Будем вместе

— Они просто охренели! Вконец, бесповоротно поехали крышей! Я так и знал, нельзя говорить папе, что у нас не будет детей, он же псих! Майлз швырнул скомканный пиджак в угол комнаты и развернулся к Карлу, бешено сверкая глазами. — Они как будто не понимают, что им уже не двадцать и даже не сорок! Они на ноги-то ребёнка могут не успеть поставить, и кто с ним заниматься будет? Садист-Сид или я?! — Или я. Майлз, успокойся, пожалуйста. Оттого, что ты кричишь, ничего не изменится. Твои родители намерено сперва заключили контракт, дождались результата и только после этого рассказали вам с Сидом. Теперь уже ничего не сделаешь: твой брат появится на свет, только если не случится беды. — Ты знаешь, что мне папочка долбанутый напоследок сказал? Он, блядь, надеется, что будет двое малышей, мол при ЭКО такое часто случается. Уууу, сука, кто бы только знал, как я иногда ненавижу свою семью! — Иногда — это не чаще раза в день? — В час, Карл, не беси меня! Нафига я сказал им, что не могу иметь детей, столько лет изворачивался, а тут не выдержал. И вот результат. — Ты ведь понимаешь, что не виноват в том, что сказал правду? И не виноват в безответственности своих родителей. Дай им жить своей жизнью, а если твоему брату не будет восемнадцати, когда предки умрут, мы его поддержим. Для этого не обязательно любить его, селить у себя или примерять роль папочек. Иди сюда, любимый, дыши. Карл осторожно обнял своего беспокойного мужа и погладил по огненным волосам, стараясь утешить и показать: Майлз в этой дерьмовой ситуации не один, у него есть поддержка. — Знаешь, мне показалось, что Сид почти перед тобой извинился. Может быть Джимми правда на него хорошо влияет? — Не обольщайся. Сид, конечно, старается, но ему быстро надоест, надеюсь, что не прямо сегодня. Он в бешенстве из-за выходки родителей, и Джимми повезёт, если зло сорвут не на нём. — Хочешь проведать его? — Хочу кого-нибудь придушить. Желательно тупого омегу, который согласился вынашивать для родителей ребёнка. Он что, не видел, сколько им лет?! Майлз внезапно замолчал и весь напрягся в руках Карла. Было неясно, он что-то придумал или загнался ещё сильнее, пока не заговорил: — А может быть мне договориться с этим омегой? Он потребует расторгнуть договор, я оплачу ему неустойки и дам денег на содержание ребёнка? — Майлз, ты бросаешься в крайности. Забыл, как хорош твой отец в составлении договоров? Он засудит омегу, отберёт ребёнка, а тебя со свету сживёт за пособничество. Это не говоря уже о реакции твоего папы. — Да, я просто хватаюсь за соломинку. Знаешь, Карл, ты сказал: дай родителям жить своей жизнью. Но я представляю себе, каково будет моему брату, и в дрожь бросает. Сид, конечно, изрядно поломал мне психику, но я не маленький мальчик и понимаю, что его заслуга примерно в пятидесяти процентах моих проблем. За вторую половину «спасибо» родителям. — Но, несмотря ни на что, ты стал сильным, умным и добрым человеком. Просто находись рядом с братом, когда он вырастет из распашонок и ему будет нужна поддержка. Найди во всей этой ситуации хоть один плюс. — Это какой, например? — У твоего папы не будет времени изводить тебя, когда появится малыш. Майлз кивнул и глянул на Карла с интересом. — Знаешь, меня всегда заводили умные парни. Ты делаешь успехи, детка, смог успокоить меня, настроил на нужный лад и быстро решил проблему, которой я себя изводил бы ещё очень долго. Идём, у меня всегда есть награда для хороших мальчиков. К тому же мне просто необходимо переключиться. Долго уговаривать Карла никогда не приходилось. Он послушно пошёл за мужем в спальню, радуясь про себя тому, что за последние полгода узнал Майлза гораздо лучше, чем за предыдущие пять лет. Пригождалось на практике, регулярно.

***

Сид молчал весь вечер, и Джимми это совсем не нравилось. Он несколько раз пробовал заговорить с мужем, но тот бросал на омегу такие взгляды, что впору было пойти и повеситься. Джимми понимал чувства Сида в меру своих представлений о плохой семье, но осознавал: он не знает и трети того, что творится сейчас у мужа в душе. Когда попытка приготовить для Сида ужин с треском провалилась, и Джимми проветривал задымлённую кухню, альфа, наконец, появился рядом и заговорил. — Знаешь, о чём я думал всё это время? — О чём? — Что если бы отец меня догнал, то точно избил. И мне было жаль, что он этого не сделал. Потому как для меня бы это значило, что он хоть что-то ко мне чувствует, кроме презрения и сожаления о моём появлении на свет. Отложив испорченную сковороду в мойку, Джимми подошёл к мужу и взял его за руки, глядя в глаза, стараясь не отпускать взгляд: — Говорят, для того, чтобы альфа любил ребёнка, он должен очень сильно любить его папу. У альф нет таких инстинктов, как у омег. Твой отец, к сожалению, не любил твоего папу, но и к Майлзу, как я понял, он был довольно холоден, несмотря на чувства к Саймону. Дело не в тебе, а в твоём отце. Добейся ты кресла премьера или полети в космос, ему было бы мало. Я представляю, как тебе больно, но пожалуйста, прими мою любовь к тебе, и пусть она будет твоим утешением. Мы будем счастливы, если ты себе это позволишь. — Знаешь… — Сид сжал пальцы Джимми так сильно, что тот вскрикнул. — Иногда мне хочется придушить тебя, или сломать тебе пальцы, или сделать что-то ещё ужасное, чтобы ты стал таким же отвратительным, как я. Ты слишком идеальный, а я слишком испорченный для тебя. Подавив желание убежать и спрятаться, Джимми тихонько выдохнул и постарался говорить как можно спокойнее, чтобы не спровоцировать Сида. — Я знаю о твоих приступах агрессии, о склонности к садизму и о проблемах с контролем. Когда у нас была… драка после свадьбы, потом я подробно изучал такие случаи, читал всё, до чего мог добраться, и консультировался с врачами. Мне было трудно принять решение остаться рядом с тобой. Но я дал нам шанс. В общем, я не о том, Сид. Чтобы у нас всё получилось, чтобы я был в безопасности рядом с тобой, а ты не срывался, нам очень нужна помощь извне. Твой отец внушал тебе, что обращаться за помощью стыдно, неправильно, но это враньё. Это он виноват в том, что у тебя внутри столько боли и агрессии, и только специалист может помочь решить эти проблемы, направить и подсказать, как давать плохим чувствам выход. Я готов быть рядом и помогать, но я сам плохо во всём разбираюсь и могу навредить. Я прошу тебя, подумай о помощи. Хотя бы просто подумай, не принимай решение сейчас. — То есть единственное, что ты можешь сказать мне, что я болен? Может ещё и в больничку меня упечёшь, а сам здесь хозяином будешь? Джимми отошёл на шаг и укоризненно посмотрел на мужа, понимая, спорить с ним сейчас бесполезно и даже опасно. — Зря ты так, Сид. Прости, что завёл этот разговор сейчас, время не самое подходящее. И я сжёг ужин, тоже прости. Давай сходим куда-нибудь? — Да, я бы доехал до ресторана, а то кусок в горло не лез на этом торжестве лицемерия. Джимми, ты что, тоже думаешь, что я недостойное своей семьи дерьмо? Со мной можно вот так? Да даже с Майлзом так нельзя, хоть он и придурок. Я ради отца всю жизнь в лепёшку расшибался, а он на хую вертел это и делает, что хочет. Сам пел мне про то, как ждёт внуков, делал вид, что рад свадьбе, а на самом деле ничего это ему даром не нужно. — А тебе? — Что, мне? — Тебе дети нужны? Для себя, не для отца? Ты, конечно, не дерьмо, и своей семьи ты достоин, скорее это они не достойны тебя. Только вот зря ты делаешь что-то в жизни ради человека, который тебя не ценит. Нахмурившись, Сид отвернулся от Джимми и некоторое время молчал. Он не знал ответов на слишком сложные вопросы мужа, не знал, как лучше реагировать, и даже не знал, чего он хочет в жизни теперь, не имея цели поразить и удовлетворить отца. — Дай мне время, Джимми. Ты давишь, и я злюсь, очень сильно. Не хочу тебе навредить. Поехали в ресторан, а потом погуляем, где ты там привык. Мне нужно проветриться и сменить обстановку. Ответ Сида более чем устроил Джимми. Муж не сорвался, и это стоило дороже, чем любые объяснения, логические выкладки и принятые решения. Они успеют всё обсудить, и понять, как им жить дальше. Пока нужно было наладить хоть что-то между собой, и они, кажется, успешно справлялись.