Будем вместе

— Хочу хот-дог! Я вдруг понял, как мало ел в последнее время и теперь готов объесться до икоты. Джимми потянул сомневавшегося Сида к уличной тележке с хот-догами и принялся тараторить, объясняя, что к чему: — Смотри, здесь можно взять острую сосиску, попросить добавить лук-фри и маринованные огурцы. Ой, даже капуста есть, я же не знаю, любишь ли ты острое. Сид, хочу знать о тебе всё, в том числе предпочтения в еде, рано или поздно мне придётся научиться готовить для тебя. Окинув скептическим взглядом тележку, продавца в фартуке явно не первой свежести и выставленный как образец полудохлый хот-дог, Сид стиснул зубы. Не хотелось портить неплохую прогулку, во время которой Джимми смог расслабиться. Когда омега не кашлял, как пациент тубдиспансера, он успевал рассказать о себе и своей семье больше, чем за все предшествующие месяцы. — Я возьму хот-дог на твой вкус, Джимми. Главное, чтобы он был пригоден в пищу и не заразен. Джимми кивнул, не обратив внимания на напряжение Сида, и подошёл к тележке. — Мне, пожалуйста, большой хот-дог с острой куриной сосиской и огурцами, а Сиду сделайте самый вкусный из ваших, для него это в первый раз. Улыбнувшись пожилому омеге-продавцу, Джимми полез в карман за деньгами. Сид пристально наблюдал за процессом приготовления, готовый в любой момент отказаться, если что-то окажется грязным или будет приготовлено без соблюдения норм. Распаковав булочку, хранящуюся, к облегчению Сида, в отдельном, запечатанном пакете, продавец достал сосиски и, протерев гриль салфеткой, положил продукты подогреваться. Сид не хотел представлять себе, какое количество еды прошло через этот гриль, и как часто его моют. Лучше было не задумываться о таких вещах, иначе поесть не удастся. Продавец, как назло, делал всё ужасающе медленно, а когда он снял первую булочку с гриля и едва не выронил её из-за того, как тряслись руки, Сид не выдержал: — Не могли бы вы ускориться? Мы не можем ждать вечно, пока вы сделаете свою работу хотя бы сносно! Кивнув, продавец опустил глаза и продолжил приготовление хот-дога, как показалось Сиду с той же скоростью, что и раньше. Раздражённый и возмущённый отвратительным сервисом, Сид поискал глазами телефон службы контроля качества и уже достал трубку, когда наткнулся взглядом на Джимми. В первый момент Сид и не понял, что за странности происходят с омегой, а когда до него дошло — не на шутку перепугался. Джимми смотрел то на продавца, то на Сида и бесшумно плакал, не пытаясь стереть слёзы и глубоко дыша через нос. — Эй, ты что? Кто тебя обидел, малыш? Только что же всё было в порядке! Сид, растерянный состоянием своего омеги и дезориентированный, притянул Джимми к себе и обнял, пытаясь понять, что могло произойти за то время, когда он на мужа не смотрел. Ответил Джимми не сразу, взяв паузу, чтобы успокоиться и прийти в себя, а когда он заговорил, отведя Сида чуть в сторону, тот долго не мог взять в толк, как подобное восприятие в принципе возможно. — Сид, зачем ты грубишь ему? Неужели не понимаешь? Представь себе каково это, в таком возрасте весь день стоять на ногах перед грилем: и в холод, и в жару, и в дождь. Ноги устают и отекают, а работает он медленно не из-за того, что не хочет делать быстрее, а из-за того, что не может: руки слабые, дрожат и он старается не уронить что-то из ингредиентов, чтобы не пришлось за них платить из своего кармана. Хлюпнув носом и глядя на недоумевающего Сида, Джимми понял: муж никак не возьмёт в толк, в чём проблема. А когда тот ответил, убедился – им будем почти невозможно понять друг друга. — Ну и сидел бы дома, если ему тяжело на этой работе, и он не может нормально обслужить покупателей. Почему мы или его работодатель должны страдать, если продавец не может сделать свою работу качественно? Хотел позвонить в службу контроля, но раз ты так реагируешь – не буду. Пару раз моргнув и снова смахнув слёзы, Джимми переборол желание развернуться и уйти от Сида подальше. Почему-то даже попытка мужа удушить его не ударила по нервам так, как эта ситуация. — Если бы он мог позволить себе сидеть дома – он не работал бы в таком месте, наверняка за небольшие деньги. Но пенсионных выплат едва хватает на жизнь, разве ты не слышал об этом? Поэтому пожилым людям приходится работать до тех пор, пока они стоят на ногах. Почувствовав, что к горлу снова подступает ком, Джимми резко втянул носом воздух и, вынув все наличные из кармана, подошёл к тележке и протянул их продавцу: — Спасибо, сэр. Сдачи не нужно, это вам за то, что ваши хот-доги самые вкусные. Забрав обе порции, Джимми протянул одну Сиду и пошёл вниз по улице не оглядываясь. Уверенность в том, что они с Сидом смогут построить что-то вместе, таяла на глазах, а на душе было паршиво и муторно, как никогда. Догнав Джимми, недоумевающий Сид попробовал продолжить разговор, найти аргументы, да просто понять, с чего омега устроил истерику на ровном месте. — Если бы этот человек в молодости трудился на квалифицированной работе, то получал бы сейчас нормальные выплаты, Джимми. Нельзя жалеть всех подряд, каждый сам может менять свою жизнь. Ты из тех, кто подаёт попрошайкам и позволяет дурить себе голову? — Я из тех, кто знает, что такое сочувствие, Сид, и не бросается на людей, не жалуется на них, когда это испортит им и без того тяжёлую жизнь. И да, если бы я мог тратить все свои деньги на помощь людям, я бы так и делал. Мне много не нужно, и когда сделаю карьеру, буду помогать больше, чем сейчас. В голове у Сида сразу же всплыла сцена из детства. Тогда ему было горько и обидно за папу, но со временем он понял отца. Теперь же воспоминания снова захлестнули с головой, и Сиду пришлось остановиться, чтобы проанализировать своё состояние и не накинуться на Джимми с обвинениями. Сид тогда вернулся из сада раньше из-за болезни воспитателя и, тихо пройдя в гостиную, вздрогнул от крика отца: — Если ты ещё хоть копейку потратишь на этих попрошаек из фонда, я выставлю тебя на улицу с тем чемоданом, с которым подобрал! Я никогда и ни в чём не отказывал тебе и Сиду, но это переходит всякие границы! Сто тысяч в фонд — подумать только! Чем они там занимаются? Вытаскивают всякую шваль с улицы? Любой из этих омег сам виноват, что туда попал, ясно тебе? Мне хватит одной безмозглой шлюхи, тратить деньги на других я не намерен! Папа тогда плакал, не пытаясь объясниться перед отцом или защититься, а Сид, ненавидевший, когда отец кричит, подбежал к альфе и толкнул его руками в бедро, куда достал. Раздражённый отец повернулся к нему и, отвесив подзатыльник, вышел из гостиной, а папа присел рядом с заревевшим сыном на корточки и обнял, утешая то ли его, то ли себя. Успевший уйти довольно далеко, Джимми оглянулся и, заметив, что муж почему-то остановился перед одной из витрин, вернулся назад. Как бы горько ни было, пока он не решит бросить Сида, нужно пытаться объяснить ему вещи, казавшиеся самому Джимми элементарными. — Если хочешь, съездим вместе в дом престарелых, который курирует наш спортивный клуб. Я знаю, что тебя воспитывали иначе, Сид, наверное, в твоём представлении о правильном нет твоей вины, но я бы очень хотел, чтобы ты лучше понял меня и не считал важные мне вещи глупостями. Джимми, немного успокоившись, всё равно выглядел заплаканным и несчастным, но Сиду теперь скорее хотелось утешить его, а не пришибить. Отогнав неприятные воспоминания как можно дальше, Сид обречённо согласился на поездку и с некоторой опаской откусил остывающий хот-дог, тогда как Джимми доедал свой с видимым удовольствием. Придя к выводу, что всё не так плохо, как он боялся, Сид в пару кусов прикончил порцию и тщательно вытер губы салфеткой. — В следующий раз пробуем устриц и идём в мой любимый ресторан. Если я, конечно, не умру раньше времени после такого количества холестерина за раз. — Только здоровее будешь. А устрицы скользкие и противные, мне так папа говорил, но раз ты отважился на хот-дог и согласился поехать со мной в дом престарелых, я рискну. Наверное, сделать вид, что всё нормально, было немного трусливо, но гораздо проще. Согласившись взять протянувшего ладонь Сида за руку, Джимми молчаливо объявил перемирие, но сегодняшний разговор надолго засел у него в голове и сердце.