***
Я чувствовала его каждой клеткой. Серьезно? Уверена, здесь куча камер, но нет же. Именно меня должны были посадить в соседнюю к нему. Или его в соседнюю ко мне. Без понятия. На допросе я расслышала примерно ничего. В ушах шумело, зрение плыло мутными бордовыми пятнами под веками. У меня были заготовлены ответы на все вопросы - такая миссия не впервой. Всё отточено до деталей. Но ничего из этого не смогла озвучить: меня сбил единственный вопрос, на который я не готовила ответ. — Почему Вы напали на жителя деревни? Что я могла ответить? Он видел меня впервые, я видела его впервые вживую, не считая воспоминаний Итачи, хранившихся в опасной близости от сердца. За то, что мне больно? За то, что я готова лично задушить всех Конохе? Каждого жителя, который просыпается по утрам и засыпает, хлопнув саке на ночь, не зная, кому он обязан всему этому? В итоге так и осталась молчать до самой камеры. Сказать было что, но затруднительно. Саске сидел прямиком за стенкой. Она была слишком тонкой, чтобы я не слышала его хриповатое дыхание. Бесило жутко. — Откуда ты знаешь это имя, мразь? Он тоже чувствовал меня и моё угрюмое сопение. Я припала спиной к смежной стенке и пыталась собраться с мыслями. — Завались, — приглушенно кинула в ответ. — Не смей произносить это имя, иначе я вырву твои кишки через рот, — из-за стены злобно прошипели. О. Буквально моя прямая цитата, которую я как-то бросила Стигу. — Когда я выйду отсюда, — я шумно сглотнула, — ты будешь собирать СВОИ кишки по всей Конохе, уебок. За стеной промолчали. — Я надеялась, ты сдох на войне. — Ты кто, блять, такая?! - стенку сотрясло от удара с той стороны. — Я убью тебя. Серьезно, я тебя убью, — зрение начало фокусироваться. Я выдавила довольную усмешку. — Откуда ты знаешь имя моего брата?! — оглушительно чуть ли не возле уха, если бы не стена камеры. — За-ва-ли, — протянула по слогам, прикрывая глаза. — Мне противен твой писклявый голос. Стена оказалась слишком тонкой. Её пробили с той стороны на раз-два, мертвой хваткой сжимая мне шею, перехватывая горло одной рукой. Бетонная пыль едко вперилась в глаза и нос, заставляя кашлянуть. — Отвечай, сука! Одной руки было достаточно, чтобы перекрыть мне весь кислород и болюче придавить сонную артерию. Металлическое ожерелье вонзилось в гортань под захватом Саске, окончательно удушивая. На базовых инстинктах я ткнулась в его предплечевой нерв. Рука Саске болезненно дернулась, на миг ослабляя хватку. Мне этого хватило, чтобы сжать чужую кисть и выкрутить пальцы. — Я сказала: завали, тварь, — брезгливо откинула от себя чужую руку, переползая к противоположной стене. Не хватало ещё повторных подобных инцидентов. На смежной стенке теперь красовалась дыра, как раз на уровне моих глаз, когда я сидела на полу. Не задумываясь, я кинула в эту дыру омерзительно осуждающий взгляд зелено-карих глаз. В ответ мне вперился красный росчерк на ониксовых глазах, полный взаимной ненависти. На секунду мне показалось, что один из них отдал чем-то фиолетовым, будто водная гладь, когда в неё кидаешь камень, и волны лениво расползаются во все стороны. Показалось, наверное. Перед тем, как устало закатить глаза, перед собственными веками промелькнуло красным — главное, чтобы Саске не заметил. Иначе бы пришлось объяснять и это.***
Пахло яичницей. Глаза не хотели открываться, но пришлось себя заставить. Ведь если это рай, то хотелось бы посмотреть. А если ад — откуда такой вкусный запах яичницы? Последнее, что я помнила, как меня выбрасывают куда-то. И ощущение полета. Выжить при таких ранах и обстоятельствах не представлялось возможным. Значит всё-таки ад. Желудок болезненно скрутило на запах яичницы. Да кто ж её там так усердно готовит, еп твою мать. Приоткрыла глаза — в помещении чуть брезжил свет. Видимо, рассвет. Ну или огонь от котлов грешников. Правда, почему тогда я не в одном из них, а на какой-то узковатой кровати с деревянным шершавым изголовьем и перемотанной бинтами грудью? Вроде бы, штаны на месте. Ноги затекли, и неприятно покалывало в пальцах. Попробовала вдохнуть — получилось. Хм, не так уж и плохо. Зрение было на удивление четким. В сгибе левого локтя ёкнуло — в вену аккуратно был вставлен катетер. Рядом с ним багровыми точками виднелись следы от предыдущих капельниц. Мне всегда было трудно попасть в вену, уж слишком непроглядными они были в этом месте. А тут — ювелирная работа. Каждый прокол, и сразу в яблочко. Походу, живая. За дверью послышались шаги. Притворяться спящей или без сознания было бессмысленно, поэтому я стойко уперлась взглядом в открывающуюся дверь. Из-за неё показался не самой приятной внешности мужчина с неестественно неоновыми зелеными глазами. Половина лица под маской, волосы чуть выцветшие, но длинные и темные, перекинутые на правый бок. Под глазами глубокие морщины. — Очнулась-таки. Я думал всё, — грубоватый голос резанул по ушам. Он прошёл в комнату, укладывая на прикроватную тумбочку железный медицинский поднос с чистыми бинтами, парой пузырьков и инструментами. Ловко выдернул катетер, приложил ватку, заставляя присогнуть локоть. Откатил капельницу в коридор. Вернулся, взял в руки ножницы. — Мне нужно сменить повязку. Не двигайся. Я аккуратно кивнула. Всё это время я не сводила с него взгляда, перебарывая то ли благодарность некоторым отвращением, то ли наоборот: его руки и ключицы… были пришиты? Окей. Допустим так. На самом деле, за свою жизнь я повидала многое. В скандинавских горных хребтах встречала чудаковатых существ с вытянутыми к небу ушами, на Аляске - двухметровых жителей странной деревушки Юкато, с головами, больше походящих на оглобу. Видела людей с драконьими хвостами, маленьких девочек с абсолютно запавшими глазницами, парней со сдвоенным туловищем. Видимо, защитные реакции организма нисколько не восстановились, а что до рефлексов - тем более. Пальцы с выкрашенными в черный ногтями мастерски распороли старую повязку на и под моими ребрами. — Приподнимись чутка. Выполнила указание, помогая в перевязке. Когда чистые бинты плотно уселись на немного затянувшихся ранах, я набралась смелости спросить. — Где я? — Не могу сказать. Другие скажут, наверное. Мне не приказано. Допустим, этот ответ подошел. Мозги всё же были на месте, чтобы понимать, как и что работает в компашке таких же, как ты. Может быть даже лучше, а может — хуже. Волновало это сейчас меньше всего. Хотели бы убить — убили бы пару дней назад, судя по отметкам от капельницы залежалась я тут конкретно. — Спасибо Вам, — получилось суховато, но было от всей души. — Да ты не меня благодари, — чуть по-старчески прохрипели в ответ. Голос его звучал почему-то много старше того, как он выглядел. — Я уж подумывал тебя на органы продать, но старшая запретила. Он немного хохотнул сам с себя. Я инстинктивно вжала шею, безо всяких сомнений принимая за правду его слова. Жизнь уже научила. — Да не шугайся ты, мелочь, — он аккуратно сложил старые бинты на поднос, меняя тон голоса на безразличный. — Я не мелочь, — из всей происходящей ситуации ответить почему-то захотелось лишь на эту ремарку. — Какая, — он грубовато хмыкнул, — тебе лет сколько-то? Восемнадцать хоть есть? — Двадцать пять есть, — чуть поджав губы, кинула в ответ. — Ага, — прозвучало раздраженно, — почеши ещё тут, — показалось, что он даже улыбнулся. По крайнем мере, ткань на маске присборилась у щёк. — Двадцать два, — я сдалась, — ну почти. — Ну коль почти, пусть так и будет. Главное выпивку покупать можно. С твоим-то лицом, никто ж и не поверит. Ответить мне было нечего. — А что дальше? — мой вопрос прилетел ему уже в спину, когда он почти вышел из комнаты. — Не мне решать. Решал бы я — всю мелкую работу на тебя свалил. Жаль, вытащить тебя из могилы нам ни копейки не обошлось. Так бы и сделка получилась. — Жизнь дороже, — отстраненно кинула я. — Мелочь, — он обернулся, — смерть дороже любой жизни. Запомни, пока время есть. Дверь скрипуче закрылась. Не самый приятный тип. Но хоть не пытался убить — и на том уже огромное спасибо.***
Раздражение начинало мазанно хлестать по нервам. Дыра в стене за то время, что мы по несчастью провели в соседних камерах, уже успела увеличиться. Пару раз я метко плевала туда, на что мне прилетел огненный шарик, целясь мне в глаз. Отковыряв со скуки гвоздь от досок на полу, кинула его в ответку. Сил на что-то другое особо не было. Взаимная тягучая неприязнь держала в каком-то напряжении, не позволяя расслабиться хоть на секунду. Часы изводили напряжение в такую же дерганную усталость. Рваные края в стене чуть дымились от катуна Саске. Так брезгливо и метали друг в друга злобные взгляды, если бы не стало лень. Всё это выматывало. Стражи не было, никто ни разу не навещал, не забирал в пыточные. Даже замотали нас веревками будто на отъебись — я освободилась от них, как только стража свернула за угол. Этот, видимо тоже. Правда, часть пут всё также висела у него на левом плече, возле шеи. Только сейчас мне удалось его более менее лениво рассмотреть от нечего делать. Когда я летела на него через весь полигон, намереваясь убить, как-то было не до этого. Лицо в царапинах, будто только что с поля боя. Возле уголка губ запеклась кровь. На щеках — тропинки, будто от высохших слез, выделяясь на фоне пыли, крови и земли. Смольные волосы, как у ворона, растрепаны. Шея в синяках и кровоподтеках. Правая сторона как-то неестественно выглядела, будто тело потеряло асимметрию. Но дальше всё было глухо скрыто стеной. На щеке особенно алым горел след от моего кулака. Как же я, блять, этого ждала. Ты просто не поверишь. Ночами, мучаясь от бессонницы, представляла, как ломаю тебе рёбра. Как вспарываю живот, наматывая кишки на ладонь. Оружие мне и к черту не сдалось - я сделаю всё голыми руками. Придушу. Разрежу сонную артерию. А пока кровь рубиновым фонтаном будет топить мне лицо, я, наконец-то, успокоюсь, смеясь во всю глотку. Безумно смеясь. На сердце потеплело от этой картинки, но всего на секунду. Я на миссии. Мирный посол Мировой Конфедерации. Хотя… Вряд ли это выглядело именно так в моей голове. Передать все послания, речи, воинственные слова внешнего альтернативного мира, наизусть рассказать условия договора, оставить все необходимые данные и локации для переговоров — все строго по протоколу. Альтернативному миру все это было очень удобно: сможет договориться — отлично, миссия выполнена. Не сможет договориться и её убьют — пожмут плечами, мол, дескать, жаль девчонку. Помянем. Будто бы сознательно не отправляли на верную смерть. Уже второй раз. Удобный способ не запачкать рученьки чужой кровью. Жаль только, что с чего-то они вперили себе в голову, что я ни о чем не догадаюсь. Удобный способ избавиться от меня — не спорю — но кто сказал, что он мне по душе? Просить политического убежища у Конохи выглядело как нехуйный такой план. Безусловно, уговорить их на контакт с внешним альтернативным миром входило в мои цели. Какой бы последней мразью я не была, это нужно было сделать. Не потому, что сверху кто-то дал задание, а потому, что одинокие, без поддержки, оторванные от остальных японские шиноби почему-то вызывали у меня сожаление. Это было нечестно. Когда у всех остальных есть опора и те, на кого можно было положиться, эти же были абсолютно одни. Наверное, эту ассоциацию я переносила с собой себя на них. Как однажды мне сказал мой лучший друг, тот, кого я обожествляла, для кого не то, что бы умерла, а сделала это бесконечное число раз, кого любила всем сердцем и защищала от нападок и угроз вокруг, кого вытянула за уши из депрессии, трижды из петли на потолоке, дважды из алой от крови ванной, четырежды промывала желудок от передозировки, тот, для кого я ни разу не усомнилась в непричастности к всему тому хуевому, что о нем плели за спиной, которому протянула ладонь в его первый день в нашем колледже, прекрасно зная всё то, в чем его обвиняли: «Ты абсолютно одна, Шерпа. Живи теперь с этим дерьмом». А потом он проткнул меня чуть ниже сердца катанами крест-накрест. Целился в сердце, и жаль, что не попал.***
— Дама протянула вам руку в знак знакомства. Где ваши манеры? В моё время такого не было. Сасори лениво вздохнул. Вот уж, действительно, в его время такого не было. Хотя вспоминать о том самом времени было так себе. Сирота. Вокруг один сплошной песок, от которого уже мутит. Память извратила все воспоминания, лишь бы скрыть детскую травму от потери родителей, которую он, наверное, всё ещё не принимал, возясь с их куклами. Шизофрения? Однозначно нет. Всё это выглядело как-то слишком комично. Отбитые преступники, предатели своих деревень, шиноби S-ранга, невротики, чьи руки по плечи в чужой крови, толпились впятером на кухне одного из убежищ, которое выглядело как заброшенный домик чьей-то бабушки. Остальные члени Акацуки были далеко отсюда. Кто-то на длительном задании, кто-то — вообще хуй знает где, передав перед отбытием вожжи руководителя сиреневоволосой рассудительной Конан. У них всё всегда было продумано до мелочей. От ширины обводки кровавых облаков на плащах до последовательности порезов врага, которые убьют его в мгновение и количества капель яда, которое свалит замертво взвод заказных врагов. А вот что делать с пепельноволосой девчонкой, балансирующей десять дней над собственной могилой, они не знали. И если бы ещё знали, почему не убили её, как только Дейдара притащил её кровавое тело в теплое убежище — было бы ещё проще. Но не убили. Не выбросили в первую попавшуюся канаву. Даже мысли такой не возникло. К сожалению, видимо. Хидан не задал ни одного вопроса, пока помогал уложить её на стол импровизированного медицинского кабинета Какузу. Поматерился для приличия — но скорее от неожиданности. Сасори, разумеется, чинил и собирал чуть ли не по опилкам Хируку всё то время, что Какузу с помощью внимательной Конан и хладнокровного Хидана, кому только дай покромсать кого-нибудь, зашивали ту девчонку по частям и вправляли кости. Раны были не только в области ребер, но и в районе поясницы, правая рука вообще была похоже на уродливую кишку, а в ступнях у больших пальцев были поломаны кости, уродливо видоизменяя форму ног. — Вот же ж блять, кто её так, — бормотал Хидан, яростно зажимая кровотечение у шеи. — Пизда. — Конан, надо срастить кости. Срочно достань мне ту технику Кагуя. Должны быть в архиве. И так примерно десять часов к ряду. Если бы кто-нибудь из них был полноценным ниндзя-медиком, было проще. Но хуй там. — Хуй там! — рявкнул Хидан. — Почему? Вряд ли выживет. А за органы всегда неплохо платят, — довольно протянул Какузу, затягиваясь кошмарно пахнущей сигаретой. Будто бы не он возился с чьим-то обреченным телом, раздавая команды не хуже Кагэ. — Выкарабкается она, иди на хуй, — Хидан готов был засунуть свой окурок напарнику в противный неоново-зеленый глаз. — Тебе какое дело? — А тебе? — раздраженно кивнул Хидан. Ответа ни у обоих не нашлось. Как и у Конан. Хорошо, что никто не поднимал гендерностереотипную тему. Ну, что девчонка, вот и повелась на кровь. Пожалела. Женская солидарность, все дела. Мягкотелая женщина. Не устояла. Слабачка. Да ни у кого, на самом деле, подобного и в мыслях не было. Одно дело потрошить заказного уже почти трупа до приятного писка в висках, другое — смотреть, как захлебывается по инерции от крови чужеродное тело полностью без сознания. Ответы не нашлись и спустя два дня, когда это самое тело начало дышать более менее ровно под капельницами. Конан сбивала жар по ночам, сменяясь с Дейдарой. Даже Сасори один раз заглянул на вечеринку — на третий день начались неконтролируемые судороги, которые могли отправить всю работу Какузу на смарку. Зашел в комнату, спокойным движением рук зафиксировал полуанабиозное тело. Так и сидел всю ночь, меняя время от времени компресс на лбу и сонной артерии. Спать ему всё равно было без надобности. А так хоть другие отдохнут. Как никак — все напарники.***
— Шерпа. Или Иллин. Два имени. Рука уверенно зависла в воздухе, направленная ко всем сразу. Эти «все сразу» смотрели скорее как на призрака, чем на живого. То, что я заговорила спустя восемь дней нескончаемой борьбы за жизнь, было чудом. Если бы в них, конечно, они верили. Просто слишком живучая. Шуршащая противная тишина повисла на кухне, когда я кое-как добралась до нее, еле отыскав уборную в этом забытом богом месте. Логично, что если на восьмой день я смогла переброситься парой фраз с Какузу, на десятый уже смогла встать с кровати. Логично мне, а не им. Неловкая пауза затянулась. Возможно, потому что со стороны я выглядела реально хуево. Потемневшие пепельные пряди, зачесанные пальцами назад — точь-в-точь Хидан — синяки в мешках под глазами, дотягивающие до середины лица, мертвенно бледные пересохшие губы, воспалившиеся глаза, бинты по всему телу. Они абсолютно случайно единовременно оказались на кухне. Но, видимо, не зря. Такое не каждый день увидишь. Да и, в целом, они были уверены, что никогда не увидят то кровавое месиво, что Дейдара с Сасори притащили сюда в призванной им компактной марионетке, стоящим на ногах и протягивающим им руку, пытаясь представиться. — Дама протянула вам руку в знак знакомства. Где ваши манеры? В моё время такого не было. Никто не смел даже вдохнуть. Только Какузу, видимо, было всё равно. Он так и курил, рассеянно глядя сквозь кухонное окно на пасмурное вечернее небо. — Сасори, — протянул в ответ руку и даже немного пожал. — Вот так это делается, тупоголовые. Тут же лениво уплыл восвояси, в свою мастерскую. — Какузу. Как повязки? Не туго? Он дотянулся своей лапищей до меня с подоконника, абсолютно не удивившись моему появлению. — Конан, — на миг мне показалось, что она улыбнулась, отворачиваясь назад к своим бумагам. — Блять, ты живая нахуй! — его лицо искренне просияло, — ебать мой хуй! Хидан, — уверенно потряс мои руку в двух своих, — храни тебя Джашин. Я коротко кивнула. Кто такой Джашин — разобраться предстояло чуть позже. Миловидный голубоглазый паренек неуверенно ошивался в стороне, переступая с ноги на ногу. Если бы я не была на грани жизни и смерти, оценила бы, как сексуально он закусывает губу, когда нервничает. — Шерпа? — я скорее спросила, ещё настойчивее тряхнув рукой возле него. — Дейдара, — готова поспорить, он почти просиял. Рука ощутила что-то анатомически неправильное в его ладони, но значение этому я предавать не стала. Уже слишком много информации нужно было запомнить. У меня плохая память на имена. С моим-то СДВГ.