На доске собственной жизни

Я бегу, как заяц, и всё время знаю, что за мною наблюдает кто-то, кто мечтает, чтобы я упал. Из мюзикла «Шахматы»

      — Ты возвращаешься в СССР?       — Да.       — Почему?       Анатолий разгибается, отрываясь от сборки чемодана, и разворачивается. Фредерик стоит в дверях, небрежно облокотившись на косяк и чуть наклонив голову. В обычно ярко горящих, эмоциональных зелёных глазах, сейчас осталась лишь усталость и… какая-то серость. Словно пепелище после пожара.       — Что ты от меня хочешь услышать? — без тени злости, с зеркальной усталостью, спрашивает Анатолий.       — Почему ты возвращаешься туда, где тебя ждёт презрение и… возможно решётка? А ещё семья, которая стала тебе чужой.       Каждое слово, даже без высокомерного тона, бьёт метко по больным местам Анатолия, вынуждая его поморщиться.       — Они отпустят отца Флоренс, если я вернусь.       Он замечает, как в глазах напротив вспыхивает какой-то странный огонёк, но не успевает его понять, ибо порыв ветра, залетевший в открытое окно, треплет чёрные волосы, бросая чёлку на лицо.       — Ты всё же любишь её, русский, — задумчиво тянет Фредди.       Он резко дёргает головой, снова открывая свой взгляд, в котором однако уже осталась только стеклянная маска. Фредди губы кривит чуть ломко и молчит.       Анатолий, от его молчания устав, снова к сборам возвращается. Говорит тихо:       — Если у тебя ко мне больше нет вопросов, то прошу тебя уйти.       — Тебе так противно моё общество?       В его голосе снова появляется столь привычная насмешка, и Анатолий вздыхает. Ему всё ещё не удалось привыкнуть к столь резким сменам настроений этого человека, который…       — Ты оказался намного умнее меня, — признаёт Анатолий едва слышно, всё ещё не оборачиваясь. — Я хотел бы сейчас закричать тебе в лицо, что ты отнял у меня всё, но…       — Но ты сам потерял всё.       — Да.       Анатолий оборачивается и вдруг замирает, на открытую насмешку наткнувшись, сверкающую в светлых глазах. Он только сейчас понимает.       — Ты… Ты всё это продумал? — выдыхает хрипло.       Фредди голову наклоняет, соглашаясь, скалится немного по-звериному, разъясняет:       — Ты отнял у меня всё. Увёл женщину, сломал карьеру. Думаешь я оставил бы всё, как есть, русский? — Фредди усмехается невесело. — Нет.       — Ты изначально знал, что я не соглашусь проиграть партию, чем бы меня не шантажировали. К чему был этот цирк?       — Это был простой спектакль, — Фредди пожимает плечами. — Мне была нужна помощь СССР, и я устроил им представление, заверив, что сделаю всё, что есть в моих силах, а после уведомив, что глубоко сожалению — ничего не вышло. Ты был нужен мне на тот момент. Я живу шахматами до сих пор и не хочу, чтобы корону носила посредственность, — он последнее слово выплёвывает презретильно. — Ты выиграл. А после… Ты не смог бы отказать в счастливой жизни и Флоренс, и своей жене. Правда, я не ожидал, что русские поставят тебе такое условие, но…       — Ты загнал меня в ловушку, — поражённо выдыхает Анатолий. — Тебе была нужна моя победа для эстетического удовлетворения, а после… Ты знал, что две женщины сожгут меня, как два огня, между которыми я оказался. Моя жизнь сломана, карьера не будет развиваться в СССР… Ты…       — Я просто играл в партию своей жизни, в отличии от тебя, — Фредди смотрит без капли сожаления на едва не задыхающегося от нахлынувшего осознания собственных промахов Анатолия.       Фредди кошачьей походкой подходит к небольшой шахматной доске, на которой развернулась какая-то партия. Накрывает одну из чёрных пешек своими пальцами и переставляет её. Стук фигуры о доску кажется слишком громким в этой тишине.       — Шах и мат, — шепчет Фредди.       Он вскидывает жёсткий взгляд на разбитого Анатолия, холодно улыбается. В светлых глазах не остаётся ни капли того обманчивого спокойствия, что было в начале разговора. В них плещется буря эмоций, словно вихрь пламени.       — Я никогда не жаждал мести. Это была лишь наша с тобой партия. Ты, великий шахматист, даже лучше меня, — снова усмешка. — Эта партия была на равных.       Фредди резко разворачивается на каблуках обуви и уходит, остановившись на миг в дверях и бросив:       — Ещё раз поздравляю с сегодняшней победой в игре.       Во вспыхнувшей зелени глаз легко читается: «Но главную партию ты проиграл и ты жалок мне».       Фредди уходит.