Предания старины глубокой

Не сильна княжна Алиса в умении понимать природу так же, как отец. По-охотничьи, не по-волшебному вслушивается она в лес, в редкий пересвист птиц, в журчание воды рядом, в сверчков ночных, один из которых, кажется, у нее на пальце. Ощущает тепло костра, мягкость волчьего меха под шеей и тонкий запах полыни от чужого плаща. Не слышит разговоров, но слышит тяжелое дыхание отца, тихую песню Весельчака У на какой-то странный, пиратский, должно быть, манер. И чувствует, как сминается рядом с ней трава. — Матушка! Матушка! — Что, Алиса? Рука матушкина ее волос касается. Не видит матери княжна Алиса, но чуввствует холодную ладонь на горячем лбу. Ощущает, как бережно бывшая княгиня проводит по спутанным прядям и скорее догадывается, чем знает, что бывший княжеский дружинник У кидает на них обеспокоенный взгляд. Нет, не умерла пока княжна Алиса. Все пока хорошо, пусть в тереме княжеском и хуже ей стало настолько, что попросил князь Игорь свою супругу бывшую и дружинника Алису с собой взять. Переживал, что не дождется княжна целебного отвара. А вот сама княжна Алиса переживала о другом.

***

— Батюшка! Батюшка! — Что случилось, Алиса? Княжна маленькая в терем влетает и сразу практически бросается отцу на шею. Ей семь лет всего лишь, забыла Алиса, что она княжна и плачет, смешно шмыгая носом. А князь Игорь и не думает пристыдить или напомнить о том, чья дочь княжна Алиса Игоревна. Держит на руках и позволяет выплакаться в меховой воротник. — Батюшка! — не успокаивается толком девочка, дышит рвано-резко, нос ладошкой утирает, напоминая в очередной раз, что ребенок она обыкновенный, пусть и носит на шее княжеский оберег. А вот повод для расстройства совсем взрослый. — а правду говорят, что матушка моя нас с тобой бросила? Чужие слова повторяет княжна Алиса. Обидные, злые, завистливыми людьми сказанные. Другой ребенок, может, и пропустил бы, но Алиса сызмальства матери своей не знала, росла среди нянек многочисленных. Лишь смутно помнила что-то, будто женщина с огненного цвета волосами над ней склонилась. Улыбаться пытается, а сама плачет. От горя, не от счастья, и всматривается так пристально, будто бы на всю жизнь запомнить хочет. Матушка? Или родственница какая? Неизвестно. Не принято было в княжеском тереме о супруге князя, княгине Кире, говорить. — Не бросила, что ты?! Не могла она бросить, — сам князь ошарашенным выглядит, дочку от себя отстраняет и пристально смотрит ей в глаза. — Запомни на всю жизнь, Алиса. Матушка твоя тебя очень любила и… любит наверняка. Когда ты подрастешь, я расскажу тебе все. И с матушкой, если боги позволят, познакомлю, но… — Почему она не с нами! — упрямо перебивает маленькая княжна. — Потому что я ей запретил. — строгим становится тон князя Игоря, и больше княжна речей о матери своей не заводит. Спрашивает только позже у Вертера, княжеского заговоренного пса, верно ли, что любила ее матушка? — Любила, — лает Вертер. — И отца твоего, и тебя. Десять лет они с князем ждали, чтобы боги брак детьми благословили. Дождались. Так счастлива была княгиня Кира! Пока сама все не разрушила… Достаточно этого княжне, чтобы расспросы свои прекратить. Нет, любопытно, конечно, что же случилось, почему молчат все упорно, почему слухи один страшнее другого ходят. А главное, почему терпит это все князь Игорь? Если… Если опозорила его Алисина мать, то почему все о ней, как о живой говорят? Почему ее отец позор кровью чужой не смыл? И почему до сих пор, все семнадцать лет Алисиной жизни не появилось у князя в дружине кровника. Ближайшего воина, вернейшего телохранителя. Говорят, что был у князя кровник, Весельчак У, славный, доблестный воин, но покинул он княжество вместе с княгиней Кирой. Растет Алиса, слухи в единую картинку складываются. И любопытно ей спросить, и боязно, и стыдно дочерью предательницы оказаться… И батюшку… Нет, не прогневить Алиса боится, а растревожить старые раны, расковырять зажившие рубцы. Думает княжна, что сама о матушке все узнает. Увидит, поговорит, а, может, и говорить не придется, без слов будет понятно, что бывшая княгиня из себя представляет. И надо же такому произойти, исполняется Алисино желание! Но и вполовину не так, как хотелось бы. Алиса мать видеть не может после отравленного кубка. Алиса мать слышит, осязает, чувствует. Алиса без зрения, будто большей части мира лишилась, силы уходят с каждым днём, а в княжестве затаилась измена, и… Не доверять бы ей. Опасаться женщины, которую первый раз в жизни сознательной встречает, но расцветает в душе девицы… не любовь пока, нет. А доверие и привязанность. — Ну-ка! Вот так, княжна, ложись! — чужие руки ее мягко с седла подхватывают и бережно опускают на расстеленные шкуры. Ещё вчера Алиса сумела бы встать, позавчера пройтись немного, послушать птиц, исследовать место ночлега, но сегодня лишь лежит послушно, не в силах пошевелиться. Тяжело себя такой ощущать! Тяжело самой лошадь в галоп не пустить, тяжело самой не выстрелить, добыв ужин. Тяжело путешествовать этаким мешком беспомощным вместе с матерью и любовником ее. Бывшим княжеским кровником Весельчаком У! Но матушка так неожиданно нежна с ней! Алиса не может видеть, пусть, но рядом с Кирой и У спокойно почти так же, как с Вертером и отцом. Княгиня бывшая ей не навязывается, но Алиса многое замечает и осознает с радостью, что не врал Вертер, и отец не врал. Нужна она матушке. И попросить может, не откажет. Хотела бы отказать, так не позволила бы Весельчаку У с собой в поход и князя Игоря взять, которого, судя по звукам, бывший княжеский дружинник просто поднял легко и посадил в седло впереди себя. — Зачем?! — глухо спрашивает князь, и Алиса неожиданно крепче цепляется в поводья матушкиной лошади. Не видит отца, но понимает, что тот в сильном гневе. Никто не смел князя вот так легко трогать. Ни от кого не позволял князь себе зависеть. — А ты хочешь, чтобы тебя просто убили? — отозвался Весельчак У совсем не весёлым голосом. — Слепой, умирающий князь… Хороша приманка для заговорщиков. Нет, я тебе клятву кровника давал, а от нее боги освобождают, не ты. Я тебя защищать клялся. И защищу! — Там в клятве про верность ещё что-то было, У? Забыл? — неприятный тон у князя Игоря. Бояре такого боятся, да и сама Алиса отодвинуться машинально хочет, отойти, но руки матушкины удерживают ее на месте. — А ты помнишь, в чем мне клялся? — спрашивает уже бывшая княгиня Кира, обжигая Алисе ухо дыханием. — Не надо, Игорь… Коли уж клятвопреступники, то все, кроме Алисы. — Она жизни и заслуживает, я изначально говорил. Но хотите если с двумя слепцами по дороге возиться, дело ваше. Конечно, дело их, но то ли казалось княжне Алисе, то ли не подводили в самом деле охотничье чутье и оставшиеся чувства, но совсем не в тягость они были Кире и У… Значит, и просьбу выполнят.

***

— Матушка, — шепчет Алиса, очень надеясь, чтобы батюшка ее слов не услышал. Гордый очень князь Игорь, а сил волшебных в нем ещё много, вдруг придумает что-то. — достаньте пожалуйста и батюшке цветок. Нельзя же так… даже не пытаться! За ним лезть далеко не надо, они вместе, на одном кусте… Я знаю! — Алиса, милая, — пытается что-то сказать бывшая княгиня Кира, снова притягивает к себе, а Алиса замечает, что запястья у матери пустые. Браслетов положенных нет. Ни девичьих, ни свадебных, ни вдовьих, ни даже обетных. И не было их на ней. И отец браслеты не носил, и Весельчак У… — Я не хочу, чтобы отец мой умер! Знаете, с ним никого рядом не было. Никто не отказался бы с князем лечь, даже без свадьбы, а он не брал, я точно знаю! Может быть, возможно ещё его сердце целым сделать? Вы если сами хотите… — Очень хотим, Алиса. — раздался рядом голос Весельчака У. — Можешь громче, отец твой спит. Мы хотим, да он, боюсь, не разрешит. Ты же всей правды не знаешь.