Любовью дружбу не испортить

С тех пор, как Макс и Хлоя оказались в Сиэтле, прошла неделя, наступил новый 2013-ый год. Дни были напряженными и бессмысленными. Девушки чаще всего проводили время в стенах дома, редко делая вылазки на холодные улицы Сиэтла. Хлоя была в восторге от новых видов, высоких зданий, массивных развязок дорог, но ее тонкая куртка, надетая поверх футболки, не согревала достаточно, чтоб проводить на улице больше часа. Гуляя, они держались за руки, как настоящие пары влюбленных, и обе чувствовали себя увереннее, чем когда-либо, но стоило им только дойти до дома Колфилдов, как руки разжимались, разлетались в разные стороны, прятались в карманы и сцеплялись лишь под покровом ночи, когда Хлоя, не выдерживая, ночь за ночью тихонько перебиралась под бок к Макс. Телевизор в гостиной работал чуть ли не постоянно, настроенный на новостной канал. Слыша заветные слова-маркеры типа: «ураган», «шторм», «побережье Орегона» — все члены семьи сразу навостряли уши и с замиранием сердца смотрели на мелькающие кадры. В одном из них точно прослеживались руины «Двух Китов», но в целом многие здания были на месте. Высокие строения Блэквелла, стоящие на холме, визуально почти не пострадали, и Макс мысленно обрадовалась, ведь от этого во многом зависело то, что ей предстояло делать дальше. Однако, спустя пару дней на электронную почту пришло сообщение от ректора Уэллса с информацией о том, что первый этаж академии был полностью затоплен вследствие наводнения, и его восстановление займет не меньше нескольких месяцев, в связи с чем всех иногородних студентов просят приехать за своими вещами, оставленными в общежитии, после того, как власти снимут режим чрезвычайной ситуации, и ждать дальнейших указаний дома. Макс со слезами на глазах рассказала эту новость сидящей в кресле-качалке Хлое, но та лишь успокоила Макс, заверяя ее, что они все равно всегда будут вместе. И вот наступил тот самый день, когда Джойс позвонила Хлое и сообщила, что режим ЧС снят, и им нужно возвращаться. Они договорились встретиться на проспекте Кедра завтра в три часа дня, это значило, что Хлоя может поспать и рано утром выехать домой. Собирать ей было нечего, все вещи легко умещаются в рюкзак, где и лежали всю прошлую неделю. Денег на бензин не было, но Райан любезно дал их, приговаривая, что возвращать ничего не нужно. Хлоя тут же подсчитала в уме, хватит ли ей этих денег еще и на пачку сигарет. Вечером семья Колфилдов и их гостья в последний раз ужинали вместе. На столе стояли макароны с сыром и картофельный салат. — Ты уверена, что хочешь ехать одна? — поинтересовалась Ванесса. — Поверьте, мне проще будет справиться с этим одной. Тем более, поймите меня правильно, нам с мамой, наверно, будет не до гостеприимства, когда мы окажемся дома. Пока неизвестно, что там нас ждет. Может, дома вообще нет. — Не говори так, я уверена, что все в порядке, наш район же не так близок к заливу, там еще лесополоса, наверняка вода не зашла так далеко, — Ванесса старалась звучать убедительно. — Я хочу поехать, Хлоя, — в разговор наконец встряла Макс. — Я уже сто раз говорила, что поеду с тобой. — Нет, не поедешь, я уже сто раз говорила, что ты приедешь позже, когда все дороги будут расчищены, ты нормально приедешь и не увидишь всего того пиздеца, что там творится, — Хлоя невозмутимо погрузила вилку с куском картошки в рот, а потом, не успев прожевать, поняла, что выругалась за столом в семье, где такое не принято. И поспешно смущенно добавила: — Извините. Макс сидела, понурив голову, и копалась вилкой в непонятной сырной смеси, если Хлоя что-то решила, значит, так тому и быть. — В любом случае, Макс, мы же скоро приедем в Аркадию Бэй за твоими вещами, когда у нас будут выходные, — Райан попытался всех приободрить и натянул неумелую скомканную улыбку. — Как насчет воскресенья, Ванесса? — Я только за. — Вот видите, всего-то три дня порознь, Макс, я уверен, ты сможешь это пережить. — Да, а потом я снова уеду в Сиэтл, — Макс грустила с тех самых пор, как получила письмо от ректора. — Кстати, Хлоя, ты так и не говорила, что думаешь по поводу учебы, — Ванесса устремила взгляд на все еще непривычные синие волосы напротив. — А что я должна сказать? — Макс мы можем перевести в школу Сиэтла... — Мам! — Макс перебила маму, ей была неприятна сама мысль о том, что она пойдет в школу в другом городе, это бы значило, что в Блэквелл она уже вряд ли вернется. — Я не думаю, что Блэквелл восстановят, как они пишут, за пару месяцев. Этот семестр важный, нужно уже во всю готовиться к экзаменам, вам поступать через год. Так что думает Джойс по этому поводу, вы будете ждать открытия Блэквелла? Хлоя непонимающе посмотрела сначала на Ванессу, затем на спокойного Райана, также ожидающего от нее ответа, затем на покрасневшую Макс, не поднимающую на нее глаз. Хлоя с горечью и смущением поняла, что происходит. — Должно быть, Макс забыла упомянуть, что я... — Взяла академический отпуск, — выпалила Макс. — Да? — Райан в недоумении уставился на Макс. В последние годы он слышал от дочери кучу информации о лучшей подруге, но ничего об академическом отпуске. Теперь пришло время раскраснеться Хлое. — Да, все верно, — процедила она сквозь зубы, отодвинула стул, обдала Макс, вжавшуюся в стул и смотрящую сквозь тарелку, ледяным взглядом и ушла наверх. — Что ж, видимо, на то были причины, — неловко проговорила Ванесса и продолжила трапезу. Макс, пытавшаяся сдерживать слезы, наступавшие на глаза, молча теребила кусок хлеба в руке, но не выдержав тяжелого молчания, резко, как и Хлоя, вышла из-за стола и упорхнула в ванную на втором этаже, где, прикрыв распаленное лицо руками, тихонько всхлипывая под шум льющейся воды, стирала с лица слезы. Ей было стыдно идти в комнату. Она знала, что скажет ей Хлоя при встрече. Она ее снова обидела, как в тот день, когда забыла о годовщине смерти ее отца. Макс хотелось бы остаться в ванной на весь день. Она присела на краешек эмалированной поверхности, огляделась по сторонам, выровняла дыхание и пошла навстречу неизбежному. Постаравшись бесшумно открыть дверь, Макс заглянула в собственную комнату, Хлоя ее явно ждала, так как паковать из вещей ей было нечего, но она яростно делала вид, что занималась именно этим, крепко держа рюкзачок в руках. Макс робко осталась стоять у двери, но Хлою это не смущало, она сама сократила расстояние. — Серьезно, Макс? Академ отпуск? Что еще ты им говорила, вернее не говорила, они хоть знают про то, что я курю? А? Как удачно для тебя у меня закончились сигареты. Они знают, что после смерти Рэйчел я устроила аварию, хотя откуда им знать, ведь именно из-за нее меня выперли. Конечно, они не знают, что мой пикап со свалки, и что я жила с тобой в общаге с неделю, когда это запрещено. — А кто рассказывает о таком, Хлоя? — Макс заговорила неожиданно громко. — Никто бы не стал о таком говорить своим родителям. — Да моя мать знает обо всем. И принимает меня такой. Знаешь почему, потому что я такая. Ладно, может, про травку и аварию и не стоило рассказывать твоим, но то, что мы уже год не учимся вместе. Какого хуя? Боишься, что родители запретят тебе общаться с такой как я? Или боишься сама показаться не такой идеальной в их глазах из-за того, что общаешься с Хлоей Прайс? А может, расскажем им, что ты еще и влюблена в Хлою Прайс, что их маленькая девочка ночами спит и видит, как целует чертову синеволосую татуированную наркоманку, а? — Что ты несешь, ты с ума сошла?! — Я говорю правду. Как и всю жизнь. Это я, вот такая, неидеальная, сошедшая с ума, безумная, без образования, без денег. Я такая, Макс, посмотри на меня, ты меня стесняешься, ты меня стыдишься. — Это не так. Я не стесняюсь. — Да ладно! А почему тогда, когда я хочу взять тебя за руку под столом, ты тактично перебираешь пальчиками и убираешь их к себе на коленку? — Я уже говорила, я пока не готова. Это серьезный шаг. Тем более твоя мама тоже не знает о нас, что мы... — Что? — Что мы вместе. — Я хоть сейчас готова ей позвонить и сказать это, — Хлоя схватила мобильник и начинала судорожно набирать номер. Макс одернула руки Хлои, пытаясь выхватить телефон, потоки слез снова непроизвольно пошли из ее глаз. — Не надо, Хлоя, скажешь потом. — Ты и реакции мое́й матери боишься? — Хлоя отпустила наконец телефон, так как кроме длинных гудков ничего слышно все равно не было. — Погоди. Ты что, вообще не готова к этому? — Я готова. К тебе, к нам, — Макс потянулась к Хлое, хватаясь за ее пахнущую табаком футболку, утыкаясь мокрым лицом куда-то в ключицы. — Пожалуйста, я просто не готова к остальным. Пожалуйста, пусть это будет только нашим. — Макс, — Хлоя погладила девушку по плечу, — почему все так сложно? Не должно же быть так. — Я не знаю, Хлоя, давай просто не будем ничего менять. Я так долго этого ждала, я так долго ждала тебя. Почему все не может просто зафиксироваться, как оно есть? Хлоя высвободилась из рук Макс, чтоб видеть ее перед собой. — Может, Макс. Но ты должна быть честной сама с собой. Я-то переживу то, что твои родители не знают меня настоящую. Но ты уверена, что я настоящая устраиваю тебя? Ты уверена, что смотришь на меня не через призму влюбленности в розовых очках. Я не хочу, чтоб ты приукрашивала меня. Я хочу быть настоящей, я никогда себя не стеснялась и никогда не собиралась стесняться нас. Мне нужно, чтобы ты была готова к этому. Потому что, если ты не готова, то лучше ничего не начинать, я уже чертовски устала от боли. — Хлоя, мне нужна только ты. — Да знаю я, хиппи, ты сейчас словно меня не слышишь. Тебе надо успокоиться. Я завтра уеду, а ты, пока меня не будет, разберись в себе, ладно? Макс, заливаясь слезами и утопая в своих всхлипах, не беспокоясь о том, услышат ли их родители с первого этажа, снова зарылась в мягкую ткань хлопка и не собиралась отпускать Хлою ни на секунду этого дня.

***

После отъезда Хлои Макс на несколько дней впала в состояние апатии, она не покидала свою комнату, пытаясь мысленно разложить по папкам все происходящее в последнее время. Она снова и снова проматывала в голове канун Рождества, зимний вечер, беседку, ужин, ночь, затуманенное дымом утро, красивую Хлою, ее Хлою, дорогу, смену маршрута, ураган, Сиэтл, родителей и снова Хлою, их разговор в тот вечер. У Макс было много лет, чтоб все обдумать, чтоб убедиться, что Хлоя ее цель. С тех самых пор, как внутри проснулось неведанное ранее чувство, тот болезненный укол ревности, который она сама себе вколола у входных дверей академии, когда впервые увидела улыбающуюся Хлою с другой девушкой. Тогда внутри все завертелось вихрем, но после частицы сложились в определенный пазл — Макс нравилась Хлоя. И не просто как друг. С детства Макс была особым ребенком. В то время, как другие дети шумно бегали по площадкам, она предпочитала уединенно лепить куличики из песка. А когда к ней бесцеремонно подходили улыбающиеся карапузы, которые первой фразой предлагали ей с ними дружить, она в недоумении хлопала своими глазами и говорила, что, может быть, позже. Макс никогда не могла понять, почему трехлетние дети себе это позволяют, взрослые же не подходят на улице к другим взрослым и не предлагают стать друзьями. Обычно после такого она сразу бежала к маме, и они уходили домой, где Макс могла часами рисовать в альбомах цветными карандашами или внимательно вглядываться в мелкие детали иллюстраций любимых книг о Винни-Пухе. А еще у Макс была Хлоя, они познакомились рано. Впервые они увиделись в закусочной «Два Кита», где маленькая Хлоя частенько коротала дни вместе с Джойс. Даже будучи подвижным ребенком, она знала все необходимые рамки приличия и никогда не посягала на личное пространство других, как будто избегала тесного контакта с посторонними. Девочки сблизились немного позже, когда достаточно нагляделись друг на друга, молча сидя через несколько диванчиков закусочной. Хлоя ехала по своей улице на розовом, уже двухколесном велосипеде, на котором не так давно научилась держать равновесие благодаря отцу, и через десяток домов увидела на лужайке знакомую веснушчатую девочку, которая неумело охотилась на бабочек с сачком, размером с нее саму. Это выглядело до того неуклюже и нелепо, что Хлое непременно захотелось в этом поучаствовать. Она деловито остановила велосипед, аккуратно поставив его на подножку, подошла к Макс и предложила ей свою помощь. И Макс не растерялась, не захотела убежать, напротив, она радостно передала сачок в чужие руки. В тот день им удалось отловить четырнадцать бабочек, сколько Макс не видела никогда в своей жизни, а Хлоя и вовсе занималась подобным впервые. Затем они отпустили их, но поймали нечто большее. Макс помнила тот день, всегда помнила его, как ключевой день, как значимый, поэтому бабочка стала бисерной меткой на груди Хлои, она связывала их, была их общим началом. Макс вертелась на своей уединенной кровати, пытаясь осмелиться на мысли о будущем. Раньше она могла подолгу фантазировать перед сном, представляя себе лучшую жизнь, моделируя по факту реалистичные ситуации, но которые еще никогда с ней не случались. Она представляла себе свое первое свидание: что она наденет, как будет двигаться, куда они пойдут. Как правило, в данных фантазиях всегда был красивый высокий брюнет с слегка кучерявыми волосами, в разношенных кедах и со скейтом в руке. Но со временем в ее фантазии влезла Хлоя, она стала мелькать там все чаще пару лет назад, вытесняя собой все остальные образы. Хлоя была под горячими струями воды, Хлоя была под теплым одеялом, Хлоя была крепко держащаяся за руку на последнем ряде кинотеатра, Хлоя лет тридцати была в их общем домике на побережье в шелковом халате. Теперь Макс перестала фантазировать. Перед сном она не успевает даже помечтать, как сразу отрубается, видимо, с годами это станет лишь запущеннее. И все же Макс осознает, что она могла бы влюбиться в парня, она могла бы без стеснения ходить с ним за руку везде, где ей хочется. Она могла бы прийти в ресторан и попросить официантов самый романтичный столик для двоих. Она бы познакомила его с родителями, и он бы им, конечно, понравился. Потом они бы съехались и позвали родителей и всех друзей на новоселье. Она бы занялась сексом и лишилась девственности, он бы трогал ее везде, где можно, а она бы в полной мере ощутила его. Он бы в конце концов обязательно сделал ей предложение, и они бы обязательно сыграли свадьбу под красивой цветочной аркой в присутствии всех родных. У них были бы мальчик и девочка в прелестных кремовых колыбельках. И когда они бы подросли, и вся семья встречалась за семейным столом, Макс знала бы, что ее жизнь прошла не зря. Но есть Хлоя. Хлоя не может покинуть Макс ни на секунду, она живет в ее голове, испытывает ее, вопрошает: «Ты уверена, что смотришь на меня не через призму влюбленности в розовых очках»? И Макс стыдно за все свои предыдущие мысли. Она любит Хлою, она ее не предаст. Но что такое Хлоя? Это упущенные возможности, это свои особые издержки. Сколько времени потребуется Макс, чтоб не бояться реакции прохожих, сколько потребуется времени, чтоб признаться в этом родителям? Как сможет она заявить, что Хлоя ей не просто друг, та Хлоя, что они знают уже лет пятнадцать, та Хлоя, что так вызывающа и далека от образа идеального жениха всех родителей. Макс никогда не была в отношениях раньше. Хлоя — это никогда не поцеловать парня, никогда не увидеть его голым, Хлоя — это никогда не узнать разницу. Хлоя — это навсегда. Хлоя — это значит, не будет свадьбы, ведь однополые браки запрещены. Да и она не похожа на ту, что готова жениться. Хлоя — это значит, никогда не иметь с ней общих детей, в глазах которых было бы видно их обеих. Хлоя — это так много «но», так много «никогда», Хлоя — это так сложно и неправильно. Но Хлоя — это все. Это голубые океаны глаз, лазурные волны волос, сигаретный дым, струящийся прямо в легкие, прямо вглубь организма. Хлоя — это азарт, это чувство, эмоция. Хлоя — это вспышка, яркая вспышка света, которая разгорается на тебе пятном, как на фотографии. Хлоя — это чертовски. Всегда чертовски. Чертовски безумная, чертовски ненормальная, чертовски импульсивная, чертовски обаятельная, чертовски одурманивающая, чертовски искренняя, чертовски любящая, чертовски своя. Хлоя — это скорбь, это отчаяние, это забвение, это печаль, саморазрушение, это вызов. Вызов бороться, вызов спасти, вызов любить, любить вопреки всему. Хлоя — это дикое животное, неукротимое, возвышенное, свободное, но затем запертое в клетку. Это распускающийся цветок дионеи, чуть-чуть заглядишься на ее красоту, а она уже всего тебя поглотила. Хлоя — это руки, ласковые, холодные, длинные и цапкие, это женственные бедра, покачивающиеся при ходьбе, это грациозные движения, это ловкие прыжки, изгибы стройных ног с красивыми коленями, это упругие ягодицы со следами рас-тяжек, доставшихся с периода полового созревания, это темный кристалл в пупке, это чернильные линии на правом предплечье, это улыбка, острая, быстрая, колкая. Хлоя — это изъяны и совершенства. Это многогранник, это калейдоскоп, это американские горки. Хлоя — это неидеально, поэтому так желанно, так маняще. Хлоя — не мечта, она реальность.

***

Дорога к Блэквеллу все еще была перекрыта тысячами поваленных стволов деревьев, осколками битых стекол, металлическими пластами крыш, поэтому Макс и ее родителям пришлось оставить машину на окраине и пробираться сквозь поломки на ногах. Почти все здания стояли на своих местах, но практически со всех была сорвана черепица. Дощечки от заборов были разбросаны по всем газонам округи. Под ногами комкалась влажная земля, многие асфальтовые дороги размыло. По пути встречались бригады рабочих, которые с противными громкими звуками техники распиливали поваленные деревья и грузили их на компактные тягачи. Башни Блэквелла виднелись еще издалека, они стали по крайней мере на этаж ниже. Подойдя ближе, стало отчетливо видно, что башни главного корпуса и общежитий разрушены, но остальные стены стояли непоколебимо. Вся та растительность, что была на лужайках вокруг кампуса, ныне сравнялась с землей, от величественного фонтана остались лишь торчащие металлические трубки. И Макс с горечью осознала, что ее мама была права — парой месяцев ремонта здесь явно не обойтись. Около входа в общежития было немноголюдно, некоторые ребята с родителями выносили из дверей запакованные коробки, это давало надежду на то, что вещи остались в сохранности. Длинный коридор первого этажа казался никогда не обжитым, плакаты, ранее висевшие на всех стенах, были сорваны потоками воды, скамейки, стоявшие по бокам, куда-то испарились — либо их раскидало на щепки, либо их вынесли в другое место для просушки. Голые стены с отколовшейся краской и приделанные на крючки лампы на батарейках вместо централизованного электричества — вот и все, что осталось на первом этаже. Второй этаж, однако, стоял почти нетронутый, коридор выглядел как обычно, те же листовки на стенах и план размещения студентов. Перед дверью 219-ой комнаты Макс задержалась, внутри было много важных мелочей, и как бы ей хотелось, чтоб все уцелело. Дверь отворилась, и Макс с облегчением выдохнула. В комнате было разбито стекло, на ковре валялись вещи со стола: блокноты, ручки, настольная лампа. Лиза валялась перевернутой в своем горшке, но выглядела вполне живой, хоть и довольно засохшей. В остальном комната была нетронута стихией. Фотографии и бумажные фонарики неподвижно висели на стене, все такая же пыльная гитара была прислонена к краешку дивана, одежда покоилась в шкафу. Все было хорошо, пора было собираться. Упаковав личные мелочи и основную одежду, Макс оставила родителей одних. Разбираться с книгами, коврами, бельем и прочим. Она не представляла, сколько раз им придется пройти путь от машины и обратно по развороченным улицам Аркадии Бэй, чтоб вынести все ее пожитки, коих оказалось гораздо больше, чем думала сама Макс. Но сейчас ей было важно оказаться не здесь, сейчас она должна была встретиться с Хлоей. С тех пор как Хлоя отъехала от дома Колфилдов в Сиэтле, она писала Макс слишком редко и так и не поддалась на ее уговоры, рассказать какой урон ураган нанес дому Прайсов, Хлоя упорно игнорировала эту тему. Проспект Кедра выглядел не слишком удрученно, он был удален от залива, и его покрытие не размыло водой, как многие другие дороги. Дом Хлои был все таким же полувыкрашенным в синий, кустарники, растущие у почтового ящика, да и сам ящик — исчезли. На привычном месте стоял знакомый пикап, помотанный жизнью, Хлоя как-то умудрилась доехать на нем до самого дома. Нижние рейки вагонки сначала, видимо, вздулись от нахлынувшей в тот день воды, а теперь покрылись трещинами, что немного портило эстетический облик дома. Не делая никаких предупреждающих звонков и не дожидаясь приглашения зайти, Макс заглянула внутрь. Первый этаж выглядел знакомо, но так же нес на себе следы воды, как и коридор общежития. Лестница теперь недосчитывалась нескольких балок и ступеней, оторванный телефонный провод растянулся вдоль плинтуса, крупная мебель, вероятно, была раньше разбросана, так как сейчас стояла не совсем на своих старых местах. Макс вспомнила, как на уроках им рассказывали о наводнениях во время штормов, как сильная волна надвигается на десять километров вглубь материка и потом с такой же силой уходит назад, забирая с собой кучу обломков, животных, людей. По последним данным несколько человек действительно числились пропавшими без вести, а тела троих нашли под завалами ближе к берегу залива. Среди их числа не было знакомых Макс, но для города с населением в десяток тысяч жителей ущерб и потери были колоссальными. Макс тут же вспомнила милых белочек, которых любила кормить у академии и в окрестностях маяка, неужели их тоже смыло и унесло в океан? На первом этаже никого не было, как и на пустынном заднем дворе. Макс, аккуратно переступая через дыры в лестнице, поднялась на второй этаж. Комната Хлои пахла ею, едкий запах табака, пива, старых журналов. Здесь было тепло и как обычно не убрано, но ураган тут был ни при чем. Он не тронул это место, и осознание этого довело Макс чуть ли не до слез, это было важнее, чем все ее вещи вместе взятые. Ведь комната Хлои хранила в себе намного больше, чем какую-то одежду и старые диски. Комната Хлои хранила в себе воспоминания, вместе прожитые минуты, часы, дни, годы. Макс легла на кровать, чтоб еще раз почувствовать себя уютно, чтоб забыть на секунду, что снаружи все еще слышны звуки гудящей техники и крики рабочих. Здесь было комфортно, ее собственная ложбинка с левой стороны кровати. Макс проснулась от громкого хлопка двери, она неожиданно встрепенулась, не осознавая, сколько времени прошло с того момента, как она прилегла. — Макс?! Ты что тут делаешь? — Хлоя села сбоку на кровать. — Я тебя искала. У вас было не заперто. Легла на минутку. Сколько времени? — за окном уже стемнело, Макс посмотрела на экран телефона, прошло уже полтора часа. — Блин, дерьмо. Я все время на это потратила, — Макс раздосадовано снова откинулась на подушку. — Могла бы позвонить прежде, чем переться сюда пешком, тогда бы ты знала, что я была в «Двух Китах», вернее в том, что от них осталось. А входная дверь теперь вообще не закрывается, у нас выломало замок. — Хлоя, мне очень жаль. И ваш дом, весь первый этаж, это просто ужасно. — Спасибо, хиппи. Это еще не такая жесть, как то, что творится на побережье. Мы с мамой и Дэвидом разгребаем завалы закусочной. Дэвид даже стал немного более смирным, хоть какие-то плюсы от катастрофы. — Но ведь вам должны выплатить какую-то компенсацию за дом, правда? — Какую? Думаешь, мы из тех людей, что могут позволить себе страховку? У нас нихера нет. Вероятно, мне придется всю весну помогать маме, чтоб она наконец вернулась на работу. Хоть как-то отплачу ей за все годы нахлебничества. — А я боюсь, что родители переведут меня в старшую школу Сиэтла. — Может, это и не так плохо, Макс? — Но ведь тогда мы не будем вместе, — Макс подсела к Хлое, соприкасаясь бедрами. — Будем, просто не будем рядом. Но это только на несколько месяцев. Сейчас тут не слишком здоровая атмосфера, и тебе нельзя бросать учебу. — А ты? Как же ты тут одна? — Наверно, я уже приучена к тому, чтоб оставаться одной. Но поверь, так будет лучше, Макс. Ты подготовишься к экзаменам, у тебя будет время, чтоб полистать брошюрки университетов. А я тут спокойненько стану неквалифицированным строителем закусочной. У меня просто нет выхода. У меня ничего нет, кроме этой комнаты. А у тебя есть. А осенью ты вернешься в Блэквелл, и мы снова будем рядом. — Ты будешь мне писать? — Уж не сомневайся. Я завалю тебя тоннами сообщений. Только не смей мне присылать эти дебильные смайлики в ответ. — Хорошо, побольше смайликов, я поняла. — Никаких смайликов! — Хлоя повалила смеющуюся Макс на кровать и впервые за долгое время прикоснулась к уже слегка забытому вкусу сухих губ. Макс растеклась по кровати, растворилась под тяжестью Хлои, ей хотелось остаться в этой позе навечно, приковать себя цепями к батарее под окном и никогда больше не покидать эту комнату. Губы Хлои были как обычно нежными и шершавыми, а руки как обычно настойчиво-требовательными. Дверная ручка заскрипела, и Макс мгновенно оттолкнула Хлою, вскакивая на ноги с кровати. Внутрь вошла утомленная Джойс с заметными кругами под глазами. — Макс! Не ожидала тебя здесь увидеть, — Джойс любезно подошла к взъерошенной нервной Макс с влажными губами и обняла ее по-матерински. — Как я рада, что вы в порядке, девочки. Хлоя, я подогрела спагетти, Макс, я не знала, что ты в гостях, может, сделать тебе сэндвич? — Джойс растерялась, что ей совсем нечем угостить девушку. — Не стоит, правда, спасибо большое, но мне пора идти. Мои родители уже ждут меня, мы должны перенести вещи в машину. Я и так уже слишком надолго ушла. — Что ж, тогда будем ждать тебя, когда ты вернешься. Наш стол всегда для тебя накрыт! — Джойс ласково посмотрела на обеих подруг и вышла. — Мне действительно пора. Будем дома, должно быть, только к середине ночи. Жаль, что я просрала все время на сон, — шептала Макс. — У нас впереди еще все время жизни. Успеем, — Хлоя встала и заключила Макс в объятия. — Не забывай обо мне, Колфилд. Хлоя еще раз поцеловала Макс в губы, задерживая свой лоб на лбу Макс, не желая отдаляться, не желая прерывать контакт, но это необходимо было сделать. — Никогда, Хлоя. Я люблю тебя.