Танатофобия - боязнь (твоей) смерти

Отчаяние. Вот как можно было описать это чувство. Настоящее отчаянье. Дождь бил его по щекам, размывал грязь, но он продолжал бежать. В груди бушевала ненависть, смешанная с едкой и режущей болью. Он ненавидел всех вообще всех. Вот и забор. Высокий, обвитый колючей проволокой, дабы никто не смог покинуть этот ад. А за забором стоит собака. Мокрая он ливня, дрожащая от холода, вымазанная в грязи большая собака. Завидев подростка, она дергается, еле помахивает хвостом, подается к забору. просовывает морду в прутья этой клетки. Олег проезжается коленями по грязи и просовывает руки, обхватывает мохнатую шею. Дождь порывами вновь и вновь окутывает трясущуюся фигуру, прижавшуюся к собачьей голове. Сил осталось только на одно — искренне, безудержно и долго… рыдать. Он просто один. Остался навечно один, ненужный. Он только сейчас это понял. Тогда где-то еще теплилась надежда, что кто-нибудь за ним придет. Что бабушка придет. Где-то в подсознании все еще отказывался принимать, что родителей больше нет. И он больше никогда их не увидит. А бабушка после аварии стала слаба сердцем. Поэтому единственное, что приходило в искалеченный детский разум это -… НЕТ. ЭТО ЛОЖЬ, ЛОЖЬ! НЕПРАВДА. Слишком сложно было осознать, что последнего дорогого ему человека больше нет. Для ребячьего сознания сложно было понять сразу, что теперь единственный, кто о нем будет заботится — он сам. А принять это было невозможно. Слезы смешивались с дождевыми каплями. Намешавшаяся какофония чувств медленно убивала, разрывала изнутри, не оставляя ничего живого. Олег рыдал. Громко и отчаянно. И искренне был рад, что здесь никого нет. Пес уткнулся носом в мокрые волосы. Словно он все понимает… И тут пес тихонько зарычал, а Олег вздрогнул. Только сейчас он услышал тихие шаги, который теперь слышались сквозь шум дождя. Волкова прошибает так, как никогда ранее. Он моментально оборачивается на звук, чувствуя, как сердце проваливается в куда-то глубину. В метре от него стоял ребенок. До странного худой одетый в потрепанный фиолетовый свитер, который висел на нем, как мешок. Со спутанными и взмокшими от дождя рыжими волосами. И таким взглядом, смотрящим в душу, от которого хотелось сбежать. Пес смолк. Олег замер. И он тоже. Они так и стояли, под ледяной водой. Мальчик просто смотрел ему в глаза и молчал. Даже не шелохнулся, словно окаменел. В этот момент и слезы встали. Не то, что они кончились, просто стало как-то страшно. Необъяснимо и непонятно. Его взгляд прожигал его изнутри. Но в нем было ни осуждение, не высмеивание слабости, ничего того, что Олег думал там увидеть. там был интерес, смешанный с удивлением. Так, что сначала Волкову казалось, что он муравей под стеклом, который совершил что-то настолько человеческое, что на него смотрели такими глазами. Олег медленно пытается встать. Но как только он шевельнулся, мальчик моментально словно в себя приходит и бежит. Причем так быстро, что Волкову остается только замереть, в ступоре смотря в след исчезнувшему силуэту. __________ Путы, пережимающие шею распались. Его оглушило отвратительным треском чужих костей. Словно он отлетел словно по инерции куда-то в пустоту и со своей силы врезался в землю. Перед глазами была лишь беспросветная мгла. Темнота не спадала, кругом стоял невыносимый гул. Всё тело ныло, будто его расплющили о бетон. От темноты невесомо отдавало пульсацией, которая ослабевала по мере его приближения. Сил практически не оставалось, кислорода катастрофически не хватало, а холодный спертый воздух наоборот, затруднял дыхание. И вот наконец черный дым пропустил дрожащее свечение. Где-то на кромке сознания он слышал царапанье когтей о металл. Словно пытаются вскрыть клетку, как консервную банку. Еще один грубый толчок, как будто изнутри что-то пыталось вылезти. Ребра обожгло адской болью, но та лишь отрезвило создание. Он по прежнему в темноте. В которой слышаться лишь какие-то мыльные звуки. — А я надеялся, он сдох. — Обрывается звуком подзатыльника, причем не слабого, — Бля! Да я ж пошутил, че ты сразу начинаешь?! — Сил на тебя уже нет, убила бы. — Голос злой и на его удивление, женский. Ни разу не видел конвоиров-женщин. — Я уже понял, что ты не любишь шутки. — Слышатся нотки обиды, но больше напускной. — Шутки я люблю. Тебя — терпеть не могу. — Только сейчас понимает, что женский голос звучит будто из-под маски или балаклавы, — Еще одно слова, и я о твою тупую башку разобью капельницу. Раздраженный выдох. Кто-то садится в противоположном углу. Мозг медленно начинает различать инородный шум. Непонятный, стягивающий обрывки фраз. От него понятнее не становится. Все остальное смазано. А в добавок в ушах дико звенит. Череп трещит по швам. И как долотом в мозг продалбливаются мысли. Мерзкой жижей облепляют все имеющее внутри. Мысли, от которых Волкову снова становится страшно. По одной простой причине. Сквозь зубы он произносит единственный интересующий его вопрос: — Где Разумовский? МЕРТВ. МЕРТВ ИЗ-ЗА ТЕБЯ. Разумовский мертв. — Он в чертовом метре от тебя. Олег моментально просыпается и подается вперед, но тут же падает обратно от собственного бессилия. К горлу подступает ком, какой-то острый и болезненный. В голову приходит и кровь, новой волной боли прошивая все тело. Волков стискивает зубы и сдавленно шипит. — Оу-оу, как сразу похорошело то ему! — Все тот же голос неудавшегося шутника, на которого тут же шикает девушка. — Все, молчу. — Не брыкайся. — Цедит девушка, прерывается на непонятную возню. Из-за шума ничего не слышно, кроме самих коротких фраз, — Живой. Жив. Разумовский жив. Остальное неважно. Внутри все машинально расслабляется. Главное, что он жив. Все остальное неважно. От сердца отлегло, хоть и не до конца. Олег открывает глаза. Веки свинцовые, да и разглядеть толком ничего не удается. Все мыльное и темное. — О-па, Поварешкин, живой-здоровый! Фраза моментально выводит из душевного равновесия. Олег слепо палится в потолок, не понимая. послышалось ему или… — В следующий раз сразу предупреждай, если помирать собираешься! — Нет, не послышалось. И самым первым пробуждается конечно, удивление. И ступор. Один вопрос. Почему? Почему они пришли за ним? Какой им вообще смысл спасать предателя? И… его. Зачем они пришли за ним на этот раз? Отомстить? Это поставило все на свои места. Ну, почти все. Целью являлась просто месть — ага, как же. Вадим — не дурак. И он наверное, прекрасно понимает, что за Волковым открыли настоящую охоту. Тогда все ещё проще — сдать властям обоих. Не, Вад не такой. Он хуже. Лучше от этого не стало. Всё стало ещё более запутанно. Сердце бьется, как у загнанной добычи. После их Разумовский. Серый. Серёжа. Олег снова, через силу открывает глаза. Нужно проверить. Проверить, что Серый живой. Проверить пульс, убедится… Волкова тряхнуло. Не морально, а физически. Гул на момент усилился. И, наверное, именно это и вернуло его в стандартное понимание происходящего. Сил нет от слова совсем. Он не то, что драться, подняться самостоятельно не способен. Дышать терпко и больно, каждый вдох отдаётся в сознании противным кровавым хлюпаньем. Плюет на боль, приподнимается на локтях под недовольное бормотание сидящей рядом девушки, до скрежета стискивает зубы. Дышать неприятно, но «терпимо». Спросить напрямую? Конечно, что ещё в здравом уме делать. У Волкова как минимум дохера вопросов. — Как вы меня нашли? — Глухо хрипит Олег, наконец сдавшись и закрыв глаза. Все равно ни черта не видно. Так хотя бы полегче. — Слушай, пиздец какая тайна, — Дракон тихонько ржет, откидывается в кресле, или в чем он там сидел, по звуку не поймешь, — Решил кулинарное шоу замутить сразу и на всех каналах. «Волков, ты идиот. Причем последний.» Олега пробивает на нервный смешок. Во рту снова чувствуется железо. Хорошо хоть зубы на месте. Липко и неприятно давят малюсенькую надежду деформированная реальность. Их найдут. Причем очень скоро. Сейчас, наверное, все оперативники и что с этим связанно заняты лишь одним —… … Нахождением Олега Волкова. Планы идут по полной пизде, потому что в свои планы, он его не посвящал. А вопрос, насколько их быстро найдут, лишь вопрос времени. — Где мы? — Я у Хольта позаимствовал вертолетик. — Вальяжно растягивая слова, пропел Дракон. — Весёлые вы ребята… — Точно. По полной. Значит шмальнут какими-нибудь ракетами. Не проблема. Боль становится терпимой. По прежнему режущей и острой, но терпимой. Волков жмурится и снова открывает глаза. Перед взором плавают темные круги, все по прежнему размытое. Но контуры предметов и… людей четко прорисовываются. Было и вправду темно. Не прям глаз выколи, но темно. Клубок мыслей постепенно сам распутывался. Понимает, что лежит на полу. Что совсем рядом стоит передвижная койка с неактивной капельницей, тоже, судя по всему, позаимствованная у Хольта. И Олег непроизвольно выдыхает. Он понимает, что нихера еще не позади, но легче. Становится легче. Благодарит Бога, что шанс ему все-таки дали. — Зачем вы вообще пришли за мной? — Слова вырываются вместе с кашлем. Девушка рядом сразу же подрывается, но Олег выставляет руку, мол, не надо, сам. — Друзья своих в пизде не бросают. — Усмехается Вадим, демонстрируя стеклу свой оскал. — Правильно говорить: «в беде». — Тут же рычит Джесс, сдергивая порядком надоевшую балаклаву с лица, — Хорош материться. — Дамы и господа, просьба всем пристегнуть ремни, мы садимся. — В спор вклинивается малознакомый мужской голос. Судя по всему — пилот. Вертолёт снова тряхнуло в воздухе. Тома сразу хватается, за койку. Затем мощный толчок сотрясение всю кабину. Гул медленно стирает, под короткое: — Приехали. Вадим подскакивает со своего места, открывает боковину вертолета. Снаружи барабанит дождь. Настоящий ливень. Дракон сплевывает зубочистку на землю, подает знак Томе и выпрыгивает наружу. Тома подрывается со своего места. Поднимает какие-то аптечные медикаменты. Синеволосый парень недовольно что-то бучит и пристраивается с обратной стороны медкойки, после чего они выгружают ее из вертолета. Нужно идти. Нужно вставать. Благодаря Томе половины тяжелой брони на нем не осталось. На теле остался только бронежилет. Причем из-за которого ему пришлось в очередной раз убедиться, что самое ужасное ранение — в легкие. Ноги сгибаются с трудом. Сначала Олег еле садится, упирается руками в колени. Дотягивается до железных поручней, по которым перчатки брони опасно скользят, но все же разгибается и встает в полный рост. Насколько это было возможно в вертолете. Сапоги ступают на сырую землю. Олег все еще держится за вертолет, ибо даже не уверен, что сможет справится самостоятельно. Голова кружится уже сейчас, неприятно напоминая о первых днях после неудачной разведки. Олег выглядывает из вертолета. На голову будто ведро ледяной воды вылили. Где-то вдалеке слышаться раскаты грома. Такая погода для него наиболее непривычна. Особенно после песков Сирии. Зато воздух не спертый. И дышать можно полной грудью. Ступает на землю и второй ногой. Стоять вроде бы получается. Волков медленно отпускает руки, делает шаг, который на автомате бьет по ребрам. Олег останавливается, пытается набрать достаточно кислорода, незамедлительно делает еще один шаг. В глазах на несколько секунд темнеет. Вертолет сел на окраине какого-то полумертвого поля. Из пролеска выглядывают парочка внедорожников. Подозрительно легко тут все продуманно. Нет. Нельзя. Он не дурак, он не станет больше доверять наемникам. Нужно быть на готове. Еще один шаг дается уже с меньшим трудом. К боли придется привыкнуть. — А если они уже по радару нашли вертолет? А если уже едут или летят за нами? — недовольно шипит Джесс на Дракона. — Шуре придется оставить записку, что мы трагически самоуничтожились, спасибо «Призраку». — Вадим, я серьезно… Они загружают Разумовского вместе в какими-то аппаратами внутрь одного из внедорожников. Дракон уже замечает ковыляющего к ним Волка и уже поворачивается для распоряжений. В последний момент Олегу удается схватить его за плечо. — Я. Поеду. С ним. — Выделяя каждое слова прохрипел Волков. Возражений он не потерпит. Тело сводится судорогой, пока Олег ощущает нефизическую цепь, скованную на его шее. — Я уже понял. — Будто невзначай бросает Дракон, — Так, многонеуважаемые, сворачиваемся и уходим! Может они просто пришли за Разумовским, а не за ним?.. Тогда они за ним не вернулись. Значит и правда, нужно быть с Серым в одной машине. Дракон едва не за шкирку, бросает Волкова на переднее сиденье, сил препираться нет, да и собственные силы уже на исходе. Пока наемники мокнут снаружи и обсуждают дальнейший план, Олег наконец нормально выдыхает. Вообще-то по хорошему, надо подслушать. Олег неслышно опускает стекло дверей. Шум дождя делает свое дело, до него долетают какие-то обрывки слов и фраз. Нормальной информации — полный ноль. Устало надавливает на кнопку, закрывает окно. Как же тяжело дышать… Как же он устал… Взгляд невольно касается зеркало заднего вида. Серого видно только наполовину. Он лежит, как мертвый, утыканный какими-то трубками, в кислородной маске. Сердце сжимается, болезненно и неприятно. Лицо изрезанно осколками, покрыто синяками и запекшейся кровью. Сейчас Олег всей душой ненавидит Грома. Ему отчаянно хочется вернуться в прошлое, избить до такого же состояния и медленно резать по частям. Медленно, желательно чем-нибудь тупым. Или зубчатым. Чтобы лезвия зацеплялись за плоти и кожу, рвали мясо и сухожилия… Фу, Господи… Хочется сдавить череп, чтобы ничего не слышать… отвратителтно, Боже, насколько мерзко и отвратительно… Хлопок двери. — Ну что, поехали, Поварешкин. Вад вставляет ключи зажигания и сразу же жмет на газ. Вторая машина газует следом, следует за ними, как пес на привязи. Сейчас возникают только такие ассоциации. Дождь хлещет по стеклу. Еще какое-то время они едут по лесу, прежде чем выехать на трассу, на которой видно вдвое хуже. Деревья останавливали какой-то мизерный поток воды, а теперь из защиты только сама машина. Первым не выдерживает Олег. — Давай, заканчивай цирк, Вад. — Цирка нет, есть только клоуны. — Вадим, блять, реально, хватит. — Олегово терпение кончается быстро, — Ты думаешь, я поверю, что ты так, за добру душеньку спас наши шкуры?! — Не то, что бы у меня широкий выбор. — Ехидничает Дракон, даже не сбавляя скорости проходит поворот. — Выкладывай. Чего тебе надо от меня? Вы всем Отряжом Метрвецов по приколу Россию решили еще посетить? Зачем вам я? — заставляет себя через силу закончить, — И он? — Нет больше Отряда Мертвецов. — Спокойно выдает Вадим, чем вызывает еще больший шок. — В смысле — «нет»? — Ну… после того как тебя свалили, тебя хотели грохнуть. Мол, знаешь ты слишком много и сдашь тут всех. Ну там кто-то начал гнуть, что вся наша шарашкина контора уже сейчас по полной заднице тащится. Врет ли Вадим — вопрос с подвохом. Сказать людям то, что они хотят услышать, или, наоборот, все правду в лицо, да еще и так, чтобы она порезче обжигала. да еще и приукрасить можно, так — для разнообразия. — А потом крысы Хольта приперлись. У нас там такое мясо было. Ну тогда мы как-то… пополам разошлись. Половина сюда грешки замаливать, половина — на тот свет. — Вадим пожимает плечами, — Так что, нет. Можно сказать, по старой дружбе. Волков не верит. Это похоже на правду, но не настолько, чтобы безоговорочно поверить ему — Вадиму Дракону. Ему вообще верить нельзя. Вообще. Никому. Убеждать себя в обратном бессмысленно. Олег смотрит через плечо на Серёжу, беспокойно цепляется за каждый сантиметр. Грудь еле заметно вздымается. Гематомная рука безвольно обвисла с края импровизированой кровати.