Я ни в чем не виноват

      Роза с Яшей усердно пытались подобрать мелодию с зарубежной пластинки на слух, когда в дверь рвано позвонили.       – Эт наверное дядь Игорь, – вскинулся Шершанский, поведя носом в сторону прихожей.       – Оп, щас все нам организует в брильянтовой огранке блин! – радостно отозвался Робот.       Катамаранов знал Яшку еще со времен своей юности. Уважаемая чета Шершанских выводила мелкого играть во двор, и время от времени Прасковья Дмитриевна просила уже почти взрослого Игоря присматривать за синеглазым пацаненком, пока они с мужем отходили по делам. Потом школа закончилась, и многообещающий студент профессионального училища Игорь Натальевич Катамаранов стал чересчур занятым, чтобы водиться с малышней. Шершанский рос как на биомодифицированных дрожжах, и к тринадцати годам по нему было уже сложно определить хотя бы примерный возраст. Они с Игорем все еще пересекались во дворе, вежливо здороваясь, но по-настоящему возобновили общение только когда нареченному одноклассниками Шершню захотелось почувствовать рокерской жизни посредством алкоголя. Подросток тогда не придумал ничего лучше, чем обратиться к уже на тот момент печально известному Катамаранову, дебоширу и пьяни, оставшемуся без родителей. «Он в детстве такой отзывчивый был, с тобой играл, Яшка, свистульки из березы тебе делал, – сокрушался Осип Мартьянович, – а теперь бы кто ему помог». А тот был рад компании, подгонял пацану то водочки, то настойки, утащенной у Вишневского, и даже когда Шершню стукнуло восемнадцать со всеми правами и свободами, он продолжал иногда захаживать к «дядь Игорю», не гнушаясь даже спуска в промозглый подвал.       – Здрасьте, король пикóвой масти! – бодро поприветствовал Роза, запуская покачивающегося Катамаранова в квартиру.       Когда Шершанский привел его на окраину карьера, где Игорь парковал свой каток, и представил как своего нового товарища, тот не сразу понял, чего хорошего гимназист Яшка нашел в белобрысом щегле, у которого даже имени путного не было. Его заторможенное различными субстанциями восприятие мешало вникнуть в пулеметную очередь несуразицы, которая вылетала из уст Робота. Потребовалось пару месяцев и сбивчивая речь подпившего девятнадцатилетнего Шершня на подвальных ступеньках о том, какой Розка хороший и интересный, и как ему хочется начать заниматься с ним музыкой, чтобы Катамаранов принял лохматую катастрофу как Яшкиного неразлучника.       – Здарова, можлождешь! – хлопнул Розу по плечу Игорь, перехватывая другой рукой лямку объемного рюкзака, пузырящегося у него за спиной.       – Вот это, блин, новогодний подгон посредь ясного лета, дядь Мороз, ю ноу!       – Как прос-сили. – Катамаранов опустил ношу на пол.       – Здрасьте, дядь Игорь, – выполз из «студии» Шершанский, – спасибо, что помочь решили.       – Да ладно, р-ребятишки, пол-льзуйтесь!       Робот уже залез любопытным носом в рюкзак, перебирая содержимое и издавая звуки восхищения:       – А можно, ну, предпоказ закипитярить?       Четыре темных стеклышка, за двумя из которых прятались все такие же как в детстве васильковые глаза Яшки, уставились на Игоря.       – И можно, и д-давайте, – Катамаранов снял каску, вешая ее на крючок для одежды, – тащите ведро!

***

      Конструкция, которую Игорь на скорую руку соорудил из табуретки, металлического ведра и двух Яшкиных берцев, не внушала никакого доверия. Окно было распахнуто настежь, и ничего не подозревающие фиолетовые сумерки сгущались с каждой минутой все сильнее. Катамаранов раскладывал цветастые палочки фейерверков по наклоненной стенке ведра, и Фантомасы внимательно следили за каждым действием мужчины. Средств на настоящего пиротехника у них пока не водилось, зато дядя Игорь готов был научить всем премудростям просто по доброте душевной. Потому что только ледышка последняя не растаяла бы под молящим взглядом Шершанского.       Сам он думал, что никакого огненного шоу им не нужно – то, что вытворял на сцене Роза Робот, заставляло его самого сбиваться с ритма, вклинившегося в мышечную память после многих репетиций. Яша не мог даже представить, что на концертах переживают малыхи, которые не видят музыканта каждый божий день, а приходят вот так, ради одного вечера. Роза обладал всем тем, что заставляло людей поклоняться рокерам: гипнотической отдачей музыке, искрами исходящей страстью между ним и публикой, и энергией полного хаоса, который не считается с последствиями. Шершнягу прошибало несчитанным вольтажом каждый раз, стоило Роботу сверкнуть в его сторону почерневшими от густоты эмоций глазами из-под на секунду – ради него – спущенных темных очков. Смотреть на такого Розу для Шершанского было сродни выжигающему реальность приходу. Поэтому он попросту не смог проигнорировать отозвавшийся где-то под ребрами восторг друга, когда тому в патлатую голову пришла идея буквально «зажечь» на ближайшем фестивале, куда их позвали как рокеров второй величины.       Игорь не был совсем уж тупицей и пропивохой, как нравилось думать многим в городе. И когда Яшка пришел к нему за помощью – все прекрасно увидел и понял. Парню совершенно очевидно было до лампочки относительно фейерверков, цветных дымовых шашек и прочей шелухи. На все попытки Катамаранова выяснить, чего именно Шершанский хочет увидеть в итоге, он получал только косые пожатия плечами. Но стоило спросить, зачем ему это вообще надо, как Яша пустился в красочное описание восторженного Робота, на что Игорь только горько хмыкнул себе в усы. Больно уж знакомым аккордом хлестанул тоскливый, влюбленный тон по его внутренностям. Голос в его собственной голове звучал точно так же уже много лет.       Рокеры негромко переговаривались между собой, пока Катамаранов заканчивал укладывать заряды. Довольный результатом, он полез во внутренний карман спецовки, выудил оттуда бутылку скипидара, и плеснул немного на кончики фитилей, чтобы те загорелись одновременно. Глотнул из горла сам, протянул парням, предлагая. Шершень было потянулся принять бутылку, но Роза перехватил его правую руку в кожаной перчатке и резко прижал ее к своей груди, обращаясь к Игорю:       – Хреначьте!       Катамаранов на мгновение глянул в Яшкино лицо, не уловив выражения за черными стеклами, но готов был дать голову на отсечение, что глаза его сейчас напоминали блюдца с голубой каемкой. Робот стоял слева от Шершанского, ближе к окну, в ожидании салюта. Взяв притащенные им спички, Игорь чиркнул одну, и жестом указав Фантомасам отойти подальше, бросил в ведро. Скипидар ослепляюще вспыхнул, и фитили фейерверков зашипели, отдаваясь эхом друг друга.       Осеннее чернильное небо разорвалось первым залпом. Роза невольно шагнул ближе к окну, потянув за собой Яшу, руку которого все еще крепко держал. Тот от неожиданности оступился и впечатался носом в грязно-белую копну волос, каскадом спускающуюся по спине, а свободной рукой вцепился в ткань футболки на талии. Робот и ухом не повел, как завороженный провожая взглядом угасающие искры за окном. Замерший в нелепой позе Шершень подождал пару секунд и, не услышав возмущений, встал на ноги по-человечески, почти вплотную к Розе, держа того со спины в импровизированном объятии и уткнувшись носом в плечо. Под его ладонью сердце Робота билось в аритмии, под стать хаотичным хлопкам несанкционированного салюта. Катамаранов меланхолично улыбнулся, понимая, что теперь эти двое со всем справятся сами, и почти бесшумно удалился в коридор, прикрыв за собой дверь.       Он уже снял каску с крючка и намеревался ее надеть, как раздалась бесталанная трель дверного звонка. Прикинув, что может сыграть в фея крестного еще разок, он решил выпроводить нежданного гостя и дать ребятишкам побыть весь вечер только вдвоем. Он изобразил на лице самую свою пугающую гримасу, и резко рванул входную дверь. Но вместо недовольной шумом бабули или хулигана-школьника на пороге нарисовался полковник Жилин собственной красивой персоной:       – Ой, мой хороший, а ты чего это тут?       Игорь икнул от неожиданности, и хищный оскал в миг пропал. Очевидно его мысли при взгляде на милующихся рокеров материализовались, иначе что гражданину милицейскому было здесь делать?       – Это ты тут шумишь? А то мне звонят, понимаешь, жалуются, что Шершанский Яков Осипович салютики без разрешения жгет, – ответил Жилин на невысказанный вопрос. – А где твоя каска, Игореш?       Катамаранов опустил голову и глупо уставился на оранжевый пластик у себя в руке. Полковник проследил взглядом его движение и по-доброму засмеялся.       – Ну и хорошо, что это ты, да? А то с мальчишками этими общаться сил моих нет, как чего учудят, одним словом – музыканты. Не то что ты – хоть и бешеный у меня, да ничего, всегда находишься.       Игорь слушал мягкий гнусавый голос Жилина, не в силах оторвать глаз от треклятой каски. Его душила картина, разворачивающаяся в соседней комнате, и как недосягаема она была для него. Милиционер продолжал что-то говорить и смеяться по-дурацки, и когда его рука коснулась спутанных волос Катамаранова, тот нервно вскинулся, не понимая, зачем он это делает.       – А ты темненький совсем, – глухо и как-то немного печально протянул Жилин, едва ощутимо поглаживая, – в детстве светлее был.       Настигнувшее Игоря короткое замыкание всех двигательных функций играло с ним злую шутку. Полковник уже убрал его грязную челку за ухо, электрическим разрядом коснувшись мягкой кожи за мочкой, когда он вспомнил, что вообще-то собирался выпроводить Жилина из квартиры.       – Т-товарищ граж-жданин! – Перехватывая руку мужчины и нехотя убирая ее от своей головы, Катамаранов снова обрел дар речи. – Вот, забирайте.       Он криво нахлобучил каску на ее законное место и вытянул руки вперед, демонстрируя Жилину, что поедет с ним в отделение добровольно.       – Вот и заберу, чего думаешь, не заберу? А кровавым полтергейстам своим скажи потом, чтобы не буянили, – захихикал полковник, но вместо наручников взял Игоря за запястье и повел к лестнице за руку. Катамаранов едва успел захлопнуть дверь в Яшкину квартиру.       Шум на улице стих, и ему оставалось только надеяться, что под звездопад салютных искр ребятишки загадали правильные желания.