***
Свадьба была простой и элегантной; Ширен почти ничего не запомнила, кроме того, что отец ничего не сказал, когда она появилась в своем платье, но когда она взяла его под руку, он собственнически накрыл ее руку своей. Она помнила, что дикие рыжие волосы Рикона были укрощены специально для этого случая, и что его брат Сир Джон гордо стоял позади него и вручал ему свадебный плащ. Она вспомнила, как отец произнес слова, которых от него ждали, почти отрывисто, но потом отступил назад и обменялся с Лордом Давосом взглядом, который она поняла только много лет спустя. Она запомнила, как губы Рикона касались её губ. После свадьбы её муж большую часть времени проводил в столице. У него был добровольный кастелян в лице его сестры, которую также охотно принимали его лорды, и он мог позволить себе проводить много времени вдали от своей жены. Конечно, она была занята, изучая дела суда, но ей никогда не приходилось беспокоиться о Риконе. Его часто приглашали на Малый совет, и у него были друзья: Деван, Эдрик и его брат. Его старый товарищ Оша все ещё следовала за ним повсюду. — Как вы себя чувствуете, миледи? — спросила вдруг Оша Ширен однажды вечером, когда они сидели у костра. — Очень хорошо, спасибо, — сказала Ширен, удивляясь, откуда взялся этот вопрос. — почему ты спрашиваешь? — Вам нужно поговорить с мейстером, — мягко сказала Оша. — вы беременны. Одичалая снова повернулась к огню, оставив Ширин разинув рот, чего отец никогда бы не одобрил. На следующий день она оюратилась к Великому мейстеру Пилосу, и он подтвердил то, что она уже знала. Рикон был счастлв, улыбки на его лице было достаточно, чтобы выдать новость любому. В тот же вечер они явились к королю в его покои. Лорд Давос тоже был там, двое мужчин сидели бок о бок перед камином. Лорд Давос держал на коленях раскрытую книгу — зрелище, от которого Ширен никогда не уставала. Она вспомнила, как они с Деваном подслушивали у двери, как учился его отец, и этот процесс, столь знакомый им с детства, показался взрослым болезненным. Это заставило ее гордиться собой, насколько ребенок может гордиться взрослым. Все выглядело так, как будто Лорд Давос читал вслух отцу, когда они грелись у огня. — Ваша светлость, — сказал Рикон, — у нас есть для вас новости. Давос закрыл книгу, его глаза метнулись к Ширен. Он всё понял. Отец же был не так проницателен. — Ну и что это? — Я жду ребенка, отец, — сказала она, опускаясь перед ним на колени. — Великий мейстер думает, что это могут быть близнецы. Она не ожидала такой бурной реакции от отца и в каком-то смысле не была разочарована. Он ничего не сказал, просто уставился на неё своими большими глазами, как будто никогда не видел её раньше. Потом очень медленно наклонился и поцеловал её в лоб. — Поздравляю, — мягко произнес Давос, и его теплый голос смягчил неловкость, возникшую в комнате. Он положил руку на плечо Рикона и широко улыбнулся: "мои поздравления, сынок." Отец всё ещё ничего не сказал, когда Ширен встала и приняла объятия Давоса, но он кивнул своему зятю, прежде чем снова повернуться к огню. К тому времени Рикон уже достаточно хорошо знал своего короля, чтобы не чувствовать себя оскорбленным такой реакцией, и к этому времени, когда новость об этом распространилась по всему двору, уже не имело значения, что отец не мог сказать им, о чём он думает. Восемь месяцев спустя Ширен родила сначала мальчика, а через мгновение — девочку. У мальчика была копна рыжих волос, а у девочки — несколько тонких черных прядей, и у них были общие голубые глаза на полпути между светлыми и тёмными глазами Рикона. Её муж настоял на том, чтобы быть в родильной палате, и все это время держал её за руку. Как только младенцев спеленали, Мейстер Пилос послал за отцом. Лорд Давос проскользнул в комнату вслед за своим королём и встал за креслом, на которое тот опустился. Ширен держала девочку, и она протянула ему маленький сверток. Отец секунду поколебался, а потом неловко взял внучку на руки. Ширен наблюдала за ним со всё более знакомым приливом нежности, пока он смотрел на маленькое личико. Рикон встал, чтобы передать сына Лорду Давосу, который справился с этой задачей гораздо лучше, чем его король, но принцесса смотрела только на своего отца. На его лице было выражение, которое она не часто видела — своего рода беспомощность перед лицом этой вещи, о которой он мало что знал. — Они прекрасны, миледи, — сказал Давос, поглаживая мальчика по волосам искалеченным пальцем. — у вас есть какие-нибудь имена для них? — Эддард, в честь отца Рикона, — тихо сказала она, — и Кассана, в честь моей бабушки. Глаза лорда Давоса метнулись к отцу, который, в свою очередь, оторвался от лица младенца, чтобы взглянуть на дочь. — Кассана? — Да, — кивнула она, — Лорд Давос как-то сказал мне, что ты хочешь назвать меня именно так, но мама не позволила. Теперь у тебя может быть внучка. Если вы одобряете. Король просто кивнул и нерешительно протянул палец, чтобы погладить Кассану по щеке, как только Луковый Рыцарь сделал тоже с Эддардом. Отец всегда отличался неуклюжей мягкостью, и Ширен надеялась, что он сможет чему-нибудь научиться у Давоса. Как единственный дедушка её детей, она хотела, чтобы он был фигурой, которой они могли бы восхищаться и даже любить, как она полюбила его.Глава 6: Двадцать Два.
5 ноября 2020 г. в 17:52
Ширен Баратеон двадцать два года, и ее отец наконец-то добился того, чего не удавалось дяде Роберту.
Соединение домов Баратеона и Старка произошло год назад, когда она была выдана замуж за Рикона в глазах Старых Богов. Как принцесса и наследница престола, отец не позволил бы ей взять имя или цвета своего мужа. Её свадебный плащ был совершенно новым, с жёлтым, чёрным и оленем на одной половине и черным, белым и ужасным волком на другой. Рикон не возражал, даже предложил взять новый знак как свой собственный, но отец не позволил ему.
"В Винтерфелле всегда должен быть Старк, — сказал он. — я видел, что случилось в прошлый раз, когда он был в чужих руках."
Свадьба состоялась в Винтерфелле, отец был готов одобрительно кивнуть жениху, и эта завораживающая красота печального места заставила Ширин поверить, что все сказки её детства сбылись. Леди Санса, усердно трудившаяся над тем, чтобы дом снова стал домом для нее и ее брата, казалось, тоже что-то вспомнила о них. Только самые выносливые цветы могли выжить на Севере, но с теми, которые могли, она заполнила дворы и сады. Большой зал, перестроенный заново, был увешан захватывающими дух гобеленами из Эссоса, и в коридорах было ещё больше таких же. Люди говорили, что к северу от Речных земель было необычно тепло.
Санса показала Ширен Богорощу в ночь перед свадьбой, прекрасно обставленную, как и весь замок. Прежде чем они ушли, Санса опустилась на колени перед сердцевидным деревом.
— Могу я присоединиться к вам?
—Конечно, - тихо сказала Санса, указывая Ширин на колени, — это прекрасно, не правда ли?
— Я знаю.
— Я не ходила сюда, когда была маленькой, — вздохнула Санса, — единственная из моих братьев и сестер, кто не ходил. Это нравилось моей матери, но отцу — нет. Я не понимала, как ему больно, пока он не ушел.
Ширен не знала, что сказать, поэтому просто кивнула. К счастью, в ответе не было необходимости. Санса вела себя так, словно ее здесь и не было.
— Теперь я их понимаю. Они просты, естественны и так стары. Иногда-
Она запнулась, опустив глаза.
— Продолжайте, — выдохнула Ширен.
— Иногда, — медленно проговорила Санса, — я слышу голос брата в шелесте ветра в листве. Голос Брана. Точно такой же, как в тот день, когда я видел его в последний
раз.
— ...
— Глупо, знаю. Принятие желаемого за действительное.
— Простите меня, — сказала Ширен, — я хотела сказать, что это прекрасно. Как живой сон. Как песня.
— Когда-то я любила песни, — сказала северная леди, вставая, чтобы отряхнуть юбки. — возможно, я не так уж много забыла, как мне казалось.