Little dark age

Кто умеет ждать — дождется большего.

      Походы османов в последние разы были очень удачными. Сулейман Великолепный, как прозвали его не только на родине, но и жители Европы, в военном деле был хорошо обучен, благодаря чему ему подчинились многие крепости, пали многие города. Империя расширялась, простираясь на долгие километры, а в казну везли золото, в гарем новых наложниц, а в народ очередные рассказы о величии падишаха. Одни подчинялись другим, завоеватели воздвигали свои порядки и поднимали свои флаги.       Данный поход не отличался от предыдущих. Он был удачен, продлился не много, но и не мало. Турки терпели потери, неверные также не имели вновь прибывших солдат, все было, как и всегда. Но настроение султана было удовлетворительным, результат его радовал. Довольны были и янычары, и их командиры. Близилось скорое возвращение домой, а в Манисе было всего два письма, которые поступили от Мустафы родным. Лиза смотрела на эти письма с завистью, но белой и непорочной. Она ведь сама себе внушала, что не чета султанской дочери, которую отвергли, так теперь же пожинает плоды этих мыслей. — Уже близится конец, скоро Мустафа будет дома, — за обедом произнесла Джихан-султан, отчего глаза Махидевран засияли. За все время, что сын был в боях, Госпожа без устали молилась. Дни для неё тянулись, как нуга, которая отдавала пресностью. Письма радовали её больше, чем солнце, а узнав о возвращении, она была готова запищать от радости. — Слава аллаху, скоро мой сын вернётся! — воскликнула женщина, озаряя своей улыбкой все вокруг. Елизавета не смогла сдержать улыбку в ответ. Возможно, он получил письмо, но не знал, как отправить? А, может, не захотел отвечать? Тысяча вопросов обрушилась на неё и она невольно выпала из реальности, пропуская радостные щебетания двух султанш мимо ушей. Страшнее всего было не то, что он не получил или не ответил на письмо, а то, что после этого он станет иначе к ней относиться. Девушка конкретно загнала себя в угол, что уже не могли не заметить в её компании. — Все в порядке? Лиза, ты так резко перестала есть, — за время пребывания в Манисе между ней и Махидевран завязались весьма тёплые и дружеские отношения. Госпожа обращалась к девушке на «ты» и называла её по имени, потому что Лиза сама это позволила, как бы убирая границы между ней и матерью наследника. В свою очередь, Махидевран хорошо относилась к девушке, несколько раз ходила вместе с ней в баню и на прогулки, а также подарила очень красивое ожерелье. Лиза нашла даже общий язык с наложницей Шехзаде — Фатьмой, удивляя этим весь гарем. — Да, Госпожа, — она не решается рассказать о своих мыслях, поэтому натягивает улыбку и продолжает делать вид, что она с ними, она обедает и все в порядке. Но не заметить то, что эта вечно сияющая девушка потухла просто невозможно. Слишком хорошо Джихан-султан, да и Махидевран изучили её. Что бы ни происходило Лиза старалась держаться в позитивном направлении, всегда улыбалась и не позволяла панике охватить её. Поэтому упавшее настроение отметили обе султанши. Поле трапезы каждая разошлась по своим покоям, только вот Джихан-султан не могла сидеть сложа руки, видя состояние подруги. Вдруг её кто-то обидел, а та не говорит, в силу своей застенчивости? Помельтешив из стороны в сторону, султанша направилась в покои, которые располагались в близости от неё. Елизавету она застала у окна. Та либо читала, либо делала вид. — Не отвлекаю? — Госпожа указывает взглядом на книгу, которую держала девушка. — Нет, что Вы. Присаживайтесь, — Лиза откладывает книгу, которую она пыталась читать. Буквы не складывались в слова, из-за чего она не могла понять ровным счётом ничего, грустно вздыхая и ещё больше загоняя себя в тоску. — Так, может, хотя бы мне расскажешь, что тебя так печалит? — Джихан усаживается рядом, складывая ладони в замок на коленях, — Потух огонь в твоих глазах, который так грел меня и Махидевран-султан. Мы беспокоимся. Кто-то обидел тебя? Девушка долго смотрит на султаншу, тяжело вздыхая. Говорить или нет — вот в чем вопрос. Вдруг, она посмеётся над ней, пусть и не в лицо, скажет о том, что Елизавета такая же, как и многие девушки, которые питают к Бали-бею чувства, но на которую он не посмотрит, не воспримет всерьёз. Это её угнетало и от этого хотелось даже заплакать, но Лиза лишь выпрямляет спину, понимая, что кроме Джихан-султан ей вновь никто не поможет. — Меня никто не обидел, Госпожа. Просто какие-то тяжёлые мысли, которые не дают мне покоя с тех самых пор, как начался поход и я оказалась тут, — девушка поджимает губы, кидая печальный взгляд на султаншу. Джихан внимательно изучает каждое слово, понимая, что дело тут не в том, что сгорел дом с её вещами, об этом она уже и не горевала, а резиденцию отстроили заново. Дело было в другом, что ещё больше разыгрывало интерес. — Ну, тогда что же, Лиза? Ты будто цветок, который не полили и он увядает, — Джихан касается чужого плеча и Лиза невольно соглашается с её словами. — Все верно, Джихан-султан, цветок симпатии увядает в пустыни неизвестности, — она решает открыться девушке, рассказать о том, что так давно её гложет, а теперь и вовсе убивает, потому что она озвучила это. — И кто же это посмел вызвать в тебе такие двойные чувства? — ситуация принимает весьма забавный характер, потому что наблюдать за влюблёнными девицами — это её отдельное маленькое и запретное хобби. Михримах, наложницы братьев, а теперь ещё и Лиза. Все влюблённые женщины по своему сходили с ума, что лишь усиливало мысли Госпожи о том, что влюбляться не стоит, нужно оставаться с трезвым разумом. — Вы посмеётесь, — коротко бросает Елизавета, поджимая губы, ощущая себя как-то уж совсем некомфортно. — Я ведь узнаю. И посмеюсь, что при тебе, что без, как ты считаешь. Говори же кто это? Мустафа? — почему-то на ум пришёл брат, что было немудрено. Наследник, красавец, гордость папы и радость мамы. Но отрицательное мотание головой заставило Джихан напрячься и отмести этот вариант, — Яхья-бей? — Нет, Госпожа. Малкочоглу, — девушка наконец-то подняла свои светло-карие глаза, где Джихан-султан увидела зелёный огонёк, который полностью выдал венецианку с её чувствами. На лице Госпожи проскользнула улыбка, она могла бы об этом догадаться, но хотела услышать признание от подруги лично, так сказать, подтверждение своих мыслей. — Ну, это ожидаемо, — спокойно произнесла девушка, — Просто так бы он не ездил к тебе, значит… ты ему интересна. — Настолько интересна, что уже поход завершился, а он так и не ответил на письмо, — слова полные обиды вылетели буквально из самой души Лизы и она почувствовала, как печаль опускается на неё, но пролить слез себе не позволила, сдерживаясь. — Письмо? Как ты его отправила и когда? — Госпожа двигается ближе и сыпет вопросами, а Елизавета, понимая, что Джихан-султан настроена весьма серьезно и отнеслась к её рассказу без смеха, начинает рассказывать где и когда отдала письмо, кому и что сказала. — Яхья-бей не из тех, кто обманул бы. Скорее всего, Малкочоглу не знал, как отправить ответ. Это вызвало бы много ненужных вопросов, — умозаключает султанша, когда переосмысливает рассказ Лизы. Она была уверена в Ташлыджалы, тот не смог бы так поступить. И она была права, поэт отдал письмо, но прочитать его Бали-бей смог лишь к концу похода. Он уходил в бои и разработки планов захвата с головой, не отвлекаясь ни на что. Своему делу — воевать он отдавался всецело и не терпел отвлечений. Письмо случайно попалось на его глаза, он изначально воспринял его за послание от Михримах, успел даже закатить глаза, но уловил совсем другой слог, вгляделся в почерк, что вызвало уже интерес. Он испытал удивление, когда в самом конце обнаружил подпись, принадлежащую Беллиниани Гвардо. Писать ответ он не стал, понимая, что передать через кого-то также тихо и незаметно едва ли получится, поэтому пришёл к выводу, что лучше по возвращению они встретятся лично, если Елизавета пожелает. — Какая разница, Госпожа, если он отверг Вашу сестру, то чего ожидала я? Придумала себе небылиц и сама в них поверила, — девушка горько усмехается, качая головой. — Так не создавай новую небылицу. Он ничего не ответил, но это не значит, что он отверг тебя, — хотя, Джихан-султан понимала, что и к такому стоит подготовить Лизу, она решила разуверить её в таких домыслах. Бали-бей не смотрит ни на одну девушку с тем же чувством, каким пышило его сердце, когда он обращал свой взор на Армин, уже много лет. Пожалуй, это единственная девушка, которой он отдал своё сердце, а она унесла его с собой на тот свет. Ни один взгляд не властен над его душой, как её. Была попытка с Айбиге, но если бы не решение Мустафы, то не сносил бы воин головы, поплатился за мимолётное чувство собственной жизнью. Все остальные были для него мимолетными увлечениями, которые забывались им же после пары встреч. Кто-то скажет, что он развратник, колышущий сердца юных девиц, шатающийся по тавернам, а кто-то выскажет мнение, что он однолюб, который не позволяет перейти черту и вступить в серьёзные отношения. Джихан разделяла второе мнение, видя настроения хранителя покоев, поэтому мысленно делает пометку в голове, донести эту мысль Лизе. — Я очень на это надеюсь, хоть и понимаю, что эта надежда может оказаться ложной, — девушка вновь вздыхает, а Госпожа, желая ободрить Лизу принимается рассказывать о том, что в походе обычно не до писем, да и Бали-бей тот ещё трудоголик и перфекционист, если вопрос стоит о завоеваниях и безопасности султана. Впрочем, так оно и было в действительности. — Он даже Михримах никогда не отвечал, — спешит как-то по своему обрадовать венецианку Джихан. И легкая улыбка трогает девчачьи губы, Лиза заметно ободряется, хоть на сердце все ещё лежит тяжкий груз огорчения.       Госпожа шагает по дворцу, который видел молодость её отца, сбавляя темп у покоев Махидевран-султан. Настроение той заметно улучшилось после известия, что поход закончен и войска возвращаются. — Госпожа? — она окидывает самодовольную султаншу вопросительным взглядом, приглашая присесть, — Вы что-то узнали? — Да, Госпожа, — Джихан кивает, усаживаясь рядом, чтобы поведать душевную историю её подруги. Женщины, кем бы они ни были и какой бы статус не имели, оставались женщинами, которые любили сплетни и обсуждения, а уж тем более, если это касалось чьих-то личных отношений. Рассказать об услышанном султанше было принято лишь по той причине, чтобы спросить совета: как же стоит поступить? Чего стоило ожидать от Малкочоглу? Конечно, спрашивать о таком у женщины, которой не повезло в любви крайне глупо, но Джихан ссылалась на опыт, который имела Махидевран, она знала Бали-бея дольше, чем Госпожа и, возможно, знала какие-то его взгляды, которые тот не демонстрировал при ней или Михримах. — Возможно, что она ему симпатична. Но, знаете, Госпожа, у Бали-бея есть чёткие принципы, которые он держит при себе. Елизавета христианка, для него, как и всякого правоверного — это недопустимо. Она может не рассчитывать на что-то серьёзное, пока не примет ислам, — Махидевран говорила очень разумные вещи. Бали-бей предан Родине и султану, он бьется против неверных, как же он сможет смотреть на неё серьёзно, когда тут такое? Джихан кивает на слова Госпожи, всерьёз задумавшись, — Кода-то Ваша покойная матушка не решилась сменить веру, кто знает, что ждало бы нас, откажись она от своего принципа? Возможно, смерть её миновала бы.       Джихан-султан невольно проводит параллель между ситуацией с её матерью и Елизаветой. Обе иностранки, попавшие в империю по воле судьбы, обе оказались во дворце и смогли очаровать именитых мужчин (девушка верила, что симпатия у бея есть, просто он не из тех, кто покажет её так явно) и обе схлестнулись с соперницами. Джихан улавливает в словах Махидевран очень тонкий намек, что Лизе необходимо сменить веру. Мать наследника и правда вложила в свои слова тайное послание, которое в состоянии различить Госпожа от остальных слов. Лиза целиком и полностью зависит от Джихан, которая на стороне Мустафы. При судебных тяжбах венецианка окажется вместе с Госпожой на стороне её сына, будет ещё один сторонник. А, в случае, серьёзных отношений с Малкочоглу, Лиза сможет обрести во дворце не только статус и, но и помогать Джихан-султан, а, значит, и старшему сыну Сулеймана. Лиза была необходима им, пусть как массовка, хотя что-то подсказывало султанше, что в массовке та не останется, потому что сама того не ведая, вступит в борьбу с Михримах. Хюррем ослабнет без своей дочурки, а это означало, что станет более уязвимой для Госпожи и всей династии. — Ей необходимо принять ислам, — твердо произнесла женщина, обращая свои зеленые глаза, которые на долю секунд потемнели, к султанше, — Если хочет, конечно, какого-то развития с хранителем покоев. Джихан довольно долго не могла отвести глаз, вглядываясь в Госпожу, которая так спешно добавила к своим словам ещё фразу, будто ей было дело до семейного счастья Бали-бея. Но Джихан прекрасно понимала, что Лиза отличный друг, тем более, что её память вряд ли забудет ту помощь, что ей оказали. Она с благодарностью относится к Госпоже и точно сможет стать верным союзником, если Джихан в очередной раз вступит в игру против Хюррем-султан. — Вы правы. Необходимо, — Госпожа кивает, понимая, что переубедить девицу будет, наверное, сложно. Кто знает, может, её принципы столь велики, как и у её покойной матери? А, может, перспектива стать в Османской империи и чуть выше, чем просто гостья завлечет её куда больше? Махидевран дает молчаливое согласие, которое можно узреть в её глазах, на то, что поможет убедить Лизу, если разговор будет при ней и Джихан лишь выгибает бровь, понимая, что очередная авантюра будет сложнее предыдущих.       Ожидание всегда как-то особенно мучительно, когда ты уже точно знаешь, что всё позади и человек вот-вот должен вернуться. Дворец жил в напряжении и хлопотах, которые растворились бы лишь когда Мустафа переступит порог своего дворца. В этом ожидании и жила Махидевран-султан, каждый день придумывая что-то новое к приезду своего сына. И в этом ожидании проходили их дни, сменяя друг друга. Как-то на прогулке Джихан-султан невзначай завела тему разговора, заводя её к Малкочоглу. При разговорах с подругой она вскользь затрагивала темы религии и также незаметно намекала на то, чтобы Лиза сменила свои взгляды, раз она живет теперь в Империи Османов. Но девушка лишь отшучивалась, как-то сменяла темы и увиливала от подобного рода диалога. Понимая, что так просто к решению такого деликатного вопроса не придёшь, Госпожа решила, что после приезда Бали-бея, она посмотрит на то, как будут развиваться их отношения, если такое будет. Станет отталкиваться от того, что имеет и обязательно что-то предпримет.       Вечер плавно перетекал в ночь, заставляя звёзды понемногу зажигаться в небе. От ужина все уже отошли, слуги слонялись по дворцу, наложницы щебетали в гареме. Махидевран заботливо ещё раз обходила покои сына, хотя там никогда не было ни беспорядка, ни валявшихся вещей. Она уже уложила необходимые вещи, которые он сменит, как приедет, сходит в баню и ляжет спать, а она будет благодарить бога за то, что тот уберёг её дитя в очередной схватке с врагом. Неразлучная пара Лизы и Госпожи слонялась по балкону, то и дело рассуждая о том, как красива Маниса. Их внимание привлек быстро скачущий всадник, который мчался будто на крыльях. — Шехзаде вернулся! — прозвучал мужской голос очень звонко, отдаваясь по всему санджаку. Девушки моментально воодушевились, спеша покинуть балкон. Махидевран-султан услышала бы эту фразу, даже если бы её прошептали, поэтому она чуть ли не бегом спешит на кухню, торопит слуг, чтобы те немедленно готовили баню и ужин. Когда дело касается её единственного сына, султанша все всегда делает сама. — Мустафа вернулся! — в коридоре на неё налетает Джихан-султан. Они обе сияют, когда доносят эти новости друг другу. Весь дворец уже не готовится ко сну, а готовится к принятию своего хозяина. Лиза с улыбкой следит за тем, как мельтешат не только слуги, но и обе Госпожи. Они уже были переодеты ко сну, а теперь судорожно собирались встречать Мустафу. — Подай мне ту диадему, — Султанша указывает на украшение с синими камнями. За время, проведённое с дочерью падишаха, Елизавета отметила, что девушка очень любит синий, но надевает его по особым случаям. Голубые и синие камни подчеркивали её глаза, выгодно оттеняли голубой цвет, но платья чуть более яркого оттенка, чем темно-синий, султанша надевала впервые, что для её подруги было приятным удивлением. На то был особый случай, чтобы на мгновение изменить своим привычкам, ведь вернулся брат, одержав победу. — Ты чего стоишь? Собирайся, — произнесла Госпожа, поворачиваясь к девушке, — Ты тоже пойдёшь. Для Лизы это было внезапное предложение и она совсем не знала, что сказать. Ей явно не стоило туда идти, ведь для наследника она никто, а её появление там вызовет волну негодования в гареме. Она отнекивается, но внезапно ловит на себе взгляд Госпожи и уже не решается говорить нет. Джихан умела без слов повлиять на человека.       Мустафа — хозяин своего дворца, он и идёт по нему, как повелитель этого места. Перед ним склоняются хлопочущие слуги, хотя в их глазах можно увидеть восхищение и радость, что их повелитель вернулся. Он следует до покоев, где в ряд его ожидают самые близкие люди. Улыбка прояявляется на лице наследника и он уверенно входит в свои покои, радуя своим видом мать. Она ждала его больше всех, молилась за то, чтобы его возвращение было скорым, а беды обходили его. — Матушка, — он берет её ладонь в свои, поднося к губам, а ту пробирает до мурашек, что сын наконец-то рядом. — Мой великий сын наконец-то рядом, иншалла, так будет всегда, — произносит Махидевран, с любовью оглядывая своего пусть уже и совсем взрослого ребёнка, — Я безумно скучала, сынок. Аллах услышал мои молитвы, раз ты вернулся так скоро. — Поход выдался не таким, как планировал отец, но он был весьма триумфальный. Я рад, что наконец-то дома, — Мустафа улыбается, обнимая свою матушку. Он обязательно расскажет обо всем, что с ними было, обязательно восхвалит отца и их армию. Выпуская мать из своих объятий, Шехзаде встречает довольное лицо младшей сестры, которая расставляет руки, чтобы наконец-то обнять родного человека. — Джихан, — он по привычке укладывает голову на плечо, склоняясь над девушкой, потому что выше её, — Как я рад, что снова вижу тебя. — Я рада видеть, что мой отважный брат вернулся целым, Всевышний услышал наши молитвы, — произносит Госпожа, не переставая улыбаться Мустафе. Она нехотя отпускает его для приветствия дальше, после них стоят наложницы, которые млеют при взгляде наследника. Им запрещено его касаться лишний раз, смотреть и дышать одним воздухом, а Джихан-султан может просто так заговорить с братом, посмеяться с ним. Тяжело, наверное, когда вокруг тебя столько «нельзя», ей этого никогда не понять, слава аллаху. Жизнь рабынь совсем не такой уж и сахар, как может казаться на первый взгляд. Но многие по собственному желанию шли в гарем, отказываясь от свободной жизни.       За ужином к ним присоединяется Елизавета, Мустафа был совсем не против её присутствия, а Махидевран уже наметила план о том, как её наследник будет рассказывать о боях, как девушку должна впечатлить мощь Османской армии, их дух, их убеждения пасть за веру. Этого же плана придерживалась Джихан, которая без желания ковырялась в тарелке и не особо заслушивалась рассказом о победах, она девушка и все, что может — это наигранно восхищаться победами, совсем не смысля в военном деле. Краем глаза Махидевран-султан уловила весьма заинтересованный взгляд гостьи, которая буквально расцветала и смущённо опускала глаза при упоминании одного имени. — Стало быть, это была маленькая победоносная война? — произносит Госпожа, устав слушать о том, сколько и кто потерял воинов. На лице скользит слабая улыбка, которая тут только в знак этикета. — Верно, сестра. Отец и Малкочоглу просчитали каждый ход, поэтому мы так скоро и оказались дома, — Мустафа кивает на слова сестры, а та лишь кидает многозначительный взгляд Махидевран, загадочно улыбаясь. Лиза за столом то и дело ловит знакомое имя, понимая, что сердце бьется чаще от упоминания хранителя покоев. Махидевран-султан спрашивает про Ибрагима, про остальные какие-то свои нюансы, но венецианка уже ничего не слышит, вся голова забита одним и она ничего не может поделать. Осознавая, что её отстранённость слишком уж заметна, она спешит покинуть ужин, откланиваясь и извиняясь. — Мы ведь уже собирались спать. Поэтому прошу меня простить, я хотела лечь пораньше. С Вашего позволения, — лепечет девушка, желая, как можно скорее оказаться у себя. И её, конечно же, отпускают, понимающе кивая. Две Госпожи обмениваются хитрыми взглядами, а Мустафа все продолжает рассказывать о чём-то своём. — Как скоро ты планируешь уехать? Я хотел бы, чтобы ты осталась на несколько дней. Мы ведь совсем не виделись, — подмечает наследник, делая глоток щербета. — Конечно, Мустафа. Я останусь, — она соглашается, желая тоже провести какое-то время с братом, чтобы при удобном случае узнать от него какую-нибудь информацию о Малкочоглу.       Беллиани без оглядки спешит к себе. Она не знает, что её так сильно всколыхнуло, ведь всё было совсем невинно. Мустафа делился своими рассказами, а она будто ждала, что он обернётся к ней и скажет:» Бали-бей просил передать Вам, что письмо получил и ждёт встречи с Вами». Но этого не происходило, да и не должно было произойти, откуда это глупое ожидание? На этот вопрос ответа не было. Типичная женская ошибка — придумать себе что-то, развить это и поверить, что так все и было. Да и кто она такая, чтобы что-то от него ждать и уж тем более требовать? Такое позволено лишь Джихан-султан или Михримах-султан. — Вам будет проще в этом вопросе, Госпожа, — как-то отметила Лиза, когда их диалог в очередной раз скатился к чувствам, — Отец разрешит Вам выбрать любого в мужья. Вы выйдете замуж по любви. А разве есть что-то важнее этого? — Хотелось бы в это верить, — девушка без желания улыбнулась, решая сойти с темы отношений. Для неё они сейчас неуместны, тема совсем неактуальна, что очень удивляло венецианку, которая видела слишком явное нежелание затрагивать тему отношений при разговорах. Впрочем, Махидевран-султан как-то совсем бегло упоминала о том, что родство Джихан так и ждёт, как девушка попадётся с кем-то на глаза, чтобы выдать ту замуж и сослать куда-то подальше.       В Манисе проходит ещё чуть больше недели, прежде чем Джихан-султан возвращается в столицу. Всё это время Мустафа проводил исключительно в кругу близких ему женщин, куда невольно попала Елизавета, сама того не ожидая. Вместе с девушками и Ташлыджалы, который как тень следовал за Шехзаде, Мустафа выходил и в лес, и на базар, слонялся по дворцу и саду. Он был прекрасно образован, с Лизой они говорили по итальянски, что ту очень удивило и она с радостью помогала Шехзаде в практике. Яхья-бей показывала девушкам свои поэмы и стихи, выслушивал их замечания и советы. Время проведённое в Манисе после похода брата заметно делало Госпожу счастливее, она и правда была близка с братом, раз он бросал всё и спешил на встречу с ней. Особенно рада была Махидевран за их тёплое общения, которая часто наблюдала за молодыми людьми издалека, радуясь, что хотя бы какая-то замена, после её ухода, у Мустафы будет. Время летело незаметно для Джихан-султан и тянулось для страдалицы из Венеции. Не было и дня, чтобы она не поймала себя на навязчивой мысли о Бали-бее и не поругала себя за это. Прекрасно видя то, как на неё внимательно смотрят султанши, стоит им задеть тему близкую к религии или около того, Лиза понимала, что они ждут от неё отдачи за свои старания в таком вот виде, пытаются переманить окончательно к себе, но зачем?       Стамбул встречает их туманом. Госпожа решила с утра пораньше насолить своим возвращением своим недругам. И этот туман царил и в голове иностранки, которая совсем не знала, что будет с ней дальше, ведь возвращаться за город ей не хотелось. За время, что она проводила в общество султанши, она привыкла к тому, что они стали не разлей вода. И мысль о том, что придётся расстаться её расстраивала. Это терзало и Госпожу, которая планировала попросить отца о том, чтобы оставить Лизу во дворце. Она даже приготовила ряд аргументов, хоть и понимала, что отец может отказать. Но хотелось надеяться на лучшее, поэтому девушка постаралась ободряюще улыбнуться Лизе, которая тревожно смотрела вдаль.       Госпожа решает не медлить и направляется к отцу, а за ней, словно шлейф, семенят служанки. Лизу она велела проводить в свои покои. Как красная тряпка для быка, Джихан-султан в темно-красном платье идёт мимо гарема, нисколько не намеренно. Раннее утро, все ещё спят. Только она забыла о слугах, первым кто заметил её, был Сюмбюль, который тут же поспешил к покоям своей Госпожи, чтобы та знала о возвращении дочери султана. Сам же повелитель вряд ли спал, потому что его дел всегда было много и он вставал очень рано. Застать его утром и в хорошем настроении — цель Госпожи, которую она почти достигла, сворачивая в одном из коридоров. Стража расступается, предварительно постучав. Спустя пару секунд слышится одобрение и Джихан-султан делает шаг вперёд, попадая туда, куда мечтали попасть очень многие наложницы. Как и всякий отец, Сулейман рад своему ребёнку, который первым делом поспешил именно к отцу, а не в баню или спать, было около шести часов, когда Джихан перешагнула порог его покоев. — Как же я рад, что моя любимая дочь вернулась, — султан усаживает дочь на диван, решая узнать, как дела в санджаке. — Маниса прекрасна, отец. Мустафа полностью справляется с возложенными на него обязанностями, а Махидевран-султан приняла и меня, и мою спутницу очень тепло, — Джихан понимает, что надо как-то подойти с вопросом о Елизавете, но отец будто сам находится и спрашивает о том, что произошло в Охотничьем домике. Он не зол, наоборот, даже обеспокоен. Джихан понимает, что или сейчас, или никогда. — Я хотела бы Вас попросить разрешить мне оставить Лизу тут, как мою гостью. Ей нельзя туда возвращаться, недруги постараются вновь убрать её. За все время, что мы были в Манисе, мы очень подружились, отец. Она не побеспокоит Вас, обещаю, — Джихан опускает голову, понимая, что султан может отвергнуть её просьбу и по-своему будет прав. Но, с другой стороны, отец когда-то сам пригрел Ибрагима, сам позволил быть ему близким другом, так чего плохого тут? — Неужто ты хочешь сказать, что она стала тебе дорога? — Сулейман касается подбородка, заставляя дочь посмотреть на него и встречается с её голубыми глазами, в точности, как у него самого. — Да, отец, Лиза стала мне близка. Она стала моим другом и я не хотела бы, чтобы мы редко виделись, — честно признаётся девушка, выдыхая от своих же слов. Отец довольно долго смотрит в её глаза, а потом встаёт, заведя руки за спину. Он понимал, что у Джихан нет близких людей, кто был бы её возраста. Ей явно не хватало такого же простого общения, какое было у него с Ибрагимом или же Бали-беем. Повелителю было даже приятно, что у него выросла дочь, которая прониклась к чужому человеку и не бросила его, кто знает, может, позднее, деятельностью Джихан будет именно благотворительность? — Хорошо, пусть остаётся, но за все её промахи отвечать будешь ты, Джихан, — он отворачивается от окна и даёт согласие. Девушка заметно расцветает и спешит с дивана к отцу. В знак безграничного уважения целует его ладонь, прикладная ко лбу. — Большое спасибо, отец, — искренняя улыбка, которую редко встретишь на этом лице, озаряет покои падишаха ярче света. Ещё одна победа для султанши, ещё один удачный поход к отцу. Она покидает его покои после того, как они вместе завтракают, а после Джихан спешит к себе, чтобы обрадовать Елизавету.       Появление нового лица в гареме вызвало определенную волну вопросов и обсуждений, кто бы сомневался в этом. Обсуждали и новую спутницу султанши, да и саму Джихан-султан, которая появилась ближе к обеду. Неторопливым шагом Госпожа направлялась к гарему. — Дорогу! Джихан-султан Айше Хазретлери! — наложницы тут же повскакивали со своих мест, вставая и склоняя головы. Это не вызывало в ней никаких эмоций, они обязаны так делать, если хотят жить, а уж тем более в Топкапы. Госпожа крайне лениво шла по дороге, показывая, что вернулась. На возгласы явился Сюмбюль, этого и стоило ожидать. — Госпожа, — появился евнух, нараспев произнося обращение и склоняя голову, — Как радостно, что Вы вернулись! — Сюмбюль-ага, передай Хюррем-султан, чтобы рядом с моими покоями готовили комнату, туда должна поселиться моя гостья, — она игнорирует его слова, зная, что это лесть чистой воды. Он как-то странно смотрит, будто не очень верит Госпоже, но не задаёт вопросов, лишь склоняется, приторно улыбаясь. — Как прикажите, Госпожа, все будет сделано, — отзывается евнух, когда поднимает голову, то видит лишь спину Джихан-султан, которая с презрением осматривает девушек, да и все помещение, в целом. — Пусть поторопится. Покои должна быть готовы в ближайшие часы, беги, Сюмбюль, доноси же новость своей Госпоже, — из слов так и сочится язвительность, ядом стекая на пол. Султанша усмехается, обернувшись к аге, бросая свой тяжелый взгляд на слугу, Госпожа разворачивается и уходит. Довольная своей выходкой, она спешит справится о Лизе, которую отправила в хаммам.       Джихан-султан говорила всегда спокойно, без повышенных тонов, но голос её пробирал до самых костей. Сюмбюль готов поклясться, что она произносила слова в точности, как шипит самая ядовитая змея. Да и сказанное султаншей всегда прилетает в собеседника словно смертельно опасные клыки ползучего существа. Сюмбюль-ага боялся младшую дочь султана, был даже уверен, что если ведьма и есть в гареме, то это именно она: бледная, с темными волосами и горящими во тьме глазами. Высокомерная девица, способная заставить замолчать одним лишь взглядом, ну не колдовство ли это? Ага старательно избегал её, не желая пересекаться с девушкой, которая в чёрных платьях ещё больше вызывала у него дрожь. Он не мог сказать почему так боялся её, ведь ни разу не видел от неё чего-то действительно пугающего, но её вид вызывал у него нервозность. Страшно красива — это описывало её, как нельзя кстати, особенно для Сюмбюля. Он спешит к Хюррем, оборачиваясь несколько раз назад. Несётся к Хасеки, чтобы немедленно доложить о приезде и приказе. — Что случилось, Сюмбюль-ага? Ты так напуган, будто увидел саму смерть, — женщина посмеивается, завидя своего верного слугу. Её настроение было прекрасным и портить его совсем не хотелось, но придётся. — Госпожа, — осторожно начинает Сюмбюль, нервно сглатывая, — Почти смерть и увидел, в отличии Джихан-султан та приходит всего лишь раз. Она вернулась, моя Госпожа. Улыбка исчезает с лица рыжеволосой султанши и она, стиснув зубы, старается дальше спокойно слушать о чем ей говорит евнух, но мимика выдаёт её настроение. — Всё-таки явилась. Заждались мы её, — раздосадовано произносит Хасеки, облизывая губы, — Покои будут готовится столько, сколько нужно. Приказывать она мне ещё будет! Надо же, какая дерзость! Пусть покои готовят, Сюмбюль, но не впопыхах! Не позволю какой-то девчонке командовать мною! Настроение Хюррем заметно портится и слуга мысленно молит бога, чтобы дальше не было хуже, ведь впереди целый день, который надо пережить.       За все то время, что они провели у Махидевран, Елизавете успели собрать целый гардероб. Султанша подарила ей своё платье, а также по её приказу ей шились наряды из весьма дорогих и красивых тканей, которые приносили во дворец. Махидевран-султан отметила, что Лизе очень идут пастельные оттенки, которые сама женщина очень любила, но уже давно не носила, считая, что в её возрасте важна сдержанность и элегантность, а все нежные цвета как раз для молодых особ. И Госпожа была по своему рада проектировать платья для венецианки, которая с радостью принимала помощь. В Топкапы Елизавета вернулась с завидным количеством платьев и украшений. Лиза была контрастом на фоне Джихан-султан. И это успели отметить те немногие, кто видел их вход во дворец. Движение Госпожи были высокомерны, местами резки, а местами вольяжны. Она ощущала себя хозяйкой и иногда, косясь на балкон, где стояла Хюррем или её дочь, не чувствовала, что на нем стоят её родственницы, а когда сама поднималась на него, то взгляд сверху вниз был особенно красноречив, девушки боялись поднять головы, когда ловили её взор. Она никого и пальцем ещё не тронула, но её боялись. От Джихан буквально веяло холодом и запах духов из хвои и эфирного масла, с ноткой не то апельсина, не то грейпфрута, этот холод ещё больше усиливал это ощущение. Пронзительный взгляд и усмешка — это её постоянные спутники, которые так часто присутствовали при разговорах.       И тут же появляется тонкая и звонкая девушка из Венецианской Республики. Противоположность дочери султана. Мягкая и нежная, совсем нетребовательная. У неё была смугловатая кожа, с присущей аристократам бледностью, которая не портила её, а делала весь её образ нежным. Мягкие каштановые волосы и светло-карие, поистине тёплые, глаза с зелёным редким светом. Она всегда была при лёгкой улыбке, а взгляд её был добрый. Движения плавные, а походка буквально летящая, парящая над всем вокруг. Ещё Мустафа отметил разность девушек и невольно удивился, что Джихан нашла общий язык с Лизой, то, что Гвардо могла подружиться с кем угодно — сомнений не было, то ли дело его избирательная сестра, которая лишний раз не улыбнётся, а надменно посмотрит.       Девушки идут в сад, где когда-то впервые встретились. Лиза узнает знакомые места и радуется им, вспоминая былое. Невольно в голову ударяют воспоминания первой встречи с Бали-беем и лицо девушки заметно изменяется. — Он так и не ответил, Госпожа, — сухо произносит Елизавета, опуская глаза в пол, припоминая, что прошло уже достаточно времени и надеяться ей не на что. — Он и не напишет, — спокойно произносит девушка, легонько пихая подругу в бок, — Потому что идёт прямо сюда. Лиза испуганно посмотрела перед собой и увидела очень знакомую фигуру. Такой же испуганный взгляд полетел и в её спутницу. Та явно подстроила встречу иначе как он мог тут появиться? Елизавета краснеет и бледнеет в один миг, теряется, но старается вернуть себе былое состояние, пока Малкочоглу не подошёл окончательно близко. — Госпожа, — он делает поклон, завидя Джихан, которая с довольным видом наблюдала за ним, — Елизавета. Очень рад, что вы вернулись. — Взаимно, Малкочоглу, — Госпожа одобрительно кивает ему, слегка хлопнув по плечу, как бы в знак приветствия. Лиза скромно кивает, понимая, что и слова выдавить не может. Понимая, что подруга сейчас явно не в состоянии что-то сказать, а тишине негоже висеть между ними, Джихан спрашивает про поход, хотя уже знает все ключевые события наизусть, воин делится всеми своими мыслями и рассказами. Девушки внимательно его слушают, хотя, Джихан больше делает вид, что слушает, Лиза же ловит каждое слова, широко распахнув глаза. Относительно недалеко показалась фигура Афифе-хатун, воспользовавшись моментом, Госпожа оставляет молодых людей. — Оставлю Вас на пару мгновений, — она указывает взглядом на старушку, к которой исчезает быстрым шагом, понимая, что так точно будет лучше, да и поприветствовать Афифе-хатун было для Джихан-султан такой же важной вещью, как и встретиться с повелителем. Темная фигура Госпожи удаляется, они оба провожают её взглядом, а потом гостья дворца боится поднять глаза на хранителя покоев. — Не держите на меня зла, Елизавета, Яхья-бей передал мне Ваше письмо. Мне лестно, что Вы помните меня и беспокоитесь, — отзывается Малкочоглу, пробегаясь взглядом по девушке. С последней встречи она заметно изменилась и в платье не иностранного фасона смотрелась ещё лучше, чем прежде, — Между боями у меня не было времени Вам ответить, а я желал бы Вас увидеть. Впрочем, все наши встречи совсем не случайны. Видимо, Всевышнему угодно, чтобы мы с Вами встречались. От сказанного у девушки перехватило дух, и она была готова рухнуть на землю, когда подняла свои глаза на мужчину. По ощущениям, мир вокруг них остановился для венецианки и она судорожно подбирала, что сказать, но разом забыла все слова, как на турецком, так и на своём языке. — Вы так считаете? — единственное, что смогла она выдавить, делая глубокий вдох. — Да, я так считаю. Один аллах ведает, что впереди. Вспомните, как Вы переживали, когда уезжали в Манису? А сейчас стоите передо мной, живёте во дворце. Не сказка ли это? — он вопросительно поднимает бровь, наблюдая за тем, как девушка подбирает слова для ответа. — Если сказка, то где же тогда прекрасный принц? — на её лице появилась улыбка, которую она не могла ничем перекрыть. — А Вы ждёте прекрасного принца? — уточняет Бали-бей, продолжая наблюдать за девушкой, в глазах которой заметил впервые зеленоватые прожилки. — Я жду того, кто полюбил бы меня, для этого не обязательно быть принцем, — честно ответила Елизавета, не в состоянии опустить глаза. Когда ещё получится на него посмотреть? Воин усмехнулся, первым опуская глаза в землю. — Похвально, что Вы не гонитесь за титулами, но смотрите аккуратно, у повелителя много сыновей, кто знает, вдруг кто-то очарует Вас, — произносит Бали-бей, взглядом указывая на дворец, — А кого-то очаруете Вы. — Пока я видела всего одного наследника и могу Вас заверить, что мы друзья и не более, — она будто оправдывается перед ним, словно её пребывание у Мустафы было чем-то криминальным, — Как Вы говорите, одному богу известно, что будет дальше? Так и тут. Надеюсь, что мы взаимно очаруемся и будем в хороших отношениях. Малкочоглу улыбается этим словам, кивает девушке и улавливает слухом, как позади идут. Он оборачивается, подразумевая, что это Джихан-султан вернулась, но тут же улыбка сползает с лица и бей становится серьёзным, склоняя голову. — Госпожа, — перед ними стояла Михримах-султан собственной персоной, по взгляду которой было ясно, что увиденное её не радует от слова совсем. Джихан замечает сестру лишь тогда, когда отвлекается от разговора с Афифе. — Аллах-аллах, откуда она всплыла? — девушка чертыхается, понимая, что без её вмешательства не обойдётся, поэтому спешит покинуть женщину и вернуться к подруге.       Михримах делает несколько шагов вперёд, осматривая с прищуром Лизу. Почти две недели, что Бали-бей был вне похода, он не находил времени для встречи с ней, а тут стоит с этой чужеземкой. Это хорошенько прошлось по самолюбию султанши, которая молча смотрит на пару, желая выжечь в каждом из них дыру. — Я думала, что Вас уже давно нет в Империи, а Вы оказывается тут, под самым носом, да ещё в дворцовом саду. Неужто так и пробыли тут все то время, что мы с Вами не виделись? — султанша вновь окидывает Лизу неприятным взглядом, сканируя тут, — Вы изменились, должна отметить. Пытаетесь вжиться в наши обычаи, оделись в платье, что носят девушки в империи? Неужели передумали уезжать? Интонация была совсем недружелюбной, Лизу напрягало то, с каким видом султанша подошла к ним и как сейчас надменно смотрела на неё. Так смотрит Джихан-султан на наложниц или слуг. Но Елизавета ведь не слуга и не рабыня, что же так гневает старшую дочь султана? — Планирует остаться тут навсегда, — голос Джихан раздаётся позади, прилетая в спину сестры камнем, — Нужно было у тебя разрешение спросить, прежде чем выйти в сад? Обстановка накалялась и Беллиани Гвардо стала впервые свидетельницей их перепалки вживую. И, положа руку на сердце, ей стало не по себе. Две султанши стояли друг напротив друга и буквально пожирали друг друга взглядом. Зрелище было и захватывающие, и страшное одновременно. — Надо же, кто вернулся. Я-то уже понадеялась, что останешься с Махидевран-султан. Не придётся выдворять тебя из дворца, — Госпожа Луны и Солнца хмыкает, продолжая смотреть прямо в глаза сопернице. — Разве я прошу о переезде? Не забывайся, я рождена от повелителя, как и ты. Только он вправе решать мою судьбу, запомни это наконец и не произноси вслух того, что выставит тебя в не лучшем свете, — Джихан-султан усмехается, поднимая подбородок выше, — Елизавета моя гостья и распоряжение о её жизни во дворце отдал наш великий падишах. Если с ней что-то произойдёт, то он потребует с тебя, потому что я первая скажу о твоей неприязни к ней, а Малкочоглу будет тому свидетель. Михримах не желает отступать, но, заслышав об отце, понимает, что избавиться от дочери посла ей будет труднее, чем она предполагала. Джихан хитрая змея, предусмотрела все, что можно и нельзя. — Часто у них такое? — шёпотом, чтобы слышал только хранитель покоев, спрашивает Лиза, не отрывая взгляда от зрелища, что происходило на её глазах. — Довольно-таки. Ещё успеете привыкнуть, — также тихо отвечает ей Бали-бей. Он никогда не вмешивался в разборки между двумя сёстрами, потому что понимал, что это дело гиблое. Возможно, не по мужски, наблюдать со стороны, как две девушки схлёстываются в конфликте, но то были не просто особы, а султанши, которые могли лишить его головы за то, что тот скажет что-то не так. Через пару минут обе Госпожи расходятся в разные стороны: Михримах делает шаг вперёд и почти задевает плечом Джихан, а та делает шаг в сторону, тем самым избегая столкновения, продолжая смотреть в свою сторону.       Подобного рода ссоры были частыми, неоднократно их свидетелями становились слуги, наложницы, Ибрагим или хранитель покоев. Бывало, что конфликт мог начаться при ком-то из более высших сословий, например, при Хатидже-султан или даже Хюррем, но обе тут же осаждали каждую из сестёр султанш. Хотя, бывало и так, что одной попадало больше, чем другой, но это была редкость. Как бы Хюррем не желала выделить дочь, она очень часто видела её неправоту в конфликте, за что та и получала. Но, в целом, без этого противостояния жизнь в гареме точно была бы скучна, так хотя бы не одна Хасеки борется за себя. А бороться ей придётся, ведь если, не приведи аллах, не станет Хюррем-султан, то её луноликую дочь попросту задавят родственники и приближённые со стороны младшей дочери Сулеймана. Да и сама Джихан не останется в стороне, когда будут решать судьбу Михримах.       Дни плавно сменяют друг друга. С боем Джихан отстояла покои для Лизы, с таким же настроением происходило все, что касалось непрошеной гостьи. Встречи с Бали-беем были для иностранки отдельной радостью, но становились заметно редкими. Во-первых, сам хранитель покоев был в делах, а, во-вторых, сама Джихан-султан перестала относится благосклонно к этим встречам. Если изначально она лично наблюдала за их беседами в саду или коридоре, то теперь спешила увести Елизавету, не провоцируя конфликта, если вдруг появится ненавистная сестра. Но дело было далеко не в том, что Джихан не желает ссор с Михримах. — Госпожа, позвольте уточнить: что же заставило Вас поменять взгляд к той ситуации, что возникла между мной и Бали-беем? — набравшись наглости, которая ей совсем не свойственна, спросила Лиза, когда они вернулись с прогулки. — А какая же между вами ситуация? — султанша выгнула бровь в вопросе, чем удивила свою подругу. Лучше, чем Джихан-султан никто и не был удостоверен в том, что в Бали-бея симпатия к иноземке. Она сама становилась заступником их встреч, выходя в сад поздно вечером вместе с Лизой. И этим слова последней показались несколько обидными. Сама Джихан в этот момент казалась чужой, едва знакомой для Лизы девушкой. — Вам прекрасно известно какая. Вы ведь сами сказали про симпатию, — негромко, но уверенно добавила девушка, чем вызвала ухмылку на лице султанши. — Симпатия, моя дорогая. Всего лишь симпатия. Ради симпатии воевать с Михримах сомнительное дело, — Госпожа прошлась до окна, скрестив руки на груди, — Симпатия к девушке для Малкочоглу — это не ново. И ради симпатии я не готова биться со своей сестрой, тем самым помогая тебе спокойно встречаться с хранителем покоев. Симпатия у него и к куртизанкам в тавернах, и к заморским принцессам. Но все это лишь мимолётное увлечение. Стоит ли это таких усилий? Её слова вновь звучали, как шипение змеи и теперь это чувствовала Елизавета. Она говорила очень четко, выделяя необходимые слова и смотрела прямо в глаза, будто гипнотизируя. Венецианка сама невольно задумалась: а стоят ли просто прогулки таких усилий? Джихан-султан была права, ведь не единожды она сцеплялась с Михримах-султан из-за этого. Стало несколько не по себе за такой вопрос. — Простите. Но я совсем не смыслю, что мне делать, — она опускает глаза, ощущая, как щеки, если не краснеют, то точно розовеют. И этот вопрос был так нужен Джихан, чтобы она могла провернуть свой план, который и начался с того, что они избегали Бали-бея. — Добивайся его внимания. Да, это не просто, но у тебя есть шансы. Ты очень красива, совсем не глупа и у вас довольно много общих тем, — девушка на минуту замолкает, как бы задумываясь, — Конечно, все это прекрасно, но есть один изъян, Лиза. И Лиза испуганно пытается понять, что с ней не так. Неужели что-то не так, ему что-то в ней не нравится и они не смогут быть вместе, ведь она уже представила их на века совместно рядом! Какой кошмар, что она не идеальна. — Ты другой веры, Лиза. Бали-бей никогда не станет строить серьезных отношений, если девушка не мусульманка, — она хмыкнула, больно ударяя этими словами по сердцу венецианки. Ожидаемые слова, которые ей наконец-то сказали прямо, а не намёками. Лицо собеседницы заметно помрачнело и она отвела взгляд. Джихан-султан молча смотрела на девушку, ожидая дальнейших слов. — Вы правы, — прошло минут пять, прежде чем девушка подала голос, все ещё не решаясь посмотреть на султаншу. Она признавала эти слова и понимала, что это очень разумно со стороны мужчины, но как быть ей?       Джихан внимательно наблюдает, как внутри её подруги борются две силы, которые рвут и мечут внутри юного тела. На что только не идут девушки ради любви. Забавная картина, конечно, хотя, ситуация страшная. — Вы думаете, что мы сможем быть вместе, если я стану мусульманкой? — тихий голос бедной Лизы отдаётся эхом по комнате или ей так кажется. — Я в этом уверена, — Госпожа кивает, садясь рядом с девушкой, — Ты нравишься ему, но его останавливает лишь то, что ты другой веры. Он не хочет пудрить тебе мозги, поэтому не делает никаких шагов за грань вашего общения. Немного помолчав, Джихан решает продолжить, как бы убеждая девушку в том, что такое изменение ей будет только на руку: — Тебя будут иначе принимать во дворце. Получишь совсем иной статус. Да и ты знатно насолишь этим своей сопернице, — последнее должно было подкупить девушку, но вызвало в ней двоякие ощущения. Лиза не может ответить четко, заламывает пальцы, бегает глазами по комнате и обещает подумать. Её застали врасплох, серьёзно озадачив таким заявлением, которое хоть и было вполне ожидаемо, но серьезно ударило по девушке. — Такие решения не принимаются спонтанно, — поясняет она, на что Джихан кивает и сдерживается, чтобы не сказать в противовес о том, что Хюррем-султан долго не думала над подобным. Но сравнивать кого-то с женой отца Джихан не желала, считая, что для Лизы это оскорбительно. Пусть они не были даже лично знакомы, Госпожа желала бы оттянуть их знакомство, как можно дольше, понимая, что это будет не самым приятным. Да и кто знает, что предпримет Хюррем, чтобы избавиться от человека, который всецело поддерживает её врага. Ей меньше всего хотелось пачкать руки о какую-то девчонку, когда на горизонте вечно мелькает Мустафа и его мать. Последний стал отцом, наложница, ненавистная Фатьма, которая некогда подняла бунт против Хасеки, изуродовала её прекрасное лицо, теперь же родила сына, которого ещё и назвали в честь правителя! Хюррем была зла на такое стечение обстоятельств. — Его назвали Сулейманом! Вообрази себе такое! — шипела женщина, думая о том, как бы насолить наследнику. Череда чёрных полос одна за другой падали то на Мустафу, то на жену повелителя. Малыш умер так скоропостижно, что никто и не понял, как это вышло. Это выбило землю из-под ног Мустафы, который ожидал чего угодно от Хасеки, но не такого подлого и страшного поступка. — Кровь неповинного дитя на её руках, — произнесла Джихан, когда вместе с Лизой они приехали поддержать наследника, который хоть и старался сохранять самообладание, всё равно был безутешен. На удивление стойко держалась его мать, которая хоть и полила слёзы, старалась поддержать сына. Племянник был дорог для Джихан-султан, которая была рада ему, как собственному ребёнку. — Вырастешь таким же отважным, как твой отец, — она была одной из первых, кто взял ребенка на руки. Нянчилась с ним, чем вызывала улыбку не только молодого отца, но и новоиспечённой бабушки. Лиза поддержала Фатьму-хатун после родов, потому что во время их пребывания в Манисе, нашла с ней общий язык, рассмотрев в девушке что-то хорошее, тёплое, чего никто не смог увидеть в ней за маской хитрости и скверности. А теперь перед ней сидела убитая горем девушка, которая лила слёзы по своему мёртвому сыну. Дворец в Манисе носил траур и был уверен, что служанка Хюррем-султан намеренно заразила ребёнка оспой, ведь была послана для убийства Мустафы. — Мустафа слишком доверчив, не увидел настоящей опасности в Хасеки, — горько подметила Госпожа, вглядываясь в темноту за окном, — Прям, как моя мать. Как бы это не погубило его.       Для венецианки всё происходящее было не до конца приемлемым. Она, конечно, понимала, что во дворце всё не так просто, как может казаться, но чтобы настолько… Многие вещи были для неё всё ещё в новинку и принимались лишь постепенно. Она начала понимать, почему Госпожа настолько разная на людях и наедине. Быть мягкой было просто невыгодно и Елизавета понимает это после очередной стычки с Михримах, обещает себе, что научится ставить девушку на место взглядом, потому что за слова можно лишиться головы. Не было и дня, чтобы старшая сестра Джихан-султан не появилась в поле зрения и не бросила чего-то язвительного. К этому Лиза уже даже привыкла и относилась вполне спокойно. Она всё ещё думала над тем предложением, что ей выдвинула Госпожа и даже начала читать коран, но до конца не решилась на переход из одной религии в другую. Да и при всей занятости хранителя покоев они виделись всё реже и реже, что её расстраивало, но она так или иначе находила силы смотреть в его сторону, слабо улыбаясь и получая ответную улыбку. Видимо, всё не так плохо, как может казаться. Лиза читала разного рода учения многих философов и богословов, прогуливалась до мечетей, стараясь понять: стоит ли ей во все это уходить или нет. Душа металась от одного к другому и Беллиани решила, что подумает ещё какое-то время.       В Топкапы по приглашению Хатидже-султан прибыла ещё одна сестра султана. Шах-султан застала малышку Джихан на пару мгновений, когда все прощались с покойной Валиде, Госпожа лишь на мгновение уловила рядом с Гюльфем девочку, которую уводили из покоев и больше уже никогда не видела. Можно сказать, что вторая племянница была для неё совсем незнакомой. Аналогичную вещь могла сказать и Джихан-султан о тёте, которую она, может, и видела, но совсем не помнила. Хюррем-султан весьма тепло встречает прибывшую и искренне надеется, что дочь падишаха ещё долго будет у своего любимого старшего братца. С момента, как Мустафа потерял сына, Госпожа часто уезжала к нему, желая поддержать его, а вместе с ней тенью следовала Лиза, чьё отсутствие было на руку Михримах. В общем-то погожим и солнечным днём ничего не предвещало беды. Хюррем-султан представляла своих детей, радуясь в душе, что не придется представлять вторую дочь султана. Что она может о ней сказать? Хорошего мало, а ведь нужно соблюдать этикет и нахваливать вторую наследницу. Но аллах избавил её от таких мук. — Дорогу! Шах-и-Хубан Хазретлери! — все послушно расступаются, позволяя Госпоже пройти в покои брата для приветствия. В этот же момент останавливается экипаж, прибывший из санджака Мустафы, откуда в неизменно чёрном платье выходит другая Госпожа династия. Девушка выдыхает, пренебрежительно оглядывая вход во дворец. Она откидывает волосы назад, дожидаясь, когда карету покинет Лиза и они вместе пройдут во дворец. Завидя свою Госпожу, служанки Джихан-султан начинают мельтешить, готовясь помочь ей. Но она проходит мимо покоев, жестом показывая, что не сейчас, она идёт к отцу.       Шаги заставляют обернуться очень многих, кого она застает в коридоре. Девушки готовы вжаться в стены, когда мимо проходит султанша, хотя она на них даже и не смотрит. Будь её воля, то после неё бы разрушался бы пол, но такой стихией султанша не владела, зато взглядом затыкала знатно, в точности, как и её великий отец. — А это?..— Шах невольно опускает голову вниз, когда тёмная фигура заходит в гарем уж больно решительно, как к себе домой, что не могло не удивить Госпожу. — Дорогу! Джихан-султан Айше Хазретлери! — девушки моментально померкли, завидя Госпожу, а Хюррем не успела отозваться о том, кто это зашёл, что на её лице отражается мимолётной кислой миной. — Это Джихан? — удивленно произнесла Шах-султан, изумленно открывая глаза, не совсем веря в увиденное. — Да, Госпожа, она самая, — сухо отзывается Хюррем, спеша увести сестру мужа подальше, чтобы та не удумала спуститься к племяннице, а ей не пришлось терпеть её общество. Но встреча была неизбежна, в коридоре они все-таки пересеклись, от чего Шах могла лучше рассмотреть девушку. Хасеки закатывает глаза, понимая, что при Шах-султан какое-то время придется строить из себя доброжелательную мачеху, а вот настрой Джихан был ни капли не позитивен. И Хюррем понимала в чём негатив, потому что сама после её отъезда взяла и отменила пошив всех платьев, которые должны были ожидать султаншу. Глаза девушки неприятно кололи льдом, которым покрывалась голубизна, делая взгляд колючим. — Хюррем-султан, — нехотя, но она кланяется Хюррем, не сразу понимая, что рядом не Михримах, случайно обращает взор на рядом стоящую и кланится ещё раз, — Госпожа. Джихан только хочет открыть рот, чтобы бросить предъявление жене падишаха, только собирается уколоть рыжеволосую султаншу, как та мигом находится и спешит будто отчитаться, больше перед незнакомой, для Джихан, черноволосой женщиной, чем перед самой дочерью своего мужа. — Судя по твоим глазам, ты спешишь спросить о платьях, я не стала нанимать портных, повелитель намеревается пойти в ещё один поход совсем скоро, ни к чему такие траты, — женщина очаровательно улыбается, чем вызывает ещё больше недовольства в глазах Султанши. — Поэтому Вы посчитали, что предупреждать меня совсем не стоит? — Джихан выгибает бровь в вопросе, продолжая сверлить Хасеки взглядом. — Джихан, ты слишком драматизируешь. Ты была у Мустафы, зачем зря отправлять гонца, если от пары платьев твоё положение не изменится, а зря колыхать такой новостью я не желала, ведь ты уехала не просто так. Неужели тебе нечего носить, что ты так зла? — снова милая улыбка, полная лицемерия и фальши. — Джихан-султан, Госпожа, Вы можете называть меня только так и дело совсем не в паре платьев, а в Вашем отношении ко мне, — девушка закусывает щёки с внутренней стороны, обращая наконец-то свой взор на рядом стоящую, — Не буду портить ваш променад, поспешу к повелителю. — Султана нет в своих покоях, — внезапно голос подала Шах-султан, которая с наигранным удивлением наблюдала за диалогом двух султанш, — Я тоже желала бы увидеть своего брата, но встреча с Ибрагимом ему важнее. — Не обижайтесь, Госпожа, мы ждали Вас только завтра, — вновь подмечает Хюррем, — Но Ибрагим и правда играет очень важную роль в жизни нашего великого падишаха. Все трое невольно согласились со словами, которые озвучила же Хасеки, потому что только слепой мог бы не заметить привязанность султана к рабу из Парги. Тот в последнее время утратил всякое уважение в лице младшей султанши. Его высказывания были уже не такими, как ранее, он слишком много о себе мнил, что её злило. Он буквально считал себя царем, от чего Джихан лишь фыркала и морщила нос. Услышит ведь отец, и не сносить ему головы. — Главное, чтобы с отцом ничего не случилось, а где он и с кем не так уж и важно, — девушка спешит разбавить тишину которая появилась между ними, ну, и заодно бросить что-то в противовес словам Госпожи. — Сколько лет прошло, а ты всё такая же папина дочка, — Шах-султан улыбается племяннице, стараясь так смягчить её настрой, — Обязательно зайди ко мне сегодня, я помню тебя ещё совсем крошкой, Джихан. Думаю, что нам есть что обсудить. — Обязательно, Госпожа, — султанша откланивается и удаляется, шагая быстро в сторону своих покоев. Она не позволила себя ни обнять, ни коснуться, в отличии от Михримах, которой отвесили не один десяток комплиментов. Шах-и-Хубан увидела чёткую границу между этой Госпожой и всем, что её окружает, а ещё было не так уж и трудно понять, что с Хюррем у неё, мягко говоря, недопонимания. — Прошу простить наш диалог, Госпожа, младшая дочь нашего падишаха немного грубовата, с ней у нас бывают такие моменты, — оправдывается Хюррем-султан. — Она полная противоположность Михримах, — отмечает женщина, всё ещё вспоминая взгляд девушки, — Надо же… а ведь родные сёстры. Фраза неприятно режет слух и Хюррем кривится этим словам, потому что никогда не считала Михримах и Джихан сёстрами, а уж тем более родными. Но кивает, натягивая улыбку, мол, да, вот как бывает. Об этих различиях задумывается и сама Шах-султан, ведь со своими родными сёстрами она тоже была не похожа, все они были абсолютно разные, хоть и рождены от одних и тех же людей. Джихан четко даёт понять окружению, что противостоит Хасеки, что откладывается в разуме сестры султана. Она только приехала, а уже знала, кто и как относится к Хюррем. — Так быстро выросли племянники, даже не верится, — произносит Шах, усаживая к себе на колени Джихангира. — Да, это правда, Мехмет рвётся в санджак, Михримах тоже уже не маленькая девочка, — женщина подвигает ближе к Госпоже сладости, отгоняя служанок жестом, — Да и остальные незаметно подрастают. — Да, она выросла настоящей красавицей. Пора и замуж скоро, — подмечает Шах, бросая мимолетную улыбку в сторону Хюррем. — Её время ещё не наступило, я считаю. Я хотела бы, чтобы её брак был по любви, за прекрасным человеком, — она кивает, одаривая ответной улыбкой сестру падишаха. — Аминь. Чтобы ей достался хороший муж, — султанша тянется к лукуму, отдавая кусочек сначала племяннику, а потом себе, — А, что касается Джихан-султан? Я полагаю, что с ней у тебя напряжённые отношения, раз вы так схлестнулись.       Окрылённая очаровательной улыбкой и добрым взглядом Госпожи, Хюррем-султан решает поведать о том, как обстоят дела с младшей дочерью султана. Она рассказывает о том, что отношения между её детьми и Джихан-султан весьма напряжённые, что девушка своевольна и лишний раз не улыбнётся ни Хюррем, ни кому-то ещё. Обладательница отцовских глаз не только ни во что не ставит Хасеки, но смеет ей дерзить, а их отношения с Михримах и вовсе отдельная тема для разговора. Больная тема выходит из Хюррем и она изливает душу Шах-султан, сама ещё не ведая, кому говорит о своей сопернице. Шах-султан с обеспокоенным видом даёт Госпоже советы и старается поддержать раздосадованную жену султана. Она неоднократно слышит о том, что было бы проще, если бы Джихан-султан вышла замуж и уехала из дворца, но без её желания это невозможно.       Если у человека есть желание, то он добьётся весьма многого. А, если к этому ещё добавить возможности и старания, то тогда точно нет ничего невозможного. Хюррем-султан хотела подняться выше всех, хотела нарожать падишаху много сыновей. Всё у неё получилось, она сейчас одна из влиятельных женщин Топкапы. Лиза внимательно слушает эмоциональный рассказ Джихан, о том, как та встретилась с Хасеки и тётушкой. Беллиани Гвардо готова поспорить с теми, кто назвал бы Госпожу безэмоциональной, она просто не проявляла их так, как Хюррем, например, или Махидевран. Она ходит из стороны в сторону, периодически бросая рассерженные взгляды в сторону Лизы, которая, как и обычно очень тихо и смирно её слушала, а лишь потом что-то говорила, выражая своё мнение. Она всегда была тактична и очень аккуратно выражала свою позицию, потому что, хоть Хюррем-султан им обеим далеко не подруга, оскорблять её Лиза не имела никакого права. — Вы никогда прежде не видели свою тётушку? — уточнила девушка, когда тяжело вздыхая, её собеседница опустилась рядом, — Быть может, Вам стоит подружиться с ней? Вдруг её мнение о Хюррем-султан изменится и Вы будете заодно. Не особо веря в это, Джихан лишь усмехается. Всё, конечно, может быть, но в такое стечение обстоятельств девушка не очень верила, ибо видела милые переглядки между женщинами, что её раздражало. Лиза не унимается и всё-таки убеждает Джихан-султан пойти к прибывшей Госпоже, хотя бы в знак уважения и пробыть там недолго, никто же не заставляет её оставаться с тётей на весь вечер. Не очень-то желая начинать отношения с дурной ноты, Госпожа соглашается с подругой. Вечером же она направляется в покои Шах-султан, оставляя Гвардо с книгой и зеленым чаем в своей обители. Та обещала дождаться султаншу и выслушать обо всем, что та сможет ей рассказать. При этом Елизавета находила общество служанок Госпожи весьма неплохим, потому что далеко не все были рождены в низших сословиях, находились весьма образованные особы. Одна девушка, которая прислуживала холодной Госпоже некогда жила в небольшом городке вблизи порта Чёрного моря, её отец имел небольшую лавку и неплохо имел со своих продаж. Девушка уже подзабыла родной язык и мало чего помнила, ведь в гарем попала десять лет назад, когда ей только исполнилось двенадцать. Гостья султанши не могла себе в полной мере представить — какого это, когда тебя насильно куда-то увозят, а уж тем более в другое государство. Но Фюлане-хатун говорила обо всем с улыбкой, повествуя о жизни в гареме и о том, как тут жить. Девушке повезло, что её оставили во дворце и отправили служить именно к Джихан-султан. По слухам султанша весьма своеобразна. — Госпожа высокомерна лишь внешне, на самом деле, она весьма великодушна, особенно, к тем, кто верно служит ей и выполняет все её поручения, — со словами служанки Лиза не могла не согласиться, проведя достаточно времени рядом с султаншей она увидела достаточно, чтобы подтвердить сказанное.       В покоях тётушки уже сидят Гюльфем и Хатидже, их беседу прерывает стук в дверь, а потом перед ними появляется Госпожа. Хатидже тут же спешит обнять племянницу, потому что они довольно давно не виделись. Девушка обнимает её в ответ, хоть между ними и были разногласия, были ссоры, Госпожа уважала свою самую близкую тётю. — Наконец-то наша красавица пришла, — произносит султанша, выпуская племянницу из своих объятий. И тут Шах-султан отмечает, что девушка ведет себя иначе, совсем не так, как в коридоре. Она продолжает осматривать дочь своего брата, пытаясь уловить в ней черты её матери, но ничего знакомого не находит, за исключением хорошо знакомого цвета глаз, который Шах-и-Хубан ни с чем не спутает. Из-за того, что Джихан-султан садится между Гюльфем и Хатидже, прямо напротив Госпожи, та может разглядывать его сколько душе угодно. В ответ она ловит такие же заинтересованные взгляды от племянницы, которая держалась несколько отстранённо, что, в принципе, понять можно было. Только днем Шах шла под руку с Хюррем, а тут принимает остальную часть родства, Хатидже тоже не сразу приняла поведение сестры.       Из разговора становится ясно, что Шах-султан не такая любезная и милая, какой показалась. Она хитрая и расчетливая, приехала для устранения Хюррем. Джихан-султан уходит раньше, чем сестры обсуждают план своих действий. — Все это время сильным противовесом для Хюррем была Джихан, — произносит Хатидже, когда обрисовывает ситуацию во дворце. — Джихан девчонка, которой движет месть. Этого мало, Хатидже. Неужели ты предлагаешь мне, великой султанше, использовать ребёнка против этой ведьмы? — Шах бросает на сестру взгляд, полный негодования, на что только не идёт сестра. — Джихан давно не ребёнок, Шах-и-Хубан, мы потеряли мать в осознаном возрасте, будучи взрослыми и всё равно долго не могли принять эту потерю, а она была восьмилетней девочкой, когда мы все нагло ей врали, что её мама в Греции, а не в земле! — Хатидже уже неосознанно повышала голос, от чего Шах недовольно закатила глаза, выслушивая сестру. — Не надо меня учить, Хатидже! Если она такая достойная соперница, то зачем ты меня позвала?! — обстановка накалялась, сестры не стеснялись говорить на повышенных тонах, поэтому в ситуацию вмешалась Гюльфем, которая до этого лишь наблюдала за диалогом. — Госпожа, Хатидже-султан предлагает объединиться с Джихан-султан. Вместе вы будете сильнее и одолеете врага, — произносит женщина и её голос, от природы спокойный и бархатистый, на фоне предыдущих криков, кажется совсем тихим, — Вы правы, что ввязывать Джихан-султан будет выглядеть так, будто она оружие в Ваших руках, но Вам стоит поближе узнать её, в ней совсем нет ничего детского. С тех пор, как Михримах при очередной ссоре рассказала ей правду, от безобидной девочки ничего не осталось. Гюльфем говорила это с сожалением, потому что невольно ставила себя на место Джихан-султан, а с учётом того, что сама наложница падишаха в один момент, как и султанша, потеряла всякий смысл жизни, то очень хорошо представляла всю боль, испытываемую Госпожой. Потеря матери ребенка равнозначна потери ребёнком матери, потому что они связаны нитью пожизненно.       Шах-султан не видела некой отдачи от своей второй племянницы, подозревая, что именно это имела ввиду Хюррем, когда называла Джихан своевольной. Возможно, по отношению к Хюррем это было приемлемо, но не к ней, к благородной султанше, которая неоднократно подлавливала её у покоев отца или в коридоре. Она подметила красоту племянницы, но также уловила нотки скверности характера девушки. И пока она не могла определить нравится ей это или нет, потому что не улавливала в чью сторону пойдёт вся её негативная волна. Такого же мнения была и Джихан о своей тётушке, завидя в ней лицемерие и какую-то наигранность. Пока Шах-султан не внушала доверия и они обе держались отстранённо, хоть Госпожа и успела присахарить их разговоры комплиментами. Джихан считала, что они были мало уместны, ведь её не видели ранее, а то, что она «выросла красавицей», она и без того знала. Но ничего не говорила, лишь также лицемерно улыбалась, изредка опуская глаза. Не взирая на весьма тёплые отзывы Гюльфем-хатун, Джихан-султан желала составить свой портрет о новоиспечённой родственнице. — Ну, она красива? — Лиза с интересом слушала рассказ, а рядом с ней пристроилась Фюлане, которая Шах-султан ещё не видела. Девушки внимательно слушали Госпожу, которая не могла определить: понравился ей вечер в семейном кругу или нет. — Красива? А, да. Она интересная. Знаете, внешне она нравится мне даже больше, даже в коридоре рядом с Хюррем… Хасеки померкла рядом с её сдержанной красотой, — Султанша усмехнулась собственным словам, скрещивая руки на груди, — Но за этой красотой стоит душа, которая либо черна, либо мне показалось. Шах-султан достаточно умна и хитра. Но пока я не могу сказать, что мы поладим или поладили. Возможно, что ещё не достаточно привыкли друг к другу, ведь видимся впервые. — Знаете, Госпожа, я считаю, что Вам не нужно её отдалять. Она Ваша тетя, как та же Хатидже-султан. Кто знает, какие времена настанут. Не ругайтесь с ней, — Лиза кивает Госпоже, стараясь наставить её на мирный путь. Как выразилась бы Махидевран:"Ещё один союзник будет совсем не лишним». И Лиза считала, что Шах-и-Хубан может им стать, а будучи ещё и из династии, им мало, что грозит. — Возможно, что так. Надеюсь, что с её появлением проблем не прибавится, — выдохнула Джихан-султан, усаживаясь напротив, потирая переносицу. — Может быть, чаю, Госпожа? — служанка, что все это время стояла недалеко, решила утешить всколыхнувшейся нервы султанши и спустя пару секунд уже покинула её покои, следуя на кухню. Лиза, поджав губы, отложила книгу, внимательно оглядывая слегка уставшую Госпожу. — Пока Вас не было мне столько рассказали про дворец и гарем, — осторожно начала девушка, поглядывая на свою собеседницу. — Ох, небылиц тебе много наговорят. Хотя… у меня не особо болтливые служанки, — она задумчиво вытянула прядь волос, оглядывая её, а потом вновь сверкнула глазами, и Лиза: готова была поклясться, что глаза и правда просияли на долю секунд голубоватым огнём. — Нет, что Вы… мне говорили лишь достоверные факты, — Елизавета разглядывала узоры платья все стараясь грамотно сформулировать вопрос, — Госпожа, а когда девушка меняет религию… ей дают имя. Я ведь не смогу его изменить? Джихан с интересом покосилась на Елизавету, приятно удивлённая такому вопросу. Видимо, спустя почти год своих терзаний, она всё-таки решилась хотя бы заговорить об этом. — Ну, да. А что не так? — султанша была готова к новой порции вопросов, усаживаясь поудобнее. — Нет, все так. Просто, когда мы говорили о гареме, о жизни тут. Ваша служанка называла имена. И мне они показались грубыми. Не все! Но некоторые. Простите мою бестактность, если Вас это заденет, — Лиза постаралась слепить сказанное в менее обидной форме, тут же опустила глаза, чтобы Госпожа не сочла её окончательно ополоумевшей. Но Джихан лишь усмехнулась, качая головой. — Я думаю, что в твоём случае, имя тебя не испортит. Достанется одно из самых красивых, — девушка улыбнулась, как раз в этот момент вернулась служанка и вечер продолжился чаепитием, во время которого они обсуждали значение имён, предназначение разных талисманов и иного, впрочем, их темы часто менялись и прыгали с одного на другое Подобного рода посиделки были довольно частыми, если не каждодневными. Бывали вечера, когда Елизавета проводила в одиночестве, но ей удалось подружиться с Гюльфем-хатун, которая весьма часто приглашала её к себе. Лиза нашла общий язык и с кормилицей падишаха, наверное, при желании смогла бы найти подход и к Хюррем-султан, но видела её мельком и всего пару раз, чего не скажешь о её дочке. Михримах-султан появилась так часто, что венецианка уже выучила все её эмоции по отношению к ней. И, как правило, это были ненависть и неприязнь. Причем, в одном флаконе ядовитых духов, которые каждый раз при встрече презентовала Госпожа Луны и Солнца своей оппонентке.       С каждым новым днем дворец открывался для Лизы всё с новой и новой стороны. И с каждым днём заморская гостья всё больше убеждалась, что вряд ли смогла бы выжить в таком месте. Дворец, как кипящий котел, в котором только черти способны ужиться, а редкие ангелы, которые попадают сюда, гибнут в горячей воде, которая заживо варит несчастных пернатых. Елизавета боялась быть сварена, поэтому приспосабливалась, как могла, придерживаясь своей покровительнице, как только можно. Она видела, что приезд Шах-султан вызывал у неё двоякие ощущения. Тревога опустилась не девичье сердце и сверлило разум. Заламывая фаланги пальцев и прикусывая губы, она слишком часто продумывала, как и что сделает, что скажет и как на кого посмотрит. Гвардо наблюдала за этим, удивленно вскидывая брови. От решительной султанши в такие моменты не оставалось и следа, больше это напоминало испуганную девочку, которая провинилась перед родителем. — Госпожа, прибыла дочь Шах-султан, она в покоях Хюррем-султан, — произносит одна из служанок. Джихан частенько пускала кого-то из слуг по дворцу, желая собрать последние новости, чтобы не появляться неосведомлённой. И в последнее время слухи ходили разные, но все они были верны лишь в одном — над Топкапы нависли темные тучи, которые опускались все ниже и ниже, скрывая солнце. Гнев отца-султана был постоянно обращен к Ибрагиму-паше, причём на протяжении нескольких дней подряд. Ни к чему хорошему это не вело. Из-за дурного настроя отца, султанша старалась не заходить к нему зря, чтобы не разгневать ещё боль.       Госпожа шагает вдоль мраморных стен, желая застать новоиспечённую родственницу где-нибудь вне покоев Хюррем-султан. Туда Джихан сама никогда не заходила, да и звали её туда крайне редко, чаще всего там уже был отец. Гарем расступается, как только слышит о том, что заходит наследница. — Госпожа, — Сюмбюль-ага склоняет голову ниже, чем принято, не желая поднимать глаза лишний раз, он только-только был в прекрасном настроении, как его испортили разом да человека: слуга Шах-султан, прибывший с её дочерью и Джихан-султан. Головы склоняют все, что вызывает на лице султанши самодовольную ухмылку. — Говорят, приехала дочка Шах-султан. Твоя Госпожа не соизволила пригласить меня, — слова уколом летят в слугу, который старается быстро найти оправдания действиям хозяйки. Но не успевает, потому что на ловца и зверь бежит. Михримах и Эсмахан появляются в относительной близости для Госпожи и та вновь ухмыляется. Завидя старшую из султанш, ага лишь проскулил, предчувствуя беду. — Бисмилляхи рахмани рахим, аллах помилуй! —нараспев произнёс евнух, стараясь подойти ближе к султаншам, которые с каждым шагом навстречу друг другу были готовы повыдирать друг другу волосы. — Надо же, кто вылез из своей конуры. Тебя не было видно несколько дней, я уже решила, что ты вместе со своей подружкой испарилась, — заговорить решает Михримах, оставив слегка растерянную дочь Шах-и-Хубан позади. Девушка заметила смену настроения Госпожи, уловила её напряжение, а особа в чёрном платье вызвала у неё ряд вопросов, иначе почему Михримах-султан так резко изменилась? — Твоя неосведомлённость должна тебя саму же не радовать, Михримах. Мне не зачем выходить из своих покоев. Я же не нуждаюсь в постоянных прогулках по саду, — первый острый нож пущен в луноликую Госпожу, она прекрасно понимает о чем речь, усмехаясь словам родной сестры, — А Вы, стало быть, из покоев Хюррем-султан? В тех стенах меня бы Вам никогда не представили. Она обращает свой взор на Эсмехан, которая выдавливает слабую улыбку, хотя сама ощущает себя ужасно некомфортно. Девушка была совсем не готова к такой встрече, от чего сконфуженно наблюдала за всем происходящим, радуясь лишь тому, что тут было единственное знакомое лицо — Мерджан-ага. В случае чего, он быстро уведёт дочь своей Госпожи. — Тебя мало где представляют, Джихан. Твоё присутствие у всех и везде вызывает страх и ненависть, бедные девушки дрожат, когда ты появляешься в гареме, — Михримах указывает на наложниц, морщит нос от вида сестры. — Боятся, значит уважают, Михримах. Так ведь рассуждает ныне самопровозглашенная Валиде? — девушка выгибает бровь в вопросе, завидя, как серые глаза темнеют, а сама султанша напряжена до предела, — Поэтому её уважение пропитано кровью невинных. Джихан-султан замолкает лишь на секунду, не позволяет своей сестре открыть и рта, что-то сказать, а та очень желает ответить ненавистный сестре, сказать в очередной раз, что та не смеет что-либо говорить про её мать, не смеет говорить о ней в таком тоне. Но этого не удаётся, потому что девушка спешно добавляет: — Я была рада Вас увидеть, Эсмахан-султан. Надеюсь, что это встреча будет для нас первой и последней, в такой компании, — Джихан доброжелательно улыбается очаровательной девушке, выделяя последнее слово, резко разворачивается, чтобы уйти, улыбку, как рукой сняло с её лица и она с высоко поднятой головой направилась прочь, оставляя после себя запах холодных духов. Михримах, стиснув зубы, хочет догнать нахалку, но её тормозит Сюмбюль, уверяя, что это того не стоит, хотя потому что подобные ссоры при наложницах и уж тем более гостье неприемлемы. — Бесстыжая, — шипит Михримах себе под нос, разворачиваясь, чтобы уйти. Слуга Хюррем разом заставляет наложниц взяться за работу, а не греть уши. На душе каждой из дочерей повелителя остаётся определённый осадок, который те носят в себе целый день. Эсмахан, оставшаяся под впечатлением, ещё долго не может выбросить эту встречу из головы, то и дело спрашивая сестру о том, почему между двумя султаншами такие отношения. Михримах говорит ей свою версию, знатно очерняя младшую сестру. — Мама, это было настолько… неожиданно, что я растерялась, — честно признаётся девушка, когда они вместе с матерью сидят в её покоях, — Выглядело так, будто они вот-вот загорятся из-за злобы друг к другу. Мне казалось, что стены рухнут, если одна из них сделает шаг навстречу к другой. Султанша эмоционально рассказывала все матери, поражаясь, что такие отношения могут быть между сёстрами. Девушка всегда мечтала о сестре или брате, потому что самой ей было очень одиноко, а приезд во дворец был для неё настоящим счастьем, потому что тут были и братья, и сестры. Но встреча с ними дала понять девушке, что они не так дружны, как она думала. И это омрачало милую Эсмахан. — Я всерьёз испугалась, что это закончится чем-то ужасным. Испугалась не только я, Мерджан тоже был напуган, — девушка покачала головой, все ещё припоминая напряжённые моменты встречи двух сестёр. — Разве что-то способно напугать Мерджана? — Шах-султан усмехнулась, погладив дочь по щеке, после чего её взгляд обратился к слуге. — В словах Эсмехан-султан есть доля правды, Госпожа. Я растерялся, потому что подобного прежде не видел, перед сестрой Михримах-султан дрожал даже местный евнух, а их конфликт был и правда чем-то неожиданным для меня и Эсмехан, да и многих, — он отчётливо запомнил две детали: то с каким ехидством на лице вошла младшая из наследниц и её высокомерный взгляд в сторону Михримах, который был холоден, как лёд. И этот холод падал не только на Госпожу двух небесных тел, но и на всех, кто был рядом с ними. — И Михримах, и Джихан твои сестры, Эсмахан. Ты должна поддерживать хорошие отношения и с одной, и с другой, — но Шах-и-Хубан не произносит продолжения фразы, ведь и одна, и другая неизвестно где и как помогут ей. Хотелось опустить своё влияние на обеих наследниц. И пока ей поддавалась лишь Михримах, несмотря на то, что и Хатидже, и Гюльфем в один голос твердили, что Джихан будет на стороне династии, Шах видела, что эта девица в вольном плавании.       Лиза в очередной раз прохаживалась по саду, который очаровывал её все больше и больше. Частенько её можно было увидеть с небольшим блокнотом в руках. Девушка зарисовывала растения или птиц, ей нравилось запечатлеть что-то прекрасное на бумаге и позднее пересматривать свои художества. — Да у Вас талант, — произнёс кто-то над самым ухом, от чего девушка испуганно дернулась, а когда подняла голову, то на лице застыла улыбка. — Всегда так прокрадываетесь, — звучало это утверждением, было уже не в первый раз, когда Малкочоглу повалялся внезапно, от чего замирало сердце, причём больше не от того, что он её пугал, а потому что это был именно он. — Неужели боитесь? — он делает шаг вперёд и теперь стоит напротив, от чего при желании Лиза может нарисовать и его. Девушка отрицательно мотает головой, слабо улыбаясь. — А есть чего бояться? — вопросом на вопрос отвечать негоже, но этикет эти двое соблюдали ровно в той мере, в какой желали.       Сад был для венецианка таким же пристанищем, как и для Михримах-султан. Она знала, что обязательно встретит тут человека, ради которого переступила свои всякие принципы и отправила ему письмо, затронув своё беспокойство, желая знать с ним все хорошо. А воин, в свою очередь, знал о том, что где-то среди цветов и кустов встретит иностранную гостью младшей султанши. Чаще всего их встречи происходили около пышного куста жасмина, запах которого простирался до самого дворца. — Вам нравится жасмин? Я застаю Вас чаще всего именно около него, — Малкочоглу осматривает ветки, которые через некоторое время точно усыпят белые цветки. — Да, люблю его. Прихожу сюда даже, когда он ещё не цветёт, — девушка переворачивает страницу и перед Бали-беем открываются зарисовки цветов со всех ракурсов. На это он лишь улыбается, внимательно осматривая рисунки. Лиза говорила о том, что была самоучкой, рисовала от того, что было очень скучно в ожидании отца, а учитель по рисованию занимался с ней всего пару лет. Но рисовала она очень хорошо, что пока отмечал лишь хранитель покоев, который видел её труды. — Знаете, из всех цветов мне тоже нравится жасмин, — внезапно отозвался он, возвращая блокнот хозяйке, — А ещё я бы обязательно показал Ваши старания Матракчи. Он тоже неплохо рисует. Их встречи никогда не были дорогими, но всегда были продуктивными, потому что каждый узнавал друг о друге что-то новое. Бали-бей не замечал того, что каждый раз возвращаясь из столицы через сад или желая огородиться от дел именно в этом месте, он натыкался на девушку с блокнотом или книгой. Либо он сам ещё не ощущал своей же симпатии к ней, либо ощущал и выпускал в такой непринуждённое форме, желая пока лишь легкого общения, которое ни ей, ни ему не будет во вред. Елизавета все ещё привыкала к той жизни, который уготовил ей дворец. Она и до этого неплохо справлялась со своей ролью гостьи: не дерзила, не грубила, знала где и кому поклониться, но практик лишней не была, поэтому общение с обитателями ей была только на руку. Особенно её полюбили две служанки: Фюлане и Томила. — А есть какое-нибудь имя, которое было бы связано с жасмином? — Госпожа отсутствовала, повелитель ужинал в компании сестёр, жены и дочерей, поэтому Лиза вновь ожидала её в покоях. — Есть, Ясмин. Означает оно ветку жасмина. Ясемин ещё так может звучать, — отзывается девушка, протирая книги в кожаном переплете, — У повелителя не было фаворитки с таким именем, но наложницы были. Это почему-то как-то особенно порадовало Елизавету и она лишь кивнула, слабо улыбаясь. Госпожу она так и не дождалась и отправилась к себе ближе к полуночи, понимая, что сон одолевает её все больше и больше и ждать султаншу она не в состоянии. Джихан-султан возвращается и правда слишком поздно, ощущая себя скверно из-за того, что компания, в которой ей пришлось просидеть столько времени, абсолютно её не радовала, а очень сильно давила. Султан старается сплотить своих сестёр с женой, старается как бы подружить между собой дочерей, но он не видит того, что женщины абсолютно разных характеров и мастей. Они все настроены против друг друга, хотя при нем стараются быть любезными, но стоит покинуть покои отца, как все это испаряется, как дым на ветру. Их связывает лишь повелитель, будь воля Джихан-султан, то она не желала бы знать ни Хюррем, ни Михримах, ни кого-либо ещё, кто прислуживал им. Для девушки все ещё загадкой была её недавно прибывшая тетя, которая так любезничала с женой падишаха. Это очень видимо раздражало Хатидже-султан, как и её мужа, который был врагом номер один для Хасеки. Было странно, что Шах-султан не примкнула к недругам Хюррем, а очень мило проводила с ней время, в точности, как и её дочь все время была рядом с Михримах-султан. Это напрягало Джихан, которая слишком часто думала над таким странным стечением обстоятельств. Шах-султан была противоположностью своей сестры, с которой султанша проводила довольно много времени, она не была похожа ни на одну из тех родственниц, которых довелось видеть Госпоже. Что-то подсказывало, что Шах-и-Хубан ещё проявит себя, откроет истинное лицо. Оставалось лишь ждать. И Джихан дождётся, потому что ждать — это то, что она умеет лучше всего.