Втяни животик

Остановились на перерыв ближе к полудню, тактично разбредаясь по кустам. На обратном пути, не сговариваясь, остановились под одним деревом. Может, магия какая, выбирать одни и те же деревья, чтобы землю подбивать. Как и всегда, достал свою Ича, пока я поцеживала кофе да спокойно курила. На лету получалось так себе как-то. — А почему сцепки именно в форме синодического месяца? — Я настояла. Люблю астрономию. Не профессионал, конечно, но что-то да знаю. У второго - фазы захода Солнца. Какаши, не отрываясь от чтения, кивнул. — Похожи просто на Саске с Наруто, если в курсе истории. — Конечно в курсе. Это же по сути одно и то же, если обобщать. Только есть разница принципиальная. — В чем? — Нас трое, а не двое. Третий — балансирующий. И запечатывали ту часть, которая противоположна. Опять коротко кивнул. — Я могу их снимать, на самом деле. Ну в плане именно сцепки, не распечатывать ни в коем случае. Просто как бы проецировать. — Покажи. Какаши оторвал взгляд от книги, теперь всматриваясь куда-то в меня целиком. Пожав плечами, закатала рукав, сжала кулак, поелозила пальцами для концентрации, высвободила. Не очень высоко в воздухе повисло семь маленьких копий фаз Лун. Уткнувшись затылком в ствол дерева, внимательно это рассматривал. — Красиво. Кивнув, убрала всё обратно. — На Саске, кстати, седьмая сцепка кидается. В хорошем плане. На собрании, когда с Райкаге тявкалась, сама по себе его закрыла. — Есть в этом что-то, — опять уткнулся в книгу. — Почему астрономия? — Не знаю, как-то само. Всегда тяготела к всякому возвышенному и глубокому. Писала несколько научных работ. Самая любимая - онтология времени в рамках физической картины мира. — И про что она? — Пыталась доказать, что времени не существует. Хмыкнул себе в маску. — Ещё почему астрономия? — Ты копаешь очень глубоко, Какаши. — Ты тоже. Так ответишь? — Ну. В детстве надо было как-то абстрагироваться. — Старшая сестра? — И это тем более. Она как бы… заставила на это смотреть. — В каком смысле? — В прямом. Привязала к батарее. С твоего позволения, не хочу продолжать. Кивнул себе в книгу. — Примерно такая же ситуация. Нет, не заставляли ни в коем случае. Сам нашел. Дома. Ткнула носком ботинка ему в обувь. — Извини. Не хотела лезть. — Ты и не лезла. Я сам хотел рассказать. А что у тебя с пальцами? — Дисплазия соединительных тканей. Да и не только пальцы. — К чему приводит? — Из видимого — специфическая гибкость суставов. Но вывернула это в свою пользу, стала полупрофессиональным хореографом, на сколько успела в более менее мирные времена урывками. — Занятно, — Какаши тепло ухмыльнулся. — Специфическая гибкость — это как? Откинула голову в бок, затягиваясь посильнее. — Сам увидишь. — Обязательно, — кивнул в книгу, переворачивая страницу. — Кофе? — Да, спасибо. Зак.. — Я уже закрыла. Спокойно пей. Уткнувшись в дерево затылком с закрытыми глазами, продолжала курить. — У тебя тут сколько? Литр? — Примерно так, да. Это самый минимум в день, чтобы держаться на ногах. Оболдуй твой, правда, привычку выработал считать чашки с кофе. — Наруто? Да и, мне кажется, корректнее, наш. За всё, что ты для них сделала. — Не Наруто, Саске. Ну, пусть будут нашими, я только с радостью. — Саске? — Именно так. Он меня чуть до приступа не довел, когда приехали мои друзья сюда на миссию, они у меня ребята специфические, знаешь. Ну и один в лоб спрашивает, кто тут мой лучший друг. Саске просто выходит и руку ему тянет, представляется. Какаши, вроде как, немного подавился кофе. — Дела. — Есть такое. Мы же даже Новый год все вместе справляли. Я с оболдуями и Шикамару с нами. Разбомбили мне дом только так. Какаши тепло хмыкнул, возвращая мне кофе, тыкая им куда-то в предплечье. — Можешь открыть. — Саске просто надо объяснять причинно-следственные связи. И всегда говорить, как есть. Ему уже за столько лет сколько всего плели, вот и не верит вообще ничему. К тому же, он очень, очень ведомый, в отличие от Наруто. И ещё его чувство вины выжившего нужно постоянно чем-то компенсировать, и доказывать, что он ни в чем не виноват и вообще достоин лучшего. — Ты со стороны психологии к нему решила подойти? — А как ещё? У него психика сломана. Да и у Наруто не лучше, на самом-то деле. Обоих пытаюсь по всем фронтам подбивать. Поэтому и настаиваю здесь на корпусе нормальной посттравматической военной поддержки. Нам бы, знаешь, всем через него пройти, по хорошему. Хотя я это дело не люблю. — Почему? — Когда тебе что-то очень долгое время приписывают, начинаешь в это верить. Какаши, коротко кивнув, перевернул страницу. — Может, на Руму дальше пойдем? Путь сократит. Да и несется он быстрее нашего. — Кто такой? Пришлось закатать штанину по самое бедро. — Вот так выглядит, если обобщать. Какаши наконец-то оторвался от книги, рассматривая бедро сбоку от себя. Наклонил голову посмотрел, в другую сторону наклонил голову посмотрел. Даже книгу опустил. Рассматривал внимательно, сжав свободную от книги руку в кулак. Меня это начинало выводить из себя. — Если хочешь — бери и клади её. Прикрыв глаза, тепло хмыкнул, разжимая кулак и укладывая ладонь поверх Руму. Отпив кофе, подкурилась, сгибая ногу, чтобы ему было удобнее. Обхватил своей ладонью, казалось, сразу всё бедро, вернулся в книгу. Так и сидели, он — читая, я — покуривая. Всё было будто так, как и должно было быть всегда. И обоим было абсолютно комфортно. — Он правда шумноватый, знаешь, он что-то вроде яростного первичного разума. Гудит там о чем-то своём, не всегда понимаю. Хоть и сама продумывала. — У тебя очень специфический склад ума. — У тебя тоже, — пожав плечами, отпила побольше кофе. Перевернул страницу. — С удовольствием посмотрю на это в действии. А то словами мне так никто нормально не смог объяснить, как это работает. — Отлично, — широко улыбнулась, затушив окурок о землю. — Будь любезен, мне надо его вытащить, — чуть тряхнула ногой, намекая, что мне нужен прямой контакт. Но, если честно, скидывать эту самую органичную руку на себе вообще не хотелось. Но миссия же. Захлопнул книгу, убрал в карман, потянул на себя ладонь, задевая то ли специально, то ли черт его знает, всеми пальцами поочередно. Хмыкнув себе под нос, достала ненаглядного Руму. — Выглядит специфически. Есть что-то от быка. — Да, есть такое. Руму, хороший мой, подвезешь? Тот кивнул, пуская дым из огромный ноздрей и размахивая своим башером в лапе. — Ты только потише, ладно? И поаккуратнее, будь добр. Следом за ним выплыл ещё и Мофингу, который отразил первого. — Не думай, что мне не хочется вместе с тобой. Просто Руму не совсем комфортно, он с характером. Я переживаю за него. Запрыгивай на копию. Какаши, не поведя и бровью, все выполнил. Примчались к переговорам на полтора часа раньше. Оставшееся время решили выделить на обед, и мне ещё отчего-то захотелось прикупить гостинцев что Саске, что Наруто. Просто чтобы были. Какаши с удовольствием разделил и то, и другое. В идзакая опять пришлось нагородить вокруг него целую стену, да ещё и придерживать рукой, потому что в этот раз конструкция такой прочной не была. Тот тепло улыбнулся одними глазами, когда я, приметив возможное падение конструкции одной интуицией, смачно матернулась, крепко удерживая её на месте.

***

Не мог не заслушиваться на переговорах. Это правда было что-то с чем-то. И ещё это дало понимание того, как вообще этот несчастный союз был заключен. Если надо — хмурила брови, если надо — вежливо улыбалась, если надо — переходила с нарочито выделанного языка на более неформальный, вызывая смешки по всему залу. Если надо — откидывала голову в бок, если надо — вставала, упираясь кулаками в стол, нависая над всеми. Какая-то абсолютно невидимая и неимоверная сила захлестывала даже его. Какая-то внутренняя. И было безумно приятно в ней находиться. Она будто обволакивала, немного гипнотизировала, и, что самое главное, давала неимоверное спокойствие. Сам же с удовольствием подставлял плечо, когда видел, что что-то может пойти не так. К этому плечу охотно прижимались, дергали одной ногой под столом, но на лице — абсолютно хладнокровное спокойствие. Переговоры прошли не то, что прекрасно — идеально. Да и после них, когда все уже в более менее неформальной обстановке беседовали, всё стало ещё проще. Если надо — вежливо касалась плеча, кивая, показывая, что слушает внимательно и внимательнее всего на свете, если надо — говорила что-то такое, от чего рядом стоящие тепло смеялись. Если надо — просто стояла, практически не шевелясь, будто о чем-то анализируя. Представлять, как именно работает эта голова — было занятно. И практически непонятно. Местные ни с того, ни с сего решили предложили ещё и осмотр небольшой деревушки, услышав что-то очень заманчивое от неё. Осмотр и продолжение переговоров пришлось провести в рётэй, где местные тут же приложились к бутылке. Лично у него диалог с ними с этого момента отчего-то не шел. Вообще ни в какую. А вот у нее — да. Видимо, чтобы разговаривать с лицами в таком состоянии, нужно уподобиться им. Вытащила из них столько, что опять никак не объять, приходилось лишь всё это запоминать, чтобы точно потом ничего не пропустить. Но чем дальше - тем больше ему не нравилось. Откровенно глазели, пытались чуть ли не подкатить, кажется, даже пару раз пытались облапать. Сам хотел двинуть через весь стол, но там справились и без него него одним убийственным взглядом. Не хотел бы он таких получать на себе. Оставалось дальше спокойно сидеть и слушать, доводя миссию до конца. — Чертовы ублюдки. Дипломатическая улыбка сменилась чуть потряхивающимися руками с сигаретой и спешно удаляющимися шагами отсюда восвояси, когда всё это наконец закончилось. — Ты трезвая? Вот сейчас вообще удивился. Видел же вроде, да и слышал, да и вообще. — Ещё бы. Ловкость рук и актерская игра. Как ещё из них всё это можно было вытащить? — Всё так, — кивнул. — Извини, я не думал, что так обернется. — Угомонись. Это моя работа. Всё в порядке. Остыну и нормально будет. Так и шли куда-то подальше отсюда. Остановилась многим подальше у кого-то дерева, складывая руки на груди и потягивая сигарету одними губами. Наблюдать за этим было крайне занятно. — Расскажи что-нибудь. Неважно, что. Мне всё ещё очень противно. — Я не особо разговорчив, если честно. — Я заметила, Какаши. Просто твой голос меня успокаивает. Пришлось рассказывать о том, как проводил экзамен после выпуска из Академии для своих оболдуев. Слушала внимательно, сначала с самым нервозным выражением лица, потом, к концу — тепло улыбалась, потом вообще рассмеялась, так искренне и чисто, что где-то возле шрама на груди потеплело. — Теперь я поняла, о чем мне они не так давно говорили. Про товарищей по команде. — В плане? Может, здесь заночуем? Я не думал, что настолько затянется. — Давай. Веди, я не очень здесь ориентируюсь. Кивнув, пошёл до мелкого рёкана, одного-единственного на всю округу. Подкуриваясь следующей, двинулась за ним, как всегда тихо шурша полами мантии и тяжелыми подошвами. Это успокаивало. — Мы их с ребятами пригласили к нам на крышу отдохнуть после их визита. Шикамару, наших двоих. Ну правда же заслужили, вообще им благодарна очень-очень. Очень душевно посидели, на мой взгляд. Говорю, значит, что Шикамару у нас будет правой рукой Наруто, а Саске — АНБУ, чтобы спину своему другу прикрывать, потому что нет ничего вообще важнее этого в жизни. Те на меня странно как-то глядеть как всегда начали, говорят, что говорю прямо как ты. — А что именно ты сказала? — Что в мире шиноби те, кто не подчиняется правила считаются мусором. Но, на мой взгляд, те - кто не ценит и не бережет своих товарищей, друзей, сокомандников - ещё хуже. Пришлось остановиться, чтобы внимательно на неё посмотреть. — Меня научил этой простой истине Обито. Это многое для меня значит. — Ээм, прости, — почесала бровь, — такое ощущение, что вечно лезу туда, куда не надо. — С чего ты взяла? Как по мне — наоборот. Всунув поплотнее руки в карманы, пошел дальше. Она — следом, всё также еле заметно шурша полами и подошвами. До рёкана дошли практически молча. Да и зачем говорить? Наговорились уже оба на переговорах. Нужно было постараться отдохнуть. В рёкане же прозрачно намекнули, а потом уже и открыто намекнули, что практически всё занято. Остались только пара двойных номеров. — И? У нас дипломатическая миссия по велению Страны Огня. Мы выступаем юридическими лицами в данный момент, а не физическими. Держатель рёкана заметно напрягся. Разумеется, не по правилам. Только супруги могли находится в двухместных или граждане одного пола. Но все вот эти точечные аргументирующие доводы вызывали у него сверхзадумчивое выражение лица. А потом, ни с того, ни с сего, на стойке оказались саке из печати с сумки и прилично деньжат. Точно дипломат, найдет подход ко всему и вся. — Ловко ты. — Тут надо подход просто знать, — пожала плечами, — да и хочется отдохнуть. Если честно, ноги гудят. — Почему? — Старые боевые травмы ступней. Тянут время от времени. Пожав плечами, зашел следом. Комнатушка не особо-то и тянула на двухместную. Только два раздельных футона, да и напольный торшер, по сути. Ещё чего-то по мелочи — да и всё. Та же уже умыкнула в уборную в конце коридора. Выждал, произвели смену караула, что бы, как минимум, не смущать своим присутствием, пока та укладывалась на футон. Когда вернулся, увидел лишь замотанную в одеяло спину. — Я ничего не вижу. Скажешь, когда можно будет открыть глаза. Тепло ухмыльнулся под маской. Повесил жилетку с протектором и перчатками в карман, разулся, уместил всё это рядом с огромной черной мантией и чудными тяжелыми ботинками явно на размер побольше. Сам же точно также тактично остался в штанах и майке с высоченным воротником, который, как и всегда, выступал в роли маски. Шурша футоном, улегся на второй, сразу на спину, натягивая одеяло чуть ниже груди. — Можешь открывать. Я сплю в маске. На соседнем футоне перевернулись точно также на спину. Как и он - лицом к входу. — Почему? — Привычка. — Вопрос: привычки определяют нас или мы определяем наши привычки? Тепло улыбнулся в потолок. Лежать вот так на соседних футонах, расстояние между которыми — в две вытянутые руки, рассматривая потолок и слушая все эти умозаключения, которые неизвестно как формируются в умной голове — было тоже очень приятным. — Думаю, первое. — Но привычки же могут меняться со временем. — Да. И что? — Мы, как личность, многим формируемся в детстве. Остальное — это общество делает с нами. Общество само создает тех, кого потом признаёт преступниками или кем похуже. Это делает только общество. Сам по себе человек — белый лист. Поэтому очень глупо кого-то обвинять в том, что он какой-то не такой, если с ним это сделали другие люди. — Что ты имеешь в виду? — Общество само создает преступников, убийц, мстителей и так далее. Взять того же Саске нашего. Его сделало таким общество. Я же теперь пытаюсь вытащить обратно. — Почему он так поменялся? Не сказать, что прям совсем. Но… сама понимаешь. Это небо и земля. Прогресс на лицо. — Там всё немного глубже. И более личное. Этого я не могу рассказать, Какаши. Но просто знай, что это нечто очень хорошее. Очень прекрасное. Такое, что вытаскивает из любого беспросветного дерьма. — Ладно. Пусть так. Прикрыл глаза. Настенные часы над сёдзи отбили половину двенадцатого. На соседнем футоне тоже замолчали. Видимо, тоже пыталась уснуть. Пролежали в тишине не двигаясь наверное полчаса, не меньше. — У меня есть привычка всегда опаздывать. — Занятная привычка. — Я никогда не считал её какой-то плохой привычкой, есть и есть. Но… — Но? Пришлось наконец-то обернуть голову, чтобы посмотреть на соседний футон. Одеяло натянуто до ключиц, усталый взгляд — в потолок, ступни под одеялом как-то интересно уложены, правая рука странно подвывернута. — Но мне кажется, что и сейчас я опоздал. И сейчас я опаздывать не хотел. — О чем ты? Повернула голову на него. — Мне надо было возвращаться в деревню многим раньше. Глазища в ночной полутемени больше походили на черные, чем на карие, и тем более на зелено-карие. И, как и всегда, прожигали в своих собственных дыру. — Я уверена, что всё всегда происходит именно так, как должно быть. На самом деле, случайностей не существует. Это закономерный процесс. Всё в жизни описывается вероятностью. — Звучит вполне логично. Кивнула. — Именно поэтому всегда нужно жить в срезе настоящего. Ни в срезе прошлого, ни в срезе будущего. К тому же, как-то раз я была на одной интересной миссии в восточных странах, а там сам понимаешь, видение мира многим шире. Попыталась у них перенять по факту мантру про то, что возможно завтра никогда не настанет. Поэтому нужно иметь дерзость делать то, что хочешь в данный момент. Сейчас. Не завтра, не послезавтра. На нас может свалиться огромный метеорит, может расколоться Луна, может произойти всё, что угодно. Мы считаем, что мы здесь главные, люди, но это не так. Никакие шиноби, никакой вместе взятый альтернативный мир не сможет противостоять самой сильной вещи в мире — самой природе. Потому что мы, по факту, всего лишь черпаем её мизерную часть. Даже если собрать всех вместе, мне кажется, и процента не наберется от той силы, что владеет природа. Космос, пространство, планеты. Ты хоть представляешь, через какие процессы этому всему пришлось пройти, чтобы мы появились? Мы по сравнению с этим - песчинка. Пустые места, по факту. А мы что, должны переживать из-за того, что что-то сделали не так? С нами сделали не так? Мы ничтожно малы по сравнению со всем этим. Остальное налепляет уже на нас общество. Очень прекрасное видение мира, я время от времени стараюсь его вспоминать и напоминать себе, но, если бы это получалось так просто. Всё равно загоняешься из-за всего и вся. Слушать эти все размышление было очень приятно. Слушал бы, на самом деле, хоть каждую ночь перед сном как сказку. Прикрыл глаза. На соседнем футоне, видимо, тоже. Наверное, прошло ещё часа пол. Вслушивался в тихое дыхание. Это успокаивало. Особенно после дерганного дня. Но сон пока не шел. Как и многим до этого. — Твоё присутствие успокаивает. — Твоё тоже, Какаши. Не смог не улыбнуться под маской. Пришлось открыть глаза. На соседнем футоне их тоже открыли. — Но если было так просто забыть всё прошлое — было бы проще. Согласно кивнул. — Иногда, чтобы от него абстрагироваться, подсчитываю все наши противостояния с лучшим другом, знаешь, как некоторые люди считают овец, я считаю наш с ним счёт в личных состязаниях, так сказать. — А какие именно состязания? — Да глупые, на самом деле. Как с учебных лет началось, так и не можем закончить. Тут скорее противостояние принципиальное. Он тоже танцор, вот и… Пока что лидирую на два очка. Пятьдесят один — сорок девять. Саске, зараза такая, ничью присудил в недавнем вот состязании. А я хотела вырваться вперед побольше. Не смог опять тепло не улыбнуться в маску. Глазища, прожигающие дыру в собственных на соседнем футоне, вопросительно выгнули бровь. — У нас тоже с другом примерно такое же. Гай, если слышала. Тоже с самого детства началось. Но у нас разные виды, от рукопашного боя, до камень-ножницы-бумага. Я пока что также лидирую на два очка. — Занятно, — на соседнем футоне тепло посмеялись, а потом глазища остановились на плече с татуировкой. Улыбка куда-то ушла. — Ты был в АНБУ? — Да. Капитаном команды. Со мной работал старший брат Саске. На соседнем футоне вообще воцарилось что-то не читаемое. Чуть ли не до ужаса какого-то на лице. — Итачи? — Да. Саске что ли рассказывал? С соседнего футона — тишина. Даже сам немного напрягся. — Всё.. в порядке? На соседнем футоне коротко и сдержанно кивнули. — Какаши, ты.. когда рассматривал мои татуировки на плечах, разве ничего не заметил странного? — Их у тебя много. Глаза разбегаются, если честно. — Понимаю, что глаза разбегаются. Но тебе нужно всего лишь один-единственный глаз увидеть. Насколько вы с ним были близки в АНБУ? — Достаточно, я бы так сказал. Я считал его своим хорошим товарищем, несмотря на его юный возраст. — А почему ты спокойно так о нём говоришь? Он же предатель, вырезавший свой клан, если не больше? Пришлось закусить губу под маской. Очень странный разворачивался диалог. — Что именно тебе рассказывал Саске, Иллин? — Саске? Практически ничего. Ответь мне на один вопрос: предатель он или нет? Пришлось многозначительно промолчать, выгнув одну бровь. — Ответь. На. Вопрос. Крайне странный диалог. Но, пока сам не успел сообразить как именно, голова по себе отрицательно качнулась. На соседнем футоне чуть ли не облегченно выдохнули. — Я знаю всю правду о нем, Какаши. И я знаю, что это тайна. На соседнем футоне к нему обернулись спиной. Опешил, если честно. Даже не нашел, что сказать в ответ. Так и рассматривал затылок. Потом шею. Потом лопатки. — Что у тебя на спине? Там.. возле сердца? — Катана и боевой топор. Примерно оттуда же я знаю всю правду. Или Пятая тебе не рассказывала всю ту историю, что всем пяти каге вывалил мой друг Итан на собрании? — Вкратце — да. — Тогда ты должен знать, что миссия у нас была сюда. Миссия, разумеется в кавычках, а они накололи меня как мясо на свои оружия, выбрасывая здесь. Как видишь, выжила. И теперь на политическом убежище в Конохе. — Почему? — Что именно почему? Меня не поломаешь, Какаши. Пришлось опять замолчать. Странный диалог. Странный и крайне личный. — Ты, как будущий Шестой Хокаге должен знать, что меня вытащили из могилы Акацуки. Оттуда и знаю Итачи. Оттуда знаю всю правду. Оттуда я смогла вытащить Саске из дерьма за уши. И ещё много чего. Пришлось посильнее сжать своё одеяло, расфокусированным взглядом теряясь где-то между лопаток на соседнем футоне. — Скрытые Деревни сами производят предателей и убийц. Таких убийц, знаешь, которые десять дней от койки не отходят, чтобы держать судороги и сбивать жар, чтобы опять кровотечение не открылось. Оставалось просто промолчать. Слишком много информации, и как её переварить — пока не очень понятно. — Я не участвовала в их деятельности, к тому же, по всем законам в рамках союза и неприкасаема на данный момент, как единственный официальный представитель здесь. Но лично ты — можешь делать, что хочешь. Ещё один ночной кошмар в коллекцию мне лишним не будет. А то последний сорт что-то уже откровенно достал, хотелось бы его поменять. Что и на это ответить — тоже не нашлось. Решил просто перевернуться на живот. Может быть, так мозг это лучше начнет переваривать. — Ну? — Что ну? На соседнем футоне тяжело вздохнули. — Я жду хоть какой-нибудь реакции. — Какой именно? На соседнем футоне вздохнули ещё тяжелее, заново переворачиваясь на спину. Повернули на него голову, как всегда прожигая глазищами дыру в своих собственных. Так и лежали, так и смотрели. Что ответить или сказать - у него пока что всё ещё не находилось в голове. — Знаешь, если бы я тебя любила — я бы была самой счастливой. Пришлось медленно моргнуть, чтобы унять стук сердца в футон, который взбесился за секунду, услышав эту фразу. Потом что-то примерно такое же, непонятное, одновременно и тяжелое, и невесомое дернулось в желудке. Даже отдало в кончики пальцев. — Что ты видишь в своих кошмарах, Иллин? — Многое. Глаза с соседнего футона вообще не отводили. Ему бы иметь такую выдержку. Если честно, хотелось от них спрятаться несмотря на всё то, через что прошёл за всю свою жизнь. — Почему ты не спрашиваешь, что там вижу я? — Потому что я у меня проблемы со сном с самого детства. И я прекрасно представляю, как это раздражает. И, к тому же, это личное. Либо рассказывают, либо нет. Я рассказываю, потому что тебе я могу рассказать всё, что угодно. Принять или нет — это уже твоё дело. Молча пролежали минут десять к ряду, пока часы на стене рядом с выходом тикали в оглушающей тишине. Слышал стук сердца с соседнего футона. Слышал своё собственное. Кажется, даже слышал, как опускаются и поднимаются ресницы, но глазища не отводили пристального взгляда со своих собственных. Не выше, не ниже. Слышал шорох футона рядом с правой рукой. Это единственное, что выбивали из колеи. — Я убил подругу своими руками. Прямо в сердце. — Это не делает тебя плохим. Уверена, на то были причины. Мы не имеем право осуждать кого-либо. Особенно за прошлое. Пришлось опять устало прикрыть и открыть глаза. — То, что она сама пошла на это — ничем не помогает, знаешь. — Знаю. Но мы должны уважать выбор другого человека. Особенно друзей. Понимаешь, Какаши? Кто мы такие, чтобы решать за других? Пришлось опять медленно моргнуть. Это правда что-то с чем-то. Будто вспороли грудь и засунули туда длинные холодные пальцы, что-то вытаскивая. — Ты — не монстр, в отличие от меня. — С чего ты так решила? — Когда тебе очень долгое время что-то приписывают — ты начинаешь в это верить. Ты спрашивал, что я вижу в кошмарах. В каких именно? — В последних. На соседнем футоне тяжело вздохнули, но взгляд не отвели. Выпутали правую руку из-под одеяла, поднимая выше. — Видишь? Она по локоть в крови. И во сне, и наяву. Чья именно кровь из моих друзей — не знаю, пытаюсь хотя бы этого не узнавать, может обоих сразу. И ещё эта рука безбожно болит. Практически ничего не помогает. Руку убрали обратно под одеяло, разочек, еле заметно, болезненно скривившись. Не заметил бы, если не рассматривал это во все глаза. Вытащил из-под груди свою правую руку, также поднимая чуть повыше. — Аналогично. Я вижу её в крови Рин. И эту кровь не отмыть. Убирать эту чертову руку не было никаких сил, так и положил на футон поверх одеяла. — Почему если, Иллин? Что тебе мешает это делать? На соседнем футоне поджали губу. — Потому что будущему Шестому Хокаге — это всего не надо. У меня руки не то, что локти, по плечи в крови, и в своей, и чужой. У меня бессонницы, кошмары, от которых подрываешь временами с мокрым лицом. Я просто монстр, выпадающий в депрессивные эпизоды временами, когда сил носить на лице невидимую защитную маску уже нет никаких. Пришлось глубоко вздохнуть и закрыть глаза. Также медленно их открыть. — Мы похожи больше, чем ты думаешь, Иллин. На соседнем футоне прикрыли глаза. Но теперь не открывали. — Ты можешь снять свою маску, Какаши. Я не буду смотреть. А без нее, наверное, спится лучше. — А тебе без своей? На соседнем футоне открыли глаза, медленно вдыхая и выдыхая. — Это выматывает. Я не всегда могу её снять, даже если хочу. Хорошая психологическая защита — отрицание. — Вытяни руку в бок, это должно перераспределить кровоток, как минимум. Мне обычно помогает от тремора, хотя бы. На соседнем футоне, поджав губу, выполнили указание, вытягивая всю правую руку по полу. Прикрыли глаза. Постарался сделать то же самое. Прикрыл. Часы оглушали. Оглушало вообще всё. Слишком всего много. Слишком лично. Будто каждый забрался куда-то непозволительно глубоко под маску другого, и если у одного — реальная, то у второй — невидимая. — Помогает? С соседнего футона раздался шорох подушки. Не открывая глаз, считал это как «‎нет»‎. Наощупь протянул не убранную под одеяло свою правую руку на встречу, находя запястье и за него подтягивая чуть повыше. Под таким углом должно было быть лучше. — Вот под таким углом. Должно помочь хотя бы немного. Свою руку оставил там же. Теперь расстояние между двумя футонами сжалось до паре сантиметров между пальцами обоих правых рук. Это тоже было приятно. Даже с закрытыми глазами чувствовал присутствие рядом другой руки. Даже и не такой ледяной, как бывало, даже немного теплой, даже чувствовал это тепло. У самого ладонь чуть ли не горела. С закрытыми глазами почувствовал, как указательного пальца практически невесомо касается маленькая подушечка по сравнению с его ладонью другого указательного пальца. Пробрало до самых костей. До самой последней нервной клеточки. Почти обожгло. Подовинул чуть ближе. Хотелось ещё. Остальные пять пальцев, желательно целую ладонь. Сжать и не отпускать. В тишине, в темноте, с закрытыми глазами с той стороны пододвинули в ответ также ближе, растопырив пять маленьких, но длинных пальцев. Водить каждой грубой от тренировок подушечек пальцев по этим пальцам было приятно. Чересчур приятно. Так приятно, что сводило ноги под одеялом. Пришлось открыть глаза. На соседнем фоне — открыли одновременно с ним, практически. — А вот это помогает. Не смог не улыбнуться, когда все десять пальцев одновременно переплелись в крепкий замок, пока одни глазища прожигали дыру в других. На соседнем футоне тоже улыбнулись. — Просто есть такой тип людей, которым лучше быть одним, Какаши. — Ты относишь себя в этому типу? На соседнем футоне коротко кивнули одними глазами. — Не думай, что я хороший человек, Иллин. — Ты правда так считаешь? Кивнул точно также в ответ одними глазами. — Отрицание — хорошая психологическая защита, Какаши. Я смогу отрицать и твоё утверждение. Точнее, его опровергнуть. Пока ты сам не поверишь. Шумно вздохнув, прикрыл глаза. Это не просто что-то с чем-то, это нечто. — Тогда и я твоё — тоже. Пока не поверишь сама. На соседнем футоне шумно вздохнули, прикрывая глаза. — Зачем, Какаши? — Я хочу избавиться от твоего «‎если»‎. На соседнем футоне тепло хмыкнули. — Проблема не в этом. — А в чем? — Проблема в том, что теперь у меня есть ты. Но позволить себе не могу. Поэтому и «‎если»‎. Отрицание — хорошая психологическая защита. Тебе ли не знать. — А я если я хочу, чтобы ты позволила? На соседнем футоне медленно моргнули. — А если я хочу, чтобы позволил ты сам себе? Один уголок губ сам как-то слишком тепло взмылся вверх. — У меня слишком много минусов. — И какие именно минусы ты себе напридумывал, Какаши? Почти что рассмеялся. Это не просто нечто, это что-то невозможное. — М? Я слушаю. С соседнего футона сжали ладонь всеми пальцами ещё крепче. — Меня считают депрессивным. — Меня тоже, дальше. — Я задумывался о самоубийстве. — Я тоже, даже реализовывала, дальше. — Иногда я общаюсь только кивками или вовсе игнорирую. — Я тоже, Какаши, дальше. — Я могу быть слишком жестоким в боях и на миссиях. — Я тоже, дальше. — Я читаю, чтобы сосредоточиться, а не наоборот. — Хм. Ну есть такое у меня да, дальше. Это невозможно. Правда, невозможно. Почему это всё кроют так, что невозможно возразить? Что вообще ещё вывалить, чтобы достучаться до человека? Да почему. Почему его пытаются переубедить? — Почему ты пытаешься меня переубедить? — Я уже отвечала, кажется, на данный вопрос. Просто молча вздохнул. Грудь не то, что вспороли и залезли туда пальцами. Оттуда что-то тянули. А ещё, кажется, залезли туда теперь полностью, уютно устраиваясь где-то между ребрами, как у себя дома. И это нравилось. Это успокаивало. Не может быть так хорошо. Не может. Оставался лишь один, финальный бросок. — Есть ещё один минус. Не самого тривиального характера. — Не самого это насколько? Не смог не ухмыльнуться. Глазища напротив, прожигающую дыру в своих собственных, потеплевшие пальцы в собственной руке — всё это забиралось не то, что под маску. Напрямую в голову. — Достаточно интимного, вот настолько, если обобщать. На соседнем футоне закусили щеку изнутри. — Я слушаю внимательно, Какаши. Какой это такой минус. Интимного характера. Хмыкнул. Это просто невозможно. — А разве из сорта литературы, который я читаю, это нелогично? На соседнем футоне как-то странно кивнули, закусили губу и практически улыбнулись одним уголком рта. Большим пальцем очертили круг по внутренней стороне ладони, чуть царапая коротким ноготком. Было приятно настолько, что хотелось, чтобы это никогда не останавливалось. — Так и что именно этим хочешь сказать, Какаши? Это издевательство. Такое не озвучивают вслух. А его будто специально подначивают на соседнем футоне, пытаясь не улыбаться. Отчего-то. Это когда-нибудь, наверное, сведет с ума. Если не дальше. — То и хочу сказать. Надо же как-то нивелировать всё то, что происходит в жизни? И сделать это можно только там. От всех защитных реакций остаются только базовые инстинкты. Иногда выходит слишком...грязно. И я этим не горжусь. На соседнем футоне тихо рассмеялись. Тихо, довольно, почти что радостно. Что это вообще значит, а? На такое так не реагируют. Это правда достаточно странно и, наверное, слишком пошло. Слишком. Но потом руку сжали еще крепче, в глаза уставились ещё прямее, лицо — серьезное. — Я ждала тебя всю свою жизнь, ты знаешь? Ребра сами по себе резко сократились раза два, не меньше, от этого. Пальцы на одной ноге подогнулись, что-то куда-то упало в желудке. — И если ты это считаешь минусом — опровергну только так. Влегкую. Под всевозможными углами, во всевозможных местах, как хочешь, где хочешь, куда хочешь. Если захочешь это опровергать, конечно же. Уже захотел, если честно. С самой первой встречи, если честно. Пришлось немного поудобнее устроиться на животе, чтобы ничего не мешало лежать и ничего не передавить. За секунду вся кровь из головы, которая пыталась мыслить, накручивать, что-то выдумывать, стеклась вниз, строго между ног. Это правда уже невозможно. Видимо, и правда нашёл. — Хочу уже. — Так в том-то и дело, Какаши, что я тоже. С самого первого дня. Минус нивелирован? Как говорят, минус на минус даёт плюс. — Мне бы.. очень хотелось узнать поподробнее про этот плюс. — Я тебе и за всю ночь не перескажу всех своих тараканов на этот счёт. Их очень много. Ты не представляешь, сколько. Но… — Но? — Но каждый исключительно относительно тебя. Пришлось закрыть глаза и поглубже вздохнуть. От одних разговоров уже тихо ехала крыша. А что будет, если… — У меня тоже. Я бы..с удовольствием продемонстрировал на тебе. — И ещё желательно «‎в»‎. И «‎под»‎. Чуть ли не рассмеялся. Правда нашёл. Правда. С точно такими же тараканами в голове, как оказалось. Это просто невозможно уже. Просто невозможно. — Спать будем сегодня? Нам рано выходить в деревню. Всё равно посмеялся, одной грудной клеткой, уткнувшись лицом в подушку. Это точно когда-нибудь его куда-нибудь сведет, если не уже. — И только не думай, что я не хочу...смотреть на твои демонстрации прямо сейчас. Просто в рёканах очень тонкие стены. И ты устал после миссии. Да и… На соседнем футоне замялись. — Что и? — Ты ничего так и не ответил на все мои истории. Это, если честно, немного гложет. — Ты сама говорила, что прошлое есть прошлое. Если они спасли тебе жизнь, что тебе ещё оставалось делать? Или скажешь, что будущему Шестому Хокаге это не надо? На соседнем футоне коротко кивнули. Пальцы в своей ладони опять чуть похолодели. — Тогда все твои попытки переубедить меня — относятся туда же. Я сделал очень много плохого в прошлом. Очень. Немного замкнутый круг получается, не находишь? На соседнем футоне задумчиво закусили губу. — Есть немного, да. И как быть? — Ты сама уже отвечала на этот вопрос. Про временные срезы. — Настоящее? Коротко кивнул. — Делать то, что хочется? Коротко кивнул. На соседнем футоне прикрыли глаза. Тоже прикрыл. Надо бы и правда спать, вставать ни свет ни заря. Даже немного уже клонило в сон. Особенно от снова нагревающихся ледяных пальцев от тепла своей собственной ладони. — У тебя очень красивые пальцы, Какаши. Длинные и красивые. Улыбнулся. Всё это было приятно слышать. Не от кого-либо, только лишь с соседнего футона. — Сними её, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты выспался. Я не открою глаза. Если проснусь раньше — не буду смотреть. Я обещаю. Подвис на минутку. Это было слишком.. слишком. Просто слишком. Но.. пообещали же ведь. Пообещали. А он поверил. Стянул, вдыхая побольше воздуха. Да, так и правда лучше. Нагретый большой палец невесомо и почти что щекотно огладил всю ладонь, до чего дотянулся. Постарался вложить в ответные поглаживания всё, что хотел бы сейчас сказать и сделать. С соседнего футона отвечали также, всецело, полностью, забвенно. Это было прекрасно. — Они ещё достаточно ловкие. Я бы так сказал. С соседнего футона тихонько рассмеялись одной диафрагмой. Самые прекрасные звуки, что он слышал, правда. — Интересная оценка. — Сама потом проверишь. — Обязательно. Лично он уснул первым, практически через пять минут. Как оказалось утром, на соседнем футоне — примерно точно также. И ни одного кошмара. Ни у него, ни у неё. До самого раннего утра, в котором проснулся первым от того, что во сне себе всё-таки отдавил то, на чем лежал. Иногда сетовал на это несуразную громадину, временами откровенно мешающую. Решать проблему пришлось идти, тихо поднимаясь с футона, чтобы не разбудить. Выпутывать пальцы из теплых, прогретых за ночь, не хотелось, но надо было. Иначе бы просто взорвался. И было безумно приятно представлять именно эти пальцы, а не собственные, пока чуть ли не с рыком кончал в более менее приличной уборной, уже радовало. Это точно когда-нибудь до чего-нибудь доведет. Не то, что до плохого. До хорошего. Возможно, до слишком хорошего. Я же, абсолютно спокойно проснувшись впервые за черт знает сколько времени, вытянув ноги, первым делом потянулась к соседнему футону. Но там никого не было. Аккуратно приоткрыла глаз — пусто. Открыла оба — пусто. Села, осмотрелась — пусто. Пожав плечами, вылезла из-под одеяла, шлепая босыми ступнями до сигарет с кофе. Со вчера ещё осталось нормально так, не успела всё и допить. Холодный черный кофе — тоже прекрасен. Пробралась обратно, к окну, отодвинула всю створку целиком — хотелось подышать полной грудью, из которой будто вчера что-то вытащили. Ну и, свежим воздухом. Свежим никотиновым воздухом, всё так, да. Оперлась локтями на подоконник. Прекрасное утро. Не снилось ни-че-го. Вообще. Хмыкнула в сигарету, протирая глаза, да и всё лицо сразу. Странная ночка, ничего не скажешь. Особенно когда тебе в лицо заявляют, пусть и через силу, что извращенец. Такой же. Как ты. Звёзды сошлись, что ли. Ну не может быть так хорошо, не может. За спиной тихо отодвинулась и задвинулась дверь. Пытаясь не улыбаться, отпила кофе побольше. — Я могу смотреть или ты не в маске? — В ней. Шагов слышно не было, пришлось откинуть голову на плечо. Какаши подпирал лопатками дверь, как всегда в самой расслабленной позе из существующих в мире с руками в карманах, который силой тяжести оттягивали край штанов так, что между ними и майкой поверх сетчатой прокладывалась дорожка кожи. Ты с ума меня когда-нибудь сведешь, ты в курсе? А? Обернула голову обратно в свой кофе и свою сигарету. — Кофе будешь? Тишина. — Всё порядке? Тишина. Ладно. Докурила первую, прикурила вторую, пока спину прожигали чернющие бездонные глазища. — Боюсь подходить. — От чего? Я не кусаюсь. Перекрестила ноги, стараясь тактично игнорировать влажные труселя. Это правда невозможно. Просто от того, что ты там стоишь сзади, понимаешь? Даже не подходишь, а уже всё, конечная. Тихо шлепая босыми ступнями по полу всё-таки подошёл. Сжатый в руке кофе даже жалобно скрипнул, пришлось контролировать ладонь, чтобы не было слишком уж палевно. Выдохнул где-то сзади. Так сильно и так долго, что даже волосы на затылке задело. Главным было не оборачиваться. Иначе точно конечная. Где-нибудь прямо на этом подоконнике. — Нам...скоро выходить. Пятой-саме нужен доклад до обеда, желательно. — Так а кофе-то будешь? Или что ты там стоишь? Глаза закрыла уже, если что. Наконец-то выплыл сбоку, забирая кофе из рук. Отвернулся, снял маску, отпил побольше, натянул, вернул. Наощупь перехватила несчастный кофе. — Можешь открыть. Пожав плечами, открыла, продолжая тянуть свою сигарету. Старалась тактично не смотреть туда, где чуть перевернулся стыковой верхний шов брюк. Такая небольшая бесячая навязчивая черта перфекциониста. А ещё в этом же месте была полоска кожи над сетчатой майкой под темно-синей безрукавкой. Доводило до ручки уже всё и сразу. — У тебя тут… — пока не передумала, дернула рукой, поправляя несчастный шов, пытаясь не задеть ничего лишнего, ни сверху, где проступали кубики нижнего пресса, ни тем более снизу. Не дай бог, боже. Поправила, — .. сбилось немного. Вернулась обратно к своему кофе с сигаретами, стараясь не поднимать взгляд на него. Он же вообще не моргал, прожигая дыру где-то у меня на щеке. Вздохнул. Выдохнул. Вздохнул. Выдохнул. От этого пришлось ещё сильнее перекрестить ноги. Слишком как-то уже жарко, даже с учетом открытого окна. — Нам стоит выходить. Иначе.. демонстрации начнутся прямо сейчас. Мне бы..не хотелось делать этого здесь. Закусила щеку изнутри, потуже затягиваясь. Да, ты меня однозначно когда-нибудь до чего-нибудь доведешь. До чего-то слишком хорошего. — А что насчёт отрицания? — докурив окурок, тактично изничтожила, чтобы не мусорить, допила кофе, закрыла окно. — А что насчёт твоего отрицания, Иллин? Пришлось поднять взгляд из-под нависших век. Надеялась, что собственные глаза не выглядят так, будто в них написано всё то, что хотелось бы сказать и проделать. Желательно на несколько раз. — Моё отрицание — это моё личное дело. Давай собираться. Проторчала в уборной минут десять. Вроде, смогла хотя бы немного подышать там. Когда вернулась, он уже, полностью собранный сидел на подоконнике и читал свою Ича. Накинула всё на себя, подошла забрать свои сигареты с подоконника на пару с остатками кофе. — Мне новый кофе надо, возьмем внизу, хорошо? — Да, конечно, — не отрываясь от своей Ича, как всегда кивнули поверх неё. Прошлепала к двери, он, спрыгнув с подоконника — следом. Пока мне услужливо за пару помятых купюрок от всей души наваривали свежего кофе, сверилась с наручными часами. — Успеем своим ходом, я думаю. — Да, — коротко кивнул над своей книгой. — Спасибо вам большое. Всего доброго, — с самым вежливым лицом на свете сгребла в охапку свой литр кофе, попрощавшись. Двинулась на выход. Какаши, отлепляясь от стены и не отрываясь от книги, двинулся следом, отставая шага на два. Отпила на ходу, оценивая качество, ну, вполне терпимый кофеек, жить будем, Какаши же сзади приостановился, чтобы убрать книгу. Идти надо было слишком быстро, при такой скорости читать не самое простое занятие. Обернулась. Засмотрелась. Поправил ещё жилетку на груди, протектор, волосы пропустил через пальцы. Это невозможно. В два мелких шага подошла обратно, вставая на цыпочки, чтобы услышал. Говорить громко на весь рёкан о таком не хотелось. Ведь всё, что происходит между двумя людьми, касается только их. Самым главным было не смотреть в глаза и не касаться носом изгиба под маской. — Ты когда-нибудь меня с ума сведешь, знаешь? Вернувшись с цыпочек на землю, обернулась обратно, потягивая побольше кофе за раз. Достала сразу зубами из пачки сигарету. Вовремя поняла, что за мной никто не идет. Пришлось опять откинуть голову назад. Руки в карманах, плечи расслаблены, брови как всегда абсолютно спокойны, глаза такие же бездонные. Лишь в районе жилетки, где грудь и живот, одновременно высоко поднималась и опускалась ткань, натягиваясь от вдохов и выдохов. Развернувшись, вышла на улицу, закуривая. Отрицание — хорошая психологическая защита. Но здесь она разбивалась вдребезги. Потому что это всё — было абсолютно взаимным. И неизвестно как умещалось в груди. А никак. Даже переставлять ноги было не совсем комфортно. Догнал в два счёта своими длинными ногами, поравнялся. — Будь аккуратнее. Я правда немного..без тормозов в этом плане. — Я же вроде вчера вполне доступно всё объяснила. Смекаешь? Промолчал. — Прекрати это отрицать и просто прими. Опять промолчал. — Кто из нас ещё более без тормозов, Какаши. Особенно, когда дело касается тебя. Хлюпнула кофе, сразу побольше, чтобы рот занять и не пиздеть уже лишнего. — Точно? — наконец-то хоть отмер, вроде как. — Преточно. Начала бы свою собственную демонстрацию, но миссия есть миссия. Я профессионал. Пожал плечами. — Поживем, увидим. — Обязательно, Какаши.