***
Первая учебная неделя в старшей школе Сиэтла прошла мимо Макс. Она ходила на все занятия, отвечала на вопросы, которые ей задавали, но делала это машинально, потому что это нужно было делать. После школы она не оставалась на внеклассных занятиях, не посещала продвинутый курс фотографии, она даже не общалась с теми немногими студентами, с которыми смогла наладить контакт в предыдущем семестре. Раньше Макс старательно плела тоненькие нити общественных связей, которые всячески оберегала, так как новые люди в новом городе были необходимы ей для того, чтобы не сойти с ума от одиночества, как за уроками, так и после. Но сейчас Макс было наплевать на то, что она послала к черту всех своих старых знакомых. Ей хотелось, чтоб ее тупо оставили в покое. По вечерам она делала уроки, писала в дневнике заметки о прошедшем дне и ложилась в постель, снова проваливаясь в статичную страницу Хлои. Она онлайн, тогда почему не пишет? Она не в сети, тогда с кем она, чем занята? Макс проводила все свои ночи в обнимку с телефоном, всматриваясь в голубые глаза, светящие с экрана, слушая бесконечные песни из каталога музыки Хлои. Макс не беспокоило, что песни были далеки от ее собственного музыкального стиля. Они были слишком веселыми, быстрыми, порой, наоборот, чересчур мрачными, но как правило, располагающими к движению. А Макс не двигалась, она лежала на кровати, как растекшийся оладушек, и продолжала себя насиловать морально, слушая песни Хлои, засыпая под них, пытаясь полностью закутаться в Хлою вместо одеяла, обернуться бы Хлоей и захлебнуться в ней окончательно. На второй неделе сентября Макс отрешенно кусала яблоко, пытаясь оставить огрызок как можно меньше. В столовой было довольно многолюдно и шумно: звенела посуда, падали приборы, гудели учащиеся, но Макс слышала только яблочный хруст. — Можно тут сесть? — тихий голос, как ручеек, прорвался сквозь гул. — Конечно, — Макс, уже пообедавшая своим яблоком и таявшая буквально на глазах, собиралась взять свою старую сумку через плечо и уйти, но подсевшая девушка в белой блузке и темной юбке заговорила с ней, и Макс не сдвинулась с места. — Ты Макс? Я слышала о тебе от девочек с курса фотографии. — Да. Это я. И что они говорят? — Макс не привыкла, что ее узнают среди толпы, и смутилась, пожав плечами. — Что ты в том году ходила на занятия, а в этом перестала. Но еще не поздно продолжить, если что, — девушка мило улыбнулась, в этой улыбке Макс разглядела что-то невинно ангельское и не смогла не улыбнуться в ответ. — Я, кстати, Кейт Марш, тоже хожу на курс фотографии. Хотя не уверена, что это мое призвание. Пожалуй, я еще запишусь на рисование, — Кейт достала пластиковый контейнер с аккуратно сложенным сэндвичем с овощами внутри. Макс хотела что-то спросить у Кейт, но как будто лишилась слов. По неизвестной причине на душе впервые за долгое время стало спокойно. — Хочешь половину? — Кейт предложила Макс поджаренную сторону сэндвича, манящего своей золотистой корочкой на белом хлебе. — Пожалуй, да. Странно, я резко почувствовала себя голодной, — Макс взяла свою половину и жадно впилась зубами в мякиш. Питаясь одними фруктами и любимыми хлопьями, она начала забывать реальный вкус еды. Так началась дружба Макс с Кейт. Девушки оказались на удивление похожими, обе мягкие и милые, немного зажатые и покорные, они быстро нашли общий язык. Макс перестала засыпать в ожидании сообщений от Хлои, снова начала есть, ходить на все занятия, и порой ей даже удавалось искренне улыбаться. Конечно, внутри Макс все еще жила обида на Хлою, непонимание, почему она не выходит на контакт. Макс оставалось лишь верить, что Хлоя ее помнит, Хлоя ее по-прежнему любит, просто не показывает этого. Потому что Макс делает то же самое.***
Свалка, где трупы машин покоятся на их вечном кладбище. Вряд ли кому-то из них повезет, как любимому пикапу Хлои. Стаи каркающих ворон, свивших гнезда прямо посреди этого мусора. Заржавевшие скелеты механизмов, старая моторная лодка. Все это разложение цивилизации находилось всего в получасе ходьбы от города. Хлоя бывала здесь не раз. Ей довелось провести «незабываемые» недели летних каникул прямо посреди кучи этой рухляди, в непригодной для жилья комнатушке из бетона. Еще здесь бывала Рэйчел, с которой они стреляли по стеклянным бутылкам из-под выпитого пива, прямо из выкраденного у Дэвида пистолета. Рэйчел, которая совсем не сочеталась с этим унылым, забытым местом, вся такая жизнерадостная и возвышенная, но она все равно была здесь для Хлои. Рэйчел, которая мертва. А еще у Хлои был отец, машина которого после смертельной аварии оказалась на таком же кладбище. Отец, который уже никогда не положит доллар в банку для ругательств после очередного, случайно оброненного «дерьмо». Отец, который мертв. Еще у Хлои была школа с ненавистными одноклассниками — занудами и подхалимами. Но она была наполовину разрушена ураганом. Как и большая часть города. Как и родные с детства «Два Кита». И главное... у Хлои была Макс. Макс, которая нетерпеливо влетала в объятия Хлои. Макс с чуть розовыми жаркими губами, так и не научившаяся толком целоваться за те несколько недель, что в общей сложности им было позволено это делать в последние годы. Макс, которая приехала к Хлое, поманила ее пальчиком, раздразнила ее своими касаниями и снова упорхнула, как мотылек. А в кармане Хлои были таблетки. Такие круглые, маленькие, с красивым выдавленным дельфинчиком на поверхности. Смотришь на них и никак не можешь представить, что они такие дорогие. И что они могут с тобой делать. Хлоя достала одну таблетку и повертела ее, прокатывая между подушечками большого и указательного пальцев. В ней все еще была неуверенность. Она впервые в жизни стала ощущать на себе груз ответственности, который самостоятельно приняла. Подработка, помощь с кредитом маме — уже похоже на взросление. Но боль из ее души никуда не исчезла. Исчезнет ли она вместе с этими дельфинами, растворяющимися у нее в желудке и плывущими по крови? Сейчас Хлоя это выяснит. Она положила таблетку в рот и почувствовала неприятную горечь, как будто она и правда съела обычную лекарственную таблетку. Ничего не происходило. Хлоя по-прежнему сидела в бетонных стенах на скомканном старом покрывале, несколько лет назад уложенным здесь на ящиках. Блядь, Фрэнк меня наебал. Вот сученыш. Хлоя вышла на улицу и вдохнула все еще по-летнему теплый воздух. Она пошла вдоль путей, в сторону старой лесопилки, где когда-то бывала на концертах. Она не посещала ее уже довольно давно. С тех пор как их дружба с Макс возобновилась год назад. Интересно, сохранились ли хотя бы стены у этой развалюхи? Железная дорога была прямой, на пути к лесопилке всего несколько поворотов, Хлое нравилось это, так как она всегда контролировала подъезжающие поезда. Она медленно шла вперед, как вдруг на ее лице засияла улыбка. Такая яркая, Хлоя даже подумала, что из-за облаков как-то по-особенному засияло солнышко. Она подняла нынче казавшиеся почти полностью черными из-за зрачков глаза на небо и увидела солнце, такое огромное, больше, чем оно когда-либо было. Его лучи шли прямо на нее, они, словно руками-паутинками, касались ее макушки и щечек, от этого Хлое даже стало щекотно, и она засмеялась в голос. Хлоя протянула к звезде руки, стараясь на цыпочках дотянуться до его поверхности, ее длинные бледные пальцы почти царапнули солнечный бочок. Класс! Хлоя восхищенно подпрыгнула еще выше. Ее настроение стало внезапно хорошим, удивительно, после стольких-то грустных воспоминаний о жизни. Пожалуй, Хлоя еще никогда не чувствовала себя та́к хорошо. Она весело пошагала по рельсам, потом прыжком оказалась на деревянных шпалах и, представляя, что если она не допрыгнет, то провалится в горящую лаву, аккуратно, очень сосредоточенно стала переставлять ноги. Впрочем, сейчас Хлоя была уверена, что она все сделает как надо, она обязательно допрыгнет, она ни в коем случае никуда не провалится, она абсолютно уверена в себе. Вдалеке показался головной вагон поезда, быстро надвигающийся на Хлою. Это пришествие очаровало и заворожило ее до глубины души. Какой скоростной... неужели люди создали такое? Черт, да он просто невероятный. Такая мощь. Охренеть. Поезд надрывно загудел, когда был уже очень близко от замершей, восхищенной девушки. Хлоя услышала этот звук в миллиард раз громче, чем прежде, как будто гудки заменили на что-то сверхчеловеческое. — Вау! — сказала Хлоя и спокойно отступила в сторону, все так же любуясь поездом, промчавшимся в дюймах от ее носа. Добравшись до знакомой опушки, Хлоя осмотрелась по сторонам. Куча сложенных друг на друга деревянных балок, досок — вот и все, что ураган оставил от ветхого строения. Никакого тебе больше мошпита, шака бра! Твою мать, как же тут круто! Хлоя полезла прямо на гору ненадежно валявшихся старых покрышек. Добравшись до самого верха, при этом даже не сломав ни единой ноги, Хлоя торжественно встала в позу воина-завоевателя и вслух провозгласила себя императором этой лесопилки. Затем она включила музыку на своем телефоне, сделала ее как можно громче, разочарованно нажимая на клавишу увеличения звука даже после того, как ползунок был уже на максимуме. И она начала танцевать, неистово, первобытно, отдаваясь своим эмоциям полностью, как в тот день на концерте Firewalk, когда она скромно отказала Рэйчел принять сигарету. Хлоя так давно не была на концертах, что забыла, как же это хорошо — танцевать под музыку без мыслей в голове. Но обычная музыка с телефона сейчас была даже лучше всей этой разгоряченной толпы, смятых банок из-под пива под ногами, нестройных голосов вокалистов. Хлоя, музыка, лес, эйфория. Она внезапно подумала о Макс. Сейчас она бы поцеловала ее так крепко, как только умела. И Хлою накрыло мыслью о том, что можно взять денег на бензин у мамы и уехать в Сиэтл. Да, прям сейчас. Хлоя, совершенно убежденная, что все делает правильно, даже рассмеялась от того, что не подумала об этом раньше. Это же так просто. Взять и уехать. Она счастливая потопала домой. Сумерки накрыли собой город. Еще немножко и солнце скроется за горизонтом. Хлое становится холодно. Вместо того, чтоб идти домой, она резко разворачивается и направляется к заливу. Красивые, красные от заката волны плещутся так, как будто того шторма никогда не существовало, как будто они извиняются. Хлоя мысленно говорит: — Я вас прощаю. Она не помнит, зачем пришла сюда, но ей стало еще холоднее. Вместе с уходящим солнцем, уходили жизненные силы Хлои, она внезапно, как бы порывом, почувствовала себя очень одинокой. Словно она одна во всем этом огромном мире, а перед ней только вода, заполняющая собой все-все. Хлое сильно захотелось пить, она пошла к воде и попыталась сделать глоток, тут же выплюнув все на берег. Хлоя, разумеется, знала, что вода соленая, но сейчас то ли забыла об этом, то ли решила проверить. После этой неудачной попытки Хлоя добралась до дома, вдоволь напилась воды из-под крана и уснула крепким сном.***
Макс проводила с Кейт практически каждый свободный от занятий вечер. На днях они отпраздновали день рождения Кейт, кормя уточек в пруду. По выходным девушки часто ходили на независимые киносеансы, про-водящиеся в камерных залах разных арт-студий. Сиэтл всегда был дружелюбно настроен к людям из сферы искусства, Макс с каждым днем лишь больше в этом убеждалась. Она начинала понемногу верить, что, может, и ее когда-то ждет успех, может, Хлоя была права, и у нее действительно есть талант. — Макс, я могу спросить тебя о личном? — Кейт ступала на землю так беззвучно, что, если не знать, что кто-то идет рядом, то Кейт осталась бы незамеченной. Они с Макс вышли из уютного кафе, где у каждого стола лежали мягкие вязанные пледы и разноцветные подушки, в которые можно было зарываться чуть ли не с головой. — Ты́ можешь, — Макс никогда ни с кем не обсуждала личное. Но Кейт была такой доброй и открытой. Ей, словно на исповеди, хотелось выдать все свои секреты. — Мы так много времени проводим вместе в последние недели. Тебе одиноко здесь? Девушки медленно двигались вдоль стеклянных витрин рыбных лавок по узкому тротуару, отгороженному от велосипедной дорожки. — Я переехала в Сиэтл в том году, — Макс решила начать издалека. — Пока несильно обзавелась знакомствами. — Там, откуда ты приехала, у тебя остался кто-то близкий? Кейт смотрела даже не на Макс, а себе под ноги, но ей как-то удавалось задавать столь точные вопросы, которые кололи Макс в самое сердце. Она ведь старательно пыталась отвлечься от Хлои, не думать о ней, хотя бы вот в такие моменты, проведенные с Кейт. Но, с другой стороны, желание поделиться хоть с кем-то своими переживаниями сводило с ума. О чувствах Макс не знал никто. — Да, — на тяжелом выдохе ответила Макс. — Тебе больно об этом вспоминать? Что вас связывало: это был твой друг или, может быть, парень? — Кейт старалась спрашивать как можно менее навязчиво. Но было видно, что это не дежурные фразы, ей действительно важно знать. Макс призадумалась над ответом. Она ненавидела врать людям, особенно Кейт. Она просто не могла сказать неправду. Сейчас такой хороший момент, чтоб наконец облегчить душу, выговориться. Снять напряжение, которое тяготит уже столько лет. — Это мой любимый человек, — продуманно ответила наконец Макс, Кейт не увидела в этом никакого подвоха. — Должно быть, это очень сложно — не видеть любимого столько времени. У меня, конечно, немного в этом опыта, — Кейт робко отвела глаза, теребя вечно вылезающий ремень ее сумки из застежки. — Не будет ли это слишком нагло, если я спрошу — вы все еще вместе? Поддерживаете отношения на расстоянии? Даже несмотря на то, что Макс не говорила, что любит девушку, она все равно почувствовала безумный трепет в сердце от всего этого разговора, она наконец сможет доверить хотя бы часть своих мыслей кому-то кроме Хлои. Она так давно хотела просто рассказать. — Это не нагло, вовсе нет, Кейт. Это очень хороший вопрос. Спасибо, что интересуешься, — Макс на секунду осеклась, и ее голос задрожал. Кейт уловила это с полутона, она странным образом могла прочувствовать Макс даже без слов. — Макс, я всегда готова тебя выслушать. Мне правда важно, что с тобой происходит. От этих слов Макс чуть не разрыдалась, опять. Когда она успела из счастливой девочки превратиться в закомплексованного плаксивого подростка с бурлящими гормонами? — Кейт, я так рада этого слышать. У меня... есть человек. Да, в общем-то, это тот самый человек. Мы дружили с самого детства. Крепко. Были лучшими друзьями. Я проводила с этим человеком все свое время, и в какой-то момент стоило ему только начать общение с другой девушкой, как я поняла, что это не просто дружба. Что меня тянет к нему... к этому человеку. Кейт слушала Макс вполоборота, все еще продолжая двигаться вперед по кварталам. — Я очень давно хотела рассказать об этом. Но у меня всегда был, по сути, только этот самый человек. Не могу же я поведать о нем ему же. И сейчас я просто чертовски рада и тронута тем, что ты здесь, что ты даришь мне свое внимание. Спасибо тебе, Кейт. Ты не как остальные. Тебе не наплевать. — Макс, да ты чего? — Кейт, видя, что по щекам Макс стекли первые бесцветные слезинки, обняла ее, кладя голову на плечо. Девушки были одного роста и смотрелись со стороны довольно мило. — Хочешь, мы пойдем сейчас ко мне? Не пойдешь домой. Пойдешь ко мне. И все расскажешь. Ладно? — Кейт смотрела на Макс, как раньше воспитатели смотрели на нее с просьбой доесть за собой порцию пюре. — Да. Да, хорошо, — Макс утвердительно закивала, смахивая руками слезы, ругая себя за них и искренне улыбаясь новой подруге. Когда они пришли в дом Маршей, построенный в неоготическом стиле просторный особняк, Макс ожидал сюрприз. Отец Кейт оказался проповедником в церкви, и Макс смущенно одернула излишне короткую юбку, что на самом деле никак не тревожило мистера Марша. — Почему ты не сказала, что твой отец — служитель в церкви? — поинтересовалась Макс, присаживаясь на мягкий пуфик сбоку от журнального столика в небольшой комнатке Кейт. — А разве от этого что-то изменилось бы в наших отношениях? — Кейт была уверена или по крайней мере надеялась, что нет. — Нет, конечно, просто я бы как-то подготовилась, — растерянно пролепетала Макс. — Как? Прочитала бы Библию? Папа не станет проводить тебе тестирование. Расслабься. Макс, все еще чувствовавшая себя как-то не так, взяла в руки поданную ей чашку чая и, сделав первый глоток, все же растеклась по пуфику, приняв его округлую форму, и блаженно прикрыла глаза. — Так какой он? — Кто? — Твой парень. Расскажи о нем. От слова «парень» Макс стало не по себе. Она как будто предает саму себя и Хлою, не давая ей даже шанса на существование в своей жизни. Макс так же медленно и обдуманно, как и раньше, начала рассказ. — Это человек очень непохожий на меня. Не такой как все. Сложный. Очень сложный, просто, блядь, сложнее не придумаешь. Ой, — Макс поперхнулась, чуть ли не выплюнула чай прямо себе на колени, раскраснелась, быстро извинилась и замолчала. — Макс, да успокойся ты. Ты можешь ругаться в этом доме. Бог, в любом случае слышит тебя, где бы ты не находилась. Разницы нет. — Да, извини. Это глупо. Так вот. Она просто чертовски сложная, порой мне кажется, что у нас ничего не выйдет. Кейт отчетливо услышала местоимение женского рода, но не подала никакого вида, лишь продолжила вдумчиво сидеть напротив со своей горячей чашкой чая. — Мы, как огонь и пламя, но нас так тянет друг к другу. Этот человек, он самый искренний, самый настоящий. И главное, мы через столько дерьма прошли вместе. И я так люблю... его, — на последнем слове Макс посмотрела себе под ноги и грустно улыбнулась. — А этот человек тебя любит? — Кейт тактично стала использовать ту же формулировку, что и Макс. — Думаю, да. Всегда любил, наверно, даже больше, чем я, если это вообще возможно. — Тогда тебе не о чем переживать. Ты в выпускном классе. Даже если этот человек не сможет приехать сюда, ты всегда сможешь переехать обратно к нему. Просто нужно переждать этот год. А я пока скрашу твое одиночество. — Есть еще одна проблема. — Какая? — Кейт очень бы хотелось, чтоб Макс ей сама все рассказала, хоть она уже и догадывалась, что это за проблема. — Никто не знает о наших отношениях. Ты первая, кому я говорю. — Я умею хранить секреты, — Кейт доверительно вглядывалась в блестящие глаза напротив, пытаясь зацепиться за какие-то струны, которые помогли бы Макс вытянуть из себя мелодию признания. Макс несколько секунд нервно смотрела на карие глаза в ответ, что-то в их сиянии шептало Макс, что Кейт уже все знает. — Я никому не говорила, — Макс повторила, — я... — слова застряли у нее в горле. — Я даже не знаю, как сказать, — ей стало так жарко, она готова была поклясться, что ее лоб горел, как при мигрени. Кейт все так же пристально смотрела, но ее взгляд не был давящим, он был выжидающим и словно всепрощающим. И Макс быстро подумала: — А является ли любовь к человеку своего пола грехом? — хоть ответ для нее был и не важен. Она знала, что любовь к Хлое не может быть грехом. Любовь к Хлое — это самое чистое и светлое чувство за всю ее жизнь. — Я люблю девушку, — решительно сказала Макс, а Кейт даже не вздрогнула. — Ее зовут Хлоя, мы знаем друг друга почти всю жизнь. Мои родители знают ее почти всю жизнь, ее ро... мама знает меня почти всю жизнь. Это так сложно объяснить людям. Я просто не представляю, как это можно объяснить? Как я смогу? — Но ведь мне ты смогла объяснить, — Кейт не убегает, не закрывает лицо руками в ужасе, не кричит на Макс, не ругает ее, не говорит, что это неправильно, не смеется. Она отвечает так, словно ничего не произошло, словно Макс не особенная, а обычная, и для Макс это становится оглушающим ударом по голове. — Что? Так просто? — Да, так просто, — Кейт слегка улыбнулась. — Ты любишь человека, а человек любит тебя. Неужели ты думаешь, что за твою любовь тебя кто-то возненавидит или откажется от тебя? — Но ведь так бывает... — Я знаю тебя, Макс, я могу предположить, что такого хорошего человека, как ты, могли воспитать только такие же хорошие люди. Они не станут препятствовать твоему счастью. Они порадуются за тебя. Да, может, сначала это будет сложнее, им надо будет немного времени, чтоб привыкнуть. Но это же не конец света. В конце концов, это твоя жизнь. Не родителей, не друзей и уж точно не каких-то незнакомцев. Она твоя. И если ты ее не проживешь так, как ты хочешь; с тем, кого ты любишь; такой, какая ты есть; то, кто проживет? Возможно, тебе кажется, что ты заботишься о чувствах своих родителей, не рассказывая им это. Или о ваших с Хлоей отношениях, думаешь, что оберегаешь их, скрывая. Но на деле ты не делаешь никому лучше. Ты лишь ограничиваешь себя, ты делаешь хуже себе. А остальные лишь живут своими жизнями. Макс вжалась в свой пуфик так прочно, что почти вросла в него. Она никак не ожидала услышать от Кейт всех этих слов. Хоть они и были знакомы всего ничего, но почему-то Кейт казалась Макс не слишком разговорчивой. — Макс, тебе не нужно прятать себя. Я тебя знаю, ты чудесная. Позволь и миру это узнать. Может, когда ты примешь эту большую часть себя, то сможешь наконец по-настоящему расслабиться и засиять? — Я даже не думала, что это чувство может меня сковывать. Это же не важно, это мое личное, а та я, что на людях, это... это не имеет отношения к Хлое. — А мне кажется, что имеет. Макс почувствовала себя одновременно очень свободно оттого, что высказалась, и тяжело от того, что сказала Кейт. А может, она права, может, Макс на самом деле сама загнала себя в эту клетку. Может, пришло время порвать наконец эти стальные оковы и дать волю крыльям.***
После очередного удачного заплыва дельфинчика Хлоя, с зрачками размером в десятицентовик, судорожно набирала знакомый номер. — Макс? Макс! — на слегка зависла у телефона, слыша родной, ласковый, взволнованный голос в ответ. — Моя Макс. С днем рождения. Я расскажу тебе секрет, я никому не рассказывала. Макс? Ты меня слушаешь? — получив утвердительный ответ, она продолжила. — Макс, я люблю тебя. Я так тебя люблю. Чертовски люблю. Я сейчас у нашего маяка, тут твой любимый золотой час, так вы вроде, фотографы, это называете. И я стою у этого обрыва и, знаешь, мне кажется, если я сделаю шаг, то я полечу, я вот, блядь, уверена, что полечу, — в ухо Хлои шумно влетели слова Макс о том, чтоб она даже не думала о таком и что она, конечно, тоже ее любит. — Макс, но я же, как птица, нет, погоди, я, как бабочка. Вот она. Висит у меня на шее, никак не может улететь. Черт, а ведь ты подарила ее мне прямо на этом месте. Макс? — Хлоя резко поменяла голос с мечтательного на серьезный. — Ты в сознании? — Макс ответила положительно. — Я тоже в сознании. Со-звездие, со-вместное, со-единение. Эта приставка! Ты понимаешь? Со-знание. Оно наше общее. Ты и я. Наше общее знание. Это чудесно, — Хлоя стояла, вглядываясь в залив, и не понимала, как могла жить без этой радости, без этой близости, без страха. И чтобы не остаться без всего этого, залезла в прозрачный пакетик еще раз. Настроение Хлои — это волны, волны счастья, окатывавшие ее каждый раз вместе с заплывающим внутрь дельфином, волны апатии, каждый раз наступающие через часа четыре. Она ходила к Фрэнку еще несколько раз, выпрашивая еще пару пакетиков с красивыми таблетками. Сначала Фрэнк соглашался, затем отказывался. Тогда Хлоя взяла немного денег у мамы, сначала в долг, затем без спроса. Проблема была в том, что чем больше Хлоя закладывала таблеток в рот, тем больше ей было нужно. Она кучу раз пыталась поймать то же чувство беззаботности и легкости, что ощутила на железной дороге в первые дни сентября всего от одной таблетки. Но это больше так не работало, теперь ей приходилось принимать по две, чтоб немного приблизиться к тому солнечному теплу, что поселилось в ее душе тогда. Потом, правда, она получила нагоняй от Фрэнка, который даже посмеялся над Хлоей, которая так запросто за раз поглощала целые таблетки, когда их можно было растягивать на несколько дней. На работу она ползала с трудом, чаще всего забивая вообще. Из магазина она скоро уволилась. А в закусочную захаживала по настроению, что выводило из себя измученную Джойс и еще больше Дэвида, который орал, что не собирается прокармливать Хлою, если она ничего не будет делать. Хлоя особо ничего и не ела, похудев за месяц до изнуренного состояния. Ее кожа стала серой и невзрачной, голубые ногти, которые она перестала подкрашивать, а так и ходила со старыми остатками лака, слоились и не особо отрастали. Хлоя прекрасно помнила о звонке Макс, но не повторяла его, хотя под экстази ей этого очень хотелось. Обычно этот наркотик принимают на многолюдных вечеринках, это не наркотик для одиночества, но Хлоя даже тут отличилась. Она уходила на свою любимую свалку, глотала таблетку и растворялась в позитивных мыслях на капотах машин, строя грандиозные планы на будущее. Но всему приходит конец, и Хлоя вынужденно шагала по знакомым тропам, через лесополосу, по грунтовой дороге. Она вышла к воде, над которой кружили и орали чайки. Хлоя, уже не оглядываясь как раньше, ничего не боясь, подошла к фургону и постучала со всей мощи по железной двери. Она повторила свой стук, затем снова и снова. Она подключила второй кулак, после ногу в темном сапоге. Она колотила по фургону так, что в какой-то момент на двери появилась заметная вмятина, на что Хлоя лишь довольно усмехнулась. — Фрэнк, твою мать, открой мне! Я знаю, что ты там. Я чувствую запах этих сраных бобов! — Сама ты сраная, — Фрэнк вышиб дверь, ударяя ею стоявшую с другой стороны Хлою, словно принимая последние слова за личное оскорбление. — Дай мне еще, еще немного. В последний раз, Фрэнк. Я верну тебе все на следующей неделе. Мне еще буквально пару штук, — Хлоя говорила быстро и без запинок, выглядела она паршиво, белая майка с черепом висела на ней, как мешок. — Прайс, — рявкнул Фрэнк, оглядывая ее сверху донизу, так и не делая шага из трейлера. — Тут уже вопрос даже не в деньгах, хотя ты мне все еще торчишь, и я об этом не забываю. — Фрэнк, ну, по дружбе, еще хотя бы две таблетки, — Хлоя протянула это с мольбой в голосе, со слезами в глазах, готовая встать на колени, что в какой-то момент даже засобиралась сделать. — Блядь, ты совсем поехала, — Фрэнк быстро схватил ее за локоть, встряхнул и грозно посмотрел. — Вот что бывает, когда продаешь детям. Прайс, ты не знаешь меры. Катись отсюда. Хлоя замерла и не двинулась с места. Фрэнк не собирался ждать продолжения и хотел уже захлопнуть дверь, как Хлоя вцепилась в нее своими, все еще на удивление сильными, костлявыми пальцами и уже вовсе не умоляюще проскрипела: — Дай мне еще, Фрэнк, ты не можешь так просто втянуть меня в это и не дать еще. Это ты мне дал. — Ты просто ненормальная. Я знал много отбитых наркоманов, но они обычно по герычу, — Фрэнк все еще держал дверь полузакрытой, тянул ее на себя, но пальцы Хлои мешали. — Иди прочистись, ребенок. — Дай мне хренову дозу, — Хлоя постаралась рывком открыть дверь, уже сама не зная, что собирается делать дальше, как Фрэнк все же захлопнул металлический лист, забирая фаланги пальцев Хлои внутрь. — Блядь! Сука! — проорала Хлоя, дверь тут же распахнулась, она высвободила свою кисть и разъяренно трясла ею в воздухе, придерживая правой рукой и поваливаясь на колени, не сумев устоять от накрывшей ее боли. Фрэнк с долей сожаления посмотрел на эту сцену сверху, но не нашел ничего лучше, как скрыться в трейлере и никогда больше не открывать Хлое, по крайней мере в ближайшее время. Хлоя, все еще матерясь на ходу, кое-как встала и прижала к груди окровавленную руку. Она не чувствовала четырех пальцев и не могла ими пошевелить. Все что ей сейчас было нужно — это пойти в больницу, но Хлоя знала, что ее спросят, как это случилось, Хлоя предчувствовала, что в больнице заметят признаки употребления. Она появлялась дома только в ночи, чтоб Дэвид ненароком ничего не заметил, уж в больницу она точно не может пойти. И Хлоя осталась у залива, недалеко от того места, где жил Фрэнк, она просидела там с болью в руке всю ночь, отчаянно пытаясь вспомнить, когда был тот момент, когда она повернула не туда. Хлоя ощущала, как трясутся ее зубы, как затуманивается ее голова. В нее лезли самые разные мысли, к ней вернулись все ее страхи, все ее потери, все ее неправильные выборы. Хлоя лежала на холодном песке, всматриваясь в звезды, безнадежно ища на небе придуманную «Отравленную белку», она не смогла этого сделать, и она расплакалась. Она ничего не могла сделать. Она осталась одна по своей глупости. Она ничего не может сделать.