***
Однажды рано утром Мейстер Пилос пришел сам и постучал в дверь её спальни. Мейстер затаил дыхание, но она не нуждалась в его объяснениях. Когда она вошла, лорд Сиворт был смертельно бледен, его глаза трепетали во сне, а дыхание было тяжелым. Через минуту появился Эрик с отцом и Деваном. Король посмотрел на старика в упор. — Ну? — хрипло спросил он. — в чём дело? На лице Пилоса отразился ужас, и он бросил умоляющий взгляд на остальных присутствующих. Деван застыл, уставившись на отца, а Эдрик выглядел просто ошеломлённым. Казалось, они говорили, что всё зависит от неё. Пришло время заставить его понять. — Отец, мне так жаль. Он пристально посмотрел на неё. — Я думаю, Мейстер Пилос считает, что у лорда Сиворта мало времени, — сказала она тихо, её голос дрогнул, — возможно, пришло время попрощаться. — Чепуха, - отрезал он, — полная чепуха. Он выбежал из комнаты, и они остались в ужасной тишине, нарушаемой только тяжелым дыханием Давоса. Деван подошел к кровати и взял отца за руку, горе, отразившееся на его лице, внезапно состарило его на десять лет. — Могу я остаться с ним, миледи? — Конечно, — всхлипнула Ширин, — я поговорю с отцом. Эдрик молча последовал за ней, внезапно став таким же потерянным, как маленький мальчик. Она была рада его обществу, даже если он заставлял её чувствовать себя маленькой девочкой, которой она когда-то была. Отец сидел в своем солнечном кресле, а кресло Лорда Давоса было совершенно пустым. Король был задумчив, и она не могла сказать, было ли это хорошим знаком или нет; он склонен задумываться только тогда, когда чувствует себя бессильным. Ширен подошла к нему и опустилась на колени у его ног. — Отец, вы должны прийти. — Я ничего не должен делать, — проворчал он. — Лорд Сиворт — самый сильный человек, которого я когда-либо знал. — Возможно, когда-то это и было правдой, — сказала Ширин, — но теперь, уверяю вас, это не так. Что-то в глубине его глаз потемнело, и он стиснул зубы. — Если то, что ты говоришь, правда, — сказал он, — тогда я не вижу, почему я должен быть там. Ты ведь теперь достаточно обо мне знаешь, чтобы понять это?” — Отец- — Мой король, — вмешался Эдрик, опускаясь на одно колено рядом с ней, — дядя, пожалуйста. Я прошу вас передумать. Подумай о своих матери и отце, наших дедушке и бабушке. Дядя Ренли рассказал мне о том дне, когда они умерли, и о том, как вы с отцом могли только смотреть. Не будь таким беспомощным, дядя. Облегчите уход Лорда Сиворта и ваши собственные мысли. Король замер, его голубые глаза сузились, когда он посмотрел на племянника. Затаив дыхание, Ширен наблюдала за происходящим; она не знала, было ли это упоминание о его родителях или братьях, или то, что Эдрик был так искренен в своей речи, но он что-то почувствовал внутри своего дяди. Лицо отца исказила легкая судорога боли, и он повернулся в кресле. — Мне следовало бы сделать тебе выговор за то, что ты заговорил не в свою очередь, племянник, — сказал он. — убирайтесь оба. Я должен быть один. Они не теряли времени даром; Эдрик поймал руку Ширен в свою и крепко сжал её. Возможно, они действительно выросли.***
Лорд Давос был дорог многим людям, и если Ширен не знала об этом до сегодняшнего утра, то к концу дня она уже знала об этом. Он проснулся, несмотря на всю свою слабость, и большая часть Малого совета и Королевской гвардии попросили минутку. Она не знала, что было сказано, но её шурин ушел со слезами на глазах. Рикон привел детей ближе к середине дня — Кассану, Эддарда и маленького Брандона, неожиданное чудо. В двенадцать лет близнецы уже точно знали, что происходит, но Брандон ничего не замечал. — Доброе утро, мой маленький принц, — сказал Давос. — как ты сегодня? Четырёхлетний мальчик немного поговорил о своих историях и играх, прежде чем понял, что что-то не так, и резко остановился. Эддард, не в силах сделать ничего, кроме как поцеловать Давоса в щёку, подхватил своего младшего брата и поспешно вышел. Кассана, более собранная из этой пары, чувствовала себя немного лучше. — Прощай, Давос, — сказала она, и голос её был тверд, несмотря на слёзы. — Мы любим тебя. Надеюсь, ты знаешь. Прощание самой Ширен было чуть более достойным, как и подобает принцессе. Рикон и Давос немного пошутили, преклонение молодого человека перед человеком, который спас ему жизнь, всё ещё было болезненно очевидным даже много лет спустя. Они пожали друг другу руки, и Рикон поднял руку Давоса, потому что у него не было сил. Эдрик, чей всплеск красноречия в начале дня, казалось, был единственным, что у него было, мог только сидеть там, когда наступал его момент. Вместо него заговорил Давос. — Присмотри за ними, Эдрик, - прошептал он, — ты больше его сын, чем когда-либо узнаешь. Ширен не хотела говорить ему свои последние слова, не хотела причинять ему больше боли. — По крайней мере, теперь мне не придется высматривать вас с крепостной стены. Я точно знаю, где вы находитесь, сир Давос. — Что вы такое говорите, принцесса. Я никуда не пойду. — Я хочу поблагодарить вас. — За что? — За то, что был там, когда отца не было. За то, что научил его всему, что он должен был знать, и за то, что были его другом, когда никто другой не мог им быть. — Очень приятно, миледи. Я бы не стал ничего менять. Она поверила ему, несмотря на печаль на его лице. Были тайны, в которые она никогда не будет посвящена, вещи, которые она не должна была знать и никогда не узнает. Она не могла слышать, о чём говорили Отец и Давос, когда наконец появился король, крадущийся по коридору, но она могла видеть со своего места, охраняющего слегка приоткрытую дверь, и она увидела, как отец внезапно наклонился вперед и прижался губами к губам Давоса. Что-то подсказывало ей, что это было что-то новое для них обоих, и какая-то маленькая частичка внутри неё завыла от несправедливости всего этого. Когда отец ушел, он даже не заметил её Когда позже вечером от Девана пришло известие, что Лорд Давос уехал, она сразу же отправилась к отцу. Осторожно обойдя кресло Давоса, она заняла свое привычное место у ног отца. На долгое время воцарилось молчание. Робкая рука начала гладить её волосы, но она по-прежнему ничего не говорила. Если бы он хотел поговорить, он бы это сделал. Всё остальное загонит его в угол, а этого он никогда не вынесет. — Тебе не нужно быть здесь, — сказал он наконец, — конечно, твоя семья больше нуждается в тебе. — Отец, вы тоже моя семья, так же как и они, и лорд Давос был твоим- — Ладно, — прорычал он, — ладно. Он даже не может перенести того, чтобы она сказала это вслух.***
Похороны были грандиозными — всё, что заслужил Лорд Давос Сиворт. Жители Блошиного конца — как бы усердно Давос ни трудился, чтобы облегчить бремя этих бедных людей, они всегда оставались бедняками — никогда не забывали, что он был одним из них, и толпами выходили с цветами, чтобы присоединиться к процессии, когда она шла через город. Они решили, Малый совет и Деван, что Давос всегда будет человеком моря, и решили отправить его в море на пылающем костре для его последнего путешествия. Он напоминал о тех днях Красного бога, возможно, слишком знакомый некоторым, но Ширен знала, что Лорд Давос узнал бы в этом знак уважения. Он никогда по-настоящему не терял веры в Семерых, и поэтому в септе Бейелора состоялась короткая служба. Затем тело было отнесено к воде на плечах Девана, Эдрика, Рикона и Стеффона, младшего сына Давоса, который прибыл в качестве представителя своего брата, который теперь был Лордом Дождевого Леса. Отец шел позади них в сопровождении Ширен и своих внуков. Он шёл так же неуклюже, как и всегда, хотя и немного медленнее, чем обычно, и Ширен подошла к нему так близко, как только осмелилась. Он не оценил бы ни малейшего признака слабости перед маленьким народом. У кромки воды Давоса опустили на погребальный костёр, и отец протянул к нему факел, чтобы зажечь его. Его лицо побледнело, когда он опустил пламя, его хватка была слишком крепкой, как будто у него были причины сомневаться в этом. Когда погребальный костёр выплыл на реку, король остался один. Его плечи поникли, но никто не осмеливался приблизиться к нему. Ширен почти отказалась от своей решимости, но её опередил единственный человек, которому никогда не давали повода бояться своего деда. Брандон оторвался от Кассаны и поспешил вперед, взяв короля за руку. Он вздрогнул, но мальчик крепко держал его, и в конце концов король расслабился. На коротком обратном пути к замку отец взял Брандона на руки и понес, крепко прижимая к себе. Ширен смотрела на это с некоторым изумлением — её отец никогда, по крайней мере на её памяти, не делал для неё ничего подобного, и он никогда не держал ни одного из близнецов после их младенчества. Она поймала взгляд Брандона и улыбнулась — маленький мальчик улыбнулася в ответ, но не понял почему. Конечно, он ничего не понял.