Эх, лихие девяностые!

Я резко остановилась перед дверью с табличкой «32». Ну позвала я их, и? И что дальше? Я войду и с порога заявлю: «Я — дура, зря не брала трубку, но и вы тоже идиоты и вот вам доказательства вашего идиотизма»? Нет, ну, а что? Всё именно так и выглядело теперь, когда я посмотрела назад и трезво оценила нашу двухнедельную размолвку. Идиоты — иначе нас и не назовёшь. Я неуверенно постучала. — Слав, ты? — снова этот вопрос… Такое ощущение, будто меня успели забыть за полмесяца. — А что, ждёте кого-то ещё? — я решила разрешить всё мирно и с юмором. Дверь открылась, и за порогом я увидела всех троих моих лучших друзей, единственных неродных мне людей, которым я доверяла безоговорочно. Молча я прошла внутрь и заключила их всех разом в объятия. — Простите. Это всё моя глупость. Меня вывести из себя любая муха может, что уж говорить о трёх несносных занозах в одном месте. Мне правда жаль… — я прекрасно знала, что главной моей отрицательной чертой была вспыльчивость. — Это мы-то занозы? — Рита, как и я, давно уже не дулась на меня, поэтому подхватила шуточный тон. — Ну-ну, кто б говорил. Мы все одновременно улыбнулись. Не знаю, как у ребят, но у меня на душе стало стало теплее от того, что мы наконец вместе. Из-за какой-то ерунды мы рассорились на добрых полмесяца и всё это время то ругали мысленно друг друга за упрямство или безрассудство, а то занимались самобичеванием и травили себя мыслями о своей вине в случившейся размолвке. Но теперь об этом можно забыть. Ну, или хотя бы попытаться… — Не верю я, Слав, что ты пришла только для того, чтобы пообниматься с нами. — Ника выглядела довольной, но у неё поперёк лба написано было: «Я знаю, что ты что-то скрываешь. Выкладывай давай.» — Ты точно что-то знаешь и пришла с нами этим чем-то поделиться. Колись, чего ты там за две недели накопала? — Вы как всегда проницательны, мадам. — я отвесила Нике шуточный лёгкий поклон. — Хоть мы и встали на мирную тропу, во что мне очень хочется верить, но мне придётся похвастаться своей правотой. Так что, я жду извинений. С этими словами я извлекла из велосипедной сумки фотографии и флешку и победоносно подняла их над головой, зажав в руке. Каждому из ребят были выделены фотография паспорта и время на осознание того, что они на ней увидели. Я же тем временем не спеша прошествовала к Серёгиному компьютеру и открыла файл с письмом. Как бы сильно я ни радовалась, я ясно понимала — это ещё не конец и даже не середина дела. Нам во что бы то ни стало надо было попасть на эту тайную встречу. Но вопрос в том, как мы узнаем, где она? Даже точного дня мы из письма прямо не знаем. Вроде как письмо было написано около трёх или четырёх дней назад — точная дата отправки не сохранилась в скопированном тексте, а на месте мне было не до этого — получается, что встреча будет о вторник или в четверг. Значит, у нас не так много времени на подготовку… — Слав, извини. — я резко обернулась, вздрогнув от неожиданности. За моей спиной стояла Ника. — Извини, что не поверили тебе и всё такое… Просто это правда невероятно звучит со стороны. Одно дело, когда в кино подростки разгадывают тайны лучше опытных копов, и совсем другое, когда такое происходит в жизни. Тут хочешь не хочешь, а начнёшь сомневаться… — Ник, я сама бы на вашем месте не поверила без доказательств. Я погорячилась тогда, знаю. Но сейчас нам надо срочно забыть об этом недоразумении и перейти к более насущным проблемам. — я постучала пальцем по монитору с письмом. — Мне нужна ваша помощь. Мы расселись в комнате, кто на чём — я, как докладчик, уселась перед компьютером на стуле, Ника примостилась на подушке неподалёку, Рита угнездилась на спинке дивана, а Серёжа притащил из соседней комнаты деревянный стул и сел на него, опершись руками и подбородком на спинку. Подвинув монитор так, чтобы всем было видно письмо, и прокашлявшись, я начала: — Итак. Мы с вами расстались из-за моих бездоказательных на тот момент подозрений. Я согласна, что поверить в теорию о том, что примерная студентка, приехавшая из глубинки в столицу за знаниями, аккуратная, воспитанная и тому подобное, может быть замешана в какого-либо рода тёмных делишках. Но! У меня есть неоспоримые доказательства моей правоты. Одно из них у каждого из вас в руках. Это фотография настоящего паспорта этой особы. А если человеку нечего скрывать, то зачем ему тогда подделывать паспорт? — Может она сама от кого-то скрывается? — Рита задумчиво покусывала губу, вспоминая фильмы, которые мы всей компанией смотрели вместе в кинотеатре. — Не думаю. — я ещё раз обратила жестом внимание ребят на письмо на экране. — Что-то не похоже на поведение скрывающегося человека, не находите? Разве что, скрывающегося от властей. У меня есть и другое подтверждение моих теорий — в книжном шкафу я нашла тайник, в котором на толстом слое пыли был силуэт карманных часов. Правда, сфотографировать это я не смогла — я не знала, что ищу, поэтому не взяла с собой фотоаппарат. — Ну и что такого в этих часах? Может Коля их оттуда достал, переложил куда-нибудь или продал, например? — Ника, по-видимому, решила ставить под сомнение всё, что не имело вещественных доказательств, которые она могла бы видеть своими глазами. Что ж, тем лучше. Если уж улики пройдут её придирчивую экспертизу, то они наверняка сполна подтверждают все мои догадки. — Исключено. На следующий день тётя сказала мне, что у него пропали часы, те самые карманные часы из тайника. Таких совпадений просто не бывает. — у меня заранее был готов ответ на вопросы про эти треклятые часы, подтверждающие так много для того, кто видел тайник своими глазами, и, в то же время, не подтверждающие ничего для других людей. — По-моему, сейчас наша первостепенная задача — понять, что делать дальше со всей этой информацией. — Рита опередила меня, озвучив мои мысли. — Нам нужно хоть что-то узнать про неё, хотя бы немного фактов из её прошлого. Только я пока не представляю, как это сделать… — А вы не забыли о нашей задумке? — подал голос Серёга. — Мы ведь хотели с самого начала искать зацепки в архиве городской библиотеки. У меня до сих пор в ящике пылится пропуск липовый. — Ну, раз уж мы помянули тот план, то посмею заметить, что изначально мы хотели прикинуться студентами юридического, разве нет? — я ясно вспомнила, как сама с воодушевлением говорила об этом друзьям. — Молодые криминалисты, ищущие информацию о старом убийстве или краже для практики, не вызовут сильных подозрений. Тем более, что архив — не такая уж запретная зона. Что скажете? — Проникнуть в архив — одно дело… — Ника задумчиво смотрела в одну точку на полу. — И совсем другое — пытаться найти там что-либо конкретное. Лично я понятия не имею, что искать. Разве что… Разве что можно зацепиться за её дату рождения. Мы все разом подняли головы и посмотрели друг на друга. А ведь она права! Зная дату рождения псевдо-Нади, можно найти полезные заметки в газетах тех лет. Хотя, это тоже будет проблематично — ей точно не меньше двадцати, значит газет придётся перекопать очень много, а мы не знаем, что именно искать. Её могли похитить из дома, она могла потеряться в школьном лагере… Да что угодно могло произойти! Но, конечно, самым очевидным вариантом был побег из дома. А в каком возрасте подростки обычно убегают за вольной жизнью? — От тринадцати до семнадцати лет, думаю. — по-видимому, я спросила это вслух, потому что мне ответила Ника. — Во всяком случае, будь я настолько сумасшедшей, чтобы убежать от родителей, я бы сделала это именно тогда. Переходный возраст, постоянные ссоры с родителями… Подростки начинают себя считать взрослыми и самостоятельными, но работать и жить самостоятельно пока не в состоянии, плюс, гормоны в крови бушуют. Короче, самый очевидный возраст. Наш хладнокровный аналитик бодро включился в дело. Это не могло не радовать. Ника всегда помогала своими советами, будь то школьный проект или же спонтанная вылазка летом на ночёвку в лес. Вот и теперь её здравые рассуждения могли неплохо так сократить нам время поисков. — Спасибо, Ник. Получается, если она родилась по паспорту в 1971, то поиски надо начинать с газет 1984 года, где-то так. Но нерешённым остаётся и другой вопрос — а какие газеты просматривать? В архиве куча разных журналов, сводок и прочего хлама, но что нужно нам? — я догадывалась, что материала будет много. — Я слышал где-то, что есть такая газета — название сейчас не припомню -, в которой печатаются заметки обо всех пропажах людей, объявлениях в розыск и тому подобное. Вроде как она тоже должна быть в архиве, а с нашим алиби в виде практики на факультете криминалистики проблем возникнуть не должно вовсе, нам даже, вероятно, помогут. — Решено. — я решила подвести итог нашей в кои-то веки продуктивной беседе (не в обиду моим друзьям будет сказано, просто обычно мы быстро отходили от основной темы и начинали трещать о посторонних вещах). — Завтра идём в библиотеку. Убедительная история у нас уже вроде как есть, поэтому от вас требуется только найти пропуска и отгладить костюмы. Распределяем в архиве поровну материал и начинаем поиски. Нам нужно прочесать газеты от восемьдесят четвёртого года, так что каждый берёт себе по годовой подшивке и за дело. А там дальше посмотрим по ситуации. Всё, абсолютно всё, что находим об Эльвире Игнатьевне, записываем или фотографируем. Ну что, господа? Приступим! После оживлённой дискуссии, закончившейся на весьма позитивной ноте, ко мне подошла Рита. Первым делом она снова сжала меня в объятиях, а после отвела в сторону и тихо заговорила: — А что потом? Ну найдём мы эти бумажки в библиотеке, и..? Не стала спрашивать при всех, а то я знаю, какую реакцию некоторые из твоих сумасбродных идей вызвать могут. — она ответила на мой молчаливый вопрос, выразившийся взметнувшимися вверх бровями. — У нас есть письмо. — И? — А значит, мы знаем, что она задумала. — И-и-и..? — Рита всё ещё не могла понять, к чему я веду. — И что? Из письма мы знаем только, что будет встреча. Ни времени, ни места. Ничерта. — Можно догадаться, что это будет либо вторник, либо четверг. А точнее можно выяснить, проследив за ней. А там… — А там выяснится и место. — продолжила мою мысль Рита. В её взгляде мелькнуло понимание, и она заговорчески заулыбалась. — Это гениально. Просто, заезжено, но гениально. — Всё гениальное просто, как известно. — я поняла, что вся затея только разгоняется, и всё самое опасное и захватывающее впереди. Странно, только увидев лже-Надю, я не горела желанием вникать в подробности. Я сомневалась, когда шла к друзьям в первый раз. Но сейчас, скажи мне кто остановиться и забыть о том, что я узнала, этот недалёкий тип был бы послан очень далеко и надолго. — А как быть с ребятами? Расскажешь остальным? — Придётся. Без Серёгиной помощи нам не обойтись — нужно будет на всякий случай отследить её номер. А то мало ли что, вдруг упустим, мы ж не тренированные агенты. Но расскажем ближе к делу, чтоб выбора не было. Там уже отговаривать будет бесполезно, путь останется один. А пока что, надо выспаться, чтобы завтра сутра пойти в библиотеку. У нас как раз завтра занятие отменили на художественном кружке. Я попрощалась с каждым из друзей по отдельности и со всеми вместе и покинула наше весёлое собрание полоумных искателей приключений, создателем коего косвенно (а может и прямо) являлась я сама. Я медленно поехала по тихой и безлюдной улице, наслаждаясь ночным прохладным воздухом. Моим любимым временем суток однозначно была и всегда будет ночь. Утро неприятно тем, что оно обязывает тебя вскакивать чуть свет по будильнику, плестись, завернувшись в плед, на кухню за завтраком, а после тащиться в школу, на курсы, в университет, на работу или куда-либо ещё. Исключением являются разве что утра субботы и воскресенья, когда никто не заставляет тебя никуда спешить, и ты можешь просто долго лежать в кровати и нежиться под мягким одеялом, потом повернуться на живот, уткнуться лицом в подушку и продолжить тратить время впустую, наслаждаясь жизнью по полной. День обыкновенно пролетает за кучей дел разной степени важности, только летом это время суток обычно занимается бесцельным брожением по полям, буреломам, кладбищам в деревнях, по самим деревням… Вечер — то время, когда больше всего чувствуется усталость. Именно вечером, когда тебе остаётся последний рывок в выполнении дневных дел, ты прилагаешь больше всего усилий, чтобы не вырубиться прямо здесь, за столом с домашней работой, над тетрадями по русскому, геометрии, химии и прочим, мучительно-долгим в выполнении предметам. И только ночью ты чувствуешь себя безгранично свободным и счастливым, только ночью, освобождённый от дневных дел, ты проникаешься вдохновением от тихо играющей музыки, которая выставлена на такую громкость, которая не заглушит неповторимых звуков этого времени, и творишь лучшие свои работы, будь то рисунок, книга или резная скамейка; или гуляешь под стрёкот цикад по полю, усыпанному благоухающими ночными цветами, прислушиваясь к далёкому уханью совы в лесу. Ночь пробуждает в нас таланты и черты характера, о которых мы могли и не догадываться — самый неугомонный, говорливый и непоседливый человек невольно затихнет перед величием и загадочностью ночи, ведь в темноте, как известно, всё кажется таинственным и новым. За такими философскими мыслями о причине своего пристрастия к тёмному времени суток, в которое всем людям положено спать, я добрела до дома. Только когда я заперлась в комнате и, завернувшись в плед, стала лениво пролистывать сообщения от товарищей по кружкам, моя уверенность в удаче слегка пошатнулась. Врать я не умела абсолютно, из-за чего, собственно, была несказанно удивлена тому, что Надя не раскусила меня ещё на этапе осмотра библиотеки. Хотя, не исключено, что она всё знает, но не подаёт виду… А теперь мне надо было притвориться учеником факультета, на который я поступать даже и не думала — задача, которая будет для меня потруднее незаконного обыска. Ко всему прочему, от друга с фотокружка, дни и ночи проводящего в выходные в библиотеке, я знала, как много там разных книг и документов. Шутка ли, найти в море бумаг одну единственную призрачную заметку о пропавшей девочке? Мы ведь даже не знаем ни при каких обстоятельствах она пропала, ни в каком возрасте. В общем, будущее, рисовавшееся мне в радужных красках, в одно мгновение окрасилось в монохромную палитру. Но ничего, поживём — увидим.