — с облегчением затараторил Ибо, гладя его по голове. — Я полагаю, это тепловой или солнечный удар. Прихожу в себя, ты лежишь рядом, а вокруг… вокруг, эээ…       — Что?!       Поддерживаемый заботливыми руками, Сяо Чжань легко поднялся на ноги, отряхнулся от пыли и осмотрелся. Аккуратного маленького храма и статуи как не бывало, на их месте лежала бесформенная груда обломков в грубо раскопанном холмике.       Помпей не было тоже.       Озираясь плечом к плечу, они стояли в одиночестве под порывами холодного ветра и последними лучами солнца посреди неровного карьера… котлована… Здесь высились старые и свежевскопанные груды земли и щебня, были разбросаны целые и разбитые каменные блоки, глиняные кирпичи. Кое-где в прокопанных земельных коридорах проступали очертания зданий, будто их лишь начали очищать от многовековой породы. Темнели пятна кострищ.       Сяо Чжань и Ибо обменялись ошарашенными взглядами и синхронно достали смартфоны. Ни одной палочки связи, ни геолокации не отображалось. Вайфай не ловил тоже, хотя неподалеку от музея под открытым небом стояла вышка, которая лишь недавно обеспечивала отличную загрузку в облако их свежеотснятых фото. Ноль связи с внешним миром.       — Куда же мы попали?..       Вместо ответа Ибо, споткнувшись о непонятную корягу и громко выругавшись, решительно зашагал по неровной земле, в которой местами просвечивали расчищенные плиты. «Где-то должен быть выход из этого бардака», — согласился Сяо Чжань и двинулся следом.       Быстро темнело. Лабиринт призрачных развалин обступал их, странно холодный для июня ветер пробирал одетых в джинсы и футболки насквозь. Ни души не откликнулось на их крики, словно они очутились в другом мире. Ещё недавно над головами лучилось солнце, а впереди ждала премьера их великолепной дорамы и множество автографов…       Сяо Чжань обхватил себя обеими руками, чтобы побороть озноб, внезапно сотрясший до костей:       — Ты видел ожившую статую б-богини, прежде чем мы отключились?       Ибо резко остановился и тревожно посмотрел ему в глаза. На лице были написаны все фобии темноты и призраков в десятой степени.       — Я думал — это только мне померещилось… Пойдём быстрее, я бы не хотел здесь заночевать, Чжань-гэ. Ох как не хотел бы… Мне кажется, за нами кто-то следит…       Ощущение чужого взгляда и правда сверлило спину.       — Вот тот же самый форум… или очень похожий! — воскликнул Ибо через несколько минут, указывая на возвышавшиеся в послезакатном багровом свечении колонны. Они проверили свои фотографии: этот участок был хорошо узнаваем. Как и почти раскопанный храм Юпитера.       Страшная мысль вертелась в голове Сяо Чжаня, но он не хотел давать ей ходу.       — Ух-ху-у-у!       Душевное напряжение заставило обоих подскочить, как от удара током. Огромная сова сидела на разбитой колонне и таращилась на них глазами-блюдцами. Она была раза в два больше той, в которую запустил камнем Ибо. Тёмное пятно под кривым клювом напоминало бороду-эспаньолку.       — Ах ты ж сука, — Ибо передёрнуло. — Совы сегодня решили нас преследовать? Всё началось с того сна…       — Какого ещё сна?       — Ночью я видел кошмар с этой птицей в главной роли, гэ. Она смотрела на меня так же осмысленно и немигающе, высматривала самое дно моей души… а я не мог ни пошевелиться, ни отвернуться.       — Поэтому ты так вызверился на ту мелкую сову?..       — Ух-ху-у!       — Ну да… а во сне была не она, а вот эта самая! — Ибо проворно наклонился и, прежде чем Сяо Чжань успел его остановить, снова швырнул камень в пернатую наблюдательницу.       Встопорщив перья, сова раскинула крылья на метр с лишним и легко увернулась. Перелетела на уцелевшую колонну форума, коротко гугукнула, глядя куда-то в сторону.       Послышался сухой щелчок.       — Ehi! Lascia stare il gufo, te lo chiedo gentilmente!       Слова раскатились эхом. Произнёсший их высокий мужчина держал старинный пистолет с длинным тонким дулом, которое смотрело прямо на Ибо. Проверять, способна ли эта музейная реликвия выстрелить, желания не возникло, поэтому Сяо Чжань загородил своего парня и поднял руки вверх, в надежде, что диди сделает то же самое.       Сова описала над ними круг и снайперски какнула на макушку зарычавшего Ибо. А затем доверчиво опустилась на подставленную левую руку незнакомца, которая была обтянута специальной толстой перчаткой, как у сокольничего. Немного потопталась и перепорхнула на плечо, словно на своё излюбленное место и с удивительно нежным низким гукающим звуком тихонько потеребила человеческое ухо.       Мужчина в ответ рассмеялся, и этот мягкий смех, прозвучавший в темноте, заставил Сяо Чжаня немного расслабиться.       — Синьор, как хорошо, что мы вас встретили! — вежливо начал он на английском, этом выручающем всех туристов мира прекрасном языке. — Извините, мой друг не хотел повредить вашей птице…       — Ещё как хотел, — шепнул Ибо по-китайски, брезгливо отряхиваясь.       — Заткнись… Синьор, вы охранник территории? Не могли бы вы…       Мужчина покачал головой, дескать, «я вас не понимаю». Убрав пистолет в кобуру на бедре (на другом бедре крепился такой же), он уселся на гладкий каменный блок, вытащил из подсумка допотопный масляный фонарь и большой коробок спичек, к которому прикреплялось что-то вроде полосы наждачной бумаги. Чиркнул по наждаку спичкой, наполнив воздух непривычной химической вонью, зажёг фонарь и уставился на них с таким же удивлением, с каким Сяо Чжань и Ибо рассматривали его самого. Желтоватый свет упал на бледное, будто не знакомое с солнечными лучами лицо, обрамлённое ухоженной русой бородкой. Незнакомец выглядел лет на тридцать пять, одет он был в распахнутую куртку, узкие штаны и высокие сапоги. Старомодная мятая рубаха тоже была не застёгнута, точно он одевался впопыхах.       — Чжань-гэ, кажется, он не знает инглиш.       Они переглянулись, и Сяо Чжань спросил:       — Так вы не говорите на английском? Вы — итальянец?       Мужчина бормотнул под нос нечто неразборчивое, что можно было принять за согласие.       — Что же, проверим, работает ли офлайн эта суперновая прога-переводчик, — Ибо открыл приложение и чётко произнес в динамик смартфона по-английски: — Мы — китайские туристы. Пожалуйста, подскажите, куда мы попали и помогите нам выбраться к цивилизации.       Как только смартфон продублировал слова мягким женским голосом по-итальянски, мужчина и сова в один голос изумлённо охнули.       — Что это за артефакт у вас? Откуда взялся голос женщины? — прозвучал переведённый ответ их странного собеседника.       — Он что, мобильника никогда не видел? — фыркнул Ибо. — Ролевик какой-то чокнутый.       — Боюсь, н-не ролевик…       — Что это за прибор и почему вы так необычно одеты? — незнакомец с огромным любопытством разглядывал технику, которая мгновенно переводила его реплики.       Дав всё-таки волю своим пугающим подозрениям, Сяо Чжань вытянул шею к динамику и осмелился спросить:       — Погодите, давайте разберёмся… где мы находимся?       — На руинах древнеримского города Помпеи.       — Так. А какой сейчас год?..       Присвистнув, незнакомец поднял фонарь повыше:       — Тысяча восемьсот пятнадцатый от Рождества Христова. Да вы что, господа, с луны свалились? Эй… присядьте оба. Почему вы так побелели, у меня нет при себе нюхательной соли для обморочных девиц…       …Мироздание сдвинулось, обрушилось на их несчастные головы и возвращаться в прежнее состояние не спешило. Собравшись с духом, они решили, что после столь неосторожной демонстрации техники из двадцать первого века притворяться нет смысла, и, перебивая друг друга, запутывая программу-переводчик, рассказали мужчине всё. Он не производил впечатления тёмного крестьянина, за пистолет более не хватался и, кажется, готов был поверить в аномалию, внимательно изучая смартфоны, фитнес-браслет Ибо и мелочи из их рюкзаков. Шоколадный батончик заставил его окончательно подобреть.       — Стало быть… солнечное затмение, камнем в сову, ожившая статуя — и вот вы здесь? Провалились в холм, только жаль, я не фея, — подытожил он, черкая что-то в блокноте. — А что же за статуя была?       — Я кроме её мраморной рожи ничего не запомнил…       — Какая-то б-богиня со щитом, который лежал отдельно, в траве, — пробормотал Сяо Чжань, стараясь не заикаться от волнения, чтобы перевод на итальянский не косячил. — Сожалею, но я тоже не спец в римской мифологии.       — O moj Bože… — карандаш хрустнул. Мужчина быстро достал из подсумка новый и продолжил писать…       Незнакомца звали Иван Ракитич, он занимался археологией и был не итальянцем, а хорватом. До прошлого года, пока Помпеи активно раскапывались под патронажем самой Каролины Бонапарт, он трудился тут официально, воскрешая древние находки из-под почти двухтысячелетних наслоений. После череды поражений Наполеона властям Неаполитанского королевства стало не до культурных изысканий, и раскопки были приостановлены. Ракитичу даже не заплатили за последние полгода, даром что в числе его находок был великолепный дом с мозаичными полами и мифологическими фресками.       Вулканические породы неохотно отдавали своих жертв, а спрос на реликвии среди коллекционеров сильно возрос. Получив от ворот поворот, Ракитич не стал унывать и переквалифицировался в чёрные археологи, коих было немало на раскопках Помпей, Геркуланума и Стабий, равно уничтоженных легендарным извержением Везувия…       Всё это он рассказал через переводчик Ибо и Сяо Чжаню уже во время пути по каменистой дороге, окружённой полями и виноградниками. У Ракитича были два крупных выносливых коня, привычные возить тяжёлую поклажу — рыжий в яблоках и «вот этот чёрный принадлежит моему напарнику, Модричу, вы познакомитесь с ним завтра утром, можете доверять ему, как мне».       Сяо Чжань ехал вместе с новым знакомым, держа того за пояс, а на чёрном коне — чуть лучше умеющий держаться в седле Ибо. Приходилось нет-нет да и оборачиваться назад, чтобы убедиться, что с его парнем всё в порядке. Потому как к великому ужасу последнего, сова летела бок о бок именно с ним, ехидно ухая на каждый испуганный взгляд. Коней агрессивное пернатое совершенно не беспокоило.       — Тебе не кажется подозрительным, что сам он так легко нам доверился? — ёжась от холода, бросил Ибо на родном языке. — Всё-таки он криминальный копатель…       Сяо Чжань в задумчивости покусал губы: надо сказать, его тоже мучил этот вопрос:       — Думаю, он понимает, что мы не те люди, которые в состоянии разболтать. Мы вообще те злосчастные люди, которые теперь зависят чисто от его и какого-то Модрича милости.       — А ты заметил, гэ, что на нём, кроме того, что всё было нараспашку, куртка надета наизнанку? Будто он в спешке одевался за минуту до того, как выбежал на нас. У них в девятнадцатом веке все такие чокнутые?       — Хм, верно. А вот пистоли свои пристегнуть не забыл…       — Вы сейчас общаетесь на китайском? — спросил Ракитич.       — Да…       — А почему ко мне вы обращаетесь на английском? Я знаю на нём лишь несколько слов, но приблизительно узнал звучание. Неужели Ост-Индская компания добилась такой экспансии, что в будущем он сделался государственным языком в вашей стране?       — Ещё чего. Китай и без Великобритании стал мировой державой!       — Дело в другом, — махнул рукой Сяо Чжань, — это новое приложение… короче, устройство для перевода, оно даёт живую разговорную речь, но пока ещё криво сводит европейские языки с китайским. Видели бы вы наши первоначальные попытки объясняться с неаполитанцами — они умирали со смеху, и мы тоже. Перевод порождает столько глупостей и неприличий! А английский мы знаем, потому что он стал одним из главных международных языков общения.       Ракитич глядел на них обоих, как ребёнок на Шань Дань Лаожена.       — Даже не представляю, каков ваш мир будущего. Мы с Модричем попытаемся выяснить, каким образом вас сюда занесло, а вы расскажете нам много интересного: о машинах, о том, как изменилась карта мира, сколько болезней человечество победило…       Сяо Чжань потёр усталые глаза и раздражённо вспомнил, что однодневные линзы пора снимать. Первое из многих достижений цивилизации, с которыми придётся проститься. Молодец, что не забыл закинуть в рюкзак очки…       — Какой сейчас месяц? — полюбопытствовал Ибо. — Мы попали сюда из жаркого июня и теперь ощущаем себя, как замороженные креветки.       — Ха, это июнь и есть…       — Что?!       — В конце весны началось похолодание, — пожал плечами Ракитич, — оно странным образом тянется до сих пор. Старухи пророчат какую-то тёмную напасть. Ничего, скоро обогреетесь у очага в приюте старателей, с чашей тёплого вина.       Июньская ночь в таинственном прошлом была неизменно короткой — густая, почти осязаемая темнота истаивала на глазах, небосклон светлел, становились различимы плывущие в вышине легкие перистые облака, и всё явственней проступала мрачная, точно нарисованная чернильными пальцами, вершина Везувия.       Впереди горели редкие тусклые огоньки. Сяо Чжань не сразу понял, что им предстояло оказаться Неаполем. Он вздохнул, под цокот копыт обменявшись с Ибо печальными взглядами. Наступавшее утро не несло с собой никакой, даже призрачной надежды. И Сяо Чжаня терзали не самые лучшие предчувствия. Как им вернуться в двадцать первый век, к своим родителям, к любимой кошке по имени Орешек, и возможно ли это вообще? Бёдра, абсолютно неприспособленные к седлу, ныли. У этого Ракитича должна быть чугунная задница…       Современного города, где они вчера накупили сувениров, не было и в помине: перед ними открывались предместья невзрачных домиков, а за ними возвышались шпили церквей и башни.       Сова села Ракитичу на плечо и потёрлась кривым клювом о его густые русые волосы. Снова улыбнувшись и что-то шепнув ей, он обратился к спутникам:       — Вы поселитесь на постоялом дворе у надёжных людей. Они не станут проявлять излишнее любопытство, если вы спрячете с глаз долой все подозрительные вещи. Бога ради, включайте голос переводчика потише, когда разговариваете со мной или с Модричем. У стен есть уши, а сейчас, когда старый деспот Фердинанд вернулся к власти, всюду шпионы…       «Какая заваруха творится в этой стране? Придётся столько понять, чтобы выжить…»       — Нам понадобится местная одежда, синьор Ракитич… плюс, нужно на что-то жить, ведь наши деньги здесь использовать нельзя. Да как же нам всё-таки вернуться в своё время?..       — Чёрт, ведь мы не сможем применять переводчик на людях, — нервно подхватил Ибо, — значит, надо будет обходиться жестами. И почему я не учил итальянский…       — Учите его теперь, — дружелюбно посоветовал Ракитич. — Мы с напарником попробуем кое-что разузнать об этой магии помпейского пепла, которая вас сюда забросила… мы дышим им уже не первый год. Не теряйте мужества.       Оценив их растерянные усталые лица, он добавил:       — Можете звать меня просто Иваном. Судьба свела нас в удивительном знакомстве, мы люди из разных миров, а с тобой, Ван Ибо — практически тёзки…       — Ээ, нет, «Ван» — это фамилия. «Ибо» — личное имя.       Сяо Чжань улыбнулся своему парню, картинно закатив глаза: «всегда нужно разъяснять этим лаоваям».       — Ах да, я когда-то читал, что в вашей культуре имена ставятся после фамилии. В таком случае, можно называть вас Ибо и… Чжань, верно?       — Этот мужик так панибратски себя ведёт, словно мы знакомы месяц, а не пару часов, — хмыкнул Ибо и перешёл на английский, обращаясь к Ракитичу: — Меня — да, а моего друга — только Сяо Чжань, потому что моё имя пишется в два иероглифа, а его — в один. Ещё допустимо уважительное обращение «Сяо-лаоши», а также…       Судя по выражению лица, Ракитич завис, точно, как их американские фанаты на последнем стриме в инстаграме. Сяо Чжань подавился смешком:       — Бо-ди, не пугай ты нашего нового знакомого уроками лингвистики, а то он высадит нас в чистом поле. Короче, просто Сяо Чжань.       Кони остановились у закрытых ворот постоялого двора на окраине города, украшенных изображением петуха и непонятной надписью в завитушках. Ракитич спешился и постучал особым стуком в три быстрых удара и два медленных. Залаяла собака.       — Выключи звук! — зашипел Сяо Чжань. Ибо, спохватившись, вырубил автопереводчик и засунул смартфон поглубже в карман.       — Došao je ribar i donio ribu.       Эти слова Ракитича, сказанные в щель ворот, принадлежали непохожему на итальянский языку. Да как здесь жить-то…       — Podijelite ulov za cijelu obitelj, — был ответ, по-видимому, пароль.       Одна створка открылась, аккурат чтобы по одному прошли кони.       Ракитич выразительно помахал, дескать, слезайте быстрее, лишних глаз нам не надо. Сторож утихомиривал разошедшуюся собаку руганью и пинками.       При попытке спешиться Сяо Чжань бесславно запутался ногой в сбруе и Ракитичу пришлось вызволять его. Здорово, хоть не насмехается…       Ибо запутался было тоже, но сова приземлилась на холку чёрного коня и так грозно ухнула, что горемычный всадник вылетел из седла, как пробка из бутылки, и растянулся в пыли. Птица полетела прочь над черепичной крышей длинного двухэтажного дома.       Ракитич подхватил Ибо, поставил на ноги, успокаивающе, что-то сказав при этом, похлопал по спине, однако Сяо Чжань заметил, что бодрый голос противоречил выражению лица — по мере того, как светлело, на нём всё явственнее проступало отчаянье. И, поддавшись порыву, он выпалил:       — Почему вы поверили нам? Почему решили помочь?       Но переводчик был уже выключен, и, бросив то ли гневный, то ли печальный взгляд на розовеющее небо, Ракитич ничего не ответил, лишь тяжело выдохнул и отдал поводья сторожу, пошептавшись с ним. Затем повёл спутников через вонючий задний двор к наружной лестнице, что вела на чердак.