***
Общее направление «в третий район» даже примерно не описывало, как сильно за его пределы и далеко в область пришлось забраться доблестному полковнику. Если бы громадные колонны искр и языки пламени, лижущие стопы едва заметных сквозь смог созвездий, не горели так высоко в небе, неизвестно, нашел бы ли он вообще их источник. Делу не помогал густой лес на пути, в обход которого пришлось дать лишних километра два. На месте преступления полыхало… все. Форменная куртка с теплым подкладом осталась в бобике, но жаром едва терпимо обдавало и без нее. В истлевающих руинах угадывались невысокие здания, бараки и сараи, и Жилину не нравилось, что причитания Инженера о какой-то «части со снарядами» обретали вполне конкретные очертания. Причина недовольства, помимо очевидно предстоящего расследования посреди глубокой ночи, состояла из до смешного простого факта: в подшефном ему городе Катамарановске, ровно как и в прилежащей к нему области, отродясь не было военных объектов. Милиционер повздыхал, в совершенно языческом трансе загляделся на особо рьяно метнувшийся к небосклону столп огненных капитошек, встряхнул головой, прогоняя наваждение, и хотел было вернуться в машину, чтобы объехать территорию вкруговую, но боковым зрением выхватил в темноте, у каемки простирающегося дальше леса, какое-то шевеление. – А ну, прекращаем мне там! Жилин пока не знал, кто был в низеньком можжевельниковом подлеске, был ли вообще, а если был, делал ли что-то, что нужно было прекращать, но превентивно потянулся в недра пиджака, к кобуре. Шевеление усилилось, посылая дрожь по реденькой молодой хвое. Казалось, что нарушитель вот-вот появится в поле зрения, но вдруг все оборвалось рваным, усталым вздохом, и снова воцарилась тишь да гладь. – Это кто там, выходи, подлец! Ты тут имущество чужое жжешь? – Мысль о том, чье же это все-таки имущество, пока думать не хотелось. Возмущение от того, что ему, сотруднику в форме и при исполнении, который в промозглую зимнюю ночь поехал на вызов к черту на куличики, не просто не хотели сдаваться, но даже не удосужились ответить на вопрос, толкнуло полковника вперед. Прохлюпав по подтаявшему от стоящего в воздухе жара снегу, он поравнялся с местом, от которого исходил звук, и вскинул руки в то ли раздраженном, то ли облегченном жесте. Янтарный свет от понемногу унимающейся стихии жадно вырывал из обсидианового мрака ночного леса два деревянных ящика, один из которых был вскрыт и только наполовину заполнен боеприпасами, а со второго головой вниз свешивался Катамаранов. Каска примостилась рядом, макушкой упертая в землю, а в ней бликовало две бутылки: одна пустая, вторая пригубленная на треть. Лицо Игоря под действием гравитации на его кровеносную систему покраснело – перевернутый Жилин на фоне перевернутого пожара обеспокоенно наклонился и подхватил его затылок, ослабляя давление на голову. Мужчина на это горько усмехнулся, слепо нашарил рукой в соседнем ящике снаряд, и так же не глядя зашвырнул в направлении базы. Милиционер встрепенулся, выронил голову Катамаранова, на что та безвольно обмякла и стукнулась о выкрашенные зеленым доски его импровизированного ложа. – Игорь, ну ты совсем уже что ли? – с плохо скрываемой паникой, маскируемой за строгостью, начал отчитывать его полковник, бережно поднимая уже за плечи и заставляя сесть. Сам Катамаранов в положении, отличном от горизонтального, задерживаться категорически не желал, и Жилин примостился на краешке ящика, облокачивая его спиной о собственную грудь. – Горь, ну чем ты думал? Милиционер попытался заглянуть в лицо друга, но тот в ответ на сокращение своего имени невнятно замычал и повернул голову, уткнувшись почему-то ледяным лбом ему в шею. Весь запал отчитать за проступок вышел из легких вместе с едва слышным всхлипом от неожиданности. Полковник только и смог что обнять Игоря за плечи, ощущая беспорядочное биение собственной сонной артерии об чужую кожу. – Ты холодный какой. Тут курорт кругом, жара-жаришка, а все мало, все не согреешься, – бубнил Жилин скорее самому себе, чем застывшему в его руках Катамаранову. – Ну все, пойдем, а тут пожарники пусть, это самое. Он попытался подняться, но упрямо-безвольное тело придавливало к ящику. Тогда милиционер разомкнул объятие, одной рукой покрепче перехватил поперек спины, извернулся, встав наполовину, а вторую с трудом просунул под чужими коленями, поднимая Игоря. Тот вскинул мутный взгляд, не осознавая своего положения в пространстве, и глупо уставился на шрам у Жилина на подбородке, силясь не выпустить из глаз собирающуюся там влагу. Полковник шел осторожно, чтобы не поскользнуться и не уронить пьяную ношу, и смотрел прямо перед собой, не замечая двух радужек-угольков, буравящих взглядом каждую черту его лица, подсвеченного медленно и неохотно сходящим на нет пожарищем. Катамаранову хотелось благодарить. Протянуть пораженную тремором чумазую руку и со всей на которую способен нежностью провести пальцем по линии небольшого носа, чуть надавив на скругленный кончик. Коснуться длинных ресниц, почувствовать щекотку, обведя густые брови. Разгладить складку, которая появляется между ними каждый раз, стоит Игорю нашкодить и попасться с поличным, обеспечивая полковника бумажной работой, которую тот так презирал. Прижаться своим лбом к его, смотреть в глаза цвета гречишного меда близко-близко, воровать друг у друга из-под носа один на двоих воздух, и наконец целовать в губы, так мягко и осторожно, чтобы понял: и с сердцем твоим я буду так же. Мягко и осторожно. И никогда не причиню боли, если разрешишь поселиться на твоей орбите. Транслируясь из головы, до внешнего мира все это дошло в виде судорожно обхвативших Жилина за шею рук, и теплого ручейка, все-таки сбежавшего из левого глаза и укатившегося куда-то в нагрудный карман форменного пиджака полковника. – Сейчас еще нападение на сотрудника впаяю, голубчик. Задушишь, как есть задушишь, горе мое лесное. Игорь чуть ослабил капкан из собственных рук. Товарищ милиционер на мгновение глянул вниз, безошибочно находя будто намагниченным взглядом его глаза, и ни сегодняшний, ни любой другой разгоревшийся в этом промозглом мире пожар не мог бы согреть его сильнее.***
Инженер сидел на темной кухне и пил четвертую кружку чая, когда из зала раздалась трель телефона. – Д-да, але. – Значит так, я ничего не хочу знать, ни-че-го-шень-ки, – по голосу полковника было слышно, что решимость в нем граничила с нечеловеческой усталостью, – что у вас там за инженерские части такие, и у каких таких инженеров ящички, значит, со снарядами, только одно скажи мне, скажи как есть: какие-нибудь центральные люди приедут разбираться? Инженер посмотрел на свои отражения в трельяже и прикрыл глаза, собираясь ответить, но услышал в трубке какой-то шум и мягкое «на верхней полке, где подушки». Выдохнул. – Никто не приедет, товарищ полковник. Спокойной ночи, ну, всем.