***
Отец ушёл. Почему-то это не колышет вообще никаких чувств и эмоций в душе. Фредди лишь переставляет фигуру на доске, не желая упустить мысль и проиграть. Мать, сообщив ему эту весть, просто уходит. Ей также всё равно. Фредди ставит сопернику шах и мат и соглашается на новую партию. Ноющую боль в груди проще не замечать когда играешь.***
Фредди многого достиг в своей жизни. Он стал одним из самых успешных шахматистов всего мира. Он научился ставить свои условия. Хоть здесь. Хоть на шахматной доске. Он с нескрываемой насмешкой над очередным противником делает решающий ход и уходит. В шахматах он король. Он смог из пешки выйти в ферзи и даже дальше. И он всё ещё не резанул лезвием по запятью, несмотря на то, что кровным родным на него пугающе плевать и порой от одиночества шаг за оконную раму сделать хочется до дрожи внутренней. Единственное, что отказывается подчиняться — это доска собственной жизни и судьбы. Фредди прекрасно понимает, что он здесь последняя фигура. Но никому в этом не признаётся.***
Флоренс в его жизни появляется как-то случайно. Со своим прошлым, в котором боли и страха ничуть не меньше, чем в его собственном. Со своей ненавистью и своей местью. Фредди её не отталкивает, хотя и не до конца отдаёт себе отчёт почему. Может, просто слишком долго был один. Но о доверии не может быть и речи. Эта девушка такая же, как и все — предаст и забудет. Он никого не подпустит к своей душе. Да и ей вскоре наскучит рядом с ним, и она уйдёт. Все они уходят.***
Фредди от кошмара очередного просыпается с криком сдавленным. Дёргается, то ли убежать желая, то ли спрятаться. Из рук, его осторожно обнявших поперёк груди, вырваться пытается, почти до синяков чужие запястья стискивает, тянет с силой, освободиться пытаясь. — Т-ш-ш, тише! Фредди, тише! Голос знакомым ощущается и, кажется, ему доверять можно. Фредди зверем настороженным замирает, от малейшего неправильного движения прочь прянуть готовый. — Тише, тебе приснился сон. Только сон! Тише. Испуг медленно уходит, оставляя после себя лишь потерянность. Фредди тихо стонет, откидывая голову на плечо Флоренс и отпуская её руки. Она, почувствовав безмолвное разрешение, пальцы ему в волосы запускает, прочёсывает, голову массирует несильно. Спустя минуту долгую, утягивает его за собой, на кровать роняя. По лопаткам, болезненно вывернутым, гладит, позвоночник напряжённый растирает. Он впервые ей остаться на ночь разрешил, не сославшись на подготовку к очередному турниру, и Флоренс совершенно не понимает, как помочь. Она не могла представить, что за маской этого, весьма уверенного в себе и считающего весь мир ничтожеством, человека, скрываются свои страхи, свои раны. — Что тебе приснилось? — спрашивает она тихо, когда его дыхание наконец успокаивается, и он неуверенно обнимает её в ответ. — Это неважно. Это был просто сон, который никак не помешает мне в реальности. — Это важно, — Флоренс его лицо в свои ладони берёт, в глаза заглянуть пытается. — Тебе же плохо. Больно. Фредди взгляд поднимает, и она даже в полумраке различает боль, плещущуюся на дне болотных радужек. Ей почему-то безумно хочется хоть часть этой боли забрать. Она складку напряжённую на лбу разглаживает кончиками пальцев, веки очерчивает, по скуле проводит. Фредди её ладонь перехватывает и целует в центр, лицом в неё утыкаясь, шепчет едва различимо: — Детство. Мне приснился тот мальчишка, который никому не нужен был. Который вообще непонятно зачем в этом мире жил. Он до сих пор никому не нужен, только теперь справляться с этим научился… Но прошлого всё ещё… Он замолкает, недоговаривая, но Флоренс кожей ладони беззвучное: «Боится», чувствует. Она ладонь ему на впалую щёку перемещает, большим пальцем губы очерчивает осторожно. Ей шаг неверный сделать страшно. Она понимает, что Фредерик Трампер ещё ни перед кем таким открытым не был. Никому настолько не доверял. Ей это доверие потерять страшно почему-то. — Но теперь ты нужен, Фредди. Ты мне нужен. В зелёных глазах недоверие мелькает, но он улыбается робко. Флоренс его снова к себе тянет, и он льнёт доверчиво, лицом ей в ключицу утыкаясь. Едва слышное: «Спасибо», выдыхает. Флоренс всю ночь спит чутко, рук с его лопаток не убирая и, на дрожь малейшую, в макушку растрёпанную целуя, словно напоминая: «Я здесь, я рядом, я с тобой». — Ты не один, — шепчет тихое.***
Фредди глаза распахивает, воздух глотая судорожно. На простынях сбитых в комок свернуться пытается. Уменьшиться. Спрятаться. Нежных рук единственной, которая понимала и которой он доверился, отчаянно не хватает. Темнота и одиночество обжигают своим холодом. За окном шумит яркий Бангкок. Тишину гостиничного номера разрезает стон, полный невысказанной боли.