***
Даже поесть себе нормально приготовила. Всё равно делать нечего, когда за дверью твоего дома все в семейной кругу проводят уходящий год на этих своих традиционных трапезах. У всех кадомацу стоят. А ты весь вечер варишь тыквенный суп с карри да лепишь спринг-роллы. Даже карпа в цитрусах запекла-зажарила. Совсем увлеклась, отходя от японской кухни к более привычной мне. А кому всё это жрать — непонятно. На целую ораву хватит. Поковырялась. Есть не хотелось. Пришлось всё убрать на плиту. Нацепила наушники. Как в плохом романе, когда вокруг веселье и Новый год, а у тебя нет нихуя. Только ты и музыка в наушниках. Да блок сигарет, который купила заранее, планируя скурить чуть ли не весь, чтобы отвлечься. Подарков в Японии дарить не принято на Новый год. А мне ничего и не надо было, кроме первого снега. Ну же. Это последний день уходящего года. Выпадай, блять. Пожалуйста. Пусть хотя бы всё это дерьмо за ним скроется. Большего и не надо, честно. Готова уже стоять на улице в одном нижнем белье и ловить каждую снежинком всем телом за раз. Выпадай. Пожалуйста. Но снег не падал. Ближе к полуночи совсем раскисла. Нарочито медленно оделась, обулась, обмоталась широким шарфом. Сунула в безразмерный карман бутылку. Идея нажраться в одного на какой-нибудь особенно высокой крыше очень прельстила. Сидела на крыше, уперевшись локтями в широко расставленные ноги да потягивала вискарь. Вид сверху был прекрасным даже с моим астигматизмом. Кто-то, вон, бежит домой, прижимая рыбу в бумажном пакете к груди. Кто-то дополнительно наряжет кадомацу перед домом. Кто-то заливисто смеётся в районе новогодних ряженых бульваров. Кто-то уже перебрал, шатаясь, пытается открыть дверь в собственный дом. Правда красивый вид. Если бы так не было ебано. Закурила. — Здарова. Даже не оборачиваясь, по характерным ленивым шагам, отстукивающим по черепице крыши, можно было легко признать Шикамару. — Привет, Шикамару. Как оказалось, не мне одной было не с кем встречать этот чертов праздник. Его матери пришлось уехать в другую деревню к дальним-передальним родственникам. И без того ленный Шикамару сегодня вообще превзошел все границы своей медлительности. — Присоединюсь? — Да ради бога. Улегся на спину, закидывая руки за голову. Вообще, ему просто было грустно. У всех бывают такие дни, когда падает всё и сразу. И гибель учителя, и гибель отца, и отсутствие матери в этот праздник. И Темари, которая вообще в другой стране в нескольких сутках пути отсюда. Хлебала дальше виски да посматривала вниз. — Облачно сегодня. Может, снег. — Я уже не надеюсь, Шикамару. Кивнул. Состояние — примерно одинаковое. Можно было не силиться продолжать диалог. Просто иногда даже помолчать приятно рядом с кем-то, кому также херово. — Скоро 108 ударов будут. — Это что? Шикамару прикурился. — Там, — еле махнул куда-то далеко, — старый буддийский храм. В полночь отбивают 108 ударов в колокол, в честь наступления Нового года. — Понятно. Кивнула. — Всё будет хорошо, Шикамару. У всех бывают херовые дни. Это пройдет. — Ага. Протерла лицо ладошками без перчаток. Сегодня было теплее обычного, будто правда антициклон. Но я уже давно ни во что не верю и уже давно никого не жду. Протянула Шикамару бутыль. Взял, не задумываясь. Отпил сразу нехило так. Дважды отпил, перед тем, как вернуть. — Ты, кажется, нам Учиху сломала. — В плане? — хмыкнула в сигарету. — Знаешь, это как в сказке, где деревянный мальчик превращается в живого человека. — Ты читал эти сказки? Они же не местные? — Люблю читать просто. Лень иногда, но, — пожал плечами, — отвлекает, время от времени. Покурили в тишине. — Это не я. Это Наруто. — Да не суть, — пожал плечами. — Не сказать, что он меня не бесит, но, — опять пожал плечами. — Ради Наруто. Замолчал. — Ты умен не по годам. — Ты тоже. — Я просто уже слишком старая. Шикамару хмыкнул. — Не наговаривай. Тебе и семнадцать не дашь. Ты себя в зеркале видела? Деланно закатив глаза, хмыкнула. Шумно хлебнула скотча, опять тыкая донышком бутылки Шикамару в согнутый локоть. Так и пил, лежа, рассматривая небо над головой. — Почему ты попросила политическое убежище? Вздохнула, забирая бутылку обратно. — Это очень длинная история. Тебе не понравится. — Ну ты уж постарайся. Хлебнула еще больше. Чтобы собраться с силами. Просто, если бы не вывалила все сейчас, оно бы перешло со мной в Новый год. А так хотелось хотя бы как-то оставить кусочек дерьма в старом. Да пропади он пропадом. Год, в котором даже первый снег опоздал чертовски непозволительно. — Возможно, ты меня возненавидишь или типа того. Или скинешь с крыши. Или, не суть, твоё мнение обо мне разительно поменяется, но я расскажу, как могу. А там — тебе решать. Хорошо? Просто учти это. — Хорошо. Закурила. — Как ты понял, я из Скрытых Островов. Стратегическая база по непрекращающейся подготовки шиноби, если на вашем, для потенциальной конфронтации с Японией за территорию. Когда я училась в Кираи, на третьем курсе нас с моими лучшими друзьями засунули в одну команду. Ну, как засунули. Мы всю плешь проели, чтобы нас сформировали в одну. Знаешь, они такие.. Вздохнула. — Нереальные. У одного на его глазах родителей убили, когда ещё младенцем был. Скитался по приютам. Обозлился вообще на весь мир. Угрюмый, нервный. Подралась с ним чуть ли не насмерть на первом курсе, потому что языки длинные у обоих, если задеть. А потом как-то само собой собщались. Я тоже жила в приюте при Кираи какое-то время. Родители пытались скрыть факт моего рождения, а их сослали на главный остров, где все гражданские были. А там уж и сестра старшая повесилась, и отец умер, видимо, от цирроза, а что с матерью — до сих пор не знаю. Меня забрали оттуда, как только узнали про мое существование, в принципе. Перевела дыхание. — Да её и матерью сложно назвать. До сих пор мигрени мучают от двух сотрясений мозга, что она мне оставила подарком на всю жизнь. Пожила в приюте при Кираи, там с девочками собщались, нас в одну команду и определили. Чисто стихийную. Оттуда прекрасно обращаюсь с огненными техниками и, логично, воздушными. А на второй курсе перевели его к нам. Затянулась. — Его пытали. Он был из достаточно влиятельной семьи, ну, в плане военной значимости. Типа элитных войск. А потом всех поубивали к чертям. Не знали, кого обвинять, то ли выжившего отца, то ли бедного тринадцатилетнего пацана, потому что улик толком не было. Оба — молчали. По психушкам обоих прокатали, пока чуть не довели до самоубийства мелкого. В итоге пришлось снять с него обвинения, потому что нашли улики, доказывающие причастность отца. Пришлось спешно определять к нам, в Кираи, чтобы совсем пацану жизнь не ломать. Отца так и держали под стражей, хрен знает столько. Пару раз удавалось увидеться с ним, а потом и отец не выдержал, повесившись в камере. Затянулась. — А потом оказалось, что это сама Конфедерация сделала. Из-за политических взысканий. Отца посмертно оправдали, а я, знаешь, наслушалась этих всех слухов, хуйни вокруг, в день, когда его перевели. Интересно стало. Пошла знакомиться. А он сидит на качелях в самом углу кампуса, забитый-забитый. Сунула ему руку под нос знакомиться. Так и с ним сдружилась. Отпила. — И вот с третьего курса в одной команде. Вообще, эти двое чуть ли не грызлись по началу, но в итоге не разлей вода. Вот как бывает, представляешь, да. Чего только втроем не пережили. Вообще не пересказать, просто попытайся представить. Ни у одного из нас ни семьи, нихрена. И за маму, и за папу, и за братьев, и за сестру. Воспитали каждый друг друга, по факту. Стали сильнейшей командой в Кираи. Поэтому нас и отправили туда. В Океан. Затянулась. — Знаешь же всю эту ебалу про Ашуру, Индру там? Ну вот примерно такая же история. Только более приземленная. Просто огромная зверюга, заточенная хрен пойми где в Тихом Океане. У нас в то время шла ожесточенная война, и Островам нужно было идеальное оружие. Вот и посадили по мерзотному куску в каждого из нас. Вот поэтому меня и запечатывают, Шикамару. Ты спрашивал. Потому что мне в глотку засунули самую противнейшую часть. На вашем, наверное, это «Инь» или что-то такое. Сути дела не меняет, как не называй. Терминов до жопы. Сжатие, положение внутри, время, черный, холод, тяжесть, женское, пассивное. Во второго засунули противоположность, тоже, называй как хочешь. Отдающее, преобразующее, расширение, белый, жар, легкость, огонь, мужское. А третьего сделали связующим. Вот это на руке, — тряхнула правым предплечьем, — это контролирующие сцепки. У них обоих точно такие же. У связующего сразу на двух руках, чтобы он соединял обе… Части, что ли. Половины. Хз, как правильно выразиться, но, надеюсь, суть ты понял. Прикурила следующую — Войну мы выиграли, конечно. А потом у всех троих начала течь кукуха. Да она и до этого была протекшая, просто внутри научились держать каждый своё дерьмо. А потом не смогли. Меня чуть в психушку не закрыли, но лучший друг отвадил. Он был главнокомандующим и имел влияние. У меня отчего-то проснулась какая-то мания величия вперемешку с замашками на мировое господство. Просто, знаешь, заебал уже этот мир, где детей на войны отправляют или засовывают в глотку нечто неподъемное, превращая в идеальное оружие. У оружия всегда есть отдача. Я натворила знатной хуйни, даже в черный перекрасилась, еле вывела потом этот цвет, въедливый такой. Длиннющие волосы были, до жопы, состригла к херам, до сих пор отрастить не могу. А потом и лучший друг чуть ли не сдался, понимая, что словами не достучаться. Чуть не убили друг друга, но мысль свою он донести смог. Вообще, он был мне безгранично всегда благодарен и безумно любил, всем сердцем за то, что протянула ему руку тогда, на качелях. Да мы все втроем друг друга любили. Знаешь, искренне так, как почти не бывает. И, ничего, втроем смогли пережить и это дерьмо, оправились кое как. Один, наверное, до сих пор музыку пишет, такой талантливый, ты не представляешь, второй — просто солнечный. Лучший. За ним все тянутся. Как не сломался — хуй его знает. А потом всё пошло по пизде. Выкинула окурок, отпивая. — Мы втроем были ведущей командой по установлению международных отношений в рамках Мировой Конфедерации. Поэтому и языков столько знаю, и опыта столько дипломатического. Полмира объездили, рука об руку. И в Германии блевали с крыш высоток, обнявшись, и в Нидерландах дули дурь только так после рабочего дня, и в Таиланде чего только не творили с местными. Всё вместе прошли. И огонь, и воду, и всё на свете, Шикамару. Потом временно пришлось разъехаться. Лучший друг переживал, правда, потому что Конфедерация все ещё косо глазела на меня за тот пиздец, что натворила в каком-то беспамятстве. Боялся бросать, но разъехаться пришлось, ненадолго, но пришлось. Да и знаешь, взрослая жизнь уже у каждого, у меня чуть ли не жених, потом второй чуть ли не жених, у этих тоже уже свои взрослые все эти штуки. А потом экстренно собрали сюда, к вам. Прикурилась. — И вот отсюда можешь меня начинать ненавидеть. Блять, как щас помню, оба весь день сборов сами не свои, думаю, может случилось что. Смотрят косо, дергаются, в гляделки со мной играют, нихуя не понять, какие-то фразы странные роняют, нихуя непонятно, короче. Собрались, долетели. А потом, знаешь, два удара таких, сильных, знаешь, насквозь, прямо в грудь. Кровищи полилось пиздец. Напоследок помню только лица двух лучших друзей да и окровавленные их оружия. Видимо от кровопотери сознание потеряла, вот и выкинули к херам подыхать здесь у вас. Затянулась. — Здесь Шикамару. Наша миссия была к вам. Обычная, мирная, разведывательная, секретная, разумеется. Всё пытались мы вас к нам в союз зазывать, а вы ни в какую. Вот и решили действовать решительно. Затянулась. — Очнулась хуй пойми где. Еле выкарабкалась. Выходили. На ноги поставили. А знаешь, блять, кто, Шикамару? Чертовы Акацуки. Не сказать, что вообще подпускали к чему-то важному, но с бумажками возилась, контракты переводила, туда, сюда. И, блять, не поверишь. Именно эти бездушные твари, убийцы, преступники, вытащили из такого депресняка. Я реально еле ходила, еле говорила. Поэтому я и не могу судить о них непредвзято, потому что для меня они — прежде всего те, кто вытащил из могилы и из петли на шее. Затянулась. — А потом Конфедерация прочухала, что я живая. Нашли, утащили обратно, пытали-перепытали, нихуя не узнали толком. Даже этих двоих, типа лучших друзей притащили, чтобы легче барьеры было в мозгу ломать. Кое-что да поломали. Потом, как ни в чем не бывало отпустили. Так и рванула в Тромсё, на край света, лишь бы подальше ото всех и от всего. В парламенте международных отношений, конечно же осталась, надо же работать и жить на что-то. Неплохо, кстати, зарабатывала. Домишко у меня такой миленький был, знаешь, двухэтажный. Прокуренный весь, но зато почти родной. Выкинула окурок, подкуривая следующую. — А потом мне звонят и говорят, мол в Японии пиздец, приезжай. Цукиеми это ваше, ебись оно в сраку. На самом деле, сбагрить хотели. В самое пекло кинули опять, либо сдохнет, либо убьют на месте. Не всё ручки моих лучших друзей марать, правильно? А ты погляди, че, живая, сижу тут курю с тобой на крыше. И союз смогла первичный заключить в одного, и домишко вон обустраиваю, и есть, что выпить, и есть с кем поговорить. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему на собраниях со Стигом я не пышу радостью. Он был моим руководителем и очень надеялся, что я тут откинусь. Затянулась. — Вот и попросила политическое убежище. Если вкратце. Можешь с крыши кидать или ещё чего. Единственное, знаешь, не понимаю. Оба — опытнейшие бойцы, а ударили туда, где несмертельно. Проткнули бы сердце сразу, что ли, чтобы наверняка. А хотя, — пожала плечами, — именно так и чувствуется. И вот и живи теперь с этим. Столько лет. Шикамару всё это время молча слушал. Лёжа. Размеренно дыша. Докурила, выпила и подкурила следующую, и только тогда он отмер. Медленно поднялся на жопе, поджимая кулаки. Да давай, бросай уже с крыши. Реще. Руку поднял. Медленно так. Медленно. Положил между лопаток. Прикрыла глаза. Скидывай, Шикамару, просто толкни. А он возьми, да и сожми моё пальто. Пришлось поднять веки и повернуть на него голову. Уткнулась глазами в подбородок. Судя по нему, реально сейчас убьет. Собран так, что жутко. Но пришлось поднимать взгляд дальше, выше. Скулы с носом такие же напряженные. А в уголках глаз — блестящее стекло от сдерживаемых слёз. Сердце, сжавшись, куда-то ухнуло. Он не пытался меня скинуть с крыши. Он чуть не разревелся, пока всю эту хуйню ему на голову выливала. Пытается что-то сказать, желваки медленно ходят, а изо рта — ни звука. — Ну, ты чего, Шикамару? Самой пришлось губы с носом поджать, чтобы не расклеиться окончательно. — Шерпа, я…. — Ну ты чего? — ласково так. — ...мне так жаль. Плотно сжал губы. — Перестань. Пожалуйста. Не надо, правда. Пришлось чуть ли не влить в него вискарь и прикурить, чтобы он нормально смог функционировать. — Знаешь. Я ненавижу Акацуки всем сердцем, как минимум, потому что один из них убил моего учителя. Хидан. Но я не имею ни единого морального права тебя осуждать. У тебя — своя история. У меня — своя. И они пересеклись только сейчас. Обвинять или ненавидеть за прошлое — это глупо. Подкурилась тоже. — Да откуда ты взялся, умный такой, а. Шикамару попытался хмыкнуть. — Я считаю, что семья не ограничивается на кровном родстве. А у меня даже и эту оторвали. Знаешь, как кусок какой-то отрезали и с концами. И никакой другой уже не подойдет, сколько не пришивай. — Есть в этом правда, — Шикамару кивнул. Какой-то ком ухнул с крыши прямо на землю, чуть ли не разбиваясь. Невидимый, неосязаемый, просто очень тяжелый, будто ртутью набили под завязку. А планировала же побухать в одиночку. В итоге чуть душу не излила. — Это останется между нами. Не переживай. Я не имею права лезть. — Да иди ты. Умный такой, — хмыкнула, а сама сжала его колено, что есть сил, — спасибо. Так молча и сидели курили в одной позе с локтями, уперевшими в широко разведенные колени, пока где-то очень издалека раздался первый удар колокола. — Началось, Шерпа. 108 ударов. — Угу. Каждый из них прослушали молча, каждый думая о чем-то своем. Наступал Новый год. А снега всё не было. На пятьдесят шестом сбилась со счета. И спустя ещё бесконечное количество времени, пока монахи не отбили последний, наконец-то наступил Новый год. Втянула воздух — ничего не изменилось. Так молча и курили, рассматривая деревню под нашими ногами. — Шерпаааааааааааааааааааааааааааааааааа-чааааааааааааааааааааааааааан! Шиииииииииииикааааааааааааамаааааааааааааааруууууууууууу! Этот приветственный вопль на полдеревни можно было услышать, наверное, даже внутри скалы Хокаге. Наруто внизу на земле размахивал нам руками. Конечно, ему было с кем встречать Новый год. В плане, саму эту полночь. Сразу после Хината отправилась к своей большой семье. А ему ничего не оставалось, как ползти по улицам Конохи, пока не встретил своего лучшего друга. Даже Саске как-то нам приветственно попытался махнуть рукой. Переглянулись с Шикамару, ухмыльнувшись бровями. Саске, конечно, тоже было с кем встречать. Но сразу после Сакура отправилась к своей семье. Потому что именно первое января — самый важный момент во всем этом торжестве для японцев, а не бой курантов, как для меня. В этот раз этими курантами был колокол в старом полузаброшенном буддийском храме далеко от деревни. Саске точно также выплелся на улицу, просто шагая вперед. Будто ноги сами несли, потому что знали, куда нести. И ровно на полпути пересеклись с Наруто. Ничего не сказали, даже не удивились уже вообще ни разу, просто кивнули друг другу, еле заметно улыбнувшись. А потом из всех крыш деревни, Наруто ткнул пальцем на ту, где сидели мы с Шикамару. Говорит, пойдем туда, теме. Там Нигай с Нарой сидят грустят что-то. Саске, пожав плечами, согласился. А почему нет. — Чудные такие. Хмыкнула в сигаретный фильтр, рассматривая их еще далеко на земле впереди. Шли четко к нам со всех ног. — Я, кстати, не пообещал в твоем присутствие не залупаться на Учиху. Так вот. Я постараюсь. Не знаю, что ты там о нем такого знаешь, но, окей. Все имеют право на второй шанс. — Пьяненький, что ли, Шикамару? — почти тепло ему улыбнулась. — Да ну тебя, — махнул рукой. — Ну, маленичко совсем, че ты начинаешь. По-доброму хмыкнула. Забрались к нам на крышу в один миг. — Здарова, — Шикамару даже кивнул обоим, а не только Наруто. — Привет, парни. Все как-то переобменялись друг с другом приветствиями, а потом Наруто дернул Саске за новую накидку и усадил рядом с собой на черепицу, по левую сторону от меня, где было не занято Шикамару. — Клевая накидка, тебе идет, Учиха. Он медленно поднял и опустил брови, и на его языке это означало «спасибо». Правда, шла. Вообще, я же обещала денег занять на кровать. Заняла. Когда Саске понял, что сумма существенно больше нужной, закатав рукава поперся разбираться к моему дому. Кровать купил, собрал, выкинул нахер футон — зачем еще чужие деньги? Пытался всунуть мне их обратно, а я чуть ли не пинком огрела под жопу, чтобы просто их забрали и потратил так, как считает нужным. Я же не тупая была, сразу давая чуть ли не втрое больше необходимого сумму. В итоге еле сговорились на том, что я иногда буду его эксплуатировать для помощи по дому, там, где мелкие бабские ручонки не справятся. Трижды перекрестила феминизм внутри себя, соглашаясь, иначе так бы стоял мне тут плевался на пороге, нахуй надо. Вот и прикупил себе новую накидку, потому что старая как-то слишком быстро износилась. Глянула на них боковым зрением. Конечно, было в них что-то похожее на Итана и Джея, отпираться глупо. Но они были совсем другими. Со своими историями, со своими жестами, словечками, мимикой, что так разительно походила на двух бывших лучших друзей, со складом характера. Только те двое — уже взрослые мужики, считай, а эти — лет на семь младше меня. Но это не мешало им своими широкими плечами давать хоть какую-то опору, каждому по своему. И если у одного это — дотащить меня полумертвую в пылу боя на руках к Сакуре, или принести рамен в палату, или всунуть в руки мешочек с помидорками, то у второго — донести мою пьяную тушу домой, матеря всё на свете, закинув себе на горбушку дотащить до деревни с миссии, притащить в палату кофе, не потому, что переживал и хотел (ведь и под пытками не признается), а просто потому, что должен был, ведомый каким-то внутренним голосом остатков совести и чести. Ведь слова, как правило, мало что значат. Всё говорят поступки. — Эй, Шикамару. Откинула голову в его сторону. Тот сделал то же самое. — С Новым годом. Протянула к нему свои лапищи. — Что? Обниматься? Опять? — деланно закатил глаза, будто раздражаясь. — Ну тактильная я слишком, извини, че. Хмыкнув, потянулся в ответ. Чуть похлопали друг друга по плечам. — С Новым годом, Шерпа. Обернулась теперь на этих двоих. Встала, отряхивая штанины, юркнула сзади по черепице им за плечи. — С Новым годом, парни. Просто сжала обоих за предплечья, чуть навалившись сзади, утыкаясь подбородком в их сведенные между собой плечи. Наруто тут же, конечно, закинул руку мне на лопатку, чуть сжимая пальто. — С Новым годом, Шерпа-чан, даттебайо! А потом вообще произошло чудо господне. Учиха медленно закинул руку в ответ, накрывая ладонь Наруто на моей спине и точно также прижимая за пальто. Две широких теплых ладони накрывали и друг друга и меня чуть ниже лопатки, там, где годами горел рубец от заживших шрамов скрещенных катан и боевого топора, прошедших насквозь. Ровно в этом месте. Ни ниже, ни выше, ни левее, ни правее. Будто Наруто знал, куда именно класть. — С Новым годом, Нигай. Стекла будто опять напихали в глаза и пришлось ретироваться. Ну планировала же побухать одна, что опять за хуйня началась, будто душу тут изливала всем троим. С крыши, тяжело ухнув, прямо на землю упало еще что-то. Невидимое, неосязаемое, ощущаемое лишь мной. Плюхнулась на место, поджимая под себя ноги и концентрируясь взглядом на своих ботинках. Подкурилась. Было почему-то тепло, и пар от сигаретного дыма, смешанный с моим придыханием, будто каплями повисал в воздухе. Будто в воздухе была повышенная влажность. — Это что, снег? Тихий голос Наруто вывел из транса. Плотно зажмурив веки, подняла лицо к нему. Побольше вдохнула и открыла глаза. На лицо, мокро мазнув, упали снежинки. — Да неужели! — как-то весело кликнул Шикамару по правое плечо. — Ураааааа! — Наруто тоже радовался, как дитя малое. — Вовремя, ага, — как всегда буркнул Учиха, но тоже был рад, если честно. Будто новогодняя сказка наконец-то соизволила явиться на улицы Конохи. Хотя, в сказки из нас четверых уже давно никто не верил, а половине из нас их никто и не читал в детстве. Они втроем ещё о чем-то переговорили, по кругу вращая фразы, а я даже не замечала, как в глазные яблоки больно стукаются крупные хлопья. Не моргала, боясь пропустить хоть одну снежинку. Все дерьмо, разлитое на крыше, медленно укрывало тонким пушистым белым слоем. — Шерпа? Это окликал Шикамару. — Шерпа-чан? Это окликал Наруто. — Нигай? Это окликал Учиха, но что Наруто, что Шикамару мою фамилию знали, так что можно было не скрывать. Просто их немного передернуло от того, как я сидела со стеклянными глазами, рассматривая снежное небо. Мало ли, ещё чего выкинет. С тараканами же в башке. Опустила голову, еле заметно шмыгнув носом. Оглянула сразу троих. — Парни. Давайте наебенимся, а. — С удовольствием. Шикамару сбоку чуть ли не пропел. Да и был уже слегка поддатеньким, если честно. Наруто, всматриваясь в мое лицо, выглянув из-за Саске, коротко кивнул, улыбаясь. — Если немного, то я непротив. Учиха закатил глаза по самые брови, казалось. Откинул голову на плечо, как обычно буравя взглядом одного чернющего глаза, не скрытого волосами. Вздохнул, поднимая и опуская плечи. Если лучший друг согласился, разве у него был выбор? — Кушать хотите? Я добра наготовила, а жрать некому. Наруто на этой фразе уже подскочил на ноги, рывком утаскивая за собой и Саске, всё ещё закатывающего глаза. Поднялись с Шикамару, чуть шатнувшись и отряхивая верхнюю одежду от налипших снежинок. Крупные такие. Хлопьями. Шпарят не переставая. Впервые в жизни кто-то там, на небесах, если он есть, услышал мои молитвы. Утерла нос рукавом, спрыгивая вслед за парнями на землю.***
Наруто, засунув карпа за обе щеки, громко жевал. Саске аккуратно водил фарфоровой ложкой в непривычном ему тыквенном супе с карри, а Шикамару посасывал спринг-ролл с сигаретой в руке. Четвертый стул пришлось притащить из дома Учихи. Наруто тут же его отвоевал, сказав, что такой ему больше нравится. Саске сидел на привычном ему стуле, когда он оказывался отчего-то у меня дома, а Шикамару — напротив. Постыдно забравшись на табуреточку, достала все свои запасы алкоголя, еле впихнув на столешницу, где и без того стояла еда, приборы и посуда на четвертых. Так непривычно, что растерялась на секунду. — Знач так, — прикурила, — несколько правил. Можно разъебывать тут, что угодно, сами потом будете чинить. Уборная, напоминаю, там, — махнула в сторону соответствующей двери, — спать можно тут, — махнула на диван, — и там, — махнула рукой на второй этаж. — О боже, в святая святых? В твоей спальне? Саске, как обычно, саркастично закатил глаза. — Да отъебись ты уже, ну извинилась, а, — улыбнулась. — Всё такое вкусное, Шерпа-чаан! — Наруто проблеял с набитым ртом. — Ешь на здоровье. Вообще, я предусмотрела практически всё. Пусть и не пьющие, но стоит войти в кураж — хрен знает, чем обернется. Проверила все острые углы, спрятала ножи, мало ли, по синьке мне тут спарринги устроят, шиноби же. Да я и сама с удовольствием, на самом деле. Но вот про одну вещь я забыла. Я никогда не ставила будильники, кроме одного. Ровно на полдень. Когда у тебя настолько сбит режим сна, мало ли что. Лучше перестраховаться. Полдень это был критический показатель, к которому я уже должна была быть на ногах. Но каждое утро, спускаясь на первый этаж в рань-пересрань, раздраженно отключала. Смысла в его наличии не было никакого, но традиция, что ли. Естественно, на нем стояла какая-то зубодробительная мелодия, чтобы если и спала — услышала даже с первого этажа. — И вообще. Второй этаж не то, чтобы спальня. Просто огромная комната с кроватью. — Окно неплохое там, кстати, — Саске кивнул в свой суп, чуть хлюпнув. Вроде не пьяненький, а уже начал очеловечиваться. А куда ещё ему было деваться, упираясь локтем в локоть Наруто? Оставалось соблюдать хоть какие-то рамки приличия ради лучшего друга. Да и вообще. Он обещал ему, положа ладонь на его сердце, что будет иногда снимать свою маску. Сегодня был вполне подходящий для этого день, ведь с самого утра он и представить не мог, что будет встречать Новый год с тем, с кем хотел это сделать больше всего на свете. А теперь что? Правильно, опять сидит на кухне у Нигай, а рядом — он. Его лучший друг. Точно такая же каша варилась в голове у Наруто. Готов был даже выпить, даже не так, «наебениться», как сказала Шерпа-чан, если это позволит встретить Новый год рядом с тем, с кем хотелось это сделать больше всего на свете. А Шикамару просто было хорошо. Хреновый день остался позади, в прошлом году. Его даже присутствие Учихи не раздражало. То ли от эмоционального перегруза, приправленного пиздец какой откровенной историей Шерпы, то ли потому что уже был маленько под шафэ. — Спасибо. Но туда ещё лоджию хочу надстроить, чтобы курить выходить можно было. Всё руки не доходят. Шикамару, кинь ролл, нэмааш зач. — Кого? — Шикамару аж поперхнулся. — Бля. Извини. Это на чешском значит «пожалуйста», — хмыкнула себе в суп. — А сколько ты языков знаешь, Шерпа-чан? — Да много, — пожала плечами, — иногда путаешься, если честно. Мозг мыслит на одном языке, а тебе надо выражаться на другом. — А как будет «с Новым годом» по-чешски? — даже Учиха втянулся в разговор, пока я принимала из рук Шикамару прошенный спринг-ролл. Он просто нагло тарелку умыкнул на свою часть стола. — Так, — напрягла извилины, — штястнии новии рок. — Чудной язык какой-то, — Наруто улыбнулся. — Есть такое. Вообще, славянская группа языков вся немного того. Но мне нравится. — А какой твой родной язык? — Шикамару наклонил голову в бок. — Сингальский, — промычала с набитым ртом. — Ну это округлые закорючки такие, непонятные ни черта вообще. Наруто с Саске о чем-то перешепнулись сбоку от меня. Потянулась к саке, нагрела, щелчком отбросила крышечку. Та угодила Шикамару почти что в глаз. — Прости ради бога! Перегнулась через весь стол, чтобы извинительно приложить ладошку к лицу. Шикамару лишь рассмеялся. — Глаз алмаз, конечно, ничего не скажешь. Состроила ему в ответ мину, разливая саке по четырем сакадзуки. — Ваше здоровье. Не дождавшись остальных, первой в себя опрокинула. Шикамару следом. Эти двои, обреченно вздохнув, повторили. А разве у них был выбор? Сами же согласились. Но Наруто —потому, что видел, что надо было, а Саске потому, что согласился Наруто. Забавные такие. Потом ещё по одной. Ещё и ещё. А потом всё пошло какими-то пятнами. Нет, я клянусь, помню, как мы что-то поджигали на улице. Наруто было так смешно, что он аж хрюкнул. Конечно, Саске это не мог не прокомментировать, за что получил смачный тык локтем под ребро. Помню, как я пыталась вытоптать в выпавшем слое снега фаллический символ. Шикамару меня одернул, мол, неприлично, а потом, как-то несвойственно ему хмыкнув, дотоптал сам оставшееся яичко. Оно, как и следует физиологии, было чуть меньше первого. Снег падать не переставал, поэтому, пришлось возвращаться в дом, открывая новую бутылку чего-то. Наруто смеялся, Саске ради приличия хмыкал, а Шикамару, словив максимально чилловую волну, просто курил, растянувшись в улыбке. Развесили абы как верхнюю одежду, чтобы просохла от растаявшего в теплом доме снега. Потом, помню, как Наруто с Саске взялись перемыть всю посуду. Вообще, мы как-то с Шикамару не сговариваясь, старались держаться от них обособленно. Будто оба каким-то шестым чувством понимали, что им итак заебись и есть о чем поговорить. Вот и стоя спинами ко мне возле мойки, так и было. Один — смеется, второй пихает под ребро. Не могут поделить тарелки, второй угрожает первому палочками. Так засмотрелась, что прожгла к херам диван упавшим с сигареты оранжевым пылающим куском. — Бляя. Смахнула на пол, но уже было поздно. Шикамару, валяющийся рядом на диване, злорадно надо мной похихикал. Потом, помню, будто реально какой-то спарринг устроили, что ли. Объясняли мне втроем, как у них принято проводить дружеские бои. Заехала Учихе в ухо, тут же чуть ли не вереща забираясь на Шикамару, чтобы прикрыл. Потом, помню, как кто-то шлепнулся, под дружный хохот, поскользнувшись на деревянном полу. Может, это была даже я. — А давайте мне лоджию построим? Говорила же, пить мне противопоказано. Поперлись на второй этаж, спотыкаясь на каждой ступеньке. Кто-то провалился в одну из них, тупо её сломав. Может, это была даже я, так как сосредоточилась на двух прижатых к груди бутылях. Потом кто-то, спускаясь в уборную, провалился в эту сломанную ступеньку. Пришлось доставать всем вместе. Потом сидели в порядке очереди на полу перед дверью уборной. Наруто, потянувшись, заехал мне ладонью прямо по лицу, тут же искренне извиняясь. А потом как-то ничего и не помню, если честно. Только ещё более мелкими урывками.***
Утробный, загробный, зубодробящий звук рванул с первого этажа, подрывая меня в собственной кровати. Так и лежала на ней в одежде, что была вчера, поверх огромного пледа. Мысленно отматерившись, разлепила глаза. Одна нога вообще стояла на полу, будто отрубилась, даже не улегшись нормально. На стопе лежала чья-то икра. Вторая чья-то нога топорщилась у меня под пяткой. Вообще, кто-то тихо храпел с открытым ртом, лежа на спине на полу и пуская изредка слюнки. Второй плед с дивана как-то оказался здесь, одна часть лежала в моих ногах, вторая — на полу. И вот уже на нем — Шикамару, раскинув руки в разные стороны. Вот это, конечно, небезынтересное развитие событий. Повернула голову налево. Плечо и затылок однозначно принадлежали Учихе. Он лежал на спине вообще на другом краю, многим дальше от меня, с переплетенными кем-то другим стопами. Складывалось ощущение, что вторым плечом, бедром и виском он к кому-то прижимается, кто лежит рядом с ним точно также на спине. Так и было, на самом деле. И, разумеется, это был Наруто. Вторым на этот загробный звук с первого этажа отмер Учиха, медленно поворачивая на меня голову с округлившимися глазами. Он скорее прихуел, чем испугался. С пола раздался глубокий вдох, будто Шикамару из-под воды откуда-то выплыл. — Что это за дичь, Нигай? Еле как прошипел. — Шерпа, бля. Что это. Шикамару еле разлепил глаза, протирая их пальцами. Из-за головы Саске показалась пшеничная макушка, резко поднявшаяся и точно также чуть прииспуганно рассматривала меня. — Шерпа-чан, что там происходит? Сглотнула, покашляла. А как, извините, мы вообще тут оказались. Собственно. — Это будильник. Забыла выключить. — Нахера тебе будильник, если ты не спишь?! — Привычка, Учиха. Скатилась с кровати, шатаясь. Надо бы было и правду выключить. За моей спиной Шикамару опять закрыл глаза, а Наруто с Саске, сделав вид, что ничего не происходит, аккуратно разъехались по разные стороны, скрывая это за потягиваниями. Ну подумаешь, прижались друг другу во сне. Потом стопами опять переплелись. Потом висками прижались. Что тут такого. Ну, с кем не бывает. Во сне же всё. Бессознательно. — Да блять! К счастью, их отвлек мой истеричный вопль с лестницы. Пришлось подниматься и идти смотреть, что там случилось. Я, всего-лишь навсего, провалилась ступней в поломанную нахер ступеньку. — Это что?! — рявкнула на обоих. — Не ори, а, — прошипел Учиха. Еле как выпутавшись, спустилась вниз. Эти двое — следом. — Пизда. Единственное, как я смогла всё это прокомментировать. Прожженный диван, разбитый тяхан, пол под кухонным столом в пепле, какая-то вмятина на полу перед дверью в уборную, на ней самой непонятные царапины, порог затоптан, что-то валяется то тут, то там. — Пизда. Просто решила как бы это закрепить. Первым делом, после выключения чертового будильника, выпила литров двести, всовывая в себя обезбол. Протянула этим двоим — Наруто отмахнулся, Саске принял. — Мне Курама ж помогает. — Заткнись, добе. Реально, Учиха был весь взъерепененный. Но не сказать, что чем-то недовольный. Абы как умылась. Вернулась на кухню — а там Наруто сидит на стуле, что-то рассказывая Учихе, а тот — варит ему кофе. Да и себе. И, видимо, мне. И, видимо, Шикамару. Потому что на столе было четыре чашки. Странное утро. Точнее, странный день. Я впервые за долгое время проснулась по будильнику. Шикамару, угодивший в ту же ловушку на лестнице, ругнулся. Спустился, махом забирая со стола чашку кофе и плетясь в туалет вместе с ней. Иногда, кажется, надо вот именно так отпустить. Хотя бы на ночь. Чтобы дальше было легче тащить на своих плечах беспросветное дерьмо. — Ты стихи вчера нам читала, помнишь? — Бля, — прикрыла лоб ладонью, отворачиваясь от Наруто. — Нормально хоть? — Отлично, — Наруто улыбнулся. — Мы же вроде пошли на второй этаж строить мне лоджию. Что дальше? — Ну, — Саске потянул кофе, — мы практически начали. А потом Наруто выпал из окна. — Боже, — подавилась кофе, — всё в порядке?! — Шерпа-чан, я шиноби или как? Этот, — ткнул Саске вбок, — правда, дернулся поднимать оттуда. Сам уронил. — Как уронил? — я искренне хмыкнула. — Пихнул, как всегда, огрызаясь, в бок. Силы не рассчитал. Саске театрально закатил глаза. Шикамару наконец-то выполз, присоединяясь к этой странной процессии за столом. — Так, а жгли мы что? — протянула ему таблетос с новой чашкой кофе. — Рисунки твои, — Учиха пожал плечами, будто бы не заинтересован. — В смысле?! — Не волнуйся, Шерпа-чан! Только самые некрасивые. Ну, те, что такие. Эм. — Психоделически уродливые, — помог Саске. — А. Ответила как-то рассеяно. Кинула всем из холодильника по чему-то съестного. Нехотя, но прожевали все. Даже я в том числе. — Норм мы тут тебе всё развалили, — Шикамару наконец-то подал голос. — Да, забей. На моей памяти бывало и хуже. Посидели ещё и чай похлюпали, пока более менее не пришли в себя. — Идет кто-то, — между делом кинул Наруто. — Ямато. Минуты через три в дверь и правда постучали. Шикамару, который сидел ближе всех, пришлось открыть. — Какого дьявола? Ямато чуть ли не злился. — Я вас двоих по всей деревне ищу! Живо к Пятой! — Что случилось? Втроем выглянули из-за стола. — Привет, Ямато! — помахала ему рукой. Обвел глазами всё вокруг, вздыхая. — Да ничего серьезного, вроде, но Пятую-саму не разберешь. Шикамару, Наруто, бегом. Один цокая, второй вжимая голову в плечи потащились вслед за ним. — Ты же понимаешь, что щас будешь мне всё помогать убирать? Саске гневно вздохнул. А что ещё оставалось делать? Его лучший друг проломил эту чертову ступеньку. И за ним надо было всё исправить. Допили чай по второму кругу, чтобы настроиться. Юркнула в кладовку-гардеробную, вытаскивая оттуда безразмерную толстовку. — На. Ещё рубашку уляпаешь. Потом опять будешь ныть. — Чего? — Ныть будешь. — В смысле ныть? — Ну, в прямом. — Это ты ноешь по поводу и без. — Ага, — саркастично фыркнула. Отвернулась, чтобы он мог спокойно переодеться. — С чего начнем? Сам первый, закатив рукава, упер руки в боки. — Гелем для стирки воняет, — ткнул себе в грудь на мою толстовку. — Да хули ты опять ноешь. Я даже почти рассмеялась. Саске гневно пронесся мимо меня, для начала хотя бы собирая весь мусор. В итоге так и затеяли чуть ли не генеральную уборку. Выправил ступеньку, пол, оказалось, что с каркасом кровати тоже что-то стряслось, пришлось напару править и выгибать. Как говорится, труд облагораживает человека и немного сближает. Сделали первый перерыв спустя добрые полчаса. Опять два круга чая, чтобы полегче было, сам факт прожженного дивана меня не смущал, да и не то, чтобы сильно видно было. Но даже обивку вычистили, чистоплотные ведь оба. Даже полы вымыли. Я была всунута половиной туловища в шкафчик с посудой, которую эти двое ночью поставили туда не так, как мне нравится, когда в дверь опять постучали. Уже даже не стеснялась стоять перед ним на стульчике, только качалась изредка. — Открой, а. — Чего? — Дверь открой, говорю. — А сама? — Я в тебя сейчас тарелку запущу, открой, пожалуйста. Как всегда состроив недовольную ебучку, потащился открывать. Это был обычный посыльный. В Японии на Новый год подарки дарить не принято. Единственное, чем можно и нужно обмениваться — незамысловатыми расписанными открытками нэнгадзё. — Ну че там? Спросила, когда сёдзи уже была задвинута. — Нэнгадзё. — Кому? — Очевидно, что тебе. Тут не на японском. Саске вертел крутил её со всех сторон. Пришлось спрыгнуть, вытирая руки кухонным полотенцем. Оперлась поясницей на низкую столешницу, лицом к нему. — Дай сюда, блять. — Да подавись, — чуть ли не кинул в лицо, возвращаясь к своим занятиям по уборке, который сам себе и придумал в силу своей чистоплотности. Но спортивный интерес всё-таки переселил. Пришлось обернуться через плечо. — От кого? В Японии на Новый год подарки дарить не принято. Единственное, чем можно и нужно обмениваться — незамысловатыми расписанными открытками нэнгадзё. С одной стороны — милые почти что рисунки, а на второй стороне писали уже текст с поздравлениями. На передней стороне был изображен трехглавый дракон, а я боялась перевернуть, чтобы не видеть текста. — Нигай? Руки и без того тряслись от похмелья, а теперь от какого-то животного страха. — Нигай, твою мать. Правая вообще ходила ходуном, а в живот будто снова льда напихали, как перед недавним собранием. — Нигай! Саске рявкнул на всю квартиру. Даже ноги подводили. Благо, внизу поясницы была опора в виде кухонной столешницы. Переверни уже. Ну. Переверни. — Нигай!! От кого? Просто переверни. Перевернула. Всё невидимое, сброшенное металлическими комками вчера с крыши, рухнуло на мой несчастный дом, продавив фундамент. Всё дерьмо, укрытое долгожданный первый снегом, затопило пол, столешницу, стены, даже Учиху, которого уже и не замечала, и, в первую очередь, затопило меня. Даже в пищевод затекло, и в трахеи, и в легкие. — Шерпа. Меня встряхнули за плечи. — Шерпа, что там? Ещё раз, сильнее. Нэнгадзё просто выпало на пол из трясущихся рук. Чтобы сохранить опору, пришлось схватиться за края своей толстовки на боках Учихи. — Шерпа, от кого нэнгадзё? Смотрела на свою толстовку на широкой груди Учихи перед собой. Толстовка правда пахла гелем для стирки. И почти что была ему как раз. На мне же — висела бесформенной кучей. Примерно такой же бесформенной кучей, во что я превратилась сейчас. — От кого нэнгадзё, Шерпа? Особенно сильная тряска за плечи по инерции вскинула голову наверх. Пришлось теперь смотреть в чужие почти что перепуганные глаза. Один — черный. Второй — фиолетовый. Пряди убрал, чтобы не мешали наводить тут порядок. — От кого? Разлепила губы, да так и осталась стоять. Я даже не замечала, что Саске впервые обращается ко мне по имени, пытаясь растормошить. Сглотнула какой-то особенно противный комок в горле. И без того вечно ледяных ладоней вообще не чувствовала, будто отмерзли. Пришлось сильнее сжать несчастную черную толстовку. — От.. Хлопнула глазами. Но зрение всё равно плавало. — Итана. И Джея. Сердце билось по всему телу, особенно — в заживших рубцах от ударов насквозь чуть ниже лопатки.