Днем — с головой в работе, по вечерам и бессонным ночам — расписывать проект, перечеркивать всё снова, и снова, и снова, срываясь на бумагу, натужно разрывая и комкая листы, выбрасывая на пол, обхватив руками голову.
— Тихая какая-то. Всё норм? — как-то раз Шикамару решил спросить, хлюпая чаем у меня на кухне. Работа над проектом для Пятой шла полным ходом. Шикамару только и успевал приносить новые свитки, что-то отдельно себе выписывать для дополнительного обдумывания и таскать книги ко мне домой.
Работали у меня — курить можно было прямо за работой в доме.
— Дом хочу немного перестроить. Как думаешь, разрешат?
— А чего бы и нет. Спроси.
Высовываться лишний раз на улицу не было никакого желания.
Цветочный магазинчик Ино был отдушиной. Дел там было действительно много — рассадка, поливка, сборка, что-то подстричь, что-то пересадить. Послевоенная апатия пошла на спад, и жители деревни всё больше и больше пытались найти повод для какой-никакой улыбки — букеты стали покупать чаще.
В какой-то момент, Ино даже начала оставлять меня за главную, протягивая связку ключей и небольшую скрученную трубу из бумаги, в которую нужно было вносить все заказы за день. У нее тоже были и миссии, и тренировки, да и в семье неспокойно. Она, как и Шикамару, потеряла отца на войне. Иногда посетителей не было вообще, и я рисовала прямиком на прилавке, прикупив на досуге большой и толстый свиток бумаги.
— Добрый день?
Я поправила фартук, кое-где перепачканный землей и, чуть улыбнувшись, поздоровалась в ответ.
— Добрый. Чем могу помочь?
— А… где Ино-чан?
Парнишка улыбнулся, прикрыв глаза.
— Она на миссии сегодня. Будет завтра.
— А, — улыбка неловко сползла. — Ты же Шерпа, да?
— Шерпа. Или Иллин. Два имени, — прикрыла свиток с карандашами первым попавшимся букетом, протягивая руку через прилавок.
— Сай. Рисуешь? — его взгляд тут же перефокусировался на ломаные линии карандаша по бумаге.
После этого к работе с Ино и работе с Шикамару добавились редкие посиделки с Саем с кистями и черными, пахнущими маслом, красками на самых высоких ветвях деревьев, которые сбрасывали листву иногда нам прямиком на рисунки, смазывая линии. Особого смысла в этих посиделках не было — просто иногда одно хобби на двоих дарило какое-то спокойствие и созерцание процессом.
Стало рано вечереть. За окном капал редкий дождь, время от времени усиливаясь. Всё вокруг было желтым, даже воздух и небо. То ли от отжелтевшей листвы, то ли отражаясь стократ от капель, повисших в воздухе.
Руки мерзли сильнее. Прятала в вытянутые манжеты и в глубокие карманы, курить приходилось на улице наспех, чтобы ладонь не обледенела в конец.
— Думаю, мы почти всё, — Шикамару устало потер переносицу, — давай завтра на свежую голову ещё раз пройдемся.
— Угу, — вытряхая остатки кофе из чашки в открытый рот, чуть не подавилась.
Нужно было утеплить сливу. Ту, с которой всё по сути и началось. Наспех обледеневшими пальцами управилась, будто уже профессионал. В квартале Учих стояла тишина. Даже дождь перестал отвлекать белым шумом. Со стороны деревни доносился чей-то заливистый смех.
Мне было хуево.
Честно.
Злость на саму себя съедала легкие, смешанная с остальным дерьмом в искореженный тяжеленный комок. Местами со ржавчиной, местами — с кровавыми подтеками. Там были и ненависть, и непонимание. И отвращение к себе. И ко всем остальным.
Только Шикамару будто был отгорожен от всего этого дерьма внутри.
Мне было больно.
Честно.
Не от чего-то конкретного, а от всего и сразу. Всё как-то спуталось между собой, корни одного проросли в другое, и уже не отличишь, есть ли во всем этом хоть что-то живое.
Все ощущения притупились. Ни сигареты, ни уродливо-черные рисунки не вызывали ничего. К виски даже рука не тянулась — я привыкла им запивать что-то, а не
нЕчто или
нИчто, как сейчас.
Я будто устала.
Эмоциональная анестезия была единственной защитой, заставляя удерживаться на плаву, чтобы не подвести Шикамару и не разочаровать Пятую.
Пытаясь отвлечься, убирая инструменты и перепроверяя работу, размышляла о покраске дома.
Можно было надстроить второй этаж, сделать мансарду. Обязательно большое-пребольшое окно, выходящее на окрестные сопки с темным лесом, прикрывающим путь к горам. Огромную кровать вместо остоебеневшего футона. На первом так и оставить полустоловую-полукухню-полу что-то там, что планировал Ямато. Расширить ванную. Со дня на день, наконец-то, в квартал протягивали водоснабжение. Обязательно впихнуть куда-нибудь котацу. Может, когда-нибудь за ним мы с Шикамару будет потягивать чай, как настоящие друзья.
Больше никого видеть не хотелось.
Уход за растениями хоть немного расслаблял. Они тоже засыпали, как и весь остальной мир, впадая в холодное оцепенение. Хотелось вот так же впасть в спячку, а проснуться уже весной, когда всё само собой разрешится.
Но я же не могла пропустить первый снег.
Деревня стихла, впадая в такую же спячку, только предполночную.
Денег не было — спустила остатки на пару грифелей, кисти с красками и набрала сигарет, насколько хватило. Перебивалась кофе, да и если бы не привычка Шикамару меня таскать с собой завтракать, так бы и существовала на никотине с кофеином.
Если бы мы были друзьями, сказала, что так он проявлял заботу, что ли. Но друзьями мы не были.
И не сказать, что я очень в них нуждалась.
С моей шизой я могла развлекать сама себя. Просто иногда становилось так тоскливо, что готова была отдать все свои сигареты в обмен на один понимающий взгляд и чье-то плечо рядом, которое чувствует всё то же самое.
Задумавшись, оказалась на пути в деревню. Нервничала, если бы чувствовала хоть что-то. Желудок, переваривший на три раза недавний кофе, сжимался на все лады. Встретились пару нетрезво шатающихся гражданских, парень в куртке джоунина и где-то на периферии промелькнула розовая копна волос.
Сакура.
Её я не видела с момента пребывания в больнице.
Она тоже заметила меня, но, чуть брезгливо поджав губы, просто прошла мимо, не оборачиваясь.
Да и хуй с ней.
Дождь вновь усилился. Пришлось натянуть капюшон до самых бровей.
Взгляд зацепился за скалу над резиденцией Пятой. В сумерках высеченные на ней лица всех Хокаге казались даже немного устрашающими. Трое Сенджу, Сарутоби и Намиказе смотрели на меня будто с осуждением. Будто прогоняли из деревни. С моей-то фамилией — ещё бы. Если имя ещё более менее вписывалось, то не зря Пятая-сама запретила вообще озвучивать свою фамилию кому-либо, выдавая в себе корни чужой страны. Здесь ей было не место. Это была ещё одна причина, из-за которой моё проживание здесь, о котором я так мечтала и грезила, рушилось как карточный домик на ветру, что пытаешься отсроить.
Снова, и снова, и снова.
Но он всё равно падает.
Разочарованно фыркнула. Смотреть на них и ощущать на себе эти каменные взгляды тоже было больно. Свернула на первой попавшейся улочке. В этом районе еле ощутимо пахло чем-то безбожно вкусным.
Практически всё было закрыто, только в паре небольших местечек горел свет и ещё в одном, чуть побольше. Вход был наполовину прикрыт шторами с красными иероглифами. Разобрать написанное не могла, со своим-то зрением. Пришлось подойти ближе.
Дождь застилал ресницы и пробирал до костей. Холодный, ноябрьский.
Это место само по себе притягивало, даже если отбросить такие аппетитные ароматы при приближении, что желудок крутило в нераспутываемую ленту Мебиуса.
Там, вероятно, было тепло. А не как здесь, на безлюдной улице.
— Ичираку Рамен.
Так гласила вывеска. Мне пришлось подобраться вплотную, чтобы всё-таки прочесть.
Улыбчивый мужчина в поварской шапочке тут же меня заметил.
— В такую-то погоду гулять! — он тепло рассмеялся. — Заходи, погрейся.
— Извините, я… — меня дернуло в сторону. Не ожидала, что меня заметят. Меня никто не замечал в этой, блять, деревне.
— Заходи-заходи, еще простудишься, — он махнул рукой, зазывая внутрь.
Пришлось зайти, чуть наклонив голову, чтобы не задеть вывеску.
— Присаживайся. А, ты, видимо, посол, да?
Этот статус меня устраивал.
— Да. Извините за неудобство, дождь успокоится, и я пойду.
— Располагайся.
Он развел руками по прилавку, улыбаясь ещё шире. Потом указал на круглый стул. Села, поджав ноги. Сиротливо огляделась по сторонам.
— Поздно уже. Не спится?
— Угу. Я поздно ложусь.
Стянула капюшон, вороша влажные волосы и растирая ладони между собой. Он о чем-то перекинулся со своей помощницей, когда та заглянула внутрь.
— Тебе лапши побольше или мяса?
— Э эм, я не хочу, спасибо. Да и денег нет, если честно.
Проведя ладонью по столешнице, улыбнулся ещё шире.
— Так мяса или лапши? Как больше любишь?
Я попыталась отрицательно покачать головой, но его это никак не остановило.
— За счёт заведения, — он продолжал улыбаться.
Мне было очень неловко.
— Значит и того, и другого. Аяме, принеси-ка мне пиалу побольше.
Я прикусила губу, рассматривая столешницу.
— Спасибо.
Он ничего не ответил, разделывая шиитаке.
Горячий пар поднимался над пиалой, согревая лицо, даже щеки, наверное, из мертвецки-бледного окрасились в розоватый.
— Итадакимас! — по привычке, сложила ладони, чуть кивая повару. Разломила палочки, аккуратно тыкая ими в камабоко. Оставалось как-то в себя всё это впихнуть, иначе, как мне показалось, это выглядело бы крайне некрасиво с моей стороны.
Где-то на середине пиалы резко стало тепло. Будто не только одежда, но и внутренности подсохли от всего сразу — дождя, обиды, иррациональной злости на кого-то.
Бульон был такой вкусный, что я даже не постеснялась допить его прямо из пиалы, чтобы не царапать фарфоровой ложечкой дно.
— Это божественно.
— Ну вот, а ты не хотела, — он опять улыбнулся широко-широко и так по-доброму, что захотелось вообще отсюда никуда выходить.
— Как я могу Вас отблагодарить… ?
— Теучи. Меня зовут Теучи.
— Теучи-сама, как я могу Вас отблагодарить?
Теучи посмеялся, забирая пустую пиалу.
— Помоги деревне зацвести с новой силой.
— Будет сделано, — отдала честь от виска двумя пальцами. — Помочь Вам закрыться? Пожалуйста, — чуть склонила голову в бок. — Итак из-за меня Вы тут задержались.
— Ну, хорошо, — Теучи кивнул.
Соскользнула со стула, принимаясь за работу. Я не ела так уже даже не знаю, сколько. Стараясь не поддаться желанию тут же уснуть от сытости, поправила сиденья, собрала мусор, помогла Аяме оттереть особенно неприметные пятна на защитном стекле.
Вежливо попрощалась и поплелась к кварталу Учих. Ближе к окраине дождя практически не было, только редкие смазанные капли утыкались в макушку, заставляя вжимать шею.
Скамейка под глициниями скрывала всё, кроме пары ног по центру.
Остановилась, вытянула руку из кармана. Сохраненного тепла хватило подкуриться, выдохнуть, сделать пару затяжек, и двинуть дальше, к этой паре ног.
Всё тело как-то разом ослабло после Ичираку, возможно, подталкивая само на этот шаг.
Саске не обернулся, услышав шаги. Чуть сдвинулся вбок, освобождая место.
Что ж, уже что-то. Осталось только найти какие-то слова, чтобы что-то сказать, чтобы как-то сбросить с себя хотя бы что-то из волочившегося по улицам Конохи за мной груза.
Рука замерзла. Засунула её обратно в карман. Разжилась бы перчатками, хотя бы одной, чтобы спокойно курить, да откуда там.
Села.
Дерево было чуть теплым с одной стороны — будто он тут сидел его нагревал специально. Хмыкнула своим мыслям и их абсурдности, отмахиваясь от них. Ветви глицинии скрывали это место от дождя. Получался такой маленький вакуум умиротворения во всем пиздеце вокруг.
— Привет, — сжимая сигарету губами, чтобы удобнее было курить без рук.
Я не здоровалась. Просто отвечала на обращенную ко мне на неделе фразу. Поздновато, конечно, но что поделать. Лучше поздно.
Саске промолчал.
Скинула пачку между нашими ногами, спешно убирая руку обратно в бездонный карман. Ни к чему не призывая.
Подкурился быстро, чуть подпалив ткань перчатки на своей ладони.
— Нужно пять дней, чтобы дождаться от тебя ответа?
Я бы хмыкнула, но плотно сжимала сигарету, затягиваясь.
— Наруто проболтался, — после напряженного молчания, Саске первым подал голос. — Это просто, чтобы ты не ебала мне мозг, — никакой злобы. Просто заранее заученная фраза, которую я ему уже озвучивала. Так сказать, вернул её обратно владелице.
Пожала плечами. Так было даже проще.
— Не его вина. Просто врать не умеет, — вот в этой фразе уже были какие-то эмоции. Непонятно, какие именно. Будто просто решил прикрыть друга, не ввязывая в наши разборки.
— За что тебя ненавидят в деревне?
Саске слабо ухмыльнулся.
— Да за что только не ненавидят.
Затянулся. Я выудила из пачки следующую сигарету, всё также пуская дым в его сторону без помощи рук.
— Из последнего — чуть пять Каге не убил.
— Нехуйно, — я лениво кивнула.
Весь этот диалог превращался в какую-то шизофрению. Каждое слово приходилось взвешивать по сто раз. Непонятно была его самоцель, к чему и о чем мы вообще говорим больше, чем за всё время, что я провела в деревне, в соседнем от него доме? Приходилось натужно цепляться за логическую нить, потому что прекращать подобие диалога не хотелось.
Хуй знает, от чего.
— А тебя за что ненавидели у себя?
— С чего ты взял?
Губой пододвинула фильтр ближе к уголку рта, чтобы было удобнее что-то отвечать. Или спрашивать.
Он пожал плечами, но отрицать очевидное я не стала.
— Просто я монстр, — бросила как бы между делом.
Саске повернул на меня голову. Волосы наконец-то были чуть убраны назад, открывая оба глаза. Один из них был привычно бездонным, а второй — с чертовым риннеганом. И как только он до этого умудрялся его скрывать.
— Видишь? — он указал свободным пальцем, не сжимающим сигарету, себе на глаз, под которым пролегли темные тени синяков недосыпа. И под вторым были точно такие же. Не замечала раньше. Обычно мы смотрели другу другу вот так в глаза с желанием задушить голыми руками.
Сейчас было только очень больно.
— Я монстр.
Я чуть повернулась точно также в его сторону. Смахнула волосы с лица. Мол, смотри, смотри, во все глаза, рассматривай. Вцепилась в его взгляд своим мангекё шаринганом, если обобщать понятия.
— Видишь? — точно также ткнула пальцем себе в район иссиня-лилового мешка, который заканчивался лишь где-то у пазух.
Он отвернулся.
Профиль осунувшийся, сгорбленный.
Он устал.
Он так чертовски, блять, устал.
— В деревне гражданские не знают.
— А от меня как скрыл? — подтянув ноги, забралась на скамейку, отворачиваясь тоже.
— Подмена обычная.
Я кивнула. Саске выкинул окурок куда-то под ноги.
— Попиздимся?
Этот вопрос прозвучал чуть ли не как просьба. Вымученная, высушенная, безжизненная.
— Ц, — я цокнула, — блять. Меня перекормили в Ичираку. Дай хоть в себя прийти.
— Фу, блять, не говори про него ничего.
— Ты охуел? Там прекрасно готовят.
Окончательная какая-то диалоговая шизофрения.
— Наруто сегодня заебал со своим Ичираку. У него там, — он поджал губы, — что-то вроде свидания планировалось.
Его лицо как-то неприятно передернулось.
— Понимаю, — я кивнула. — Ну могу врезать тебе по роже, если уж так охота.
— Иди нахуй.
— Иди нахуй, бесишь.
С каждым этим «иди нахуй» непозволительно отпускало. Это были не те «иди нахуй», которыми мы перекидывались чуть ли не шипя, с перекосившимися от ненависти лицами. Это были разделяющие всю ебанность состояния друг друга «иди нахуй».
Один понимающий взгляд и чье-то плечо рядом, которое чувствует всё то же самое.
Это и были они.
— Холодно. Мне даже руки не охота вынимать, серьезно. Отмерзают к хуям.
Саске что-то пробубнил себе под нос, скользя ладонью по складкам накидки.
— На, — он протянул мне перчатку. Видимо вторую из комплекта. Которую надевать физически некуда было.
Я внимательно её осмотрела, как бы проверяя на подлинность, да и вообще, не показалось ли мне.
Не показалась. Запихнула в нее ладонь — перчатка была для меня большой, повисая на запястье, но теплой. Это самое главное.
— Пошли, — я выкинула бычок куда-то не глядя, спрыгивая со скамейки. — Куда тебе съездить, уебок?
Он аккуратно встал, поправляя полы ткани.
— Только не по лицу. Я завтра отчитываюсь перед Пятой. Тебе?
— Не в живот. Иначе я тебя убью.
Подрались как-то вяло, будто не вкладывая в удары силу. Но хотя бы галочку за старание точно можно было поставить. Голень уже неприятно ныла, приняв в себя смачный пинок, лопатка ухала тупой болью. Встретившись кулами, отшатнулись друг от друга.
Пора бы и на перекур. На сегодня, пожалуй, достаточно.
Я кинула ему сигарету, стаскивая с себя чужую перчатку. Протянула следом.
Он как-то брезгливо на нее посмотрел, хмуря брови.
— Себе оставь.
Бровь выгнулась в немом вопросе.
— А нахера мне две?
Вполне логичный ответ. Сунула её в карман и двинулась домой, подкуриваясь на ходу.
— Нигай.
Знал фамилию. Мелкий крысеныш.
Оборачивать было лень, просто откинула голову на плече.
— Он был тебе дорог?
Уточнять, о ком он, было не надо. Ни одного слова, более менее подходящего, в голове на нашлось. Осталось слегка моргнуть, как бы отвечая простым «да».
— Вот и мне тоже.
Я так и осталась стоять, с чуть перекинутой набок головой. Чуть потянуло в шее — похуй — было не важно сейчас.
Этому мальчику было чертовски больно.
И он не знал, куда деть эту боль. Когда-то она превращалась в ненависть, заставляя двигаться дальше, а не подохнуть от собственных же рук. Сейчас её не было, будто ему распороли заживо грудь, вместе с ребрами и легкими, голыми руками собрали эту липкую черную жижу и наспех зашили — авось, заживет само. Но оно нихуя не заживает просто так. Боли нужно найти выход. Она всегда его находит, коверкая мысли и чувства, даже собственную личность и существование.
От ненависти он освободиться-то смог, хоть и чужими руками. Будто его не спрашивали —
оно тебе вообще надо, не? Что-то же должно направлять человека, заставляя его просыпаться по утрам? Что-то же должно разгонять кровь по артериям, заставляя тело двигаться?
Есть только одна вещь гаже ненависти — ненависть к самому себе.
Она уродлива, извращена и переврата собственными же мозгами.
Её так просто не вытащишь. И она, в отличие от всего прочего, не дает тебе сил просыпаться. Не дает тебе уснуть и даже есть. Не дает тебе иногда свободно дышать. Не дает тебе чувствовать себя живым, постоянно напоминая, что тебе нужно выпилиться. И только тогда всё закончится.
Через его глаза, устало озиравшихся по кварталу Учих, на мир смотрел один сплошной бесформенный комок всего пережитого им дерьма. Оно не давало уснуть, прокладывая тени под глазами. Не давало вот так просто ходить по деревне. Не давало рассматривать звездное небо, тут же наотмашь залепляя по роже.
Мол, жри. То, что ты заслужил.
Ненависть не берется из ниоткуда и не исчезает просто так. Как и всё в этом мире. Законы термодинамики, которыми нас пичкают в школе, говорят, на самом деле именно об этом.
Тот, кто промыл ему мозги, этого не учел.
Что хуже, гореть изнутри или быть там мертвым?
Куда и во что теперь деть это невыносимое отвращение к самому себе?
Если бы я знала, не мучилась от бессонницы годами, и не травила организм всем подряд, до чего доберутся руки, ведомые точно таким же бесформенным комком всего пережитого мною дерьма.
***
Шикамару на пробу потыкал меня в плечо.
Я отрубилась, пока мы проверяли все чертежи и таблицы с расчетами человеко-ресурсов прямо на кухонном столе. Говорят, что чрезмерное потребление кофеина может вызвать обратную реакцию, вызывая слабость и даже сонливость.
Потыкал в щеку. Бесполезно.
— Шерпа, блин.
От упоминания своего имени, вздрогнула, сбрасывая дремоту.
— Извини.
— Давай быстро пройдемся, тут осталось всего ничего.
— Во сколько нам к Пятой-саме завтра?
— После обеда, — он пошуршал листами бумаги, складывая их в аккуратную стопочку. — Так лень. Давай уже добьем, а.
— Угу, — смачно зевнув, уткнулась в свою таблицу. — Тут всё норм, убери к остальным.
— Кофе тебе сделать?
Сам сидел нахохлившись, сонно моргая, поочередно. Куда тебе делать кофе, прелесть.
— Не. Спасибо. Дай сигу.
— В куртке, — махнул на вешалку, пытаясь вчитаться в что-то на особо плотно исписанном свитке.
— Клевые они у вас, — сунула руку в чужой карман, как в свой собственный, наощупь вытаскивая свежую пачку.
— Хочешь, тебе выбью?
— Да брось, не надо.
— Как знаешь, — отреченно пожал плечами.
Поджав ногу на стуле, крутила чертеж и так и эдак, пытаясь вспомнить, что мы имели в виду. Висок чуть пульсировал под пальцами с дымящейся сигаретой, передавая пульсацию локтю, тот — колену, а колено куда-то в пальцы ног.
— Ложись спать. Я закончу, — Шикамару отложил свиток, закуривая. Тяван был переполнен пеплом и окурками. Он встал, как-то ловко по-хозяйски очистил его, уже зная, где у меня на кухне что находится, и поставил на стол, стукая фарфором по столешнице.
— Ещё чего. Проект — мой. Извини, что ты оказался втянут.
— Нуууу, — он лениво почесал подбородок. — Вообще-то, это был мой план.
— В смысле? — сонливость как рукой сняло.
— Я знал, что тебя возьмут с нами на собрание каге, это очевидно. Где собрание каге — там и саке. Где саке — там и чуть подобревшая Пятая-сама. Правда, про Кровавый Туман я не думал, но получилось даже на руку. А там дело за малым. Кое-где пару раз вкинуть ей мысли для размышления. Знаешь, — он затянулся, — именно она была инициатором того, чтобы в команде был ниндзя-медик. Есть у нее пунктик на тех нововведениях, которые спасают жизни.
— Шестьдесят восемь процентов.
— Чего шестьдесят восемь процентов?
— Я ей тогда сказала, что наша система образования в области военной медицины сократила летальные случаи на миссиях на шестьдесят восемь процентов, — хлопнула себя по лбу.
— Отлично, — Шикамару улыбнулся.
— Бля, — я смахнула пепел, упавший мне на штаны. — А зачем тебе надо было это всё?
— Ну, как зачем, — он, потушив сигарету, притянул к себе обратно свиток, — тебе же хочется остаться в деревне, верно?
Я кивнула.
— Вот и мне тоже.
И уткнулся в бумаги, как ни в чем не бывало.
***
Пока шли к Пятой, даже начало подергиваться веко. Шикамару был как всегда отрешен, собран, и лениво разглядывал дорогу. Все встречные, как один, обходили нас с его стороны, избегая меня.
Покатит. Начала привыкать.
Хотя бы уже не игнорировали чужое лицо в деревне.
Он повел меня самой короткой центральной дорогой. Мол, а чего ты хотела? Привыкай. Хочешь здесь жить, вот, приживайся. Терпи на себе все эти взгляды и сморщенные носы.
Из кабинета Цунадэ-самы вышла Шизуне — шепнул Шикамару, представляя её — с — о МОЙ БОГ — поросеночком на руках.
Я чуть было не протянула умилительное «ооооо», но Шикамару заехал мне локтем в бок.
— Цунадэ-сама скоро вас примет, ожидайте.
Шикамару кивнул.
— Норм?
— Норм, — запрыгнула на подоконник, утвердительно кивая.
— Завтра на миссию ухожу, кстати, — он прислонился спиной к выступу в оконной раме.
— У меня водоснабжение наконец-то протянут. Так что дел у меня куча.
— Ага, — он засунул руки поглубже в карманы.
Цунадэ-сама слушала внимательно, не перебивая. Подперла подбородок сначала одной рукой. Потом двумя. Иногда хмурилась, иногда чуть дергала уголком губ.
Шикамару стоял позади, чуть ли не у самой двери, пару раз вкидывая весомые аргументы. Я старалась изложить всё максимально хладнокровно.
— Тем самым, мы увеличим возрастной порог пригодности к миссиям более высокого ранга. Но это будет нивелироваться более эффективно распределенной нагрузкой на джоунинов и чунинов. Также, преподавательский состав будет иметь больше времени на каждого ученика в отдельности.
Цунадэ еле заметно кивнула.
— Ученики смогут, уже имея определенный боевой опыт, более тщательно выбирать интересующую их область. Также это позволит постепенно добавлять различные дисциплины. Первой стоит ввести коммутацию и технологии, если скрытые страны потенциально вступят в Мировую Конфедерацию. В противном случае, это всё равно эффективно скажется на оборонительной силе и качестве разведданных деревни.
Пятая-сама чуть перебрала ногтями по столу, спешно убирая руку на колени.
— Совокупность действий в образовательной системе увеличит объем обрабатываемых миссий Конохагакуре, принося дополнительных доход и укрепляя стратегические связи с другими скрытыми деревнями шиноби. Можно будет также задействовать гражданских в тех областях, где не нужна подготовка Академии. Это позволит повысить общий уровень образованности и сплотить жителей. У меня всё, Цунадэ-сама. Спасибо, что выслушали.
Я чуть наклонила голову, отходя подальше от её стола.
— Шикамару? Есть, что добавить? — окликнула его Пятая.
— Нам нужны специалисты в смежных промышленностях. Оружейную, текстильную. Книжное дело. У деревни острая нехватка учебной и общей литературы. Всё это как раз вписывается в предложенную стратегию.
— Хорошо, — Цунадэ-сама коротко кивнула. — Я принимаю ваш проект на первичное рассмотрение со старейшинами деревни. Там же мы обсудим твой статус, Шерпа.
Внутри все ликовало. Конечно, это не значит, что его приняли, но то, что его приняла Цунадэ-сама, будто развязало какой-то тугой узел в груди, облегчая вдохи и выдохи.
Шикамару за спиной чуть пошуршал подошвой.
— Оставь нас.
Он поклонился, удаляясь за дверь.
— Тебе от Темари, — протянула мне маленький свиток. — Надумаешь отвечать — Шикамару покажет, где можно отправить.
Я кивнула.
— Пойдешь на миссию. Несложная. Доставить послание в Страну Тигра. Все чунины и джоунины на заданиях, так что не обольщайся. Выбора у меня особо нет. Мы хотим уговорить Тигр также рассмотреть предложение Конфедерации. Сейчас важен каждый голос. Выходишь через три дня, после моего собрания со Старейшинами.
— Принято.
— Ах, да, — она повыдвигала один за другим ящики стола. — На расходы в связи с миссией. Ну или хорошее саке.
Черт, блять, возьми. Она даже подмигнула.
— Свободна.
Рявкнула, как обычно, но я улыбалась от уха до уха. Поклонилась, рванула поскорее на улицу, пряча деньги и маленький свиток от Темари во внутренний карман, ближе к сердцу. Стопка банкнот была вполне приличная.
Шикамару как всегда ошивался возле дерева, чуть подальше от ворот резиденции. Не курил. Чуть ходил кругами, засунув руки в карманы и закусив губу.
— Ну чт…
Договорить я ему не дала, поддаваясь какому-то невероятно теплому порыву внутри. Сиганула к нему, сжимая бока поверх его рук, всунутых в карманы.
— Так что?
Я помотала головой в районе его груди. Типа, не сейчас, не сбивай моё и без того редкое проявление чувств.
Как и всегда, пытаясь вложить всю свою благодарность, нескончаемую благодарность и уважение в одно-единственное, простое, но такое важное слово, на придыхе выжала из себя ему в солнечное сплетение всего лишь
— Спасибо.
Сжала чуть крепче.
— Спасибо, Шикамару.
Он ничего не ответил, ухмыляясь. Выпутал руки из карманов и положил их мне на плечи, чуть притягивая в ответ. В ладони врезался закрученный знак клана Узумаки на спине Шикамару.
— На миссию вот ухожу скоро, — пробубнила опять ему в солнечное сплетение. Голос приглушался его прижатой к лицу курткой.
— Тоже послание?
— Да. А ты куда?
— В Страну Чая. С Ино и Чоуджи пойдем. Там всё не так гладко, придется задержаться.
Я кивнула, не в силах разжать захват.
Шикамару, без слов понимая всё это, положил подбородок мне на макушку.
— Я рад, что всё получилось. Дай сигу.
Отряхивая себя и спешно приходя в норму, отцепилась. Кинула пачку, парой секунд позже словила ее обратно, тоже вытаскивая сигарету.
— Данго будешь?
— Не откажусь, —Шикамару поравнялся со мной, прибавляя шаг.
***
Я сторговалась за сущие копейки, теперь пытаясь протолкнуть огромную душевую кабину в сёдзи дома. Не покладая рук, как заведенная, помогала прокладывать водоснабжение — теперь осталось дело за малым.
— Помочь?
Ямато тоже помогал общему делу, кое-где перенаправляя ландшафт, чтобы облегчить работы.
— Буду признательна, — зло фыркнув, оставила коробку в покое.
Он спокойно чуть расширил створки взмахом двух рук. Хватило, чтобы беспрепятственно затолкать кабину в дом.
— Спасибо, Ямато, — я устало прикурила.
— Не за что, — он, кивнув, пошел в сторону деревни.
— Ямато, подожди секунду! — рванула к нему. — Слушай, а я могу это чуть под себя поменять? — махнула в сторону деревянного убежища.
— Да конечно. Могу помочь, мне не сложно.
Отблагодарив его с ног до головы, доступно объяснила, что бы хотелось. Он покивал, почесал бровь. Чуть повозился, но получилось максимально правдоподобно.
— Спасибо тебе огромное, дальше сама разберусь.
— Не за что, — повторившись, продолжил путь в деревню. — Можешь внутри делать что хочешь, в принципе. Всё равно не жилой район.
Оставшиеся дни перед миссией слились в один марафон из магазинчика Ино, где я была совсем уж за главную, пока хозяйка отсутствовала на миссии, и вечерних ремонтных работ. Утеплила все стены, каждую щелочку, полы, даже выбила место под огромное окно на втором этаже. Опять сторговалась за копейки и посильную помощь со стекольщиком. Даже не замечала косых взглядов и шепотков за спиной.
Плевать.
Я же ведь посол.
Не хуйня какая-то.
Стекольщик управился за день. Сунула ему в придачу с купюрами маленький бутылек сётю.
Лестницу пришлось подравнивать и выстругивать, чтобы она приняла божеский вид. По дешевке умыкнула ещё стройматериалов, работая по ночам. Не было ни до перекуров, ни до еды, ни даже до кофе. Еле как разузнала, где в этой дыре, блин, можно найти палас — ковры были не самым ходовым товаром здесь. Моя принадлежность к другой культуре всё же брала кое-где верх.
Стены красить не хотелось, почему-то. Вид гладкого дерева успокаивал.
На чем не продешевила, так на турке, которую еле нашла — в Японии все давно уже пили пуровер — и зерна. Вот теперь точно заживем. Душевая кабина и свежесваренный кофе — и этого было достаточно.
Даже чуть разжилась вещами. Старалась тратить с умом, всё взвешивая и каждый раз мысленно благодаря Пятую.
Мне даже не приходило в голову, что после всего этого Цунадэ-сама выставит меня за ворота. Что-то внутри, подстегиваемое надеждой, уверяло, что всё будет хорошо.
Ходила кругами перед её кабинетом, ожидая, пока вызовет. Собрание со старейшинами должно было закончится.
Они, кряхтя, выползли из-за двери, даже не посмотрев в мою сторону. Чуть позже Шизуне пригласила меня внутрь.
— Желуди старые, — Цунадэ-сама всё ещё клокотала от ярости. — А, Шерпа. Проходи.
Я поклонилась, проскользнув внутрь.
— Разговор был не из легких, скажу прямо, — она хлопнула по столу. — Будешь участвовать в организации нового экзамена на чунина. Как раз сможем опробовать хоть что-то. Времени до него достаточно.
— Когда он?
— Предварительно март-апрель. Может, позже.
О.
Но ведь это же в следующем, как бы, году.
— Я пока отбываю в Скрытый Песок. Мы готовы давать первый ответ Конфедерации. Вышлю тебе, сначала. В моё отсутствие представляешь интересы мирного договора Листа и Конфедерации. А, по поводу миссии — в восемь утра у Центральных Ворот. Шизуне всё выдаст.
Она будто хотела что-то ещё сказать, но осеклась.
— Свободна.
Подождите, ебаный в рот. В следующем году?
— Я остаюсь до следующего года, Цунадэ-сама?
— Ну если захочешь, — она пожала плечами, подписывая какие-то документы.
Я просто поклонилась ей, не в силах что-либо сказать. Приоткрыла дверь, но Цунадэ-сама окликнула.
— Пойдешь с Учихой. Он единственный свободный шиноби достаточного уровня, оставшийся в деревни. Я надеюсь на ваш профессионализм и сотрудничество, достойное Конохи. Считайте это проверкой. Оба.
Доплелась до Ичираку не в самом большом восторге. Захотелось напоследок умять пару пиал рамена — а вдруг мы поубиваем друг друга к хренам где-нибудь по дороге? Так хоть поем себе в удовольствие.
Теучи-сан, улыбаясь от уха до уха, протянул огромную пиалу.
— Я Вам должна за предыдущий раз, — я было потянулась к дополнительным купюрам, но он весело шикнул.
— Сказал же, за счёт заведения.
Я вздохнула.
— А есть у Вас помидорки, Теучи-сан?
Он хмыкнул, но помидор от души насыпал в рамен, чуть перегнувшись через прилавок.
— Итадакимас, — пытаясь улыбнуться сквозь кислую мину, протянула в ответ.
— Чего грустим? Выше нос! — он скатывал лапшу.
— Да миссия завтра, — выковыривая помидоры, ела их зачем-то отдельно.
— Так хорошо же.
— Да, — я кивнула куда-то в бульон. — Не хочу никого подвести.
— Ещё чего! Никого ты не подведешь! — он тепло улыбнулся, так, как умел только он. — Подкрепись как следует.
— Не подведу.
Обязательно.
