Покоряем космические пространства, но не душевные.
Очищаем воздух, но загрязняем душу.
Подчинили себе атом, но не свои предрассудки.
Увеличили свои притязания, но сократили ценности. (Д.Карлин)
За следующие два месяца происходит несколько событий. Во-первых, Кевин запускает рандомайзер фамилий и вместе с Шелли решает, что быть Брейком — вполне себе ничего. Эпатажная под стать его новому эпатажному имени фамилия, острая и колкая. Его устраивает. Во-вторых, вскоре после этого он официально становится Зарксисом Брейком. Шерил говорит, что похожими выражениями обычно посылают далеко и надолго, но, кажется, итоговый вариант ей всё-таки скорее нравится, чем не нравится. Он, стоя в ванной перед зеркалом, повторяет сочетание имени и фамилии, стараясь привыкнуть к нему, но вместо этого только забывает смысл слов. В-третьих, ему выдают в пользование средней паршивости шаттл под гордой кличкой Мерапи. Сеть говорит ему, что так называется один из вулканов Терра-Новы, и он хмыкает, мол, круто, мой кругозор только что стал чуточку шире, спасибо Пандоре. Но, если совсем честно, то вообще-то из доступных вариантов Мерапи лучший, так что Брейк не особо ворчит на него, тем более что кораблик всегда можно проапгрейдить. Шелли рассказывает, что родная партия Мерапи отчего-то оказалась ужасно несчастливой, и большинство шаттлов уже канули в небытие вместе со своими пилотами. — Девять лёгких и быстрых крестокрылов, названных в честь крупных вулканов Терра-Новы, — перечисляет она, нежно огладив окружность громадной турбины, — их выпустили меньше пяти циклов назад, но уже сейчас целыми остались только Мерапи и Эребус. — Эребус? — переспрашивает Кевин, — я точно не видел этого названия в каталоге. — Ты и не мог, — взгляд Шелли грустнеет. Она замолкает ненадолго, будто собирается с мыслями и решает, достоин ли Кев- Брейк услышать эту историю, но в конце-концов продолжает, — Это случилось полтора цикла назад. Корабль улетел на исследовательскую миссию, а спустя три недели его нашли на спутнике Мойры-Три: внутри была только оторванная левая рука пилота и лужа крови под ней, но ни тела, ни следов борьбы, ни преступников так и не обнаружили. — Ты была знакома с пилотом, — понимает Брейк по тоске на её лице. — Да, он, — Шелли вновь прерывается, — можно сказать, заменил мне отца. Кевин хмурится. — Мне жаль, — наконец выдавливает он, — прости. Смерть бьется в стенки черепа, как мотылёк. Ему кажется, он никогда к ней не привыкнет. Шелли светло улыбается и берет его за руку. — Не извиняйся, — произносит она, — в конце-концов, каждый из нас — просто мгновение в вечности. Кевин знает, что Шелли как никто другой осознает ценность каждой минуты. Он даже хочет согласиться с ней, но не получается. Он больше не умеет. *** Спустя месяц после того, как он начинает работать на Пандору, Рейнсворт лично вызывает его к себе. Это кажется странным: обычно она предпочитает передавать информацию через КПК или на крайний случай через третьих лиц, потому что, пусть в организации его и называют человеком Рейнсворт за глаза, все, включая самого Брейка, делают вид, будто никто не в курсе, что он подчиняется только лично СЕО. Большая сила, большая ответственность, все такое. Брейка больше интересует зарплата. У них взаимовыгодное сотрудничество — лояльность в обмен на покровительство. Медицинская страховка в Пандоре, кстати, тоже неплохая. — Мне нужно, чтобы вы сопровождали доктора Маккарти на благотворительном вечере в НИИ Физики и Механики Гиперпространства, — говорит она своим формалистским тоном. Брейк хочет возразить, что это абсолютно точно выходит за пределы его компетенции, но под взглядом Рейнсворт осекается. — Вы будете выступать в роли его личного пилота и телохранителя, но ваша основная задача — просто красиво стоять рядом и в меру отсвечивать. Ничего сложного. На встрече не стоит ждать никаких провокаций, она пройдёт на нейтральном Аркейне. Можете даже воспринимать это как внеплановый отпуск, Аркейн знаменит своей рекреационной сферой. — И что я тогда забыл на этом мирном собрании белых халатов и чёрных галстуков? Позавчера он перестрелял шайку контрабандистов, потому что они нарвались, а теперь ему предлагают… что ему вообще предлагают? Пить содовую из плоскодонного мягкого стаканчика и смотреть, как профессора и кандидаты по двадцатому кругу обсуждают собственные научные статьи? И зачем в этом благостном кружке ипохондриков и девственников Маккарти? Пусть тот и доктор, конечно, но Ph.D. у него вряд ли по Физике и Механике Гиперпространства. — Вы будете слушать, о чём говорят светила науки, и, может, научитесь чему-нибудь полезному, — в голосе Рейнсворт прорезывается раздражение, — остальные инструкции вам выдаст Маккарти. Вольно. Через два дня Брейк, стоя рядом с траволаторами, которые везут пассажиров из зала ожидания в посадочную зону, лениво пьёт энергетик и ждёт мистера доктора. Мистер доктор опаздывает, и это уже начинает становиться неприличным. Брейк чувствует, как медленно закипает. Шипучие пузырьки обжигают нёбо, а кофеин отчётливо бьет по мозгам и давлению. Мерзкая зябость забирается под рукава куртки: надо было надеть под неё что-то длиннее футболки, он же хотел. Дурак. Его начинает потряхивать. Чужая рука приземляется на плечо тяжело и резко — Брейк едва давит в себе позорное животное желание ударить бесстрашного локтем в живот, как учили на лекциях и практических занятиях по самообороне в Академии. Медленно разворачивается. Несколько отвратительно долгих секунд тупит в фигуру нарушителя спокойствия, но, так и не узнав, щурится и цедит на интерспике так, чтобы ксенос понял, что ему не рады, но не догадался, что Брейк не против разбить ему нос: — Чем могу помочь? — Частичная амнезия? Странно. Карм, зафиксируй, — бормочет ксенос, — Доктор Дирк Нелл Маккарти, приятно познакомиться. Снова. Ну конечно. Невыразительное лицо в светлых пятнах, лохматые волосы, холодные глаза. Широкие кюлоты и безразмерный кардиган на худых плечах — тряпки легко могут скрыть и тело, и кинжалы в рукавах, и душу. — Капитан Брейк, — скалится Маккарти, — нас снова свела судьба. Или случай? — Или Рейнсворт. — Ну, так не интересно. Диалог исчерпывает себя. Брейк подхватывает с земли спортивную сумку, и они вместе ступают на траволатор. Раннее утро за панорамными окнами — пустое чёрное небо и перемигивания окон и фар аэробусов. Свет прохладных ламп над их головами делает его совсем уж унылым. В объявлениях интерспик сменяется мелодиками и наоборот. Они с доктором растворяются в толпе спешащих и толкающихся ксеносов, и стук их каблуков растворяется в общей мешанине звуков. То и дело стайки отделяются от общей массы пассажиров, сворачивая к гейтам, и когда Брейк с Маккарти наконец добираются до того, что нужен им, толпа значительно редеет. Они шагают нога в ногу мимо пунктов досмотра, мимо автоматов с напитками и снеками, вывесок, баннеров, неоновых реклам и десятка дроидов-уборщиков. После мягкого освещения зала ожидания коридоры кажутся болезненно-яркими, но вскоре они снова переходят в успокаивающую полутьму: в полиизопреновом рукаве, по которому они добираются до аэробуса, Маккарти громко зевает, и Брейк вслед за ним зевает тоже. Ему мучительно хочется спать — тусклая усталость низводит до нуля даже раздражение, не то что другие, менее сильные эмоциональные импульсы. В аэробусе они умудряются отдавить друг другу ноги и снова пособачиться. Зато усталость отступает, неловко усмехается Брейк, и Маккарти улыбается ему в ответ, как будто это действительно смешно. В шестиместном отсеке лайнера у них оказываются куплены нижняя и средняя полки. Маккарти резво забрасывает клатч-мессенджер наверх, а чемодан ногой пихает в багажный отдел, не давая Брейку и шанса начать выяснение отношений из-за того, кто где будет спать. Брейк тяжело вздыхает, осматриваясь вокруг. Ничего необычного. Типовой плацкарт, не самые дешёвые, но и не особо дорогие места. Явно пережившие свои лучшие времена капсулы. Он накрывает тощенький футон в капсуле одноразовой простыней, надувает подушку. Капсула достаточно просторна для Homo Sapiens, как-никак она должна учитывать потребности гораздо более массивных видов, так что Брейк может сидеть в ней, почти не горбясь. Видал он ночлежки и получше, конечно же, но… в этой хотя бы нормально работает звукоизоляция. Брейк задаёт температуру в двести девяносто шесть по Кельвину, стягивает с себя ветровку и кроссовки, затаскивает их внутрь и наконец демонстративно захлопывает шлюз. Лайнер взлетает, и каждая его деталь гудит и вибрирует, но Брейк этого уже не слышит и не ощущает — заткнув уши наушниками, он наконец проваливается в неверный, чёрный сон. Неверным, чёрным сном ощущается практически всё их с доктором путешествие до Арканиса: тридцать шесть часов в гиперпространстве, истошный ужас за грудиной. Брейку все кажется, что сейчас пол под его ногами растворится, и он застынет в вакууме, как ледяная статуя, и за ним придут Тени. Заберут второй глаз, и его самого заберут тоже — обрядят в доспехи, которые остались от Альбуса, перебьют болтами кости и кожу, чтобы они не болтались. Впаяют в ладони два тяжёлых клеймора — как два камня для утопленника, идущего ко дну. Пятьсот мегатонн каждый. Доктор учит его играть в «Скажи иначе» и в нарды. Брейк учит доктора играть в блэкджек. Они обедают и ужинают химозной лапшой быстрого приготовления. Маккарти так резво управляется с палочками, что Брейк, не удержавшись от любопытства, распаковывает те, что шли в комплекте с его брикетом макарошек, сои и синтетических приправ. Следующие минут пять он безуспешно пытается совладать с ними — пока доктор, уставший глядеть оскорбленно и прятать насмешливую, но в кои-то веки беззлобную улыбку, не нарушает его личное пространство, чтобы несколькими сильными движениями придать его пальцам верное положение. Лапша безнадёжно остывает, и Брейк перебивается протеиновыми батончиками. Брейк показывает доктору «Величайшего шоумена» — старый, не лучшего разрешения мюзикл с пронзительными песнями. Он и сам не замечает, в какой именно момент увлекается происходящим на экране, но определённо увлекается: когда лайнер встряхивает, а освещение эпилептически моргает пару раз, он далеко не сразу засекает, что Маккарти вытягивается и замирает испуганным истуканом. Брейк пытается подавить смешок в глубине груди: выходит неубедительно — снисходительное, мягкое выражение лица пробивается сквозь деланное безразличие. Но, вопреки смыслу всей их конфронтации, доктору хочется почему-то не отомстить, а успокоить его. Дезориентированный Маккарти, пошутить над которым не поворачивается язык — это что-то неизвестное и неправильное. Брейк не понимает, как этот ксенос вообще мог вызвать в нём такую ненависть меньше суток назад. Нужно вернуть всё на круги своя. Они сидят на футоне в открытой нижней капсуле, и Брейк смещается влево, придвигаясь к окаменевшему Маккарти так, что их колени касаются друг друга. Тот, почувствовав движение, моментально изображает губами кривоватую ухмылку стереотипа об опасном мальчике, у которого все под контролем. Получается неубедительно. — Если я погибну в космосе, — наконец у него прорезается голос, и он трагично зажмуривается, — я официально завещаю свое тело науке! — Если ты погибнешь в космосе, завещать будет нечего. Маккарти ощутимо бледнеет, и пятна на его лице практически сливаются цветом с естественным пигментом: бесцветные разводы, будто на старую рубашку плеснули отбеливателя. Была такая доисторическая мода на грани с помешательством — с помощью хлорки и/или красителей кастомизировать одежду, Брейк забавлялся таким в детстве, только заместо тряпок в расход шли ворье и хулиганы, а паттерны на их мордах отчего-то получались сплошь наливно-красными и фиолетовыми. Здесь что-то похожее, как будто кожа слезает. Брейк безразлично заглядывается на белые кляксы в уголках злого рта. — Боишься? — Да, боюсь! Это естественный человеческий страх, ставший в нынешних условиях безопасности практически иррациональным, но все еще — естественный. Мы не птицы и не рожденные в космической пустоте пургиллы, нам не дано летать. — Интересно, — Брейк почти насмешливо наклоняется к нему, силится перехватить взгляд: вдохновенная тирада, более эмоциональная, чем все предыдущие монологи, вместе взятые, за отсутствием альтернативного источника отвлечения приковывает внимание, — тебя пугает возможность катастрофы или факт того, что ты не можешь контролировать ситуацию? — Иди лесом. Эмоции моментально становятся закрытыми. Даже как-то жаль, что ли. — Обидно. Я ведь, между прочим, пытался помочь. — Спасибо, но что-то не припоминаю, чтобы нанимал тебя работать моим психоаналитиком. Карм, подскажи, может, я что-то путаю? Карм предсказуемо дает отрицательный ответ. Лайнер выбирается из зоны турбулентности. Сомнительный разговор обрывается, а спустя еще сорок тиков они выходят из гиперпространства.