1 сентября, 1973
Шум и обилие людей на платформах вокзала Кингс-Кросс пугают одиннадцатилетнюю Маргарет куда больше, чем то, что она опаздывает на поезд. Даже больше, чем одиночество и отсутствие хоть какой-то семейной поддержки в этот важный момент первой посадки на Хогвартс-Экспресс: мама, к сожалению, сегодня была на работе, которую никак нельзя было пропустить, а отец, который должен был её проводить, внезапно трансгрессировал по делам, оставив девочку полностью одну и разве что в двух словах объяснив, как добраться до вокзала и попасть на платформу. Маргарет катит тележку с багажом перед собой, пытаясь избегать любых столкновений с суетящимися пассажирами-магглами под недовольное уханье маленького рыжего филина-подростка, сидящего в клетке над всем багажом, и при этом стараясь как можно быстрее добраться до платформы 9¾. Её уже останавливал работник вокзала с вопросом, не потерялась ли она, видимо, увидев потерянный взгляд девочки, которая никогда на вокзалах и не была. Поэтому сейчас Маргарет просто хочет уже оказаться в купе и успокоить дрожь в руках и колотящееся в панике сердце. Что, впрочем, быстро реализуется. Да и паника несколько отходит на второй план на пару мгновений (хоть и возвращается потом с новой силой), когда она пересекает стену и видит этот восхитительный алый паровоз впереди состава, от которого у неё перехватывает дыхание. Маргарет видела пару раз поезда магглов, но этот кажется ей куда внушительнее. Торжественный и представительный вид поезда н секунду заставляет её замереть, ровно до того момента, как Хогвартс-Экспресс издаёт пронзительный гудящий звук, заставляющий Маргарет вздрогнуть, и выпускает клубы пара, напоминая о том, что ещё чуть-чуть, и она останется в Лондоне и в Хогвартс не попадёт. Она протискивается между провожающими к дверям и кое-как затаскивает свои вещи в ближайший же к ней вагон. И делает это крайне вовремя, потому что в следующую минуту состав начинает движение. Маргарет чуть трясёт от переживаний, и она на автомате, вообще не обращая ни на что внимания, проходит вперёд, ища свободные места. Идти приходится почти до самого конца состава, но даже это не помогает ей найти абсолютно свободное купе, она находит купе, где всего один пассажир — мальчик примерно её возраста. Она спрашивает разрешения сесть здесь и вежливо улыбается, получив аккуратное «конечно, садись». Опускается на сиденье ближе к выходу, разместив вещи и, хотя понимает, что нужно бы хотя бы познакомиться с попутчиком, берёт себе немного времени, чтобы просто прийти в себя. Хочется плакать. А ещё почему-то не хватает воздуха и покалывает в районе груди, что вынуждает её вцепиться пальцами в обивку и сделать несколько лихорадочных вздохов, пока сознание несколько теряет связь с реальностью. — Эй, ты в порядке? — голос как из-под воды помогает ей, однако, наконец уцепиться взглядом хоть за что-то и вернуться в реальность. Мальчик пододвигается ближе, теперь сидя ровно напротив неё, подавшись вперёд. Маргарет кивает, наконец выдыхая и поднимает, руки, мол, всё нормально. — Выглядишь разочарованной. Не хочешь в Хогвартс? — Конечно, хочу! — тут же выпрямляется она, чем вызывает беззлобный и несколько скованный смешок мальчика, который успокоенно опирается на спинку сиденья. Маргарет делает какое-то абстрактное движение рукой, подбирая нужное слово. И неосознанно благодарит в мыслях своего попутчика, потому что, на самом деле, он неплохо отвлекает её. — Просто день… переживательный. — Рано переживать, мы же даже до Хогвартса не добрались ещё. Или ты из магглов, и тебе всё кажется волшебным? — последнее слово выделяется тоном, но какой-то ненависти или предубеждения в сторону неволшебников не чувствуется. — Нет, мои родители чистокровные волшебники, — скованно пожимает плечами Маргарет, улыбаясь. — Просто сегодня мама сегодня на работе и не смогла меня проводить, а папе внезапно стало не до меня, поэтому я добиралась одна, и это страшно. Мальчик на эту реплику моментально кивает, и лицо его становится в этот момент несколько мрачноватым, почти совсем взрослым. — Это, видимо, проблема почти всех чистокровных. Мой папа тоже вечно в делах и даже нередко вовсе со мной не разговаривает, — пожимает плечами. И после некоторой паузы вдруг словно вспоминает что-то важное, вышколенное годами семейных уроков вежливости, и протягивает ей руку. — Ой, прости, я не представился. Меня Барти зовут. — Маргарет, — она пожимает протянутую худую ладонь, и ведёт плечами. Смущённо улыбается. — В семье моё имя не сокращают, поэтому не знаю сокращений, но если удобнее пользоваться краткой формой, буду только за. Барти вновь кивает понимающе, после чего переводит разговор на факультеты. Опять же, по прошествии многих лет, Маргарет думает, что это была обычная, пусть и, наверное, неосознанная вежливость, которой его с раннего возраста научил отец. По крайней мере, с её стороны это так и было, поскольку в дом часто приходили представители Министерства, приглашённые взбиравшимся по карьерной лестнице отцом, что заставило его заняться внушением дочери всех правил этикета. Да и учитывая то, насколько скованными оба были тогда по природе своей (что, разумеется, даже при соблюдении этих самых правил вежливого общения, считывалось весьма явно), эта догадка становилась всё более похожей на реальный факт. Впрочем, это не мешало обоим быть в то же время и искренними. — Как думаешь, на какой факультет попадёшь? — Не знаю, мне кажется, все чем-то своим хороши, — абсолютно честно говорит она, уже несколько расслабляясь. — Мама училась на Гриффиндоре, но мне кажется, меня туда не распределят. Ну то есть, мне рассказывали про качества, и я не очень похожа на гриффиндорца. Может быть, Хаффлпафф. А ты? — Моя мама училась на Хаффлпаффе, а отец — на Слизерине, — тянет Барти и замолкает, словно ждёт негативной реакции. Но не получает её, поскольку мама Маргарет всегда отзывалась обо всех факультетах с должным уважением, благодаря чертам Хаффлпаффа, хотя и говорила, что к Слизерину несколько предвзятое отношение, приоткрывая для младшей Шарп дверь в мир предубеждений. И, не получив негатива, он — уже смелее — продолжает. — Но я не чувствую тяги к «барсукам», так что вряд ли пойду по стопам матушки. Наверное, отец был бы доволен, если бы я учился на Слизерине, как и он. — У меня папа вообще в Хогвартсе не учился, но сегодня сказал, что если я попаду на Слизерин, это будет разочарованием, — она морщит нос и ведёт плечами, словно ей зябко. И тут же поспешно поясняет, поднимая руки. — Но мне всё равно, да и мама всегда говорила, что нет плохих факультетов, есть плохие волшебники. — Твоя мама — мудрая. Подожди, а почему твой папа не учился в Хогвартсе, если ты чистокровная? — Мои родители из разных стран. Папа родился на севере Германии, у него древний немецкий род волшебников, но он переехал в Англию и женился на маме, — глаза Барти загораются интересом, так свойственным всем детям при новой информации. Но потом он задаёт вопрос, который не ожидаешь услышать от одиннадцатилетнего ребёнка. Хотя спустя годы Маргарет прекрасно понимает, откуда это понятие вообще взялось в его голове. — По расчёту? — Наверное, — неуверенно ведёт плечами Маргарет. — Ну мне говорили, что в нашей семье принято выдавать дочерей за иностранных чистокровных волшебников. Бабушка говорила, что это для расширения влияния. Наверное, если бы кто-то из людей, незнакомых с порядками чистокровных семей Великобритании (особенно это касается списка «Священных двадцати восьми») услышал подобный разговор, для него это звучало бы дико, но когда ваши семьи строятся на честолюбии и приверженности идеи сохранения чистоты крови, нет ничего удивительного в том, что дети, жадной губкой впитывающие всё, что видят и слышат, рано узнают о таком понятии, как брак по расчёту и прочих неприглядных вещах. И, соответственно, будут с готовностью использовать новое, пока не совсем понятное сочетание в разговорах между собой. Учитывая, что, говоря с высоты возраста, им обоим тогда уже вдалбливалась мысль о превосходстве чистой крови. — Всё равно это круто — иметь родственников из других стран. Моя семья стопроцентно чистокровная, но я не знаю никого из родственников, кто бы был не из Англии… По пути в Хогвартс они, пользуясь полученными от матерей деньгами на карманные расходы, покупают у женщины, продающей сладости, наконец становясь детьми без этих разговоров о семьях, много конфет, которыми обмениваются друг с другом и даже оставляют немного на будущее, шутливо пообещав делиться, даже если попадут на разные факультеты. Рассказывают про коллекции вкладышей из шоколадных лягушек. А когда около семи вечера поезд наконец тормозит на станции, они, уже переодетые в мантии, распихивают всё оставшееся по карманам, и вместе выходят из состава, выслушав объявление о том, что вещи нужно оставить в вагонах. — Первокурсники, за мной! Первокурсники! За мной! — раскатами раздаётся над станцией голос огромного (особенно с роста одиннадцатилетнего ребёнка) косматого человека, который в два раза выше и в пять раз толще любого из известных Маргарет людей. Она чуть вздрагивает: есть в нём что-то пугающее. — Меня зовут Хагрид, я хранитель ключей и лесничий Хогвартса! Не отставайте и смотрите под ноги. Они с Барти переглядываются. Он улыбается, пожимая плечами, хотя выглядит таким же удивлённым от вида на Хагрида, как и сама Маргарет, и кивает вперёд, предлагая начать движение. Далеко идти не приходится, поскольку останавливаются все перед чёрной в отсутствие дневного света гладью озера, на противоположной стороне которого величественным сооружением возвышается замок. Хагрид, рассаживающий их по лодкам, что-то говорит, видимо, что-то о безопасности, но вряд ли кто-то его внимательно слушает, потому что все без исключения первокурсники, даже самые изнеженные и выросшие в почти королевских условиях, не отводят взгляда от завораживающе-величавого вида Хогвартса. — Даже не верится, что мы проведём здесь семь лет, — неожиданно для себя же протягивает Маргарет, обращаясь к Барти, сидящему в одной с ней лодке, потому что никого больше она и не знает. — Я имею в виду, замок слишком… — Грандиозный, — подсказывает он, кивая. И смеётся: — Я даже в каком-то смысле хотел бы стать магглорожденным волшебником. Исключительно чтобы осознать, какое впечатление это производит, когда пару дней назад ты даже не знал, что такое возможно. Маргарет поддерживает его смех, не отрывая взгляд от стен замка. Она боится даже моргнуть, когда поднимается о лестнице и проходит вместе с остальными первокурсниками через высокие и широкие двери, распахнутые настежь. Она осматривает с замиранием интерьер замка, каждую поверхность, пока они идут в сторону Большого Зала буквально бок о бок с Барти. И только останавливаясь перед Распределяющей шляпой, под зачарованным потолком в виде безоблачного звёздного неба, Маргарет наконец возвращается вниманием к происходящему вокруг неё под песню Распределяющей Шляпы о факультетах. Большую роль в её «возвращении» играет лёгкий толчок в бок от незнакомого мальчика с чёрными, чуть вьющимися волосами, такого же первокурсника, как и она. — Прости, я случайно, — несколько меланхолично, с благородством, характерным почти для королевской особы произносит мальчик, переводя на неё взгляд серых пронзительных, что удивительно для одиннадцати лет, глаз и улыбаясь едва-едва. Будь Маргарет взрослее, она бы мгновенно узнала эту улыбку, полную навязанной вежливости и необходимости «держать лицо», но в этот день ей всего одиннадцать и знакомство с характерным поведением семьи Блэк (поскольку именно им эта помешанность на этикете свойственна больше всех чистокровных семей Британии) ей всё ещё только предстоит. Поэтому Маргарет принимает эту улыбку за искренность и улыбается в ответ. — Ничего страшного… — Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — её отвлекает голос встретившей их профессора МакГонагалл, которая кивает в сторону Распределяющей Шляпы, держа в руках длинный свиток пергамента, смотря на первокурсников взглядом, достаточно строгим, но нисколько не пугающим. — Начнем. Аттвуд, Эмили! Девочка с косичками цвета костра смущённо поднимается по ступеням, пару раз спотыкаясь и смущаясь ещё больше, но не падая. А, поднявшись, позволяет Шляпе почти полностью закрыть ей глаза. Маргарет не страшно: мама рассказывала ей про церемонию распределения и про мудрость шляпы («Она никогда не ошибается в выборе, просто позволь ей решить и помни, что любой факультет прекрасен»), да и необходимость предстать перед всей школой её, что, честно говоря, странно, не очень пугает. Верится, что всё будет хорошо. — Когтевран! А вот голос Шляпы заставляет вздрогнуть из-за своей громкости в таком огромном помещении. Ощущение, что Маргарет даже слышит эхо, хотя вряд ли это возможно. Впрочем, вздрагивает не только она, эта неожиданная громкость застаёт врасплох многих первокурсников. Эмили уже бодрее спускается по лестнице, проходя прямо за второй слева стол, поддерживаемая дружными аплодисментами сидящих за ним студентов всех курсов, некоторые из которых приветственно кивнули ей, улыбаясь. — Блэк, Регулус! — профессор МакГонагалл выдерживает необходимую паузу, провожая первую распределившуюся ученицу взглядом, после чего вновь возвращается к списку. Черноволосый мальчик, случайно толкнувший Маргарет, тут же направляется к табурету и Шляпе. — Слизерин! Кажется, что МакГонагалл даже не успевает полностью опустить Шляпу на голову Регулуса, как она уже выдаёт свой вердикт, и Блэк, выглядя довольным и почти гордым, направляется ко второму справа столу, в то время, как распределение продолжается, и Маргарет невпопад думает о том, что хорошо, что её фамилия начинается на букву из начала алфавита. По крайней мере, в немецком варианте. Гриффиндор и Пуффендуй — крайний левый и крайний правый столы соответственно — также очень быстро получают первых своих новых студентов в этом году, при этом «львы», кажется, побивают все рекорды по шумности приветствия, чем зарабатывают строгий взгляд МакГонагалл. Особенно выделяются четверо парней, которые, кажется, года н два старше первокурсников. Как тут же замечает Барти, стоящий слева от Маргарет, «готов поспорить, им попадёт от их декана». Наконец… — Кранц, Маргарет! Она ждала своё имя, но когда его произносят, Маргарет вздрагивает, глубоко вздыхает, чтобы немного успокоится. И все её мысли, что ей нестрашно, отметаются мгновенно, потому что это всё-таки нервно. Но она всё-таки вспоминает этикет отца, выпрямляет спину и начинает идти к табурету с тремя ножками, провожаемая ободряющим «удачи» от Барти. Шляпа опускается на её голову и почти полностью закрывает лицо, потому что велика на несколько размеров. — Хм-м-м, — тут же задумчиво тянет её на ухо тихий старческий голос. Шляпа начинает рассуждать вслух, и этот тембр успокаивает Маргарет, даже несколько расслабляет, — Непросто, очень непросто. Я вижу Ваше храброе сердце и Вашу целеустремлённость и хитрость. Вижу качества, унаследованные от Вашей матери, и бесконечную верность, которая действительно удивляет. Впрочем, думаю… Да, учитывая ваш живой ум… Когтевран! Вердикт оглушает, поскольку раздаётся над самым ухом, но при этом направлен на весь Большой Зал, из-за чего Маргарет несколько потерянно спускается по лестнице к своему столу. Она садится на одно из свободных мест, рядом с Эмили Аттвуд, обменивается фразами-приветствиями с ней и с каким-то мальчиком-второкурсником, сидящим напротив, и снова обращает внимание в сторону табурета и Шляпы. На преподавательский стол она пока даже не смотрит. — Крауч, Бартемиус! Барти в списке на распределение оказывается следующим, что немного удивляет Маргарет, потому что, честно, она не ожидала, что его вызовут так скоро. Он проходит к табурету, надевает шляпу… И наступает тишина, которая самой Маргарет кажется бесконечной. Ей очень хочется, чтобы единственный человек, с которым она пока подружилась, попал на тот же факультет, что и она. Но Шляпа словно специально тянет время, пытаясь понять, видимо, чего в нём больше. — Когтевран! Маргарет расслабленно выдыхает, ловно даже и не дышала всё это время, и улыбается радостно, когда Барти, который абсолютно не выглядит разочарованным, опускается рядом с ней под уже ставшие привычными аплодисменты целого стола. — Она распределяла меня целую вечность, — тут же с улыбкой тянет он, хмыкая. — Даже дольше, по-моему, чем тебя. Всё думала, куда отправить! Я хотел спросить тебя, почему с тобой так долго решали, но, видимо, сам стал таким же проблемным! Маргарет, если честно, абсолютно не кажется, что её распределяли дольше других, но в то же время она внутренне соглашается с тем, что определение факультета Барти заняло очень много времени. Она негромко, чтобы никому не мешать, посмеивается, быстро кивая. — Я просто, видимо, подходила на все факультеты, Шляпа не могла определиться, а потом как-то очень сумбурно выбрала Когтевран. А у тебя между чем и чем выбирала? — Она сначала нашла во мне вообще все черты, даже те, которых никогда у меня и не было, а потом всё-таки сузила круг до Слизерина и Когтеврана. И вот между ними решала тысячу часов, у меня уже голова от её тяжести заболела! — смешливо жалуется Барти, потирая виски и не давая Маргарет спрятать улыбку. — Возможно, мы бы могли ей облегчить выбор. вырази своё мнение… — Но так неинтересно, к тому же она же умная, вот пусть и думает, хей! Оба смеются, хоть их и прерывает тут же голос одного из старост, призывающих первокурсников снизить голос хотя бы до конца распределения.***
Маргарет всегда быстро привязывалась к людям. К тому же, в детстве так легко начать дружбу, не правда ли?