***
Иногда мне кажется, что я общаюсь вообще на несуществующем языке, потому что люди не понимают, что я им говорю. Время от времени даже подгоняю себя, что правда говорю не на языке носителя, от этого прокладывается непонимание между нами невидимыми путами. У этих пут — глаза огромные, зелено-карие, кости длинные, суставы широкие, сердце - огромное, а посреди него — такая же огромная дыра. Она черная, и если что-то в нее попало, то никогда уже не выйдет наружу, не пройдет насквозь, а заживо сгниет в этой Черной Дыре. Даже солнечный свет. Если бы мы все были космосом, я бы отвоевала себе Уран, не задумываясь. Он сам себе на уме. Он бесполезный, да ведь? Его бы и не заметили, да его и замечали-то толком, господи, когда открывали. Просто искали что-то за Сатурном, что вносило непонимание в картину планетарной системы, искали красивый Нептун. Нептун - красив, статен и иссиня-лазурен, загадочен и правилен. Уран — как оторви да выбрось. Почему ты лежишь? Вставай. Что тебя опрокинуло, м? Что тебя ударило, сильно, так сильно, что ты подняться не можешь? Вставай. Одно сплошное непонимание. Вот и мне иногда кажется, что ношу я с собой, или в себе, или рядышком, или за спиной одно сплошное непонимание. Ты говоришь одно, а люди будто не слышат. Слышать и слушать — вещи принципиально разные. Слушать могу все, у кого есть физиологическая способность, слышать, к сожалению, единицы. Саске всегда слышит, а не просто слушает. В этом-то вся и разница. Зачем делать вид, что слушаешь, если просто можно слышать, что тебе говорят. Он слышит всё, всегда абсолютно всё, потому что он так сильно ненавидит себя, что единственное, что ему остается делать, просто жрать и переваривать всё то, что ему говорят. Легко делать вид, что тебя это не колышет. Сложнее потом не сломаться от этого окончательно. Вы все, вот все вы, что вы такого можете ему наговорить, что он не знает и без вас? Что предатель? Что чертовый мститель? Что отступник? Что ничего не достоин и вообще лучше бы его не было? А может ещё лучше, что лучше бы его старший брат вместе со всем остальным кланом убрал, а? — Какое к чертям право Вы имеете так говорить? Ответа ни у Даймё, ни у Старейшин, ни у остальных присутствующих не нашлось. У меня же похолодело и умерло внутри всё и сразу. Мне стало так больно, будто меня распяли на кресте, вколачивая гвозди в каждую внутренность, в череп, в ладони, а в сердце вбили огромный кол. Жаль, что не осиновый, может легче было бы. — Он ребёнок. Он всего лишь ребёнок. Где бы вы были все, если бы не он? Почему вы забываете, что он всех вытащил из Бесконечного Цукиёми в том числе? Почему имя Обито Учиха вы готовы пересмотреть, а его — нет? Вы что, совсем? Вы что...совсем уже? ВЫ ЧТО СОВСЕМ УЖЕ, А?!!! Стол жалобно качнулся. Взгляды притупил все и каждый. Стул бы перевернула и сломала себе о голову, но стол первым попался под руку. А ведь всё шло в целом даже хорошо. Просто за официозом часто скрывается, как бы между строк, какая-то дрянь. И можно, конечно, скрывать её за нудными терминами, можно амнистировать, можно говорить сколь угодно какие красивые термины, но чисто по-людски потом ляпнуть чушь, потому что это — идёт из сердца, а не из головы. — Я буду требовать Мирового Суда на уровне Конфедерации над Учихой Саске. Скорее всего, он будет проходить за границами всех скрытых стран, на нашей территории. Отказ будет автоматически означать Вашу личную неприязнь. Перерыв десять минут, с Вашего позволения. Шикамару уже по наитию просто потащился за моей закутанной в черное спиной, чуть опустив голову. Если бы мой голос предательски не дрожал, пока всё это несла, было бы многим проще, но он дрожал. Ничего не хотелось больше в тот момент, как увидеть Саске, просто обнять, спрятать от всего мира и вырвать глаза и зашить рот каждому, кто бы сказал ему хоть что-то плохое. Хоть что-то, отдаленное напоминающее негатив. Он. Знает. Это. Без. Вас. Поймете вы или нет, наконец, а. Он слышит. Он всё всегда слышит. Он умный, он очень умный, но он не знает, что ему делать. Точнее, не так. Он не знает, зачем ему жить. И, прислонившись к дереву на перекуре, я клятвенно надеялась, что «не знает» имеет сейчас прошедшую форму. Потому что непонятно же, что именно скрывает эта чернявая головешка. Вообще никогда не знаешь наверняка. То ли винит себя, то ли хочет убиться, то ли хочет кому-то что-то сказать, то ли просто хочет, чтобы этого с ним никогда не происходило. Хотелось просто закрыть его от всего, как щит. Пусть мне в спину летит всё это дерьмо, пусть в неё втыкают ножи и осколки противных фраз, которые падают в его голову снарядами, разбиваясь прямо там, оглушая, выбивая воздух из легких. Наши с ним головы похожи не только тем, что хранят в себе один и тот же геном, одинаковые временами мигрени и прочее видимое и напускное. Наши обе головы — настоящий Багдад. В нём гремят бомбы, разбивая стены домов. Там рвут и режут, там прячутся в катакомбах сотни других голов. Там читают суры, чтобы было легче, там страх, там так много страха, там постоянный плачь, там несправедливость, война. И если это не заткнуть, если наш с ним Багдад продолжит взрываться бомбами, скинутыми туда другими людьми, то мы, наверное, возьмем дробовик и к чертям расстреляем всё, что в нем есть. Потому что лучше уж смерть души, чем это. — Ты в порядке? — Я ничерта не в порядке, Шикамару. Мне почти что физически плохо. И мне плевать, пусть думают, что это из-за фамилии. Мне плевать. Пусть так. У них просто на генетическом уровне, видимо, неприязнь к Учихам. Мне плевать. Мне обидно. Мне обидно за него. Я разве не права, Шикамару? Кто вас вытащил из этого, а? Кто бился с Наруто рука об руку? С Какаши? С Обито? С Сакурой? А? А?! Шикамару просто положил мне руку на плечо. — Ну ты хотя бы выражения иногда подбирай, что ли.. — А что? Я разве что-то не так сказала? И что они мне сделают? Выставят за ворота? Я притащу сюда тогда вообще весь Союз, и они силой вправят мозги, раз моими словами люди нихрена не понимают. Я что, непонятно как-то говорю? Ты меня понимаешь? Ты меня понимаешь? — Я тебя понимаю, успокойся, — подкурился следом, — я не понимаю, что вы скрываете от меня. От всех нас. Благо, остальные этого не видят. — Вы — это кто? — Ты, Наруто, госпожа Цунадэ. Какаши-сенсей. — Госпожа Цунадэ? Шикамару коротко кивнул. Госпожа же Цунадэ в этот момент выплыла на улицу с самым нечитаемым выражением лица. За ней следом выплыл её правая рука с точно таким же выражением. Оба уверенно двинулись к нам. — Мы приняли решение, что Шикамару должен быть в курсе. Иллин, я сказал Цунадэ-саме, что ты в курсе. Просто уже кивнула. Это облегчало задачу и скинуло что-то тяжелое с плеч прямо на зеленую траву. Будущий Шестой Хокаге на то и будущий Шестой Хокаге, чтобы принимать верные решения. Например, наконец-то рассказать Пятому Хокаге, какой именно ценой ей достался мир в деревне, которую она защищает. И, например, рассказать, что я тоже в курсе этого всего, поэтому так и душа болит за всё это вместе взятое. — Я уволю их. Я выпну их так далеко, что они дорогу сюда забудут. У меня даже колени дрогнули от этой интонации. Если бы можно было убивать голосом - Цунадэ-сама прямо сейчас бы убила обоих Старейшин. — Не принимайте опрометчивых решений, — Какаши, всунув руки в карманы, облокотился на дерево. — Каждой деревне нужны Старейшины. К тому же, это будет подозрительно. — Ничего подозрительного. Они уже выжили из ума. Всё то поколение выжило из ума, видимо, если отдало приказ тринадцатилетнему ребенку убить весь клан, чтобы сохранить иллюзорный мир. Господи… Цунадэ-сама, прикрыв лицо руками, просто отвернулась от нас, отходя шага на три подальше. Я затянулась покрепче. Просто хотелось увидеть Саске, прижать и никогда не отпускать. Спрятать от всех. Увидеть Наруто, обнять, и сказать, что он достоин самого лучшего. А не одинокого детства в черти пойми какой однушке, с заработанным гастритом и осуждения всей деревни. Дымом пропихнула скользкий ком из трахей поглубже, в пищевод. Но горло всё равно держали будто свинцовой лапой. И имя этой лапе — боль от сопереживания. И обида от несправедливости. — Ч..то?.. Только сейчас мы с Какаши вспомнили про существование Шикамару, увлекшись рассматриванием травы под ногами. — Ты должен знать Шикамару, что это тайна. Государственного, даже международного уровня. Ты, будучи координатором Альянса Шиноби и вообще не последним человеком в этой деревне должен знать. Итачи Учиха был двойным шпионом. Возможно, даже тройным. Между АНБУ, Корнем и собственным кланом. Его клан хотел государственного переворота, свержение власти. Третий.. Третий-сама отдал приказ по.. Итачи нужно было убить всю свою семью. Родителей, свою..любимую, всех. Шикамару просто облокотился на соседнее дерево, чуть ли не выронив сигарету изо рта. — Иллин в курсе. Это нам даже очень на руку. Цунадэ-сама возвращаться к нам не собиралась, всё также стоя поодаль и что-то переваривая внутри себя. — А его убить не смог, Шикамару, — продолжить уже решила я, — наговорил ему многого, разного, будто бы правдоподобного. Что именно — ты, наверное, знаешь. А он умолял потом Третьего-саму защищать младшего брата, представляешь? Он интегрировался в Акацуки, чтобы шпионить на деревню. Он не убивал Шисуи. Шисуи сам решил это всё прекратить. Но и этого тоже никто не должен знать. Репутация клана Учиха — мстители, убийцы, иногда поехавшие, сумасшедшие и так далее, но никак не мирные, воспринимающие всё тоньше других и переживающее за многое. Пусть так и будет, Шикамару. Это защитит Саске, прежде всего. Итачи с Саске развеяли Эдо Тенсей, если что. Ну, Итачи, будучи воскрешенным. Саске скорее просто хотел услышать от него самое главное, вот и увязался следом. А.. а они говорят, что лучше бы было, если бы он его тоже убил, представляешь, да? Шикамару? Представляешь? Трое Учих помогли вам выиграть эту клятую войну. Итачи, Саске и Обито. Просто запомни это, раз и навсегда. И никому никогда не говори. Не заставляй меня ставить блоки тебе в умную головёшку. Я никогда не пробовала, но, кто знает, — пожала плечами, — я же чертова Учиха. Шикамару, затянувшись, без рук отправил окурок на траву, лениво притаптывая ботинком. — Я догадывался. Спасибо, что внесли ясность, Какаши-сенсей. Ты, — кивнул на меня подбородком, — извини. Всё было бы проще, если бы я знал. — Никто не должен знать. Знают мы и Наруто. Шикамару кивнул. Цунадэ-сама, наконец-то, медленно подползла к нам, скрестив руки на груди. — Даю полный карт-бланш. Хоть глотки им перегрызи. — Цунадэ-сама.. — Какаши, еле слышно цокнув, легонько закатил глаза. За рациональную часть мозга в этом управленческом дуэте постоянно проставлялся он. — Вы же её знаете. Она реально перегрызет, — еле заметно дернул уголком губ под маской. Я, хотя бы как-то наконец-то хмыкнув, кивнула. — Да бросьте вы. У меня вроде голова ещё что-то соображает. Извините, если что ляпнула.. Хотя. Им вроде не привыкать, — пожала плечами. — Насчёт Старейшин — извините, конечно, но я поддерживаю обеими руками и обеими ногами. Новое поколение уже должно стоять у руля, со свежими мозгами и соответствующими взглядами на мир. Я более, чем уверена, что они до сих пор не выкупают ничего про Союз и думают, что Коноха сама по себе отстроилась. Как и все остальные страны — тоже сами по себе вышли из кризиса. У Суны вполне всё прекрасно с их системой управления. Возможно, стоит перенять опыт коллег в этом плане. Советники Казекаге-самы — молодые умные ребята. У Вас есть Шикамару, Неджи Хьюга, Какаши, Ирука — пожалуйста, выбирайте, кого хотите. Цунадэ-сама согласно кивнула. — Всё так, как ты говоришь. Ещё ты. Не забывай про себя. Просто хотелось бы разойтись с этими желудями по-мирному, чтобы…, — махнула рукой. — На следующей неделе зайдите ко мне все. И, чтобы ты меня не доставала, — ткнула в меня пальцем, — я не допускаю Саске до экзамена. Пока не могу. Я знаю, что надо бы, но не надо. В силу всех сложившихся обстоятельств. Всё равно миссии даю высших рангов, поэтому отстань. Жить ему есть на что. Да и ты у него есть, так что не капай на мозги. — Ладно. Хорошо, Хокаге-сама, — рассеянно кивнула. После перерыва тональность собрания высохла, иссохла, стала безликой, безэмоциональной и не особо интересной. Даже в окно засмотрелась на какого-то бездомного кота, который помечал дерево. Потом сел, начал умываться, вылизывая каждую лапу, потом протирал ею моську. Забавный такой. Не зря говорят, что животные чувствуют всё многим лучше людей, какими бы сильными сенсорами они ни были. Что собаки, что кошки, да какая угодно животинка просто смотрит куда-то в тебя и чувствует то, что не чувствуют другие. Они чувствуют тебя настоящего. И к хорошим людям они тянутся сами. Им неважно, что из себя представляет человек снаружи — они видят его наизнанку. Возможно, Акамару что-то знал, с самой первой встречи чуть ли не защищая меня от своего хозяина. Но, что самое главное, знали те три черных котейки, что жались к Саске в лесу, когда он кормил их онигири. То есть, серьезно, вот этот вот мальчик, кормящий котеек с рук — предатель номер один всего мира скрытых стран японских шиноби? Казнить? Сломать жизнь? Он, черт возьми, кормил котеек. Он кормил котеек, хотя самому есть толком нечего было. Он так исхудал, черт возьми, в то время, но вы же ничерта не видели, да? Думаете, что я его, просто так кормлю? Точнее, я просто так что ли покупаю продукты и забиваю им холодильник, делаю поесть и оставляю всегда на видных местах? Думаете, я просто так его заставляла разделывать со мной рыбу, а потом лепить его онигири ненаглядные? Если вы правда думаете, что это так, то идиоты — это вы. Вот все в этом зале, кидающие на меня время от времени осуждающие взгляды. Да смотрите ради бога. Плечо Шикамару, наконец-то узнавшее правду — вот это главное. Понимающие кивки мне от Пятой-самы — вот это сейчас интересует. И шепот, еле заметный, мне в волосы, чтобы никто другой не услышал. — Я надеюсь, я сделал всё правильно. — Более чем, Какаши. Ничто не успокаивало в этом мире больше, чем его присутствие на соседнем стуле. А один взгляд полуприкрытых век над маской, чуть устало откинувший голову в бок, разжигал что-то внутри, испепеляя всё, что встречал на своем пути. Как же долго я тебя ждала. Лениво окинула взглядом присутствующих. Держащий слово в этот момент куда-то опять свернул не туда, на мой взгляд. Щелкнув больной стопой в ботинке, положила ногу на ногу под столом, поднимая на него голову. — Стих. Бедолага из свиты Даймё просто обернулся на меня. — Какой стих? — Стих — это глагол. Стих и сел на место. Под столом колено Какаши чуть заехало по моему, но ничего не сказал и вообще никак на это не отреагировал более. Бедолага сел. Саске амнистировали до конца следующего года и ещё чуть дальше, полностью наложили эмбарго на любую агрессию к его персоне на последующие пять лет, документально закрепив за ним статус главы клана. Клана, который теперь состоял из двух человек. Коротко выдохнув, каждый разошелся по своим делам. Напоследок демонстративно послонялась по залу спиной, светя огромным веером на спине, на мантии.***
Весь вторник Шикамару ходил особенно пришибленный, но виду не показывал. Какаши беседовал с ним часа два, не меньше, в его прокуренном закутке, укладывая всё по полочкам в его голове. Я же, вообще не отрываясь от бумаг, выводила одну за одной формулировки, перечеркивала, комкала, доставала новые свитки, пытаясь словами донести самую большую страсть на данный момент — нет смертной казни. Пожалуйста. Ни в каком проявлении. Потащилась вечером, предварительно всё это утвердив по всем бюрократическим инстанциям, отправить это каждому каге. Хотелось бы как-то ускорить процесс их обдумывания. Даймё Огня хотя бы выслушал, для начала, даже пару раз покивал. Хотелось лично уже с каждым Даймё других стран точно также подискутировать, пытаясь склонить их точку зрения к наиболее правильной, наиболее гуманной. Конечно, могла надавить Союзом и кучей невразумительных терминов, но зачем. Самое главное оружие человека — это идея. И нужно, чтобы она прижилась, иначе всё это — временное решение. Хотя, на самом-то деле, главное оружие всех людей — это слово. Не оружие стреляет в людей, а люди стреляют в людей. Кивнув приветственно Эбису, повыбирала птиц посолиднее. Правду говорят, животные всё чувствуют. Все, как одна, как-то странно обернули на меня свои головушки, щелкая временами клювом. Заинтересованно дергали шеей, будто бы высматривая четыре свитка у меня в руках, будто бы говорили, выбери меня, выбери меня. У животных — нет слов, у них есть что-то гораздо более глубокое. И они точно тебя поймут, потому что иногда ты думаешь, что разговариваешь на несуществующем языке, потому что никто тебя не понимает. Или делает вид, что не понимает. Я что, что-то не так говорю? Видимо. Я говорю, под предводительством Третьего-самы мощь и оборона деревни значительно просели, раз на экзамен этот их чууниновский смог пробраться Орочимару, перед этим убив Казекаге. Я говорю, что он был неправ в некоторых вещах, что угробил детство Наруто, что угробил жизнь Саске. Я говорю, что дети не должны были за это всё расплачиваться, что двое бедных мальчиков — не те, кто должен был тащить всё это на себе. Кроме них друг у друга не было никого, пусть демонстративно отворачивались, бранились, дрались. Но один улыбался, пока не видел второй, а второй улыбался, пока не видел первый. Они были друг у друга не одни. А сейчас — и подавно. Сколькими бы людьми мы себя не окружали, всё равно среди них — один-единственный твой. Тот, за которым ты пойдешь куда угодно, сделаешь всё, что угодно. И это не заменить ничем, даже если кажется, что ты поступаешь правильно. Потому что так именно правильно, и более ничего. Правильно — тоже понятие растяжимое. Правильно может быть разным, и для этого мира, к сожалению, правильно — это обычная семья, детишки там, муж-жена, совместные ужины, супружеское ложе, где всё чинно-правильно, раз в месяц или раз в год в миссионерской позе для продолжения рода, фотографии в рамках по всему дому, на которых вы все улыбаетесь, потому что это правильно. А то, что ты давным-давно уже потерял себя и погряз в тягучей, надоедливой рутине — ну и что. Зато правильно. Зато, как говорится, не противоестественно. — Шикамару? Пройдешься со мной? Тот ленно осматривал округи, прислонившись к рандомному дереву спиной. Потягивал сигаретку на манер меня без рук. — Всё хорошо? Кивнул, отлепляясь от дерева. Вечера выдавались долгими, светлыми и очень уютными. Багровые закаты сменяли друг друга, заставляя каждый раз вглядываться в гладь неба над головой. Закаты любила всегда, никогда — рассветы. Точнее, их тоже любила, честно, искренне, но говорить вслух, что я что-то люблю — не моя стихия. Даже Итан с Джеем не слышали это толком от меня, да им и не надо было. Они просто это знали, и знали прекрасно, что я не распыляюсь на этот счёт никогда. Потому что, как оказалось, Учихи ценят любовь больше всех остальных. Так болезненно, так искренне, так сильно, что выражать её никак не могут. Вслух — это уж точно. Я же тыкала обоих своих полудурков в лоб, говоря обо всем сразу и о многом за раз. Всё будет хорошо. Я здесь. Я тебя поддержу. Я на твоей стороне. Ты не один. Всё образуется, вот увидишь. Спасибо, что ты есть. — Могу я тебе признаться, что меня будто мешком огрели? Понимающе кивнула шагающему рядом Шикамару. Конечно же, чинно-ленивый Шикамару ни в жизни бы не показал ни перед Какаши, ни перед Пятой-самой, как его на самом деле огорошило. Вогнало не то, что в ступор — многим дальше. Ещё бы. Когда столько лет жил в одной картине мира, а потом её вот так вот наклоняют. Вытаскивают из рамы, сжигают, отрывают половину полотна, и оказывается, что под ней — нечто другое. Уже другое полотно, другая картина. — Наруто..он… Затянулся покрепче и ещё разочек, а потом ещё два раза к ряду. — Да. — Я, конечно, всегда списывал это на его.. нездоровую какую-то привязанность, но.. — Здоровая у него привязанность. Самая искренняя, что я видела в жизни. — Ты поняла, о чем я. Кивнула, легонько пиная какой-то камень на дороге. Привычка. — А как он..вообще? — Кто именно из них? — Саске. Как он… — махнул рукой, зависнув перед этим на добрые секунд пять. — Я не знаю. Но он сломлен. Ломать — не строить, знаешь. А мы строим. — Мне так… Выкинул окурок, подкуриваясь следующей. Повторила всё за ним, глубоко вздыхая. — Прекрати самобичевания, если это сейчас они. Но, если честно, я немного рада. Возможно даже не немного. А то та наша стычка тоже не очень дает мне покоя всё ещё. — Когда в архивах ты меня чуть не убила? Ты в курсе, кстати, что у тебя тогда шаринган активировался? — Блять. Серьезно? Шикамару кивнул. — А почему ты ничего вообще не сказал? — Вообще, я думал почудилось. Знаешь, после войны всякое ещё в башку лезло да и лезет. Сама понимаешь. — Понимаю, о чем ты, да. Но да. Я готова была тебя там где-нибудь придушить. Да и пьянчугу того. Да и Райкаге-саму, наверное. Я делаю, а потом думаю. Сейчас мне это принять проще. Я просто списываю это на кровное родство. Шикамару хмыкнул. — Я как вспомню эту картину с ножом, кровищей, и вы там вдвоем валяетесь.. Ну вас. Чокнутые. — Есть такое, да. Семейное, видимо. Шикамару хмыкнул ещё повеселее. — Да. Это многое объясняет. А куда мы идем? — Отправить через суммонов кое-что. — Кое-что? — Кое-что. Покуривая без рук, дальше шли в тишине. Вроде бы, Шикамару это немного успокаивало. Остальное было неважным. Солнце кренилось к горизонту, удлиняя отбрасываемые им же лучи. Летнее солнцестояние приближалось стремительно, очерчивая контуры облаков золотыми витиеватыми полосами. — Закат красивый такой. — Угу. Шикамару просто кивнул, точно также рассматривая небо по разным углам. — У Итана день рождения на носу. Вот, подарок ему. — О как. Двадцать шесть ему, да? — Всё так. — А что даришь-то хоть? Или секрет? — Да какие у меня от тебя могут быть секреты, Шикамару. Ты поперся со мной в другую страну секс-игрушки покупать, господи. Ты прикурить мне дал в мой первый день здесь. Ты единственный, кто мою историю знает в настолько всеобъемлющем формате. Ты меня в госпиталь утолкал, когда у меня кукуха протекла, и слова никому не сказал. — Забей, — отстраненно пожал плечами. — Я не очень умею выказывать кому-либо что-либо, но просто знай, что моё спасибо - оно очень большое. И за всё и сразу. — Такая же история. — Так вот, — чтобы соскочить на более приземленную тему, достала из-под мантии подарок Итану, — вот. — Эээм, — почесал бровь, — качельки и виски? Хмыкнула. — Это называется колыбель Ньютона. Показывает преобразование энергии разных видов друг в друга, но ты абсолютно прав, Шикамару. В данном случае это подразумевает качели. Виски — это традиция. Мы всегда притаскивались друг к другу в полночь с виски, даже если не пили его потом. — Ты говорила, что пошла с ним знакомиться к качелям, да, ведь? — Отличная у тебя память, я погляжу, когда делаешь вид, что тебе не лень запоминать. Шикамару тепло посмеялся. — Я не делаю вид, мне лень всегда. Просто всё само всегда запоминается, я не могу это никак отключить. — Понимаю тебя. Ну и вот. Будет у него стоять на столе в кабинете. Может, отстанет уже со своими благодарностями, что я тогда протянула ему руку. Знаешь, чтобы достать человека с самого дна, нужно нырнуть за ним. Но если ты тонешь, есть вероятность, что тебя будут пытаться доставать другие. И тут уже вопрос: оттолкнуть их, чтобы дойти до дна или позволить им поднять тебя наружу. Шикамару коротко кивнул. — Наруто смог всё и сразу, но есть кое какое дно, которого он достичь не смог. Просто потому что мелкий ещё. Все вы мелкие. А мы на этом дне одинаковом примерно и обитаем с Саске. В этом разница. Но если Наруто пытался его достать сверху, медленно погружаясь, я просто пнула его под зад снизу. Чтобы не торчал на моём дне, я достаточно сильный собственник. Все мы иногда оказываемся на дне, но у всех оно разное. Лишь у единиц — дно общее или хотя бы примерно рядом находится где-то. Понимаешь меня? — Понимаю, конечно же. — Просто я уже начинаю сомневаться, что меня понимает кто-либо, — почесала переносицу. — Но позволить себе сдаться я не могу. — Я чуть не умер на войне, — Шикамару затянулся, — но мысль о том, что этот придурковатый пацан будет управлять деревней один, без помощи, без того, кто прикроет его или поможет — вот это отвело от могилы, на самом деле. Нельзя было сдаваться. Я и не сдался. И..теперь я понял, знаешь. Я понял, почему он никогда не сдавался. — Ты про… касаемо Саске? Опять кивнул. — Ну, ты должен знать, что Наруто знает это примерно с момента собрания пяти Каге. До этого — исключительно его инициатива, если так выразиться. Просто прими это уже и не пытайся анализировать. Жизнь — это не шоги. Но у всех у нас, как и у шог, две стороны. Даже у тебя, Шикамару. Одна такая лениво-отстраненная, а вторая — работящая до жути, как жук постоянно копаешься, всё делаешь в лучшем виде. Сколько у тебя IQ вообще? Шикамару довольно хмыкнул. — Больше двухста. — Дела, — почесала бровь. — У тебя? — Мы тут уровнем интеллекта собрались мериться или что это? — тепло хмыкнула. — А почему нет, — пожал плечами. — В пятнадцать лет было сто восемьдесят девять. Ты же знаешь, что примерно каждые десять лет показатель растет в среднем на три пункта? — То есть тебе можно приписать сто девяносто два? — Ну типа, — пожала плечами. — Можем забиться на этой отметке. Слушай, по поводу того нашего проекта для системы образования. Я забыла одну важную деталь. Вопросительно кивнул подбородком, занимая рот затяжкой. — Тесты на типы личности. Но это уже примерно с уровня чунинов надо проводить. И, как мне кажется, в обязательном порядке. Помогает в профориентации. — А, понял, о чем ты. У вас такие проводились? — В обязательном порядке. Команды балансируются ещё и по этому показателю. У нас вон Джей — ISTJ-A. Администратор. Итан — ENFP-T. Это борец. — А ты? — Обычный полемист. ENTP-T. — Обычный? — Шикамару хехнул себе в сигарету, — нихера себе обычный. Вообще, да. Здравая идея. Подкину Ируке-сенсею. Может, сама и будешь это добро проводить. — Он уже и тебе растрещал? — А то. Извини, но Шерпой-сенсеем я тебя называть никак не смогу. — Дурак что ли, — пихнула легонько его в плечо. — И семпаем тоже! — Да уймись ты. Поулыбавшись дороге, плелись дальше в комфортной тишине. — Я так понимаю, тебя исключительно бумажки интересуют? И тактики? Военное ремесло? Кивнул. — Будет сделано. Запрошу у парней нормальную поддержку Кираевскую. С материалами и прочим добром. А то сама уже и не вспомню многое. На парах надо было меньше спать, походу. Ну или читать под столом. — Ого, ты спала на парах? — Ну, — пожала плечами, — отрубалась. Учиться мне всегда нравилось и нравится. — Бессонницы не ушли? — Не знаю, как ответить, Шикамару. — Чёй-та? — Видимо, секреты у меня от тебя всё-таки есть, извиняй. — Да и ладно, — всунул руки в карманы посильнее. — В Суну скоро потащусь опять. С Неджи. — Это хорошо. Высматривай там и за меня тоже. Пусть просят вообще всё, что хотят, и не парятся. С его последующим кивком опять замолчали. Достаточно продолжительно, мешая два облака сигаретных дыма в одну неразбираемую завесу. — Получается, что они только после его смерти..поговорили. Это так.. странно. На ум пришли только Итачи и Саске, но и гадать не надо было, что Шикамару всё ещё про них. Такое быстро не отпускает. — Именно. Поэтому при жизни нужно успеть сделать всё, что хотел. И сказать всё, что хотел. — Ну, — затянулся, — это одна из причин, по которой я нехотя потащусь в Суну. Даже притормозила немного. Да господи ты боже, наконец-то. Наконец-то! Наконец-то! Тройное гип-гип ура! — Всё..хорошо? — Однозначно да, — Шикамару кивнул. — Представляешь, а мы же с ней на экзамене бились. Я сдался, кста. Тепло посмеялась. Это меня ни разу не удивило. — Чего ржёшь. Просто чакра уже кончилась, я бы выиграл. Я просчитал всё так далеко, что стало лень это всё пытаться реализовывать. А она ещё вся такая. Орёт там. Как обычно, короче, — отмахнулся от меня рукой. Шикамару вообще прекрасно знал, что такое обсуждать не принято. У них — не принято. Но, как оказалось, с октября месяца его головешка успела абсорбировать в себя многое, в том числе и видения внешнего мира, подсыпанное теперь уже своим фактическим функциональным руководителем. Идея была крайне логична, лаконична и проста: почему нельзя делиться тем, что действительно хорошее? Почему про то, как кого-то убить — это одно, а это — сразу в штыки? Конечно, три главных врага любого шиноби - это деньги, алкоголь и женщины. Но, к примеру, покойный учитель Наруто всеми тремя пунктами далеко не пренебрегал, и что, это делает его..Каким-то не таким? Величайший Саннин. Герой деревни. Легендарный учитель Минато-самы и Наруто. Остальное — да насрать с высокой колокольни, ведь так? Шикамару тоже слышал, а не просто слушал. Его мозг всегда работал против него, всасывая в себя всё и вся. Он бы и дальше поделился, потому что почему бы и нет. Хоть что-то наконец-то было хорошо после войны, зачем тогда это отталкивать? Ну зачем? Поделился бы, потому что не видел в этом ничего такого, да и немного благодарен даже был. Поделился бы, если бы не было лень. Поэтому так молча и доплелись до дежурных суммонов на западной квадратуре. А поделиться было чем.***
После войны что-то казалось слишком простым, что-то — наоборот сложным. Видимо, это так и работает. Видимо, поэтому это и называют войной. Как началась — непонятно, внезапно, как черт из табакерки, так и закончилась, продлившись два дня, а казалось — несколько лет. Слишком много всего произошло за эти десятки часов, слишком. От гибели отца до чуть ли не собственной гибели, от вернувшегося Саске до воскрешенных каге, от помогающего Курамы до новости о том, что Четвертый-сама — отец Наруто. Отец этого странного, шумного, местами придурковатого Наруто. Такого родного. Умер бы за него — не то слово. Чуть ли это уже не сделал. И вот это как раз-таки было простой мыслью после войны — сделает это ещё раз, если понадобится. Если понадобится — два раза. Может, и три. Если не заленится вконец. Легко и просто было даже потом разматывать этот странный союз. Просто ещё было потому, что его просто вели, а он помогал, на самом-то деле. Никогда не любил возиться с чем-либо, что заставляло его сидеть, а не лежать, но тут сидел. Сидел и сидел, сидел и сидел, делал и делал. Это оказалось очень простым. Делать общее дело, когда горишь за него. Ну, в случае с Шикамару, пощелкиваешь поленьями в костре, пуская дымок в небо. Горел, огромным факелом, целой лавиной всегда Наруто. Горел так, что загорались другие. Но, как бы Шикамару не абстрагировался, точно также всегда горел и Саске, на самом-то деле, если посудить. Шикамару, если честно, было теперь стремно за много каких моментов. Просто вот как-то по-людски. Это «по-людски» тоже понабрался с внешнего мира, походу, иначе как объяснишь. Итак считал себя вполне человечным, а теперь так вообще. То ли стареет, то ли мудреет. Может, всё и сразу. Пусть так, допустим. Правда было стремновато перед Саске. Чего греха таить. Вот честно. Это было принять очень просто и легко. Сложно — принять то, что проговаривал очень тихо, вдумчиво Какаши-сенсей в его закутке, подбирая слова. Возможно, постфикс сенсей уже можно было и убрать в разговоре, но как-то пока не мог. И что, что джонин. И что дальше. Один раз сенсей — видимо всегда сенсей. Пусть и не его сенсей, тоже дела особо не меняет. Учитель на то и учитель, чтобы одновременно всем и сразу приходится таковым. Это не профессия — призвание. И сам он скоро станет таковым, когда Мираи подрастет. Очаровательная девчушка с волосами отца, а глазами матери. Легко было таскаться в Суну, чтобы помогать. Искренне, честно, без каких-либо задних мыслей. Видимо, это тоже теперь на всю жизнь. Один раз помогли друг другу — теперь так и будут в рамках этой уютной коалиции вертеться. Коноха и Суна — принципиальное разные, одна зеленая, вторая - песчаная, одна пышет солнцем, вторая - завывающим ветром, одна шумная, вторая скорее тихая, потому что на улицу лишний раз никто не сунется, особенно по вечерам и особенно по ночам. Разные, непохожие, но сосуществовать мирно и бок-о-бок — проще простого. А кое-что было сложным. Очень сложным. Мозг его всегда работал против него, и в данной ситуации — особенно. На помощь пришел другой мозг, тоже далеко не самый среднечковый, с интеллектом под две сотки, намекнувший открытым текстом, что он кое-кому не безразличен. У них что там, у девчонок, радар какой-то? Или они общаются, как дельфины? Может, локаторы какие-то, о которых простым смертным ничего неизвестно? Иначе как объяснить? Ему больше трех лет понадобилось, чтобы всё равно этого не увидеть, а ей — одной встречи с Песком, чтобы вывалить это в лицо. И, что ещё сложнее, ему чуть ли не лбу вдобавок написали, что чувство это - взаимное. С обеих сторон. И с каждой последующей возможностью опять коснуться этой темы, ему опять тыкали в это носом. То байки травили, которые сводились именно к этому, то подталкивали, то ещё что. Может, у него было, как говорится, что-то на лице написано, сам не знал. Потому что как раз-таки вот это всё - вот это было сложным. Очень сложным и практически неподъемным. Вне поле боя — что сказать? Второй вопрос — зачем? Третий — надо ли вообще? Перед первым собранием со всей этой мутью, еще тогда по осени, приценился к своему несвойственному неврозу и особо не понял, откуда он взялся. Отделить от собрания его было легко, но выяснить истинную причину — сложно. Как всегда рядом оказался второй мозг, который сказал, чтобы перестал нервничать, стрельнул сигарет покрепче да и вообще будто бы поддержал в чем-то, что сам Шикамару понять не мог. Это было сложным. А потом, когда впереди на дороге увидел Песок, а Наруто как всегда понесся орать на половину этой дороги, если не больше, размахивая на тот момент единственной рукой Гааре, вот тогда что-то случилось. Они все приветственно им то махнули, то ухмыльнулись. В стиле Песка, не больше не меньше, а он не видел ничего, кроме двух глаз, смотрящих на него как-то также странно в ответ. С чем-то, что было им абсолютно несвойственно. Помимо чистейших глубоких глаз заметил ещё песчаные светлые волосы и, собственно, всё. Для вида покивал или что он там сделал, особо не понял. Сами как-то в итоге сталкивались, то на его перекурах, то в общем зале. И это было просто. Советник-телохранитель Казекаге и Шикамару с пока что не такими четкими регалиями, но все итак знают, что это Шикамару, еп твою мать. Шикамару — скорее какой-то отдельный индивид, чем какая-то должность. Он был выше их всех вместе взятых, несмотря на свои неполные двадцать лет. Далеко неполные двадцать лет, просто Шикамару любил всё упрощать там, где не надо было продумывать до каждой мелочи. Это утомляло, и, как обычно, было просто лень. И тут всё было просто. Работа. Вне поле боя можно было говорить о работе. И было, о чем разговаривать. Очень о многом. О Суне, о Листе, о Союзе, об их странном после, обо всей этой мути за раз. О послевоенных перестройках, о жертвах, о потерях, о разрухе, об отсутствии финансов, о просевшей демографии. А вот если сдать чуть влево или чуть вправо — опять сложно. Второй чей-то мозг опять всплывал на периферии, будто катализируя весь этот процесс, добавляя ко всему этому странному и сложному одну простую деталь, название которой Шикамару не знал. Знал, конечно же, господи, это же Шикамару, еп твою мать, но не мог применить по прямому назначению. И когда читал свиток от Темари, адресованный второму мозгу, Старейшинам и Шизуне, наткнулся на особенно интересных пару строчек. — Просит передать привет твоему руководителю и отдельно благодарит тебя за прояснение ваших исключительно субординационных регалий, — он ещё раз прошелся глазами. — Че бля?... — устало закатил глаза. Вот тогда кое-что стало опять простым, потому что до этого над фразой «Ты тупой что ли?!» он реально начал призадумываться. Он никогда себя таковым не считал, но всё вдруг стало сложным настолько, что уже и над этим задумывался. Может, правда отупел на войне. Или после неё. Но второй мозг катализировал и этот момент. — Только не говори мне, что твой руководитель, — он показал кавычки в воздухе, — это я. Я кивнула, широко ухмыляясь. — Что ты ей наплела? — он чуть хлопнул меня ладонью по макушке. — Идиот. Мог бы спасибо сказать. Я как раз-таки всё разрулила, как и обещала. Он вздохнул, сворачивая свиток. Но, отвернувшись, улыбнулся. Потому что имя этой детальке — ревность. Обычная банальная ревность. И из ниоткуда она не берется, вот это как раз-таки Шикамару очень даже знал. Поэтому он и улыбнулся тогда. Ведь до него начало доходить, что и Темари к нему неравнодушна. Как и он к ней. Чертовый катализатор. Ну правда. А ведь в его голове была такая прекрасная картинка, которую и увидел в Цукиёми. Тот случай, когда мозг работал вместе с ним в едином порыве, показывая то, что именно хотелось. Идеально, на его взгляд. Все такие..занятые, стоят, общаются, а ему хорошо. Он стоит, потягивает сигаретку, смотрит на всё это, на тех, в ком души не чает, но он ничем не обременен. Обременен — хорошее слово. И оно, видимо, подходило прекрасно. Всё никак в толк не мог взять, почему его покойный отец женился на его матери. Особенно в детстве не понимал. Шумно, громко, постоянно какие-то «проблемы», ну зачем. У него в голове была идеальная, на его взгляд, картинка. Там уже себе нарисовал всё по полочкам, как он будет поздравлять Наруто с Хинатой на свадьбе, глубоко внутри себя ликуя и наслаждаясь, что он всем этим не обременен. Там он поздоровался бы с Ино и Саем, поболтал бы с Сакурой, которой птица-невелица её ненаглядного Саске принесла какую-то весточку —то ли поздравить Наруто с Хинатой, то ли ей что-то передать — там бы они с Чоуджи знатно отужинали. Там бы Какаши и Ирука сенсеи в красивых парадных нарядах, как и полагается Шестому Хокаге и его близкому советнику, радовались всем сердцем за своих учеников. Там бы всё было вот так вот тихо, спокойно, чинно и правильно. Но всё пошло совершенно не так. Хината сама тихо и очень спокойно ему нашептала как-то на ушко, что не получится так, Шикамару-кун. Сколько чего-то не догоняй — всё равно не догонишь. Нет, догонишь конечно, рядом встанешь, за руку возьмешь, но какой кусок не пришей — всё равно не подойдет. Вот сюда эта цитата опять этого второго чьего-то мозга очень хорошо легла поверх ситуации. Шикамару иногда самого доставало, что мозг у него такой. И мозг его всё всегда знал и понимал наперед там, где другие не видели и не знали. А ещё этот мозг лез туда, куда по его мнению, он лезть не должен был. Он понимал, что Хината — идеально правильный вариант для Наруто. С его детством, с его историей, со всем этим дерьмом. Кто-то, кто бы окружал его только лаской, заботой и трепетной любовью. Кто-то, кто бы наделал вместе с ним семью, которой у Наруто никогда не было. Кто-то, кто бы смотрелся рядом с ним правильно. Идеальные же партии — будущий Седьмой Хокаге и принцесса именитого клана Хьюга. Это он всё понимал и знал прекрасно. Понимали и знали все остальные прекрасно. А потом его мозг подрисовал картину тридцатилетнего Наруто с мешками недосыпа под глазами, проводящий со своей идеальной и правильной семьей пару часов от силы в неделю. Его Седьмой Хокаге не то, что трудоголик — вообще помешанный на работе, потому что когда ты один, без никого, без ничего, сам, своими руками чего-то добился, особенно того, о чем грезил и открыто заявлял с самого детства — вот это вот всё вообще не отпустит, хоть Курамой оттаскивай. У Шикамару что-то где-то кольнуло от этого. Это ему-то какая разница, тридцатилетнему Шикамару в своей голове. Он-то пойдет к себе домой, спокойный, с сигареткой в зубах, туда, где никто не будет парить мозги, он возьмет книженцию, уляжется себе спокойно, будет дымить, читать, отдыхать. И вокруг него не будет никаких хлопот. А вот у его Седьмого Хокаге будет. Например, семья, в которой потерялся. Например, то, к чему он так стремился, но всё вышло боком. Потому что какой кусок не пришей — всё равно не подойдет. Особенно на то место, из которого что-то вырвали живьем. И когда Хината тихонько это ему нашептала в ответ на какой-то простой вопрос Шикамару, его даже немного отпустило, что ли. Это тоже было из отдела «сложно», но он толком ничего и не понял. Точнее — не хотел думать, нахер. Так лень. Хината, видимо, как и положено по долгу рождения всем девчонкам, тоже была какой-то мудрой там, где сам Шикамару не хотел разбираться. Поэтому просто кое-что запомнил своим мозгом, который запоминал всё и всегда. Любовь может быть разной, сказала Хината ему. Абсолютно разной. И неважно, кому она принадлежит. Можно любить хоть двоих, хоть пятерых, хоть всю деревню или, как в случае с Наруто — вообще весь мир любить, весь и сразу, всех и сразу, всех, конечно, по-разному, но сути дела это не меняет. Но всё равно, среди всего это добра, есть та, что сильнее всего остального. Неважно, как именно она называется, чем она считается и между кем и кем. Она сильнее всего остального вместе взятого. И, что самое главное, какой человек — такую нужно и давать ему любовь в ответ. Иначе он в ней просто напросто потеряется. Он может любить в ответ, конечно же, да, но это не будет его историей. Она будет будто бы чужой, навязанной, неполной, неполноценной, но погляди со стороны — всё же ведь правильно. Всё же ведь как надо, да? А какой кусок не пришей — всё равно не подойдет. Шумный, громкий, местами нелепый его балбес-одноклассник с самым огромным сердце на свете, что Шикамару знал, с силой духа ста тысяч шиноби, с огнями в глазах за все огненные техники мира за раз, странный, местами нелогичный, туповатый местами, куда без этого, прущий напролом. Не человек — сущий ураган. Как это вообще можно обуздать? А надо ли? Как это засунуть в двухэтажный правильный дом, присадив рядом жену с, допустим, Шикамару так прикинул, двумя детьми, как вариант, нацепить по всему дому семейных фото, потом посадить за стол в резиденции, который сейчас переворачивает только так Пятая-сама в порыве гнева? За стол посадить — он посадит, он же сам об этом заикнулся. У Шикамару было своё представление о дружбе, например, не дать человеку избить до полусмерти другого или помочь в достижении самой его заветной цели. Или, например, прокурить квартиру, пытаясь провести кое-какие беседы образовательного характера, которые никто бы кроме Шикамару не провел. Уже не по двенадцать лет, пора бы и темы для бесед выбирать соответствующие. Так как это всё засунуть в «правильно»? Отдел «сложно» время от времени посещал и данный вопрос в том числе, просто потому что натура у Шикамару такая. Да и вообще чувствовал какую-то ответственность, что ли, за нерадивого полудурка-одноклассника, с которым никто не хотел дружить в детстве, но Шикамару на это клал. Видимо, прямо как тот второй мозг, который на Новый год на крыше рассказывал, что наслушался всякой херни про своего будущего лучшего друга, да пошел знакомиться. А почему бы и нет. Когда на плечи этого балбеса накинули шельф титула «герой», был рад так, будто самому Шикамару сказали «иди лежи до конца жизни и можешь вообще не двигаться, даже не моргай, если не хочешь». За этим шлейфом никто ничерта не видел, к сожалению. Видел Шикамару и его мозг. Видел ещё и второй мозг, будто вечно тут вносящий правки и влезающий туда, где что-то было не так. Второй мозг руками разматывал, расфасовывал так, как нужно было, что-то ломал, что-то крушил, говорил и говорил, говорил и говорил, потому что сам Шикамару был уверен: самое сильное оружие на свете — слово. И идея. И эти самые слова с идеями рассаживали, как помидорки по весне по коробкам, в самые разные головы, чтобы они там росли, прорезали что-то своей корневой системой, что-то меняя и что-то будто бы поправляя. Очень отчетливо помнит тот день, когда Шикамару отпустило. Не, у него-то всё было прекрасно, очень даже. Обычный трудовой день, за исключением того, что второй мозг кивнул ему на дверь, чтобы над душой не стоял. Пришлось тащиться до Наруто - у себя на рабочем столе лежали огромные завалы, которые так лень было разбирать, ну правда. Вот и решил придумать предлог, чтобы заняться этим завтра, на следующей неделе или, как вариант, в следующей жизни. Когда вошел в его закуток и закинулся по привычке на подоконник, чтобы прокурить и этот закуток, вот тогда что-то кольнуло. Вроде, обычный Наруто, обычный его балбес-полудурашка-и-так-далее, а прёт так, что Шикамару смывает. Он видел Наруто счастливым и грустным, видел милейшим и запутавшимся, видел злым и собранным, видел ребенком и взрослым на войне, но никогда — таким. Поднеси руку — обожжешься. Он не светился, он и был Солнцем. Хоть и пытался там что-то вроде читать в свитках, отстукивая под столом подошвой какой-то незатейливый ритм. А Шикамару чуть не выпал в приоткрытое окно. Это было сложным, понять, что именно его сделало таким, но было простым, как день, понять, что Наруто безбожно счастлив. Будто бы его прямо сейчас назначили Хокаге, Богом, Юпитером, Солнцем, раменом, и всё это ещё помножить раз на четыреста. Хотелось понять, не ошибся ли он в своих суждениях. — У тебя хорошо всё? — Да. Наруто тогда так активно кивнул, поправляя ворот водолазки, что у Шикамару не то, что никаких сомнений, вообще ничего постороннего в голове не осталось. Наруто был вообще сейчас где-то не на этой планете точно. И Шикамару был рад. После всего того, через что прошел этот балбес, видеть его таким хотелось вообще каждый день. Главное, чтобы работу свою делал, а он её всегда делает на отлично, просто через жопу и задом-наперед, как правило. А кому всралось это правильно, собственно? Вот этому балбесу — вообще не всралось. Правильно и этот балбес — вещи вообще несовместимые. И потом он его видел таким же всё чаще и чаще. Когда приезжали двое лучших друзей второго мозга — вообще краем глаза нарадоваться не мог. Хоть по началу где-то тушевался и кое-где смущался — под конец уже задолбал даже самого Шикамару. Но тех двоих — нет. Слушали его, рассказывали, отвечали на все вопросы, сами брали себе в помощь, что-то объясняя. Сам Шикамару тоже слушал, не с такой прытью, конечно же, но слушал и запоминал, разумеется. Ведь когда он будет советником этого балбеса, а они, к тому же, всё ещё будут состоять в Союзе, в который к тому времени залезут уже не то, что по бицепсы, а по кончики пальцев на ногах, должен же будет Шикамару это всё разруливать, в конце-то концов. Потому что картина тридцатилетнего Наруто с мешками недосыпа под глазами вызывала грусть. Такой Наруто ничем не горел. Он не хотел видеть своего Седьмого Хокаге таким. Он хотел его видеть таким, как, ну например, вот когда двоица та приезжала. Скачущим в юкате, вечно подтаскивая ворот чуть повыше, будто что-то прикрывая. Сидящим на крыше, что-то с удовольствием слушая. Помогающим там, где пока мало что понимает, да как и они все, но увлекающийся этим, с горящими глазами и закатывающий рукава с фразами «не понял, объясняй заново, Итан». И вот с этим вот всем. За Наруто всегда хотелось идти, а за таким — ползти, если даже обрубили все конечности. Так что это было и простым, и сложным одновременно, но для Шикамару главное — чтобы у этого балбеса всё было хорошо. Даже не так —чтобы было прекрасно. И неважно, что это именно. Может, котят разделывал в подворотнях, кто ж его знает. Но зная Наруто, конечно же, это вряд ли. Просто к слову пришлось. А кое-что было всё-таки сложным. Пока двигали со вторым этим мозгом в Суну первый раз с двойным визитом, не мог уснуть, копошась на дне уютной пещерки, где всё пропиталось какой-то странной уютной дремой. Сон не шел, а он не мог понять отчего. Вот что-что, а спать Шикамару обожал. Всей душой и всем сердцем, а тут не шел. А потом второй мозг опять начал травить какие-то байки, от концепции женской девственности до того самого kos. Слушал всё и слышал всё, а когда добрались до Суны опять не видел ничего, кроме огромной пары бездонных глазищ и песчаных волос. — Привет, Шикамару. — Привет, Темари. Даже без кличек, без странных позывных и прочих привычных словечек. Вот так вот, поприветствовали друг друга исключительно по именам. Первой ночью уснул спокойно себе, дорога утомила жуть, да и песок этот их ещё. На вторую опять начал несвойственные ему копошения. Было просто отказаться от охраняющих АНБУ — всё у Шикамару было просчитано всегда наперед. Чтобы, как вариант, ну например, на вторую бессонную ночь аккуратно выползти из своей гостевой комнаты без чьих-либо косых взглядов и подняться повыше. Просто покурить, посмотреть в окно, пошататься немного, засунув руки в карманы, а потом, как обычно лечь куда-то, рассматривая песок за окном с сигаретой в зубах. — Не спится? Было просто понять, чей это голос, было сложно классифицировать реакцию собственного организма. В груди дернулось, сжалось, куда-то упало, сигаретный дым комком встал в трахеях. — Неа. А ты чего? — Всё думаю над оптимизацией поставок. Темари, пошуршав ночной одеждой, уселась куда-то рядом в темноту. Шикамару кивнул. Когда ты не самый последний человек в деревне, пусть и возрастом, наверное, юн, это даже против твоей воли заставляет тебя наматывать бессонные круги по ночам в раздумьях. — Спокойно у вас всё? — Вполне, — переложил сигарету в зубах, чтобы, видимо, было удобнее вести диалог. — Нормальная, вроде, девчонка, кстати. — Очень даже нормальная, да. Вам не о чем переживать. Она тебе с проектом каким-то помогает, да? — Да, — Темари, кивнув, закинула ногу на ногу по привычке. — Не хочу нахваливать, но помогает очень даже. Видно, что опыта в подобном многим больше нашего и вашего. — Есть такое. С добрых часа пол или больше перекидывались всем подобным по работе, что было несказанно простым. А потом опять стало сложным — темы все обсудили. Цепляться дальше не за что было, поэтому мозг подсунул то, что ему говорил второй мозг, пока перли в Суну по зову Казекаге-самы. — У тебя волосы отросли, что ли? Темари, выгнув высоко бровь, хмыкнула. — С каких это пор ты замечаешь подобное? Это же не круто для тебя. Шикамару хмыкнул в ответ. — А кто тебе сказал, что я крутой? Тогда Темари легонько посмеялась. И даже почти незлобно, не как обычно. Это было странным, непривычным, и, что самое главное — очень приятным. Подкурился следующей, оставляя окурок в пустой запасной пачке. — Гааре, видимо, тоже не спится. Хотя в последнее время с этим получше, но.. после войны опять. Не так, как раньше, но всё равно. Просто так поделилась чем-то личным. Тем, что беспокоило помимо всех прочих деревенских забот. — Насколько всё плохо? — Да почему плохо, — Темари передернула плечами, — вполне нормально. Просто, — пожала плечами, — после войны многое поменялось. — Это мягко сказано, — Шикамару кивнул. — Что с Альянсом? — А что с ним? Думаешь, после такого мы все опять разбежимся по углам? Ты вроде нетупой. Шикамару кивнул. — Шикамару. — М? Ему пришлось повернуть голову, чтобы разглядеть силуэт в темноте, подсвещаемый вихрями песка за окном. — Я соболезную твоей утрате. Твой отец — герой. Просто кивнул. Как отвечать на подобное — тоже было всё ещё сложным. Коноха, Суна — разные до жути, но отчего так похожи? Они оба — разные, непозволительно разные, абсолютно разные, кроме разве что голов на плечах, так а почему начало становиться простым? Сидеть вот так вот в полутьме и до самого утра просто говорить, но уже не в бою, уже не о работе, а о детстве? Травить байки, лениво фыркать, где-то закатывать глаза? Говорить обо всём, и о шогах, и о саке, и о песке, и о экзаменах. Да обо всём. Когда возвращался бесшумно на цыпочках к себе, просто не хотелось встретить кого-либо. Мало ли что. Проблемы он никогда не любил, а лишних вопросов — и подавно. Но второй мозг опять взялся из ниоткуда, а потом ещё и вообще смутил. Смутил! Да смущение и Шикамару — полюсы, и полюсы вообще разные, удаленные, не связанные никак. Пришлось попросить заткнуться и куда-то послать, улыбаясь. А когда прощались — видел, как на нём задержали взгляд. Видел этот взгляд и пока работали весь третий день, не отлипая Конохой от Суны. И сложно, и просто, и вот же ж черт — нахрена ему не упало. Сам же жил с этой мантрой вот уже сколько лет, и всё было прекрасно, и всё было просто, а теперь вот это. Было и сложно, и просто. Было и странно, и нестранно. И приятно, и очень приятно. Просто рылся во всех этих мыслях по дороге в Коноху, а потом не сдержался. — Это всё ты со своим kos, или как правильно. — Kos, да. — Всё хорошо, Шикамару? — Всё отлично. У Шикамару правда всё было отлично. Потому что как минимум он понял, отчего зазывал этот второй мозг в Суну в тот странный день, когда оттаскивал своего будущего Седьмого Хокаге от своего лучшего друга. Точнее, вытаскивал этого его лучшего друга из-под него. Шикамару не парило, что лучшим другом Наруто на автомате всегда был именно Саске, по крайней мере, в голове у Наруто. У Шикамару был таковым Чоуджи, и отнекиваться было бы глупо. Проблема была не в этом, а в том, что этот его лучший друг слал всё это к чертям. Было просто обидно за своего балбеса-одноклассника, который не сдавался, никогда и ни за что, даже когда все его друзья решили убрать этого его лучшего друга. Это было делом ни Шикамару, ни Пятой, ни деревни, ни вообще целого мира. Это было личное дело только этих двоих, вот никогда и не лез. Надо будет — сами разберутся. А они, гляди-ка, вроде и разобрались. И Шикамару Саске начал узнавать поскольку постольку. Реально, как в сказке, где деревянный мальчик становится человеком, что ли. Очень удачное сравнение, вот и озвучил поддатеньким тогда на Новый год на крыше второму мозгу. Потому что Шикамару видел и знал, что мозг этот приложил к этому столько, что не пересказать. Саске был из той категории людей, до которых пробиться — это только если реально что-то вбивать в башку. Людей, способных это проделать с ним Шикамару знал лишь в единичном количестве. И даже дело не в том, что мало кто бы полез разбираться с дерьмом в башке у Учихи — просто физически бы этого не пережил. Видел он на войне, всякое, разное, многое. И под дулом бы пистолета не поперся с ним махаться врукопашку или ещё как — совсем уже что ли. Зафига? Выиграл бы, наверное, если захотел. Но зафига? Так и прицепилась эта картина из квартала Учих с ножом, лужами крови, синяками, порезами, отрубившимся Саске и точно таким же вторым мозгом, лежащим в отключке рядом с ним. Только один человек был на равных с Саске — Наруто. А Наруто же стоял рядом, не в состоянии пошевелиться, забирая у него сигарету из рук. А это же ещё метка. А если метку снять? Не пиздец ли? Волновался, конечно. Даже прикрикнул. А эти сидят, лол, за столом, курят. Копия друг друга, реально. Даже брови хмурят одинаково или дергают ими наверх. Даже подбородок одинаково откидывают. Да вообще, если прям присмотреться, если попытаться что-то поймать — копия. Только одна — постарше и девчонка, второй — помладше и пацан. Как какое-то кривое зеркало. Это заметить для Шикамару было просто, сложно — понять, что вообще, мать твою, происходит. Но и с этим разобрались в том числе. В новогоднюю ночь было просто признать, что ко всей остальной тоске намешалась ещё одна, очень ему несвойственная тоже — Темари за тридевять земель. С удовольствием бы посидел вот так вот опять в полутьме о чем-то беседуя. Казалось, только ночью с неё спадала крикливая буйная броня, оставляя только тяжелый вдумчивый взгляд, цепкие фразы и красивые ноги. Да, красивые ноги, и что? Что он, не человек что ли. Подумаешь. Ну красивые и красивые, что в этом криминального. Он же ничего там себе такого не надумывает, просто признал. А вот знать кому-либо о том, что ноги эти представлял чаще, чем никогда, особенно в последнее время, особенно в очень странные моменты, хм, например, в ванной, как вариант — строго запрещено. Секретная территория отдела «сложно». Всё опечатано там от пола до потолка, так, что сам не пройдешь, если захочешь. Работать удаленно — тоже оказалось просто, особенно с таким толковым начальником. Зоны ответственности пересекались часто, но даже там, где второй мозг ни за что не отвечал, всё равно помогал. Если честно, мог сутки просидеть над свитком не потому, что лень, а потому, что правда не знал. Такого не проходили, такого никогда не задавали, ситуация вообще новая, вводных — ничерта, сам думай, как хочешь. Раньше в такие моменты всегда рядом были отец или учитель, а сейчас даже Какаши-сенсея не было под рукой. Второму мозгу хватало одного взгляда на свиток, чтобы сформулировать решение. Кивал, разворачивался, уходил, дальше сам уже разматывал это по заданному направлению. Послания и свитки из Суны читал внимательно, и, еп твою мать, почерк узнавал. Он начинал узнавать почерк. Точнее, не так. С его-то памятью всё всегда запоминал, это было просто, сложно было понять, почему на знакомые иероглифы, выведенные чужой рукой, так всё дребезжало. Решил разобраться в этом на третий визит в Суну, потому что на собраниях в последнее время творилось столько дичи, что вообще толком не понять, не обдумать, только успевай всё переваривать, желательно не охуевая. А во время второго визита самой Темари не было в деревне — разбиралась с чем-то по поручению младшего брата в стране Земли. Потащился ровно в то же место, где отлеживался и в первый раз. Нет, не ждал. Ждать — это не круто. А кто сказал, что он крутой? Темари опустилась точно туда же, что и в первый раз. От всей брони остался вдумчивый глубокий взгляд, глубокое дыхание и что-то такое глубокое, что засосало Шикамару по икры. Просто от одного присутствия. — Наслышана о работе ваших гостей. Что ты думаешь по этому поводу? — Отличные ребята. Правда. Не подумал бы даже. — Как минимум, они приятнее того мерзкого типа. Стига. — Очень даже. Вживую — ещё приятнее. Трудоголики ещё те. Много историй всяких рассказывали о прошлых подобных заключениях пактов. — На вид молодые. Сколько им? — Старшему под двадцать семь, как я понял. Просто все сохранились хорошо. Темари кивнула. Разговор опять получался простым, непринужденным, и было ведь, что обсудить, когда вы оба не самые последние люди в деревнях, которые, к тому же, состоят в одной коалиции. — Может, уберешь свои клешни? Тут не очень удобно сидеть, вообще-то. Повздыхав, пришлось вытаскивать руку из-под затылка, поднимаясь на локтях. А то опять орать начнет, или что-то вот как обычно. Проблемы Шикамару никогда нужны не были. Села на его лежбище, и вот теперь образовалась проблема. Шикамару, как и остальные парни, вытянулся уже. Вырос, вымахал, в плечах раздулся, в ногах удлинился. Повздыхав, путался уложиться теперь обратно с учетом новых вводных. Но жизнь — не шоги. — Ложись уже и не беси меня. Выгнул повыше бровь. Вот куда-куда, а на эти ноги укладываться он не собирался. Наверное. Видимо. До этого. Лень, победоносно взмахнув руками, заставила уложиться головой на эти колени, как обычно просовывая руку себе под затылок. Теперь главным было не смотреть, вот и прикрыл глаза, потягивая сигарету без рук. — Сколько можно дымить. — Сколько надо. Темари хмыкнула где-то сверху. Поудобнее устроила колени, откидываясь спиной на окно. Это всё тоже было простым. Как само собой разумеющееся. Шикамару ленно приоткрыл один глаз. Благо, на него не смотрели — изучали песок за окном, откинув голову назад и вбок. Колени под затылком уютно шуршали в ночной свободной ткани. Было спокойно. Осознать, что вот так вот с удовольствием бы ещё пролежал невесть сколько было тоже просто. Сложно — что-то вообще сказать или как-то пошевелиться. Докурив, избавился от окурка по традиции. Уже немного светало. Не открывая глаз, ответил на несколько логичных вопросов про визитеров Конохи, где-то хмыкнул, где-то кивнул. Колени под затылком устроились ещё поудобнее. Сама лечь сказала, так что сиди теперь. Проблемы не его. Темари, перебрав ногтями по подоконнику, задала следующий вопрос. И вот с него стало слишком сложно. — Ждал? Легко было открыть глаза, ответить на вопрос и рассматривать два огромных глаза над своей головой. — Ага. Сложно было постараться теперь также спокойно выдохнуть, не отводя глаз. Рука под затылком, на её коленях, вмиг онемела. Вторую засунул в карман от нечего делать. А вот когда колени под затылком чуть согнулись, будто подталкивая его наверх, смотрел строго в эти два глаза, пока локоть руки, всунутой в карман, уперся в подоконник, чтобы самому подняться навстречу. Так и встретились посередине, прикрыв глаза, мягко прижимаясь губами. Вторая рука с коленей метнулась на её затылок, ещё крепче прижимая к себе. Его же просто как-то цепко обняли обеими ладонями, что когда-то бились с ним, а когда-то — защищали. А теперь практически обнимают, как и он сам, в районе резиденции Пятого-самы, под окном, где уютно, спокойно, пусть и ветрено, наполовину темно, наполовину рассветает, и он целует сильнее. Он целует глубже, потому что вот в данный момент — просто, а кто знает, что именно будет потом. Скорее всего, опять сложно до жути. — Идиот.. — Я в курсе. Устроился ещё удобнее, всеми силами пытаясь сделать вид, что целуется не в первый раз. Но, вроде как, не жаловались, ладонью накрывая его грудь и собирая ткань цепкими пальцами. Просто было потом ещё пролежать примерно также час или два, может, чуть меньше, просто оглаживая пальцами лицо над своей головой, что-то отвечая, что-то слушая, что-то самому рассказывая, пока его точно также гладили по щекам одним большим пальцем. Возвращаться потом на цыпочках опять к себе было так просто, так легко, так хорошо, что чуть в стену не вписался. Но второй мозг опять немного притормошил, возвращая к реальности и не давая убиться о какой-нибудь угол ненароком. Сложно было на пути обратно, сложно было потом ещё много дней, вот прямо до этого самого момента. Было очень сложно, когда Пятая-сама опять их с Неджи отправляла к коллегам, а он так не хотел, так было хлопотно, лень и сложно, он не знал, что вообще сказать. Теперь после этого — что сказать? Второй вопрос — зачем? Третий — надо ли вообще? Сложно было ответить на простой, казалось бы, вопрос, чем занята Темари в октябре. Выслушать что-то там про свадьбу, не совсем понимая, почему это ему приписывают плюс один в её лице. А потом всё стало слишком простым, стоило выслушать этот пиздец от Какаши-сенсея. Выслушать и что-то понять для себя. Шикамару прекрасно знал теперь, что сказать. Одну-простую фразу, которая была суперлогичной, правильной, лаконичной и такой, какой она должна быть. «Я скучал». «Всё это время я скучал». Так и скажет, когда доберется до Суны. Что до собственной мантры, хлопот, обреканий себя на что-то — пока неважно. Это всё ещё сложно, но сказать правду — проще простого. И ещё проще простого кое-что сказать второму мозгу, который всё это время по своему был рядом. — Шерп. — А? Повернула голову на молчаливого Шикамару, который всё это время, пока шли туда, пока я передавала подарок Итану, даже когда выдвинулись обратно, молчал. — Спасибо. Пихнула его в плечо. Шикамару впервые меня благодарил за что-то своё личное и от нечего делать. — Всегда обращайся. Кивнув друг другу, подкурились, ползя дальше. — Ты у Джея привычку эту стрельнул? Имя моё сокращать? — Есть такое, прикольно звучит, — пожал плечами. — Ну, а вообще, так Саске постоянно делает. Как-то само прицепилось. Хмыкнула. Ничего против, разумеется, не имела. Шли дальше в сумерках до деревни. Ступни по привычке немного заныли, остановилась у какого-то дерева в каком-то полесье, подкуриваясь зажигалкой Шикамару. В его присуствии исключительно пользовалась ей, выказывая ему благодарность. Шикамару расположился где-то тоже рядом, с удовольствием разделяя неподвижный перерыв. Задумавшись обо всем мире, курила, рассматривая небо, пока в ухо кто-то откровенно не боднул. Пошатнулась в сторону от неожиданности. — Господи, что это? — А ты чего так далеко вышел, м? Это был обычный олень, а Шикамару разговаривал с ним так, будто это его друган какой-то. Выгнув одну бровь, прижалась поближе к Шикамару, чтобы меня не забодали от греха подальше. Шикамару же с самым спокойным лицом на свете почесал ему мордашку. — Хорошо всё, странно тогда. — Объяснишь? Чего он на меня кинулся? — Он не кинулся, они так здороваются. Да и рога у него чешутся, вот и не подрасчитал. — Продолжай. — Вот там территория, — Шикамару махнул рукой на юг, — это лес нашего клана. Мы охраняем вот этих ребят, — кивнул на оленя, лоснящегося к его ладони. — Медицина? Шикамару кивнул, перебрасывая сигарету с одного угла рта в другую. — Так а этот красавец чего тогда? Красавец, копытом оставив в земле свои следы, потащился обратно ко мне. — Привет? Ну а как мне ещё с оленем здороваться. Протянула к нему открытую ладонь. Уткнулся мордашкой. — Хороший какой, Шикамару, смотри! Шикамару смотрел, хмыкнув. А олень опять отвернулся и куда-то пошел — строго по направлению на юг. — Ну куда ты, хорошка. Даже грустно стало, лапа такой, жамкала бы и жамкала. — Пошли, он что-то хочет показать. Шикамару, выкинув окурок, пошел за ним, как всегда уже мало что понимая. Плелась за ними следом, нагоняя Шикамару. Так и подошли к самой границе. — Это граница леса. Её можно переступать только с разрешения. Олень же упёрто уже заполз внутрь. Обернулся на нас. — Да что такое? — Шикамару выгнул вопросительно бровь. Оленя же Шикамару интересовал мало, выплелся обратно, обошел меня со спины и боднул в спину, подталкивая к лесу. — Помогите? — кинув растерянный взгляд на Шикамару, пыталась ботинками вцепиться в землю. — Ну, — тот пожал плечами, — разрешение у тебя видимо есть. Пошли. Довольный олень, отойдя от нас, довольно засеменил впереди, нам оставалось лишь зайти внутрь, позасовывав руки в карманы по привычке. Но идти смогли недолго: в глубине леса что-то шарахнуло, олень шугнулся и ускакал прочь. — Что там случилось? — А, забей, нормальная практика, — Шикамару махнул рукой. — Но всё хорошо. Не знаю, чего этот, — кивнул подбородком на заросли, в которых скрылся странный олень. — Пошли домой, а то темнеет уже. — Пошли. До главных ворот доплелись в полной тишине, разойдясь на перепутье. Ноги занесли в Ичираку, от души привествуя Теучи-сана и скромно выпрашивая самую маленькую порцию. Помидорок зато было в два раза больше, чем обычно. — Я сейчас быстренько доем, чтобы Вас не задерживать. — Да брось. Ешь как следует! За теплую улыбку Теучи-сана можно было совершить пару подвигов Геракла как нечего делать. Ела в тишине, обдумывая всё как всегда во всем мире за раз, пока спину не затопило, не обожгло, не сковало и чуть не опрокинуло со стула. Всё, как и всегда. Можно было вообще не думать, кто решил поздним вечером после долгого рабочего дня тоже зайти в Ичираку. — Здравствуй! Теучи-сан опять тепло улыбнулся, подхватывая в руки пиалу для нового гостя. — Добрый вечер. Ступня в ботинке ухватилась за ботинок, чтобы остаться на стуле. Я за этот голос не то, что союз возведу. Я за него новую планету отстрою, где всегда будет спокойно, где не будет войн, где не будет смертей на глазах у детей, где каждого будет кто-то встречать, когда он будет возвращаться домой. Где друзья всегда будут живы, где учителя — не погибают, спасая деревни. Какаши легко опустился на соседний стул. — Видела Шикамару? — Да. Всё в порядке. Это же Шикамару. Кивнул, стягивая перчатки и укладывая себе в карман. Теучи-сан, что-то распевая под нос, от души наваривал свой рамен будущему Шестому Хокаге. — С помидорами? — Ну да, — хмыкнула в свою пиалу, — а почему нет. Посмотрел внимательно в мой рамен, откинул голову вбок. Поднял взгляд на Теучи-сана. — Теучи, а давай и мне тоже такого. — Шерпа-Саске? Я, закатив глаза, тепло фыркнула. — Так вот, что это значит. А то Наруто обронил в порыве, я и не понял. Хмыкнула, усасывая сочную помидоринку всю и сразу. Развернулась ещё чуть вбок, чтобы точно спокойно ел и ничем не страдал. И тем более не думал, что я на него смотрю. — Как там мальчишки ваши? Ваши мальчишки. Что ж, допустим. Пожала плечами. Как минимум, мне очень нравилось, как это звучало. — Пока не вернулись, Теучи-сан. Да Вы первые узнаете, когда вернутся, Наруто ж обязательно к Вам зайдет. У него в иерархии сначала это место, потом резиденция. Какаши сбоку тепло посмеялся. — Я очень рад. За них двоих. Кажется, теперь они по-настоящему сдружились. — Есть такое, — кивнула и Теучи, и рамену. Поставив перед Какаши огромную пиалу, удалился к себе за дверку, видимо, чтобы не рассматривать и его тоже лишний раз. — Ешь спокойно. Да и не зайдет сюда уже никто, вечер поздний. — А ты чего так поздно? — Подарок Итану отправляла. С Шикамару прошлись как раз. А ты? — Экзамен. Сорок четыре человека. Не думал, что после войны наберем столько. — Сорок четыре? Было же сорок пять? — Дождь всё-таки отказался в последний момент. Там всё ещё творится невесть что. Понимающе кивнула. — Сгонять туда, что ли. — Зачем? — Затем. Хоть понимать, с чем имею дело. — Миссий туда никаких не предвидится. — Так миссии мне и не нужны. Я практически на них не хожу, если ты не заметил. Я сама их генерирую как бы. Давно уже зарабатываю себе на жизнь головой. Но вечно во что-нибудь вляпываюсь, вот и форму не теряю. Молча поели. — И много лет вы вот так вот втроем этим занимаетесь? — Много, если обобщать. Лично мне после Аргентины, Кореи и Германии вообще уже ничего не страшно. Союз с Японией — вообще простой, если посудить. Ну, пытали, чуть не убили пару раз, дерьмом поливали с ног до головы, но разве мне привыкать что ли. В Аргентине выставили сразу троих, вообще на контакт не шли. В Корее пришлось моим парням отдуваться только так. В Германии мы вообще притворялись торговцами цветов, я просто уже не могла пить, сколько можно. Джей тоже до чего только не докатился, чтобы всё выискать. Итана жаль больше всех, — от души посмеялась. — А почему жаль? — Ну, — пожала плечами, — у нас была с ними некая табличка такая. Типа рейтинг. Просто, знаешь, чтобы отвлекаться на что-то. Там мы вели подсчет, на кого именно из нас кто и где запал. — И кто выигрывает? — Если мне память не изменяет, по статусу на последнюю миссию нашу совместную у нас ничья. Тройная ничья. — А Японию туда включили? — Неа, — покачала головой, — мы вообще про это забыли. Да и не считово как-то. — Почему? В конечном итоге, считай, что ваша тройная миссия. — Ладно, пусть так. Всё равно ничего не изменится. Отпив как всегда из пиалы всё и сразу, вернула её на столешницу. — Вообще-то ты тогда будешь вести. С перевесом в один пункт. Тепло хмыкнула, откладывая палочки. Правая рука, дающая о себе знать, жалобно попросила сменить нагрузку. Уперевшись локтями в столешницу, подперла замком ладоней себя над губами. Помогало временами. Какаши тихо ел, ничего не говоря. — Шрамы странные. Продольные. Вряд ли он на шрамах на запястье на венах, да и резала обычно левую, да и правую тоже, да и очень давно. Видимо, насмотрелась у Итана, пока вытаскивала его из ванны с бордовой водой, промокнув, чуть ли не плача. Но плакать было нельзя, мне надо было откачать лучшего друга, который в очередной раз сорвался. — Вены лопались вдоль, оттуда и шрамы на правом предплечье. — От чего? — Мстить пыталась. За всё и сразу. Какаши, прекратив есть, опять замолчал. — Если бы ты знала, как сейчас похожа на Саске с такого ракурса и.. всем остальным. Хехнула. — Допустим. Отрицать не буду. — Извини, если задел. — С чего вдруг? Ты сравнил меня с моим первым ненаглядным оболдуем в этой деревне. — Первым? — Ну да. Всего их два. Шикамару в этот список не включен, потому что он вообще отдельный подвид. Второй, разумеется, Наруто. — Так а Саске почему первый? — Потому что, — вернулась к палочкам, вытягивая побольше лапши. — Даже если вся деревня, даже если мир опять от него отвернется — я всегда буду на его стороне. Даже если отвернется Наруто. — Гипотетически, это маловероятно. — Нулевой вероятности практически не бывает. Нельзя загадывать наперед. Может, Саске опять кукухой поедет. Да он особо и не перестает это делать, он живет с такой кукухой, пытаясь её удержать. И сил не всегда на это хватает. Иногда их просто нет. Молча ели дальше. — Знаешь, просто иногда от самых сильных эмоций мы можем натворить знатной херни, даже если не хотели её творить. Или говорим в сердцах что-то, что на самом деле имели в виду не так. Поэтому всё может быть в этой жизни. Я к этому. Наруто не отвернется от него даже тогда, когда он его убьет. Но если он это сделает, я его прибью. Потом можно уже и себя. Опыт в этом есть. Захлопнула рот позже, чем хотелось бы. Достаточно болезненная тема для обоих и вообще не хотелось её поднимать. Но Какаши тактично промолчал, дальше потягивая свой рамен. — Про себя не спросишь? Где ты в этом списке? — Захочешь, сама расскажешь. Кивнула. Всё всегда так, как и надо. — Ты вне него. Ты и есть этот список. И деревня. И всё вообще. Всё, что только может быть. Молча доела всё до конца, громко прощаясь с всё ещё не вернувшимся Теучи-саном и поднимаясь со своего стула. — Доброй ночи. Хочу, чтобы сегодня тебе было больнее меньше обычного. Большего мне и не надо. Всунув руки в карманы и рассматривая пол, поплелась к тренировочным полигонам. Как и всегда, конечно, последовательность действий и логика на высоте — поесть, потом плестись на полигон. Разумеется, спать вообще не хотелось. Бесшумные шаги в полуночной темноте догнали достаточно быстро и, как обычно, как бы между делом. — Это пугает. Подкурившись, обернула на него голову. — Что именно? — Всё это. Пожала плечами. — Я говорю, как думаю. Что держу на сердце, обычно перетекает в рот. Если не встретит никаких преград. — Я не совсем про это. — А про что тогда? Всунув руки поглубже в карманы, поравнялся со мной, также двигаясь к тренировочным полигонам. — То, что у меня там. А не у тебя. — Здесь? — ткнула себя в грудную клетку над сердцем. — Именно. — Понимаю тебя. Никогда в это всё не вляпываться — моя первая мантра по жизни. — Почему? — Люди могут себе делать больно ежесекундно одним своим существованием. Зачем ещё что-то извне? Кивнул. — Но нет ничего, с чем я не справлюсь. Так что, — развела руками, потягивая сигаретку одним ртом, по привычке. — Тебе бы поспать и отдохнуть. А не это всё. — Тебе бы тоже, вообще-то. Зачем тебе на полигоны? — Тренироваться? — тепло хмыкнув, выгнула бровь. — Был бы Саске, с ним помахалась с удовольствием. Мне нравятся спарринги с ним. Может удивить. Если б не эти наши стычки, вообще бы раскисла. Врать я не умею, так что слушай как есть, что ли. Вот эти стычки с Саске — я последний раз себя такой живой чувствовала, когда с Итаном дрались как резанные. Хотя мы редко это делаем, и всё в таком случае — исключительно дружеские бои. А вот с Джеем вообще всё равно, слово скажи и погнали. Весь второй курс наш, помню, Итан этого не понимал. Мы учились как раз с Джеем поддерживать стихийно друг друга, он — огонь, я — воздух. У нас, в Кираи, учат распределять потоки на пальцы. Поэтому я с пальца подкуриваюсь с указательного. А вот средний у меня — мой родной воздух. У Джея средний — его огонь. Вот и привычка у нас с ним средние пальцы друг другу до сих пор показывать. И никто, по факту, кроме Итана не знает, что для нас двоих это значит. Он вообще, когда смотрел на эти наши с ним тренировки в перерывах в кампусе, офигивал. Потом нашептывал мне, Иллин, он чуть тебе пальцы не ломает, ты не видишь? Он же специально их хочет ломать. А я, пожимая плечами, не понимала, что ему не так. Ну ломает и ломает, у меня ещё на второй руке есть. Синяки у меня на лице тоже воспринимал практически боязно, говорил, что мозгов у меня нет, раз я это позволяю. Я опять пожимала плечами, потому что плечом к плечу шел точно такой же разукрашенный Джей, потому что опять вчера сцепились из-за какой-то херни, но и что? Потом к третьему курсу Итан это понял. Понял, что дружба бывает разной, особенно у тех, у кого нет ни малейшего понятия, какой она должна быть правильной. Всё правильное — вообще не мой вариант, видимо, я не знаю, как правильно. А вот как одним днем орать друг на друга и лупить, а другим — закрывать своей спиной на миссии, потому что это твой лучший друг, вот это я понимаю. С годами, конечно, менее буйным стал, да и я тоже. Но просто я знала тогда одну простую истину лет в девять-одиннадцать, получается. Что только я могу это всё принять. Только я могу выдержать всё его дерьмо в башке. Только я смогу принять, разделить, вытащить из него всю эту ненависть, и больше никто. Так и получилось в конечном итоге. Он просто знал, что у него есть я. Что никто не поймет, все только лезут и отвлекают, а я ничего говорить не буду. Я сяду рядом на крышу — и всё. И ему будет уже спокойнее. Он знал прекрасно, что я наору на него сама, тресну так, что мало не покажется, но не дай бог кто-то постарается на него косо посмотреть — я закрою его. Я глаза им повытаскиваю голыми руками, потому что они смеют что-то непозволительно выказывать моему лучшему другу. Пусть даже он меня таковым не считал. Он вообще это слово принципиально не принимал. Да и я тоже, на самом деле. Это Итан уже потом нас столкнул. Точнее просто ляпнул как-то, что спасибо, что у меня есть два таких лучших друга, как вы. И всё. Да и мозгов набрались к тому моменту. Вообще, называть можно что и как угодно. Можно любовь называть любовью, а можно нелюбовь называть любовь, можно дружбой называть привязанность, а можно искреннюю верную дружбу не называть никак. Это всё ярлыки. Важно лишь то, что у нас в голове и на сердце в этот момент. А там — называй, как хочешь. Хочешь — ненавистью, хочешь — счастьем, хочешь — грустью, да как хочешь. Это всё ума дела лишь одного человека и того, в чьей голове это всё хранится. Даже если дело касается двух людей. Каждый в своей голове имеет право это называть как хочет, потому что это его мнение и его видение. И пусть для одного это — дружба, а для второго — ненужная, отвлекающая его от конечной цели вещь. Но Наруто стал для Саске лучшим другом, потому что Саске ему это сказал. Из песни слов не выкинешь. Также, как он признал другом и меня. И схожесть наша с Наруто в том, что мы не пытались этого заслужить. Они же вот как мы с Джеем считай по факту. Вечные соперники. И уже потом, когда Саске ему это озвучил, у Наруто это было. Теперь это было у него в руках, вот и… Скорее бы они уже вернулись, а. Лишь бы опять не поцапались. Подкурилась следующей. — У каждого из нас внутри борьба с самим собой или с тем, что туда положили другие. И у каждого этого борьба находит выход по-своему. У Саске достаточно высокие моральные принципы, на самом деле, что касается чести, доблести в битвах, честного вызова один на один. Но он не терпит, если под этим прогинаются. Если лебезят перед ним, если не могут дать отпор этому всему. Он никого не признает и никого не уважает, потому что просто не может физически этого сделать. Он вынес и прошел через столько, что может увидеть только того, кто прошел не меньше. Пусть ему вмажут, пусть ему оторвут руку, пусть его пошлют так далеко, о каких местах раньше не знал, пусть ему дадут то, чего он до этого не знал, пусть его обольют чем угодно с ног до головы, пусть ему лицо расквасят — он это поймет. И он это примет. Он примет, как равного, если всё это вынесут и смогут постоянно это выносить. Но он не примет жалости, сентиментальности, не примет чего-то, что хотя бы на ступеньку ниже. Для него это — слабость. Прежде всего, своя собственная. Так устроена его голова. Он, наверное, с годами сможет всё это переварить и даже многое принять. Он пытался это уже сделать, и я даже рада, что пытался это попробовать так спешно. Он переступал через многое, но он старался. Но это — не его. Это будто чужое. Даже если бы у них всё сложилось. Ты понял, о ком я. Ему нужен такой же киборг рядом, который всё это вынесет, который будет успокаивать, разжигать, вдохновлять, подначивать, сильно бить, если надо, поддерживать не словами и слезами, а делом, а плечом, одним своим моральным духом. В этом мы с ним и похожи, с Саске-то. Можно что угодно пришивать на то место, от которого что-то оторвали, всё равно не пришьется, если это не его. Вот такие люди нужны ему. Странноватые киборги. — Таких людей не существует, — Какаши тепло посмеялся. — Ещё как существуют, — пожала плечами. — И вот это — как раз-таки история его и таких самых людей. Не чужая, не навязанная, не чья-та, не так, что должна быть логически сведена, будто закрывая какую-то сюжетную дыру, если метафорически сравнивать это с каким-то произведением. Очень много пробелов у вас тут, на самом деле, а вы их не видите. Потому что смотрите на всё в одной плоскости. Я это вижу — с другой. Я не «в», а «над». Да и мозг дурацкий, очень много прописывает, простраивает и продумывает наперед. На этом аккорде дошли до полигона. Скинула мантию, поправила рубашку, подтягивая под ней бинты на груди. — Белая? — А почему нет? Я тут к вашей моде прицениваюсь. Вроде, неплохо сидит. — Сидит отлично, — Какаши скинул свою болотную жилетку туда же под дерево. — Отлично, — кивнула. — Так ты тем более похожа на Саске. Какаши опять тепло рассмеялся, я тоже, но через миг уже висела высоко в воздухе, в прыжке уклоняясь от куная, брошенного им. Успешно его поймав, ринулась вниз. Видимо, высокой клокочущей земляной стеной он хотел поставить блок от прямого удара, но пф. Всадив в неё кунай у самого низа, правой намагниченной рукой дернула наверх, фактически её разрезая вдобавок в самой незащищенной точке смачно проламывая ботинком. Но по ту сторону меня уже ждал прекрасный блок, останавливающий мою стопу. Но ноги-то две, правильно? Правильно. Вторую он просто не успел остановить, пролетающую высоко над его головой, а не в неё, как он, видимо, предполагал. Я не собиралась туда бить. Я собиралась просто его перелететь, обхватить его ногами за шею и вот тогда уже повалить. Что вполне успешно и получилось. Вместо земли, правда, упала в какую-то болотистую лужу, которую он каким-то образом успел накастовать. Ну, как упала. Задела одним ботинком, тут же отпрыгивая далеко влево. Пожав плечами и вспомнив уроки своего дорогого хорошего Саске, сложила одну-единственную мне толком понятную печать, выдувая огненный шар такой дури, что он просто проехался по земле полигона, вырывая под собой невообразимую траншею. Огромной толщи воды стена всё это поглотила по ту сторону из-под сосредоточенных пепельных бровей. Приспустила рубашку ещё дальше по плечам, чтобы быть готовой ко всему и иметь доступ к особенным своим любимчикам, с которыми не работала вот уже давненько. Любимчики крайне просты, на самом деле, живущие по правому плечу, заходя за лопатку. Как-то так исторически сложилось, что это левая у меня была светлой и цветной, правая же хранила на себе стаю черных ворон и черное грозовое небо. Это если не считать витиеватых зверюшек, коими их любят все называть. Мои два загоревшихся красным глаза вызвали напротив одну поднятую кверху бровь и чуть натянувшуюся маску со стороны одного уголка губ. Кунаем, зажатым в ладони, было легко отбить восемь летящих в меня сюрикенов, три из которых просто поймать на лезвие, снять, соединить стяжкой третьей сцепки и выпутать из этого длинный аркан. На четвертой, пятой и шестой сцепках спокойно получилось сдать назад, нагнетая импульс и ломануться на этом импульсе в отдачу, параллельно уже испачканными в черном пальцами кастовать самум. Самум всегда нравился тем, что в этой сухой копии небольшой пыле-песчаной бури было тепло, как и сейчас. Стоя в траншее от огненного шара и в вихрях самума было ясно одно — из неё вывалился клон, земля же под ногами решила еле заметно вибрировать. Отлетела с этого места на правой стопе и очень вовремя — земля треснула, разломалась и из образовавшейся дыры на меня летел уже настоящий, грозно сжимая кулак. Правой руки хватило, чтобы остановить нападение, крепко обхватывая шею. Меня обхватил точно также, наклоняя лицом к себе. — Неплохо. — Неплохо, — кивнула в ответ, прожигая дыру тремя томоэ в чернющих глазах напротив. Смахнув все три томоэ, дернула за свой аркан мизинцем, но он, разумеется, успел его заблокировать, уклониться и под конец просто рассечь. Убрала самум, чтобы, как минимум, ничего не мешало нормально дышать. Потянулась правой рукой к лопатке, вытягивая оттуда Надзирателя. На самом деле, Иназумоноюрей рубаха-парень, даже с чувством юмора и смешноватым тембром голоса из-под своей металлической брони. Лица, как и у многих других, у него нет, да и не человек он. Он, по факту, электрический фантом. А как ещё ему охранять Узкий Лабиринт, через который переправляют души от одного пристанища в другое? Вот и парит над землей со своим хлыстом, которым стегает, поторапливает, тормозит или призывает к дисциплине, если что-то ему не нравится. Если совсем разозлят — заливает всё полем плазмы, очерченной ровным кругом. Если пытаются сбежать — присасывается своим искрящимся синим хлыстом. А если совсем беда — созывает целую бурю, чтобы просто ею накрыть непутёвые души, оглушая молниями и раскатами грома. Накладывался на меня Иназумоноюрей всегда идеально, подкручивая свою видимость к минимуму, просто передавая свой хлыст мне. Да и, к тому же, я же его придумала, черт его подери. — На. Успешно меня облепив, передал бразды правления мне. И делал он это всегда так быстро, что одним мгновением люди только видели, как я заношу руку за спину, будто пытаясь достать оружие из ножен, а вот следующим — я уже возвращала эту же руку с искрящим хлыстом в руке, долбающим статическим электричеством. Примерившись, хлыстанула им по земле, отлетая ещё подальше. Из-за этого облака было явно слышно одно. Будто на полигон слетелись тысяча тысяч птиц. — Чидори? — Райкири. Пожав плечами, решила не выяснять разницу в разгар спарринга. Иназумоноюрей пытался что-то мне трепать на ухо, какую-то очередную свою байку со своего лабиринта. Понимала его прекрасно, ни одной живой души, а так хоть со мной потрындеть можно что ли. — Да умолкни ты, не сейчас. Иназумоноюрей никогда не обижался, наоборот. Рубаха-парень, говорю же. Подмечал прекрасно любые колебания природной энергии, а своей родной так тем более. Сам подтолкнул меня на призыв кольца плазмы, но в этот раз, в отличие от многих других, кольцо на земле было разорвано, переплетаясь с Райкири в непонятном мерцающем комке. Нависла сверху, чтобы ни подо что не попасть, цепляя в последний момент наэлектризовавшимся хлыстом остатки плазмы, чтобы рассечь между нами землю, а левой рукой собрать над собой грозовое облако. Средний палец правой руки услужливо помог дополнить картину небольшим завитком смерча на расколовшейся земле. Обойдя вообще все преграды, половину заблокировав, половину изничтожив не совсем понятными мне техниками, добирался до меня с ярким райкири в правой руке. Широко улыбнувшись, дернула правый плечом, выпуская стаю черных ворон, устремляясь за ними в противоположную сторону полигона. С намагниченным вокруг воздухом, вернула вообще всё в себя, чтобы просто перейти в тайдзюцу. Оттолкнулась лишь левым ботинком от земли, чтобы встретиться с ним ровно на половине пути в двойном блоке. Хотя, видимо, в нашем случае, дзюдзюцу. Практически никто и никогда не месился со мной в плавном, точеном и очень сильном дзюдзюцу. Чуть ли не просияла. От сильного одновременного блока по ногам, вдвоем отлетели подальше друг от друга. Поправила сползший вырез рубашки, подкуриваясь. Какаши, довольно усевшись на землю, довольно за всем этим наблюдал, потом задумался о чем-то своём и тепло посмеялся. — Что такое? — Да я тут.. вспомнил. Подошла к нему ближе, тоже плюхаясь на землю. — Что именно? — Бой с Кагуя. Оболдуи. Хмыкнула. — Заинтриговал. — Да, — махнул рукой. — Саске с Наруто, как ты понимаешь, солировали в данном противостоянии. Как сейчас помню, Саске направляет в неё Аматерасу, Наруто мчит со всех сил, складывает печать, а.. Он, черт возьми, применил технику гарема на Кагуе. Понимаешь? — Это какая такая техника? — Мальчиков.. — он вздохнул, ещё чуть посмеявшись, — зайчиков. Понимаешь? У нас бой с.. главным злом, считай, а эти двое, боже, они вообще не исправимы. Они на ходу придумали самый лучший отвлекающий маневр для нее. — И она отвлеклась на это?! — Именно, что. А потом уже Наруто, разумеется, знатно её с одного удара приложил. — Боже, — я расхохоталась в ответ. — Смотреть, как они сражаются сообща — это что-то с чем-то, правда. Я тогда на миссии просто наслаждалась. Они вообще не смотрят, не общаются, не контактируют, но действуют, будто один человек. Сейчас им, видимо, это вообще легче дается. — Скорее всего, — Какаши кивнул, подбирая под себя колени. — Он поддерживает огонь внутри него. — Они тоже же огонь и воздух, да? — Да. — А ты? Молния? Какаши молча кивнул. — Но ты многими стихиями управляешь, я так посмотрю. — Вот так вот, — пожал плечами. — А может быть ты объяснишь, как ты уживаешься со всеми пятью? Это невозможно практически. — Пятью? — Огненный шар — раз. Два раза бури — воздух, два. Про землю наслышан от Шикамару, это три. Вот это всё — молнии, четыре. Про воду наслышан уже от Наруто — пять. — А, — затянулась побольше, — так это не я, это мои парни всё. Они преобразователи, я просто передатчик. Невозможно уметь всё и сразу. Если бы у нас, у людей, было задействовано больше процентов мозговой активности, может быть мы и умели. — Справедливо. Огненный шар, я так понимаю, от Саске? — Отож. Вообще не спрашивай, как так получилось. Тоже был не самый хороший день у него. — Насколько всё плохо было? — Очень, я бы так сказала. Скажем так, кое-что наговорил кое-кому. И опять многого себе накрутил. Пришлось раскручивать из него и опять убеждать во многом. Получилось. Избавившись от окурка, поднялась на ноги, плетясь под дерево к оставленной там мантии. — Мне очень понравилось, — кинула из-за плеча, пока Какаши не торопился подниматься с земли. Обернулась уже из-под дерева. Он всё ещё улыбался, видимо, вспомнившейся истории, наконец-то осознавая всю нелепицу. Лишь спустя столько времени он позволил себе это. Подойдя к нему обратно, крепко обняла кольцом рук за шею, прижимая к себе. — Мне нравится твой смех. Какаши был близок к тому, чтобы растеряться. Вытянув руки вдоль туловища, выдохнув, стягивая улыбку под маской, просто уткнулся ею мне в волосы, прикрывая глаза и прижимаясь грудью в ответ. — Мне твой тоже. — Я редко это делаю. — Я тоже, Иллин. — Надо бы..всё в порядок тут привести. — Это же полигоны. Они для этого и сделаны. — И что? Вдруг кому приспичит посреди ночи помахаться, а тут рытвины. Какаши тепло хмыкнул. — Сасаукагэ. — Хокаге. Выпустив его из своих цепких рук, махом разобралась с одной половиной полигона, пока он приводил в порядок вторую. В ночной тишине Конохи, пока мы молча добирались до распутья, единственное, что себе позволила, на прощание переплести свои пять пальцев с его, и то, только от того, что он сам к ним потянулся. — Спасибо. — За что? — За тебя. Вопросительно выгнул бровь со шрамом. — Кошмары не мучали? — Не знаю. Я не спала два дня. Тебя? Пожал плечами. — До завтра. На распутье хотела выпутаться из и без того неловкого захвата, будто держались за руки, и двинулась в сторону своей окраины. Но Какаши ухватился покрепче за оставшиеся в его ладони фаланги. Обернувшись, наткнулась на опущенную вниз голову. — Меня это тоже пугает, Какаши. Но до торга я ещё не дошла. — Торг? — Отрицание, гнев, торг. — Аналогично. — Я бы включила ещё в этот перечень страх, но его в стандартной модели нет. — Страх? За что именно? Сжав его ладонь покрепче, вздохнула поглубже. — Сделать тебе ещё больнее, чем есть. Поднял голову. — Аналогично. Пошли. Засунув руки в карман, двинулся вглубь деревни. Засунув руки в свои карманы, двинулась следом. — Так как ты всё равно не спросишь, куда мы идем, я отвечу сразу. Мы идём спать. — Я всё равно не хочу. — Будешь. Ты будешь спать у меня под боком. И тогда я тоже смогу спать. Открыла рот, чтобы что-то ответить, но из него чуть ли не вывалилось самое главное, гулко застревая где-то в трахеях. Так, что даже выдохнуть не смогла. Будто опять куда-то в глотку поставили блок, не дающий озвучить то, что я чувствую прямо сейчас. Пришлось просто сомкнуть губы обратно. Подкурилась. Дошли до его квартиры в полной тишине. Сердце сжалось до размеров почти сколапсированной Черной Дыры в груди, когда я еле услышала, да и не должна была этого слышать, но услышала, шепот под маской, обращенный не ко мне. Он приветствовал дом. Он говорил, что он вернулся. Мне захотелось убиться. Но выходя из душа в его хаори, большим в плечах, длинном и не по размеру, так, что пришлось закатать рукава, хотелось жить, как никогда раньше. И пока теперь он молча плелся в душ, осела на кухне, впервые в жизни не чувствуя себя неуютно в чужом доме на чужой территории. Планировка кухни — чуть ли не как моя собственная. Порефлексировав в большое окно на ночную Коноху, потянулась сделать чай. Один комплект всего, кроме тяванов. Тяванов было много. Как и у меня, практически. Я покупала дополнительные наборы на Наруто, на Саске, на Шикамару и на Ино. Кухня была тем местом, с которого начиналась история с каждым из них. Казалось, тот, кто поел на моей кухне мою еду сразу куда-то проникал глубже. Стих плеск воды, а почти бесшумные шаги остановились где-то в дверях из душа, как всегда прожигая спину своим взглядом над маской. Обернулась. Практически такой же хаори, прикрывающий шрам на груди крест-накрест. Отставив тяван, босыми ступнями дошла до него под внимательный взгляд. — Где болит? Медленно подняв правую руку, одним пальцем указал себе на грудь. В моей груди Черная Дыра сжалась ещё сильнее. Мягко коснулась губами кожи над сердцем. Там, где болело больше всего. Мягко положил обе свои ладони мне на плечи. Огладил. — Где болит, Иллин? Уняв резанувшее по глазам стекло, отошла на полшага. — Я сделала тебе чай. Отошла обратно к столу, забирая свой тяван, усаживаясь на подоконник, чтобы покурить. И чтобы волосы видимо сохли быстрее под приоткрытой створкой, в которую охотно просачивался теплый воздух июньской ночи. Подкурилась, устраивая ноги поудобнее. — Я не смотрю. Пей. Тихо шурша полами хаори, уселся за свой единственный стул, потягивая чай. Молча выкурила одну, рассматривая Коноху за окном. Подкурилась следующей. — И с этим ты тоже сама? — Со всем всегда сама. — Я думал, мы это уже проходили. — Это другое. Допили свой чай в тишине. Натянув маску обратно, забрал мой тяван, отставляя на стол. Подошел к подоконнику, опираясь на него. Скрестил руки на груди. — Ты не спала больше, чем два дня. Это из-за того, что я ушел? — Из-за того, — затянулась, — что продумывала, кому лучше из чунинов какой материал дать в дополнительном обучении. Да, именно из-за этого. А потом уже пришлось искать развлечение. — Шерпа-сенсей — звучит. — Шерпа? — ухмыльнулась в сигарету. — Никто тебя кроме меня не называет Иллин, да ведь? Поэтому Шерпа-сенсей. Или Шерпа-семпай. Мне нравится. — Да, — кивнула, — никто, кроме тебя. Изничтожила окурок вместе со всем сигаретным дымом. Сползла с подоконника. Наклонив голову вбок, опять что-то во мне изучал, в районе лица. Поднял правую руку, медленнее медленного пропуская все мои наполовину высохшие пряди между пальцев, от самых корней до самых кончиков. — Это безумно приятно. — Хорошо, — Какаши, улыбнувшись, кивнул. — Мне тоже. Потянулась своей правой рукой к нему, теряясь пальцами в его влажных прядях. — Тактильные контакты помогают выработке эндорфина, дофамина, окситоцина, серотонина. Какаши кивнул. — Серотониновая яма. — Да. — Что да, Иллин? — Когда я тебя не вижу — я в серотониновой яме. Как и до этого двадцать пять лет к ряду. Какаши переложил голову на другой бок. — Мне нравится, что ты всё также понимаешь меня без слов. Выпутав руку из моих волос, двинулся в спальню. Оставалось двинуться за ним, чуть прикрыв створку окна. Одна подушка, одно одеяло, один стол. Всё одно. Кроме, видимо, нас двоих. Улеглась на бок, поворачиваясь к нему лицом. Он — тоже. Подперла щеку ладонью. Так было удобно рассматривать его глазища в ночной полутьме, которые, как и всегда, прожигали дыру в моих собственных. — Я..могу подорваться ночью. Учти. — Я тоже, Какаши. Кивнул. — Я.., — медленно моргнул. — Это очень непривычно. — Тебе некомфортно? Отрицательно покачал головой. — Тебе надо поспать, Иллин. — Тебе надо поспать. Будущий Шестой Хокаге должен быть бодр и отдохнувшим. Прикрыл глаза, выпутывая одну руку из-под одеяла. Протянул к моему лицу. Водил долго, медленно, будто изучал, одними подушечками. Открыл глаза, не останавливаясь. Существующие волосы на теле встали дыбом от табуна мурашек. — Ты очень красивая. Хотелось открыть рот, чтобы спорить, как и всегда на этот счёт, но не смогла. Меня не спрашивали и моим мнением не интересовались. Мне это констатировали и так, что я не могла ничего сказать и ничем оспорить. Медленно прикрыла глаза. — Снимай её. И будем спать. Шурша простыней перевернулся ко мне спиной. С закрытыми глазами прижалась к его спине, одну руку укладывая на грудь, ладонью целясь на сердце, чуть приподнялась на подушке, чтобы обнять над вторым плечом, соединяя обе ладони в районе груди. А потом ещё и одну ногу на него закинула вдобавок. Просто захотелось крепко-накрепко обнять. Уткнулась в волосы на затылке, боясь пропускать хоть один вздох. — Так тепло. Его голос, опять не приглушенный ничем, разбивал и собирал, уничтожал и воздвигал, сжигал и возводил заново. Сомкнула веки ещё сильнее, глубоко выдыхая. — Я тогда соврала. — Когда именно? — Когда сказала, что твой голос меня успокаивает. И попросила рассказать хоть что-нибудь, чтобы успокоиться. — Не успокаивает? — И это тоже. В том числе. Молча устроился поудобнее в моих руках, натягивая на нас обоих одеяло повыше и одну ладонь укладывая поверх моих у себя на груди. — Он делает со мной всё. — Всё? — Вообще всё. Я даже примерно описать не могу, что именно. Наверное, так сходят с ума. Огладил моё правое предплечье, выводя что-то своё на нем пальцами. — Что бы ты знала — это взаимно. Мягко поцеловав его в затылок, скользнула ниже. Подбородок идеально укладывался ему на шею. — Доброй ночи. — Доброй ночи, Иллин.***
Возможно, скоро я начну составлять свой собственный топ удививших меня гостей на пороге своего дома. Пока правда не решила, кто займет высшую строчку: Саске со своим первым визитом, теневой клон Какаши или вот это милейшее создание, заявившееся ближе к концу рабочей недели. Было очень просто проснуться раньше него. Ещё крепче обнять с закрытыми глазами, вслепую поцеловать в висок, в скулу. Сложно было попытаться хотя бы встать, особенно, когда две сильных руки прижимают тебя в ответ. — Ну и куда ты? А за этот утренний тембр я бы, наверное, построила целую новую вселенную. — У меня сегодня собрание с Куренай и Эбису. А все бумаги дома. Ты правда думаешь, что я хочу сейчас уходить куда-то? — Хм, — Какаши тепло хмыкнул где-то у меня над ухом. — Никогда наверняка не знаешь, что в твоей голове. — Это правда. Я иногда саму себя предугадать не могу. Улеглась щекой ему на грудь, зажатая теперь уже и двумя сильными руками, и двумя сильными ногами. — Чувствуешь, да? Легонько толкнул меня своим животом в мой живот. Чувствовала, разумеется, как такое не почувствуешь, если, по факту, лежишь практически сверху в таких чертовски уютных объятиях. — И это не из-за утра. Это из-за тебя. Просто было легонько посмеяться ему в грудь. — А что в твоей голове, Иллин? — Как и всегда. — Как и всегда? — Ты. Переложилась уже другой щекой. — Сегодня мне ничего не снилось. — Мне тоже. — Но всё же, мне надо всё успеть забрать. — Подожди. Какаши пошуршал тканью над моей головой, убирая обе руки с меня. Чуть потянулся куда-то, а я, зажмурив глаза, всё это запоминала. Чтобы хранить это долго, тепло и тщательно у себя в груди. — Можешь открывать. Обе его ладони залезли под мой хаори, пальцами сжимая поясницу. Открыть глаза было просто, сложно — ничего не сделать лишнего и, желательно, не застонать. — Я знаю, что тебе надо идти. Особенно, пока это всё опять ушло куда-то не туда. — Куда-то не туда — это куда именно, Какаши? — К поломке теперь уже моей кровати, как вариант. Вновь не посмеяться я не смогла. — Я хочу ломать её всегда. — Вообще всегда? — Вообще всегда, Какаши. Я.. хочу постоянно. Просто перманентно пребываю в этом состоянии, понимаешь? — Понимаю. Аналогично. — Тогда мне точно стоит идти. Напоследок жарко поцеловав в каждую ключицу, в солнечное сплетение, в сердце, в живот, сползла с кровати. — Дурацкая, конечно, причина. Какаши, потягиваясь под одеялом, поднял на меня голову. — О чем ты? — Причина вот этого. Причина уходить. — Причины нужны лишь для ненависти. Перевернулся на живот, рассматривая мои сборы на работу. — Она же любит его, Иллин, понимаешь? Докатав носок на правую стопу до середины, остановилась, поднимая теперь уже голову на него. — Я знаю. Но Сакура достойна только самого лучшего. Любовь может быть абсолютно разной. И, знаешь, мы только думаем, что понимаем о ней что-то в двенадцать. Также мы думаем в четырнадцать. Также мы думаем в восемнадцать. И в двадцать даже в том числе. А потом уже становится поздно что-то понять. — Мне обидно за неё. — А мне думаешь нет? Но, я уже тебе говорила вчера. Я всегда буду на стороне Саске. Это эгоистично, наверное, глупо, но кто-то же должен быть? Вот я и буду. Пусть это даже ему не упало ни в одно место. Это его проблемы. Я у него не спрашиваю. Какаши коротко кивнул. — Я понимаю тебя. Ты хочешь, чтобы у всех троих было всё хорошо. А ты не думаешь, что ей же потом и будет больнее? Можно примотать к себе всё, что угодно. Но, блять. Ты серьезно хочешь ей желать счастья с тем, кто её ни во что не ставил, пытался убить, оскорблял, принижал и относился чуть ли не как к мусору? За какой черт это умной, красивой, талантливой девочке? Это хуйня всё, что забывается со временем. Такое не забывается. Особенно, когда так зависим от человека. Какаши опять коротко кивнул. — Любые нездоровые отношения нас разрушают, как бы ты не горел человеком. Нужно думать и заботиться о себе. Самая важная любовь в этой жизни - это любовь к самому себе. Потому что у нас есть только мы сами, по факту. Перевернулся обратно на спину. — Есть в этом смысл. — К тому же, не надо подменять понятия. Они все трое — друзья. Пусть и в разной степени. Они вдвоем и ты понимали его, были на его стороне. Вытаскивали просто своим присутствием из беспросветного дерьма. И он, на самом-то деле, нормально к ней относится. Был, конечно, один прецедент, но ты же его знаешь. Воспламеняется за секунду. Но это всё напускное и сознательное. Бессознательное - это как когда мы все прикрывали друг друга на миссии с Ооцуцуки. Он молча прикрыл её, тут же, махом, потому что она по-своему важна для него. Но не надо требовать от него того, что он не может. Он ищет сам себя пока что. И отстраивает себя с нуля. Тут главное фундамент правильный заложить. Натянув на себя всё остальное, потянулась во весь рост. — Иди сюда. Доплелась до кровати, чуть нависнув над ней. Какаши, обхватив моё лицо обеими руками, наклонил ещё ближе к себе. — Почему ты видишь других насквозь и пытаешься им помочь всеми силами? — Потому что. — Я не к этому, а.. Почему ты не видишь себя? — Каждое утро вижу в зеркале. Тепло цокнул под маской. — Хотел бы, чтобы ты видела себя моими глазами. — Аналогично. Наклонившись ещё ближе, позволила себе легко его поцеловать через маску, тут же отстраняясь и опускаясь опять к сердцу, оставляя там влажный след от своих горяченных губ. Очень важное подмывало меня сказать в этот момент, но физически просто не смогла. А мне очень хотелось. Очень. В тот день больше толком не пересекались, заваленные каждый своим добром, но всё же вечерком, очень поздним вечерком, по дороге домой нашла в себе сил зайти к Ино в магазинчик. У неё тоже был не самый гладкий день — на обеде с кем-то до хрипа спорила из своего отдела, что-то не поделив или не сойдясь во мнениях. Эта и ещё одна причина заставила меня зайти к ней. — Привет, моя хорошая. О, привет, дорогой! Ли и Ино тепло мне улыбнулись в ответ. Когда я зашла, Ли как раз забирал какой-то свой заказ, от души благодаря Ино. — Доброй ночи, Ино-чан, Шерпа-чан! — И тебе доброй ночи. Проводив его взглядом, стоя у входа, чтобы не лезть ни во что, закрыла за ним дверь, чтобы руки, занятые небольшой икебанкой, ему не пришлось освобождать или вообще как-либо напрягаться. Благодарно мне кивнув, широко улыбнувшись и со всем своим типичным роклишевским, упорхнул в деревню. — Чего это он? — А, — Ино махнула рукой, убирая инструменты, — не сдается. — У тебя всё хорошо? А то боялась убьешь кого сегодня, — тепло улыбнулась. Ино рассмеялась в ответ. — Да нормально. Ты же меня знаешь. Это проблемы Горо, что он тупой. Как вообще к нам в отдел попал, — стукнула по прилавку ладошкой. — Вечно критикует все мои предложения. — А, извечная тема. Обожаю таких критикантов. Сами же как правило ничего не предлагают. — Всё так. — И бог с ним тогда, Ино. Вот станешь руководителем отдела — выпнешь его. И всё. И то верно! Ино опять рассмеялась, тепло, чисто и искренне. Её хотя бы немного отпустило, и это не могло не радовать. — Так что там Рок Ли? — наклонила голову вбок, скрестив руки на груди. — Вся деревня знает, — Ино хмыкнула. — Я слухов не слушаю, да и не моё дело. Ино махнула рукой. — Всё пытается ответной симпатии Сакуры добиться. Как видишь, бесполезно. — О, — улыбнувшись, кивнула. — А что ей не так? Мировой же парень. Статный, высокий, искренний, улыбчивый. Пить не будет, от всего на свете защитит. — Ну, — Ино пожала плечами, — сердцу не прикажешь, как говорится. Почесала бровь. — Прям совсем никак? — Прям совсем. Её аддикцию в Саске-куну ничем не перебьешь. — Хм, — тепло хмыкнула. — Интересное ты слово подобрала. — Потому что сюда оно очень подходит. Знаешь, мы ведь с ней раньше вечно цапались. Ты наверное понимаешь эти девчачьи склоки вечные. Молча кивнула. — Я тогда думала, что она исключительно из-за этого по нему сохнет, чтобы меня достать. Чтобы конкуренцию и в этом составить. А в.., — Ино, вдруг стихнув, посмотрела в окно, потом махнула на себя рукой. — Ближе подойди. Подплелась к самому прилавку, укладывая как обычно локти на него. Наклонила голову поближе. Боже, дожились. Участвую чуть ли не в сплетне шепотком. — Шерпа, — шепотом начала Ино, — это нормально, что я всё ещё о нём думаю? У меня же есть парень, и всё в таком духе, но… — Ино, родненькая, — крепко сжала её кулачки, успокоительно оглаживая, — это физиология и это абсолютно нормально. Конечно, блин, он красавчик вон какой. Ещё бы не засматриваться. Что ж в этом такого. — А...ты? — Что я? А, господи! — даже рассмеялась, — упаси боже. Конечно, я считаю его очень красивым, потому что я ценю любую красоту в людях и не вижу ничего криминального её признавать. Да и к тому же, почему бы не попонтоваться, что у меня в родне такой красавчик. Ино тихо хихикнула, что уже было лучше её потерянного выражения лица. Направление было выбрано верное. — Нам может нравится хоть десять человек за раз, это абсолютно нормально. Хоть какие. И это живет лишь у нас в голове. Наша голова — наша личное дело. Но всё это меркнет на фоне одного-единственного человека. Он стоит у нас в головах, как на пьедестале. И мы не замечаем ничего, когда видим его. Ино согласно кивнула. — Можно переспать с кем-то, прекрасно провести время, а потом прийти к себе домой и также сидеть, работать, грустить. Просто вот побыло хорошо, да и для здоровья полезно, знаешь, особенно для женского, но это ничерта не меняет. В груди всё равно такая же пустота. Так что даже не вздумай себя накручивать или в чем-то винить. У вас с Саем хорошо же всё, м? — Да. Всё хорошо. Я.. я кажется правда чувствую к нему нечто большее. Очень большое. Знаешь, оно… — В груди не умещается, да? — Да, — Ино, улыбнувшись, кивнула, расслабляя наконец-то пальцы. — И всё тогда. Остальное это так, проходняк. Есть и есть. Мы же люди, в конце-то концов. Если перепью на вашей свадьбе — заранее извини. Я когда слишком радуюсь, могу перепить свою норму. Теперь Ино тепло рассмеялась, успокаиваясь окончательно. Но потом опять посерьезнела. — Так вот, аддикция. — Ага, аддикция, — кивнула ей в ответ. — Это правда аддикция, Шерпа, понимаешь? Она не понимает, да я даже тему эту не очень хочу поднимать. Вроде только сдружились как следует. — К сожалению, иногда со стороны многим виднее. Самому в себе разобраться бывает слишком сложно. Ино вновь согласно кивнула. Кивнув ей в ответ, поднялась обратно на локтях, рассматривая орхидеи. — А, хорошая моя, я опять за заказом. — Так-так, я слушаю! — Небольшая, сдержанная, очень красивая. Самая красивая на свете. — Тона? — Красные. Мой любимый цвет. — Агась, — Ино оставила пару почеркушек карандашом у себя на листочках, — что выражаем? Поджав губу, замялась. — Перерождение? Ино выгнула бровь. — Новую жизнь? Ино выгнула уже вторую бровь. — Боже, прости, — тепло посмеялась, — это, наверное, тупо звучит. И невозможно реализовать. — Для тебя — что угодно. Забирай завтра. Если попробуешь опять мне пытаться впихнуть денег, — взяла в руки секатор, — я тебя огрею им. Тепло пофыркав, перегнулась через прилавок, крепко её обнимая. — Спасибо. Огромное спасибо. За всё. — Брось ты, — Ино, дернув челкой, улыбнулась широко-широко. — Тебе спасибо. Так и доплелась до окраины, обдумывая всё в этом мире за раз, как и обычно. А на утро ко мне на порог заявился необычный визитер. — Привет? — Тебя Какаши вызывает. — Прямо вызывает? Или это твоя уже формулировка? Улыбнувшись, сделала шаг за порог, усаживаясь на корточки. — Шерпа. Или Иллин. Два имени. Протянула, как и всегда, ладонь. И что, что это говорящий песель? Зато очаровательный такой. Вы вообще его видели, бооже. Ну прелесть же. Песель, лениво-демонстративно откинул голову, всё-таки лапу протянул в ответ. — Паккун. — Рада познакомиться, Паккун! — душевно пожала его лапку в ответ. — Божечки, какие у тебя подушечки мягкие. Паккун же повернул голову обратно на меня, не убирая лапу. Перебирала все подушечки за раз, ну господи, они же реально мягкие. Такие кайфовые. — Моя формулировка. — Хорошо, скоро буду, — кивнула, — не голодный? Паккун откинул голову на другой бок, внимательно меня рассматривая. В точь-в-точь как тот, кто его отправил ко мне на окраину. — Пить хочу. — Заходи тогда. Поднявшись на ноги, отодвинула сёдзи подальше, чтобы это чудесное создание заскакало внутрь. В тяван побольше налила воды, пока он, озираясь по сторонам, к чему-то приценивался. Или к кому-то. Например ко мне. Наблюдать за тем, как он пьет, не стала, подкуриваясь в сторонке. — Ничего не спросишь? — А что именно надо спросить, Паккун? Ничего не ответил, возвращаясь к своей воде. Но, подняв мордашку с влажным от воды мехом спереди, продолжил. — Я нинкен Какаши. — Круто. — Нас восемь всего. — Круто. А как звать всех? — Булл, Уруши, Шиба, Бисуке, Акино, Уухей, Гуруко. — Запомню. Паккун ничего не ответил, дохлебывая воду до дна. — Ещё будешь? — Не. Потянувшись на всех четырех лапах, засеменил к сёдзи. Отодвинула. Переступил порог, как ни в чем не бывало, спустился на крыльцо, и уже там обернулся. — Понятно. Подняв вопросительно одну бровь, ничего не спросила. — До встречи, Паккун. Ты очень милый. — Ага. Перейдя на бег, ускакал в деревню. По традиции покивав всем АНБУ, доплелась до его кабинета. — Доброе утро. Закрыв за собой дверь, двинулась сразу к столу, оставляя на нём творение Ино. — Это мне? — Это тебе, да. Кивнув, отошла обратно от стола подальше. Кабинет был, разумеется, многим солиднее, больше, стол массивнее, стопки бумаг толще и уютнее в разы. — Слушаю внимательно. Какаши, залипнув над икебаной, аккуратно подергал сальвию, с полуприкрытыми веками рассматривая всю её. Да господи боже, никогда так не делай. Такое нужно запретить на юридическом уровне. Вот так вот просто сидеть, вдумчиво моргать, дышать. Пришлось перекрестить ноги. — Локации к экзамену нужно осмотреть. Пока что их четыре на рассмотрении. — Поняла. — С Гаем. — Чудесно, — расплылась в широченной улыбке, — наконец-то познакомлюсь с этим замечательным человеком. Жду не дождусь уже. Какаши, отлипнув от икебаны, поднял на меня слишком странным взгляд. Выгнул также странно одну бровь. Не сводя буравящих по-странному глаз, поднял со стола заготовленную папку со всеми локациями, заметками меня и Шикамару, и Куренай, и Ируки, и своими собственными. Молча протянул мне. Закусив щеку изнутри, забрала, стоически принимая весь этот странный взгляд. Молча кивнув на прощание, уползла по своим делам. У Шикамару, сидящего как обычно под деревом, решила хотя бы уточнить, как мне найти этого замечательного человека Гая-сенсея. — Да ты сразу увидишь. Вот как Рок Ли, только постарше. — Поняла, — кивнув, затянулась посильнее. — Норм у тебя всё? — Вполне, — пожал плечами, — у тебя? — Пойдет. От парней вестей нет? — Сегодня Наруто Гаматацу прислал. Вроде, всё хорошо. — Гаматацу? — Одна из жаб его. — Точно, они же тоже Саннины. — Ага, — Шикамару рассеянно кивнул. — Очень жаль, кстати, Шикамару, что в деревне будто бы об этом забывают. — Опять начнешь про Саске мне затирать? — Шикамару даже хмыкнул и даже вполне тепло. — Неа, — затушив окурок, подкурилась следующей. — Сакура. Того гляди начну у вас ещё и феминизм продвигать. Не радикальный, конечно, но этого тут у вас однозначно не хватает. — А? — А ты подумай хорошенько, Шикамару. У вас тут всё насквозь пропитано патриархатом, как бы вы не кичились. То, что у вас есть член между ног — чем это делает вас особенными? И в обратную сторону. Если его нет, какое это дает право как-то принижать заслуги другого человека? — Ты.., — махнул рукой, укладываясь поудобнее под деревом, — достанешь когда-нибудь, честное слово. — А что, я не права? — В том-то и дело, что права. — И всё тогда, — тепло улыбнувшись, пихнула его в бок. — Она тебе жопу надерёт только так. И не только тебе. Так что лежи и не выступай. Пофыркав каждый себе под нос, курили дальше. — Ты только это.. следи, чтобы из коляски сильно не выпрыгивал. Нагружать ему ногу нельзя. Но зная его, на руках будет таскаться по всем локациям. — Поняла. Всё будет в лучшем виде, не парься. До встречи. Отбив самую ленивую, но душевную пятюню, потащилась до Академии. Шикамару дал мне самое лучшее описание: с Ирукой однозначно общался Гай. — Привет. Шерпа, или Иллин. Два имени. Задиристо крутанувшись в коляске, повернулся ко мне лицом, улыбаясь от уха до уха. — Майто Гай! Потряс мою ладонь своими двумя раз шесть. — Удачи вам, — Ирука, тепло улыбнувшись, поплелся обратно в Академию по своим делам. — Очень рада наконец-то познакомиться. Вы же… — Ты. Какой Вы, о чем ты! По-молодецки рассмеялся. — Хорошо, — кивнула, улыбнувшись, — ты учитель Неджи, Ли и Тен-Тен, да? — Их самых! — тепло расхохотался на половину улицы. — Они у тебя обалденные, что могу сказать. Пойдем? С какой локации начнем? Давай с той, где водопады, если ты не против. Гай, поджав губу, вздохнул. — Чего ты? — от души зарядила ему по плечу. — Не хочешь со мной весь день торчать — так и скажи. Инвалидное кресло — не приговор. И пусть хоть кто-то попробует меня в этом переубедить. Или дать этому человеку хоть один повод так думать. — Так и знала, — театрально всплеснула руками, — я тебе не нравлюсь! — Нравишься!! С чего ты взяла! Так дернулся, так взмахнул руками в ответ, так улыбнулся, что и меня отпустило в том числе. — О как, — широко улыбнувшись, открыла папку. — Тогда — нам вот сюда, — ткнула в выбранную локацию пальцем, поворачивая бумаги к нему. То ли он демонстративно пытался катиться чуть спереди, то ли я специально отставала на шаг, прикрываясь своим маленьким ростом. Но Гай больше не выпадал из жизни. Громко хохоча, рассказывал истории про Ли, про Неджи, про Какаши, про Асуму, про войну. Так и добрались до водопадов. — Гай. — Чегось? — А давай, кто первый туда, — указала пальцем направление метрах в ста от нас, — на руках, того проигравший угощает раменом в Ичираку. Гай просиял. Трижды пыталась сделать вид, что случайно путалась в ладонях, прибывая к назначенной точке второй. — О нет, — опять театрально всплеснула руками, — я так не люблю проигрывать. — Так и я тоже! Гай заливисто засмеялся. Села на землю рядом с ним, подкуриваясь. За весь только три раза я видела поджатые губы с намеком на потерянность. И каждый раз, заезжая ему душевно по плечу, просила подкинуть себя повыше и всё в таком духе, чтобы он видел, что мне нужна его помощь, я её очень ценю, благодарна и вообще что бы я без него делала. Поэтому направляясь уже обратно в деревню, первым же делом залетели в Ичираку. Я проставлялась знатным ужином, как проигравший. Заливисто смеялась вместе с ним, кивала, удивлялась, отбивала кулак, пока по спине реально не обдало холодом. Видимо, это почувствовала не только я, прекращающая смеяться в рамен — почувствовал и Гай. Вообще, я позволила себе пошутить, что он пришел со своим стулом, потому что, блять, что в этом такого. А Гай заржал так, что у бедного Теучи-сана чуть не лопнуло стекло прилавка. Теучи-сан посмеялся с нами в едином порыве, подкидывая незаметно нам мяса в пиалы. Гай, резко вытянувшийся по струнке, даже убрал с моего плеча свою лапищу, за которое ухватился, чтобы реально не свалиться никуда от хохота. Обменявшись немного потерянными взглядами, нашли в себе силы обернуться. — О, Какашии, привет!! Какаши, буравящий наши спины вот таким же взглядом, как в кабинете, только помноженный раз на двести двадцать четыре, коротко кивнул Гаю одним подбородком. — Присоединишься? Взяв в руки свою пиалу, просто подняла её в воздухе по направлению к нему. — Нет, спасибо. Я так смотрю, вы закончили. — Да! — Гай, опять широко улыбаясь, показал ему от души большой палец. — Где вы её прятали от меня? — ткнул в меня пальцем. Я вновь сжала пальцы на одной стопе, чтобы удержаться за ботинок. Какаши с всунутыми в карманы ладонями, расслабленными плечами, чуть откинутой вбок головой, с абсолютно всем спокойным своим, как обычно, вызывал у меня желание спрятаться у Теучи под прилавком. Реально обдало холодком так, что у меня ладони почти онемели. — Хм, — Какаши переложил голову на другой бок, — понравилась? — Конечно же, о чем ты! Иначе никак! Гай, опять от души посмеявшись, ткнул меня в плечо. А я просто..как бы..блять. Абсолютно понимая, что Гай не это имел в виду, совсем не это, абсолютно, диаметрально, на разных полюсах, другое, вжалась ещё сильнее в свой ботинок. — Ой, да не в этом смысле! Спасибо и на том, Гай. Никогда мне не было одновременно неловко, весело, странно и даже почти что боязно. Медленное моргание чернющих глаз что-то сводило в желудке. — Не претендую! Гай, выставив ладони в защитном жесте, чуть ли не вытащил из меня нервный смешок. Пожалуйста, просто молчи. Теучи-сан еле заметно хмыкнул себе под нос, но, благо, услышала это только я. — Так ты будешь есть с нами или нет? Точно также наклонив голову вбок, решила продолжить гнуть свою линию. Какаши отрицательно покачал головой. — Не забудьте доложить всё Ируке. — Ни в коем случае! — Гай снова выставил свой большой палец вперед. — Как бы мы забыли! — Ну, — пожав плечами, Какаши развернулся на выход, — за интересной беседой можно всякое забыть. И поплелся обратно в сторону резиденции. Набрав побольше воздуха, просто выдохнула. Гай с вообще не поменявшимся никак лицом, обернулся обратно, уплетая третью пиалу рамена на манер пылесоса. — Надо чаще у тебя выигрывать. Сто лет так не ужинал! — Ешь на здоровье, — улыбнувшись в свою пиалу, пыталась найти в себе аппетит. Теучи, чуть наклонив голову, внимательно на меня смотрел. Подняла взгляд, вопросительно кивая. Тот, тепло улыбнувшись, покачал головой, следом пожав плечами. Ещё разок хмыкнув, принялся шинковать грибы. Выдохнула ещё раз побольше. Вот это — реальная шиза. Ещё бы понять, что всё это значило. Вежливо дождавшись, пока в Гая влезут четвертая и пятая порции, поднялась с места, делая вид, что у меня ничего не хочет нервно подёргаться. На пути до Ируки, продолжала кивать, слушать, отвечать. А стоило нам выйти из Академии — удачно встретился на улице Ли, который с огромным удовольствием чуть ли не повис на своём учителе и вероломно забрал. Попрощавшись наидушевнейшим образом с обоими, потащилась до своего закутка. Любимое дерево уже было облюблено, оставалось лишь плюхнуться рядом на землю в своей манере, подкуриваясь. Найти причин начать разговор, к сожалению, не нашла. Да и по профилю Какаши, скорее пожирающего глазами книгу, чем её читающий, было интуитивно понятно, что он читает. Очень занят чтением. Очень занят. Чрезвычайно вот как занят. Докурив, поднялась на ноги, всё-таки опуская на него голову с одной выгнутой бровью. — Не поделишься? — Чем именно? — перевернул страницу не поднимая головы. — Причиной отказа от ужина со своим и другом и… Нормально так замялась. Типа, с…кем? Со...мной? С..кто я? Блять, кто я? — Не хотелось вам мешать, это же очевидно. Сердце забилось, как от тахикардии, хотя и до этого не сказать, что всё с ним было в порядке. — А это ещё как понимать, изволь? Пожал плечами, всё также не отрываясь от своей Ича. Набрав побольше воздуха, пыталась продолжить сей странный, очень странный диалог, но смогла успеть издать лишь один какой-то звук до того, как Какаши поднялся на ноги, фактически перебивая. — Мне пора. До завтра. И, не отрываясь от книги, со второй рукой в кармане двинулся в неизвестном мне направлении. Хм. Понимать ситуацию я вряд ли стала лучше, но зато четко поняла, что это всё сейчас было неприятно. К утру следующего дня я не спала уже трое суток, потому что я немного приврала. Было не то, чтобы неприятно. Было больно.***
Идея позвонить Итану в его день рождения возникла спонтанно, но вполне закономерно, в самом-то деле. Шикамару, чудом доставший мне адекватный телефон из самых их навороченных запасов, не смог отбиться от моих медвежьих благодарных объятий. К тому же, была вероятность, что хотя бы голос лучшего друга немного растормошит. Или успокоит. Или, как минимум, вытащит что-то противное из груди, поселившееся там со вчерашнего вечера. — Добрый день? — Утро же ещё, Итан. Мы же практически в одном часовом поясе. — Иллин??!! По ту сторону что-то обо что-то ударилось или упало. — Господи, Иллин!!! — А ты чего так орешь-то? Или ты думал, я забуду про тебя в твой день рождения? — Нет, конечно! О чем ты. Я вот как раз только что уронил твой подарок, прости. Итан тепло посмеялся в трубку. Его смех всегда меня успокаивал. — С днем рождения, родной. Желать, по традиции, буду лишь здоровья. — Лучшее поздравление в жизни, ты же знаешь! Легко посмеялась с ним в ответ. — Если бы..если бы ты знала, как я хочу тебя прямо сейчас обнять. Когда голос Итана вот так вот садился, помимо успокоения что-то дергалось в желудке. — Я тоже. — У тебя..всё хорошо? На проводе что-то гулко обо что-то ударилось, но я ни с чем и никогда не перепутаю этот звук: Итан ткнулся затылком в стену, как и всегда. И, очевидно, был один. До такой интонации он доходил редко, очень редко. Она не была ни спокойной, как на переговорах, ни ровной, как просто по жизни, а слишком вдумчивой, низковатой, на придыханиях и почти что интимной. Я как-то ему советовала пойти в секс по телефону, если с карьерой на сложится, на что он крепко сжал меня одним локтем за плечи, потряхивая, чтобы не несла всё подряд в своей манере. Но потом наедине уже ответил, что пошел бы с удовольствием, если бы единственным его «клиентом» была я. В целом, кое-где с Итаном мы были странноватыми лучшими друзьями. Но зато с душой. — Я не знаю, Итан. — Что-то случилось? — Не. Парни просто на миссии. Никто не докучает, не устраивает мне истерик и не тырит мои помидоры. От хрипловатого смеха Итана свело под рёбрами, как и всегда. — Как празднуешь? Выходной? — В целом да. — Один что ли? — А с кем ещё? Джей на материке сейчас. В Корее. — А остальные? Итан пошуршал в трубке одеялом. — Никого не хочу видеть. — Совсем? — Тебя хочу. Хмыкнув, уселась поудобнее на стуле, подкуриваясь. — Видеть? Вдвоем закатились смешками. Хлебом не корми, дай двусмысленно пошутить. — Конечно же, — просмеявшись, Итан соизволил ответить. — И просто хочу. Задержав дыхание и закатив глаза, тихо выдохнула. — Я тебе говорила, что мы странные лучшие друзья, да? — Сколько себя помню в адекватном состоянии! — Уверена, ты с этим справишься. К тому же, сейчас не недрочабрь. — Бля! — Итан заливисто хехнул. — А помнишь тот недрочабрь? Господи, я как вспомню, как вы мне вдвоем со… — Заткнись. Накрыв лицо ладонью, пыталась не проломить себе что-нибудь, параллельно давясь смехом в ответ. — Ну а что! Я не виноват, что у нас с тобой это вечное напряжение. — Напряжение? — Сексуальное. — Уймиииииись! Проржавшись от души, Итан продолжил. — Наш уговор, кстати, в силе? — Твою мать. — Ага. Мне тридцатник так-то не за горами. И тебе тоже. — У меня ещё есть пять лет. — А у меня четыре. Я не хочу потом жениться в тридцать два, когда стану совсем не презентабельным. — Не презентабельным? Ты что несешь? — А вдруг импотенция? Я сколько уже лет курю? Смеялась я так последний раз, когда мы давились втроем едой у меня на кухне. — Ну, думаю, тебе не стоит беспокоиться раньше времени. И, знаешь... я бы предложила накинуть ещё сверху один год. — Причина? Затянувшись два раза, тактично решила промолчать. — Ладно, — Итан по обыкновению сдался, — тогда новый уговор звучит так: на случай, если до твоего тридцати одного года и моих тридцати двух лет мы не найдем мужа или жену, мы законно и торжественно будем являться запасными мужем и женой друг другу. Дата сегодняшняя, подпись моя. Одобрено. — Дата сегодняшняя, подпись моя. — Прикинь, как давно это было, а. — Что именно? Когда ты перенял у меня эту фразу для документов или когда мы заключали данный пакт? — Второе. Сколько нам тогда было? — Ну, я тогда рассталась с Кайденом. — О бля. Я же всё ещё не начистил ему морду. — Начистил, вообще-то. Нам потом твою жопу пришлось прикрывать. — Да это так было, несерьезно. Я бы и щас ввалил с удовольствием. — Да забей. Сто лет назад было. Зачем прошлое ворошить. — И то верно. — Ага. — Спасибо, что позвонила. Я..очень скучаю. Беззлобно хмыкнула. — Ну я тоже, вообще-то. Честно, было не очень весело, когда вы уехали. — У тебя точно всё хорошо? — Чего ты заладил? — Потому что я всё чувствую, ты не забыла? — Не забыла. У меня всё нормально. — А вот моя левая рука так не думает. — Бля. Итан. Почему это опять прозвучало странно? Итан душевно посмеялся. — Сцепки, Иллин, сцепки. — Я поняла прекрасно. Правда, всё хорошо, забей. Да и Коноха. Ты же знаешь. Тут каждый день как ебанет что. Не знаешь, откуда и поджидать. — Это да. Замечательное место. Скорее бы опять приехать. — Вообще..я тут подумала. Мне как бы надо и по всем другим скрытым странам послоняться. Ты понял. — Да. Я тоже об этом думал. Давай этот вопрос решат Итан и Иллин из будущего. Не хочу сейчас. — Конечно. Эти ребята всё решат в лучшем виде. — Не собираешься читать мне очередную лекцию про Джея? — Не думаю, что я звонила за этим. Я просто хотела тебя услышать. Итан приглушенно вздохнул в динамик. Серьезно, он бы мог озвучивать порно и зарабатывать не меньше. — Что бы знала, когда мы договорим, я собираюсь передёрнуть. — Блять, ты неисправим! — Я не виноват, что ты дышишь мне в трубку. — Я обычно дышу тебе в трубку. Это потребность человеческого организма. — Ну я про это и говорю. Меня вставило сейчас просто от этого. — Я просто спущу это всё тебе в честь твоего дня рождения. И я уже знаю, как ты пошутишь сейчас. — Точно? — Абсолютно. Скажешь, что спустил бы с удовольствием мне на лицо. Динамик опять залил его искренний смех. — Я просто проверял, не забыла ли ты за эти годы наши тупые однобокие шутки. — Я помню их все наизусть. На память я не жалуюсь. — Чем занимаешься сейчас? — Да всем и сразу. К экзамену помогаю готовиться, для Суны тонну дел делаю, по новой системе образования продолжаю копать. По делу Саске вообще молчу, ты и сам знаешь. Сейчас еще многие отрасли пересматриваю, здравоохранения в том числе. Ну и пяти каге выслала достаточно конкретные пожелания думать быстрее по поводу моратория на смертную казнь. — Кираи если что вполне уже открыт. — А кто там сейчас директор? — Старший брат Ингвара. Помнишь? — Ингвара? А, да. Помню. Толковый пацан. — Угу. Я тебя на работу не задерживаю? — Подождут, — хлюпнула кофе, а то даже про него забыла уже. — Ладно, — Итан опять пошуршал одеялом, видимо, устраивая свои длинные ноги поудобнее. — Почему нельзя обнять через телефон. — Технологическое упущение. А потом мы просто молча друг другу в трубки выкурили по сигарете. — Итан. — М? — Мне страшно. — Как его зовут? Или её? — Его. — Я безумно рад. Ты не представляешь, насколько. Отчего страшно-то? — А то ты не знаешь. Я никогда не.. такого не чувствовала. Я борюсь. Но я боюсь. — Если что-то случится — я просто заберу тебя оттуда. И всё. Выхожу тебя обратно. — Выходишь? — Да. Тебе напомнить, сколько я тебя пытался из тяжелейшей клинической депрессии вытащить после того инцидента? — Не стоит. Я помню. — Ну и вот. Не бойся. Тут уже главное, чтобы Джей никого не переубивал. Не смогла не хмыкнуть. — И че ты хмыкаешь. Ты же знаешь, что мы физически не выносим, когда тебе больно. — Мне не больно. Страшно, — затянулась покрепче, — страшно потерять ещё одного человека в своей жизни. — Но мы же рядом. — А мозгу моему ты как это объяснишь? — Ты смогла излечить мой мозг. Так что я что-нибудь придумаю. Молча докурили еще по одной. — Парням привет передавай. — Обязательно. — Тем не менее, — Итан, опять поерзав под одеялом, решил убрать какой-то тоскливый налёт с диалога. В этом был весь Итан, — я всё ещё собираюсь это сделать, когда мы договорим. — А что тебе мешает делать это во время? — хмыкнула. У него всегда прекрасно получалось меня тормошить, чтобы не разваливалась. — Приличие? — рассмеялся. — Очень странно это вписывать сюда. — Не, тут уже другое приличие. У тебя там всё серьезно теперь, а это же так. Напускное. По старой доброй памяти. Ну и физиология. — Мы странные. — Есть такое. Зато искренние. И лучшие друзья. — Лучшие друзья, да. — Просто не забывай об этом. Потому что это не пустые слова. Мы сделаем для тебя всё. Если только скажешь. А ты жеж, бля, никогда ничего не говоришь! Ну сколько можно! — прикрикнув для вида, опять рассмеялся. — Да сама разберусь. Забей. — Я тебе это твоё «сама» когда-нибудь засуну в одно место. — Уймись ты. Это часть меня. — Я знаю. Ты очень интересный человек, я говорил тебе? — Постоянно. Ещё что-то про фантастическая, как это вообще у тебя генерирует голова, откуда я взялась и вот эти все глупости, да. — Сама ты глупость, — заливисто фыркнул. — Отнюдь. Если ты не против, можем продолжить эту шизу в почте. А то надо бы правда идти уже. — С удовольствием. Просто лишний раз не хочу дергать, ты же знаешь. — Знаю. Но ты прекрасно знаешь, что если бы я не хотела на что-то ответить — я бы не ответила. Поэтому сегодня гуляй на всю. Хоть фотки своих котов кидай или что там у тебя. — Две обалденные жирные морды, да. Тебе понравятся. — Звать как? — Тайо и Тсуки. — Солнце и Луна? Итан, серьезно? — тепло посмеялась. — Бедные коты. — Они с удовольствием откликаются. — Ладно, охотно верю. Животные же лучшие сенсоры на планете. — Именно что. — Я..пойду. Не собираюсь прощаться. Я жду теперь твоих котов у себя в почте. — Обнял-приподнял. Скинув вызов, вздохнула поглубже, докуривая до конца. Котов скинул, стоило прийти на работу. Очаровательные британские морды, не соврал. Даже Шикамару решила показать, когда заскочил ко мне в закуток с очередным толмутом на рассмотрение. Выдала ему четыре в ответ для разбора. Раздосадовано выдохнув, всё забрал, плетясь пахать дальше под мое «это достаточно срочно, Шикамару». Пересеклись лишь один раз и то потому, что Ируке нужны были и я, и Какаши. — Привет, Иллин. — Привет. — Сколько? — Около семидесяти пяти часов. Ты? — Сорок. Нормальные люди, наверное, интересуются как дела, а не сколько часов они не спали. Но это же далеко не про нас. Подоспевший Ирука занял всё внимание собой и какой-то очень важной задачей. Напоследок точно также, как и в Ичираку, пытаясь нервно не тряхонуться, ушла к себе. А потом к вечеру уже домой, с кучей всевозможных свитков в руках. В душе всё это нервное странное тоже никуда не ушло, заставляя хмурить брови под струями воды. Наспех высохнув, по привычке рассматривая в окно соседний дом, пока попивала кофе, потащилась собираться в гардеробную. Наряд нужен был соответствующий — немного немало, планировала визит в кабинет правой руки Пятой-самы, который, как и всегда, наверняка сидел всё ещё там несмотря на темень за окнами и поздний час. Даже АНБУ не встретила по пути. Постучалась. — Что-то случилось? — Видимо да. Плотнейшим образом закрыв за собой дверь, двинулась сразу к его столу, присаживаясь на него одной ягодицей. Какаши показательно не отрывал взгляда от своего свитка, медленно водя по нему идеальным пальцем. — Ты не спал.., — сверилась с наручными часами, — сорок шесть часов. — Ты — восемьдесят один. — И что? Странно хмыкнув, развернул свиток чуть дальше. — То есть ты не видишь проблемы? В том, сколько ты не спала? — Абсолютно. Я привыкла. — Какова причина? — Причина? Ты же сам говорил, что причины нужны только для ненависти. Обмакнув кисть, старательно вывел три идеальных иероглифа. — Твоя причина, Какаши? — Много работы. — Есть что-то правдивее? Это копия того, что я отдавала Шикамару. Это даже не обязательно рассматривать тебе. И даже госпоже Цунадэ. — Стоило перепроверить. Сошгребла из глубокого кармана пачку с зажигалкой, подкуриваясь. Но если бы задержала ладонь в кармане чуть дольше или опустила бы её чуть глубже, обязательно задела крашенным в черное ногтем ошметок чего-то. Возможно, собственного сердца. — Я..я сделал что-то не так, да? — О чем ты? — Я сам не понимаю. — Давай чуть больше вводных. — Гай. — А что Гай? Удивленно осмотрела его пепельную головешку, всё ещё не отрывающуюся от бумаг. — Тебе больнее, чем обычно, Иллин? — Кто тебе сказал, что мне больно? От чего? Мне, блять, чертовски больно. Просто от всего за раз. Я нихуя не понимаю. Какаши наконец-то оторвал голову, рассматривая одну мою ногу на столе. Это легко было услышать по одному томному, глубокому вдоху. — Почему ты..в юбке? — Потому что под ней у меня ничего нет. Задрал голову повыше, параллельно убирая свиток на край стола. Чернющие бездонные глазища наконец-то выжгли что-то в моих. — Совсем? — Совсем, — кивнула, уничтожая окурок. Откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Посмотрел на дверь, посмотрел на мою ногу. Кивнула ему одним подбородком. — Хочу тебя. Томно прикрыл глаза, глубоко вдыхая лишь одной грудной клеткой. — Что я сделала не так? И когда? — Причем здесь ты, Иллин. Устроилась поудобнее на столе, чтобы продолжить. — Ты ревновал, что ли? — Нет? — Это вопрос? — Это причина? Да господи ты боже мой, что вообще происходит, а. — Я её давала? Или кто? — Гай? — Что? Ш и з а. Шиза с большой буквы. — Причина? Ничего не ответил, медленно моргая. — Повернись. Вся кровь с нервозных щёк тут же ринулась между ног. Ровно туда, где не было ничего, кроме юбки. Сползла со стола, обошла угол, повернулась откровенно отпячивая задницу, обтянутую лишь одним слоем ткани. Дыхание за моей спиной стало ещё тяжелее. Юбка медленно поползла вверх, оголяя всё, что под ней. Закусила губу, унимая сбившееся дыхание. Это просто невозможно. Это такие качели, с которых не спрыгнешь, даже если очень захочется. А соскакивать не хочется, особенно сейчас. Стянув с себя перчатки, обеими ладонями развел в стороны, видимо, как всегда всё это теперь рассматривая, но теперь при свете своего кабинета и вечерних отблесках багрового заката за окном. Еле разлепив губы, шуршащим голосом озвучил что-то на «б». То ли «боже», то ли «блять», ничего не услышала. Сердце опять долбилось в ушах, как умалишенное, не пытаясь уняться, а мышцы снизу сами по себе сократились раза два, ноя от того, как там пусто. Как там одиноко. Как там горячо и уже снова липковато. Две теплых подушечки, мягко касаясь, раздвинули все губы за раз. Сжала зубы, чтобы не шуметь. — А если кто-то зайдет? — Не зайдет. Такая интонация не подлежала сомнению. Сказал, значит так и будет. — Тебя разве это не заводит? — Ещё как. Хотя куда ещё сильнее-то, Какаши. — И то верно. Средним пальцем потеревшись о вход, юркнул внутрь сразу целиком. Я прошипела однозначное «блять». Полностью опускал внутрь и полностью доставал, время от времени средний занимая указательным и средним, мучал, хрипло дышал, тёр, гладил, входил лишь одной фалангой. Вцепилась за столешницу, пытаясь не мять никаких бумаг, на многих из которых узнавала свой собственный размашистый почерк. — Я же..прямо сейчас уже. — Я тоже. Просто от одного вида. Прикрыв глаза, постаралась ровно дышать. — Причина? Сорок шесть часов. Резко добавил третий, будто бы избегая ответа. Задохнувшись, пришлось заткнуться, просто не в состоянии складывать звуки в слова. — Хватит..переводить всё на меня. Восемьдесят один час. Люди..такое пережить по факту не могут. — Только..я знаю, что я могу. К тому же… Семь-восемь суток — смертельный уровень. Я… Засунул по самые фаланги пальцев, резко прокручивая, ускоряя темп. — Причины взаимосвязаны. — Я...я сделала тебе ещё больнее? Чуть ли по-злому не рыкнув, вытащил все три, разворачивая меня к себе и усаживая перед собой, широко разводя ноги и закидывая их себе на поясницу. — Причем здесь ты? — Притом. Цокнув, вытащил полы рубашки, распахивая и уводя за спину. Если бы я могла объяснить, почему мне больно, я бы объяснила. Я бы объяснила, почему мне чуть ли не обидно. И даже ладони на груди, самые идеальные ладони на груди, сжимающие её так, что ноги сводило под задранной на живот юбкой, не могли ничего перебить. — Ответь. — Я первая спросила, Какаши. Откинув голову назад, отодвинул стопой своё кресло подальше, ещё ближе прижимая к столу, водя ладонями по всему. По ребрам, по родинкам, по всем татуировкам, по шее, по затылку, пропускал волосы через идеальные пальцы. Его жилетка, оставшаяся на кресле, очень помогала залезть своими ладонями ему под все ненужные сейчас слои ткани, цепко обнимая за бока, водя по всему точно также в ответ. Под аккомпанемент шумного сбитого дыхания на двоих залезла ниже, стягивая штаны с бельем ниже. В груди была одна большая Черная Дыра, и её нужно было заполнить, поэтому бесцеремонно обхватившись пальцами огладила каждую вздутую вену, скользя вверх и вниз. Все его три пальца опять вернулись назад, растягивая меня под себя. — Что я..сделала не так? Почему ты не спал? Опять натужно выдохнув, каким-то образом всунул четвертый. Нечаянно второй ладонью на столе что-то сжала бумажное. — Это важно? — кивнула на помятую бумагу. Кинув один лишь взгляд на всё это, скинул на пол как нечего делать, еще сильнее вбиваясь в меня сколькими-то там уже по счету пальцами. Шикнула через зубы. — Тебе больно. — Нет. Хватит..спрашивать, больно мне или нет. — Это не вопрос. — Причина? Резко вытащив всю ладонь, обхватил бедра изнутри, оставляя на внутренней стороне одного из них липкий горячий след. Убрал мою ладонь с себя, укладывая себе на живот. — Если будет больно — останавливай. Всё уже смешалось и в мозгах, и в груди одним непонимающим комком. Черная Дыра сама решила с ним говорить. — С чего ты..блять..взял, что мне больно? МНЕ НЕ БОЛЬНО! МНЕ НИКОГДА НЕ БОЛЬНО, ПОНИМАЕШЬ?! НИКОГДА!! Не отводя своих прожигающих глаз с моих, вошел на треть. Оставалось лишь закусить губу и выдохнуть одними ребрами. На первый толчок левая стопа в ботинке решила опять что-то скинуть со стола. — Это важно? — опять кивнула на бумаги. Практически навис надо мной, одной ладонью крепко обхватывая лицо сбоку. Щека идеально ложилась в этот идеальный изгиб. Еле разлепив губы под маской, выдохнув от следующего толчка, не закрывая глаз, сжигая мою сетчатку, наконец-то озвучит причину. — Ничего сейчас неважно, кроме того, что я сделал тебе больнее, чем есть обычно. Поэтому я не спал. Моргнула. Черная Дыра в груди кольнула. — С чего ты..взял? Мне не больно. Мне никогда не больно, слышишь? Шумно выдохнув, ухватился обеими ладонями за поясницу, насаживая на себя сильнее. Обхватив кольцом рук его за шею, развязала протектор, аккуратно укладывая сбоку от себя под бедро. — Так.. — опять всё дыхание выбилось из-под ребер от череды тягучих, глубоких толчков, — чем это обосновано? Выйдя до конца, сжал теперь уже бедра, сильно, очень сильно, очень сильно, входя так глубоко, как можно было. Шикнув, опять закусила губу. — Что я сделала не так? Обреченно выдохнув, прикрыв глаза, ускорился, будто пытаясь меня заткнуть. Обеими стопами в ботинках что-то скидывала, что-то мяла, что-то роняла. Вплела всё пять пальцев ему волосы, перебирая, сжимая, стягивая, а он увивался за каждым этим движением головой, прижимался к моей ладони. Черная Дыра в груди поглощала меня заживо, ничего не выпуская наружу, засасывая даже кислород, не давая дышать. Сильнее сама насадилась в ответ, заливая и своей, и его смазкой часть столешницы. — Солнце..скажи. Прекрати меня убивать. Организм человека имеет определенный болевой порог. И я не знаю, где именно мой собственный. Вздрогнув, открыл глаза, отлипая щекой от моей ладони. Внимательно на меня посмотрел, поморгал. Возможно, его никто и никогда так не называл, иначе объяснить эту реакцию я просто не могла. Не могла не сказать, оно само вывалилось из Черной Дыры, хотя по законам физики ничего из неё выйти не может, даже солнечный свет. Вздохнул. — Это мои проблемы. И я не должен был проецировать их на тебя. Тем более на Гая. — Так ты..ревновал? Прищурившись, ничего не ответил, лишь вошел сильнее, под другим углом и так, что стол, видимо по обычаю, начал шататься. — Я не..должен был так себя вести. Прости. — Что..ты..несешь, а? Прекрати. Ты из-за этого? Ты из-за этого?! Молча подмял вообще всю под себя, практически гневно вбивая в столешницу. Задыхалась, хваталась за него цепкими длинными пальцами, прогиналась, сдавленно стонала, ездила задницей по его рабочему столу. — Я же..говорила..что не хочу делать больнее, чем… — Прекрати. Пожалуйста. Прекрати. Ты не делала..понимаешь ты..или нет… Забросил правую ногу себе на плечо, подтягивая на столе ещё ниже, так, что я практически провисала. — Я сделал. Я сделал, черт возьми. Ты дважды не спала из-за меня. — Нет! Да. Обреченно вздохнув, откинул голову назад, сжимая бедра крепко-накрепко, входя, и входя, и входя, и входя, вообще не выходя практически. — Ты..можешь вести себя как хочешь..я просто не понимаю..причину.. Обеими руками опять схватился за моё лицо, войдя так, что я поехала вверх по столу обратно. — Да потому что ты только моя, понимаешь ты или нет!! Медленно моргнув, слышала лишь гул Черной Дыры из груди. Инфразвук, которым они заливает нашу галактику из самого центра. Горизонт событий полыхал, сгорал и искривлял пространство-время, а я лишь смогла положить свои ладони на его ладони на моём лице. — Ну так..да. Так и есть. Я всё ещё ничерта не понимала. Это было решено априори, ещё до первой встречи. У меня, кажется, если в татуировках покопаться, можно найти его личную метку. Абсолютной, однозначной, единоличной собственности. Мягко сняла его ладони со своего лица, ведя вниз. — Вот это — всё твоё. Остановилась на ключицах, на затягивающейся метке. — Это — тоже. На солнечном сплетение. — Твоё. Спустила их на живот. — Твоё в том числе. Провела вниз и вверх, останавливаясь у сердца, укладывая туда обе его ладони. — Вот это твоё. Всё твоё. Вообще всё. Понимаешь? И ты можешь делать с этим, что хочешь. Меня ничего не сломает. Прикрыв веки, уткнулся мне лицом в грудь, вдыхая и выдыхая под маской. — Так где болит, Иллин? Ровно там, где твоё лицо. — Нигде. Я чувствую только тебя. Ты так..идеально заполняешь меня. Ведь если я чувствую хоть что-то — значит, я живая. Это так работает. А зияющая Черная Дыра перебивается жаром и натянутостью изнутри. Сглотнув, жадно поцеловала его в волосы. — Теперь ты поспишь? — А ты, Иллин? — Обязательно. Просто по работе многого навалилось. Да и придурки наши не вернулись. Кто их знает, что у них там. — Значит и я посплю. Обязательно поспишь. Иначе я себе не прощу. Прогнувшись ещё сильнее, мягко легла на столешницу, поудобнее устраивая его между своих ног. Какаши, распрямившись, ладонями накрыл мой живот, оглаживая большими пальцами верхний пресс. Наклонив голову в бок, внимательно его рассматривала, закусив губу. — Видела бы..ты.. себя со стороны. — Видел бы ты себя. Стянул юбку, укладывая поверх своего протектора. Согнул мне колени, крепко удерживая за икры. Всё это, возможность гостей в любой момент вплоть до самой Пятой, АНБУ, Шикамару или Ируки, его рабочий стол под моей спиной, багровый закат за окном, его прикрытые от удовольствия веки, сильные руки с проступающими венами от натяжения, мягкие толчки, странный очередной эмоциональный пиздец, будто пропустили через мясорубку - всё это глушило Черную Дыру, заставляя чувствовать лишь наполненность. Как в груди, так и между ног. Заставляло легко скользить навстречу, стонать ему в такт, глуша закусанными губами, запрокидывать голову, разводить ещё шире ноги, елозить по столешнице, шуршать какими-то бумагами и свитками. — Перегнешь..меня через стол? Тепло улыбнувшись, положила голову на другой бок. — С самой нашей первой встречи мечтаю. Какаши, тепло хмыкнув, одним рывком меня перевернул, прогибая под себя. — Я тоже, Иллин. Хваталась и за бумаги, и за столешницу, и за всё встречное, чтобы просто не упасть от амплитуды толчков, от его шлепков, которые так идеальное выбивали воздух из груди, от самых волшебных звуков, которые он издавал. Даже никак не прикасаясь к себе, от всего этого и сразу, выгнувшись так, что нижние позвонки хрустнули, кончила бесконечной судорогой, выворачивающей каждую кость. С прижатыми локтями к столешнице, пыталась опять отмереть и опять собрать себя по частям, перестраивая. Это — как очищение. По крайней мере, с ним оно так и чувствовалось. Подняв наконец-то голову, увидела перед собой мою же икебану, которая заботливо и аккуратно была выставлена на самое видно место стола, окруженная свитками. Как она выдержала это всё и не упала — тоже очередная загадка. Перевернулась на спину, довольно улыбаясь. — Ты — самая настоящая мечта, — поднявшись на ладонях, горячо его поцеловала через маску, опускаясь ниже, пока со стола не пришлось спрыгнуть, устраиваясь на полу на коленях. — Что..ты задумала? Показательно высунув язык, прошлась по всей длине, вбирая в себя всё, что встречала, придерживая обеими руками. — Хочу тебя внутри ещё и так. Под его шумный выдох, наделась ртом максимальнейшим образом, убирая волосы за уши. Тут же в волосах оказались его пальцы, помогающие это сделать. Смачно схватив его за ягодицу, притянула к себе. На шею и грудь уже привычно потекла тягучая слюна, а горло издало пару сдавленных звуков, пытаясь открыться. Не теряя момента, сразу же наделась ещё поглубже, чтобы сразу взять так глубоко, как это можно было физиологически. Он же всё это время опять почти не дышал, прожигая мне темечко взглядом. Вытерев лицо ладонью, подняла на него взгляд. Дернула бровью. — Хочешь сам? Сосредоточенно наконец-то выдохнул, тихо и тепло посмеявшись вслед. — Очень. — Тогда держи, — собрала все свои волосы в кучу, просовывая ему в ладонь. Широко открыв рот, поудобнее устроившись на коленях, напоследок вдохнула и выдохнула. Потому что вряд ли бы я имела доступ к кислороду в ближайшую минуту или две. Издав не самым членораздельный для меня звук, сам устроился поудобнее, обхватывая мою голову двумя руками и проталкиваясь внутрь. Я же старалась не мешать. Ни губами, ни языком, ни корнем языка, ни зубами, ничем. Как же хорошо, что у меня идеальный анатомический прикус и нет зубов мудрости. Вот это - точно останется у меня в памяти, в том разделе, который обозначен «приятно и очень приятно». Такое и в старости вспомнить не грех. Очень даже. Потому что он, финально вдохнув и выдохнув, просто вытрахивал мой рот до гланд, приглушенно шипя, задыхаясь, не сбиваясь с темпа ни на секунду. Боялась дышать, но всё равно приходилось это делать на безусловных рефлексах. Прикрыла глаза, собирая всю влагу с ресниц воедино. Тоже рефлекс, особенно когда тебе суют в рот вот такое. Готова была улыбаться от уха до уха, но не могла — рот-то занят, как говорится. Дернув меня за волосы так, что вообще выпала из жизни на мгновение, насадил обратно двумя руками, лбом крепко прижимая к своему животу, спуская море горяченной спермы по пищеводу. Пришлось пытаться глотать, дышать, не задыхаться, удерживать всё и сразу, пока он меня не отпускал. Наконец-то отпустив, еле разжал пальцы с побелевшими костяшками. Утерлась манжетом рубашки, уперлась ладонями в колени, чтобы вернуться в жизнь. Еле оба придя в себя, пытались что-то друг другу сказать. Но так и не нашли сил озвучить, одеваясь. Опять присела на стол, собирая себя в кучу, закуривая. Выпустив дымок в потолок, щелкнув шейными позвонками откинула голову назад. Сердце замедляло свой отбойный стук, всё становилось тихим, спокойным, умиротворенным и подвешенным. — Ты мечта. Подъехав на своем стуле поближе, легко поцеловал в колено, не скрытое юбкой. Медленно подняв ладонь, опять зарылась ему в волосы, огладила висок, бровь, спустилась на скулу, на щеку. — Можно? Пальцы приближались к губам, и он это прекрасно заметил. Закусил нижнюю под маской, разжал. Выдохнул. — Да. Благодарно кивнув, одними подушечками двух пальцев позволила себе уложиться на эти губы. Которые ни разу не видела, ни разу не целовала, ни разу не чувствовала на себе где-либо. Лишь пару раз через маску. Провела по нижней, впитывая это в подсознание с сознанием, прикрыв глаза. — Спасибо. — За что? Ощущать то, как они движутся, обжигая дыханием, заставило опять где-то чему-то сжаться по всему телу за раз. По ногам однозначно побежали мурашки. — За то, что позволил это сделать. Коротко кивнул. Я тоже. — Ты точно будешь сегодня спать? — Однозначно, Иллин. — Хорошо, — улыбнувшись, спрыгнула со стола. — Если я сейчас встречу удивленных АНБУ, то что? — Ну, — пожал плечами, собирая обратно важные бумаги вместе со мной, — пусть завидуют. Рассмеялась, чуть ли не роняя пепел на пол и на свиток, который поднимала. Наведя совместно порядок, прикурилась следующей, обратно усаживаясь на столешницу. — Земля что-то немного борзеть начинает. С Итаном сейчас пытаемся её вежливо приструнить. — Насколько борзеет? — Ну, знаешь, — скрестила ноги на столе, — они как-то слишком быстро и слишком странно Саске решили амнистировать. А потом сами ещё и продлили своё решение до конца этого года. Такое ощущение, что мажутся. То ли ко мне мажутся, то ли к моим двоим. Я понимаю их прекрасно, у меня на лице написано, что Саске — это моя особенная шарманка. — Это так, — Какаши кивнул, — его репутация здорово улучшилась даже за такой короткий период. — Ну вот, да. Вот примерно поэтому мне нужно всё-таки как-то доплестись и до других скрытых стран. Если выставят за ворота — я копать умею, не беда. Какаши, тепло посмеявшись, поправил мне ворот рубашки. — Сворачивай тут всё и иди отдыхать. — Скоро закончу. — Точно? Взяла его правую ладонь в руку, крепко поцеловала прямо в её центр, обвивая всеми десятью пальцами. Уложила себе на колено. — Точно. И буду спать. Ты будешь? — Обязательно, Какаши. Итак скоро с этим экзаменом вплотную возиться, так что надо отоспаться заранее. — Хорошо, — наклонился, быстро оставив след своих губ через маску на моем колене. — Я пойду. Доброй ночи. — Доброй ночи. С самым довольно-сдержанным лицом на свете, всунув руки в карманы дошла до двери, укладывая на неё одну из ладоней, чтобы открыть. — Я не ревновал. — Хорошо, — пожав плечами, будто бы не при делах, открыла дверь, — до завтра. Аккуратно прикрыла её за собой, плетясь по пустым коридорам на выход, потом по пустым улицам до пустой окраины. Конечно же не ревновал. Я даже понятия не имею, кто я. После душа уснула почти сразу, на целых час и двадцать пять минут, подрываясь от кошмара в собственной постели. Поплелась вниз, распивая чай в темноте, рассматривая балкон невернувшегося Саске. Нет, мне не больно и не было. Просто мне больно всегда. В этом и суть.***
Торжественно проводив Шикамару с Неджи в Суну, дав им инструкций и указаний по работе и подбадривающе хлопнув по плечу Шикамару, конец рабочей неделе перед последующими выходными решила провести соответствующе. Засунув под мышку бутылку шикарнейшего вина, двинулась до госпиталя. Прислонившись спиной к дереву, размеренно курила, рассматривая то небо, то двери госпиталя время от времени. Все расходились по домам, кто-то мне приветственно кивал, кто-то махал рукой. Кивала всем в ответ, подергивая временами бесконечные шнурки своего нового удобного черного костюмчика. Половину пошила сама, всё равно спать не хотелось. Убрав наверх очки, прислонилась уже плечом, а то спина начала затекать. Наконец-то в дверях появился тот, кто мне нужен был. — Привет! — широко махнув рукой с сигаретой, отлепилась от дерева, подходя ближе. — Итак, пока мы опять не начали творить обоюдную дичь, скажу всё сразу. Я знаю, что тебе неловко, но ещё тебе очень обидно. И мне перед тобой стыдно и неловко, и это, знаешь ли, немного убивает. Я просто хочу поговорить. Смотри, — достала из под мышки бутылку с довольной улыбакой, — пошли пить вино, сидеть на крыше и обсуждать мужиков. Сакура, поджав губу, еще сильнее вжала плечи. — Пойдееем! У тебя же тоже выходные будут, так что, — пожала плечами, — пойдем! Все кости им перемоем, будь они неладны. Ещё из-за них убиваться, господе, много чести. Пойдем! Выкинув окурок, просто взяла её за руку и потащила за собой. Смущенная и сбитая с толку Сакура просто плелась следом. — Что такое? — всё-таки обернулась на неё, аккуратно выпуская руку. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя как-то не так. Понимаешь? — мягко уложила руку ей на плечо, на Сакура взгляд поднимать не решалась. — Я знаю, знаю прекрасно, что тебе не очень передо мной. Но должны же мы всё это прояснить, в конце-то концов? Да и я тут вроде за старшего, а в итоге вмазала тебе капитально. Прости, я очень вспыльчивая. Так что я заслужила всего этого твоего недовольства. — Да я не… Сакура, вздохнув, наконец-то подняла голову. — Ты подстриглась? — Да! — широко-широко улыбнулась. — И немного покрасилась, — обернулась к ней спиной, демонстрируя обновку. Теперь теперь я была и черной, и пепельной одновременно. Сзади торчали суперкороткие черные пряди, низ — аккуратно убран под машинку. — Как тебе? — Очень круто. Тебе очень идет, Шерпа. — Спасибо! Очень приятно это слышать. Ну так что? Будем опять неловко смотреть друг на друга или пойдем проводить прекрасный вечер с задушевными разговорами? Сакура, смущенно улыбнувшись в дорогу, кивнула. — Пойдем тогда. Вот накатим и начнем диалог. А то опять кто-нибудь из нас что-нибудь неправильно поймет. От души тепло посмеялась, направляясь к рандомной выбранной крыше. Сакура шла рядом, заметно расслабившись. — Я никакие твои планы не сорвала? — Нет, всё в порядке. Отрицательно покачав головой, запрыгнула следом за мной на крышу, точно также свешивая с неё ноги. Порыскав в карманах, достала штопор, ввинчивая в пробку. — Хочешь открыть? Прикольный процесс, будто черепушку ломаешь кому-то. Легонько хихикнув, кивнула, принимая бутылку. — А что делать? — А просто дёргай вверх, только аккуратно, давай я придержу. А ты тяни. Командной работой откупорили вино. Тут же оценила аромат. — Красота какая. Знаешь, у меня ведь есть образование сомелье. Так что я не то, чтобы алкоголик, а ценитель. — Я никогда тебя не считала алкоголиком! — щеки Сакуры порозовели. — Да я так, — махнула рукой, — к слову. Вообще, сейчас надо подождать, пока выйдут тонины, но у меня была чертовски бесконечная неделя, поэтому я начну. Твоё здоровье, Сакура. Глотнув, довольно кивнула. Вино я выбрала что надо. Аккуратно передала ей. — Это очень полезно для пищеварительной системы. Красное сухое. Хотя, конечно, один бокал и вовремя ужина, но… - развела руками, - у нас тут повод посолиднее будет. Сакура, кивнув, на пробу отпила чуть-чуть. — Ой, вяжет. — Ничего, это нормально. В этом изыск именно сухого красного. Да и пьется медленно, да и атмосферное оно. Знаешь, как-то буржуазно, что ли. Красиво жить не запретишь. — Есть такое, — Сакура, всё ещё зажимаясь, и я её прекрасно понимала, поставила бутылку между нашими бедрами. Я же подкурилась, доставая одну стопу наверх и облокачиваясь по привычке локтем на колено. — Итак. Я начну в лоб. Саске — козел. Сакура от неожиданности рассмеялась, опять забирая бутылку и делая глоток. — Давай ещё сразу проговорю вот какую вещь. Сакура, милая, мне двадцать шестой год, понимаешь, да? Я понимаю, что я выгляжу на семнадцать или на восемнадцать, но мне уже очень много годочков. В моем возрасте становишься уже таким гедонистом, что мало что волнует, кроме чистоты дома, удобной кровати, чтобы поясница потом не болела, денег, курева нормального. Вот как ты думаешь, мне правда нужны бы были все эти ваши разборки? Ну зачем мне ваш детсад штаны на лямках? — Точно? — Преточно, милая. И, как я понимаю, раз многие уже в деревне в курсе, то и ты тоже. Вообще, у вашей деревни есть особенность. Сказал на одном конце что-то — на другой окраине уже каждый бездомный пёс в курсе. — Это правда, — Сакура посмеялась ещё теплее, что-то заживляя у меня в груди. — Ну и вот. Вот чего-чего, а этого я точно не ожидала, когда сюда сваливались с мирной миссией. Вот где-где, а тут я точно не ожидала найти своего какого-то там родственника в каком-то колене. — Так вы точно не установили степень родства? — Неа, — покачала головой, затянувшись, — я его просто младшим братом нарекла. Главное, чтоб он не узнал, а то череп проломит. И, тем не менее, несмотря на то, что я считаю его за младшего брата, что я за него голыми руками задушу Райкаге, что я вообще сделаю многое — несмотря на это всё, он бестактное малолетнее хамло. Понимаешь меня? Сакура молча кивнула, забирая вино уже на третий глоток, а потом, не опуская на крышу, протянула бутыль мне. Кивнув, отпила тоже, да побольше. — Вот что они там тебе интересного с Наруто наплели, если не секрет? — Да, — она махнула рукой, — я толком не поняла ничего. Что-то там пытались выжать, но единственное поняла, что зря я это всё на тебя. — Бочку катила? — Угу. — Да забей ты. Я в каких только передрягах не была, и что только не слушала. Просто я не знала, что тебе и как ответить. Но просто в тот раз, я понимаю прекрасно, что ты всё это в сердцах, я сама на взводе и не такое плету, но просто… — Я не должна была это говорить. Это...само как-то. Погладила её по лопатке. Сакура, опустив голову, рассматривала улицы под своими ногами. — Ну и правильно, че ты. Не надо держать в себе. Он тебе сколько наговорил, а это уж как-нибудь переживет, не сахарный. Все мы на эмоциях делаем хуйню, я вот тебя ударила. Прости, пожалуйста. — Так я первая начала. Считай, квиты. — Точно? Сакура кивнув, улыбнулась. — У тебя очень крутой удар. Так что даже было интересно на него посмотреть. — Так у тебя тоже! В этом и суть, Сакура. Я к чему всё это веду. Пойми, что он таким и будет. Конечно, станет спокойнее, но будет таким же сдержанным на эмоции, отстраненным, закрытым, сам себе на уме. И всё, что он творил, будет, конечно, забываться, но разве такое забудешь? Просто пойми, что ты ему тоже по-своему дорога, конечно же. Он же не совсем конченный ублюдок. Он просто ищет себя сейчас, и мы все для того и нужны, чтобы ему помогать. Но..разве ты сама не устала уже? Молча выпили по глотку, я подкурилась следующей, внимательно её рассматривая, повернув голову. Подперла висок пальцами с зажатой сигаретой. — М? Сакура тяжело вздохнула. — Очень. Очень устала, Шерпа. — Ну так и я о чем. Нахрена это всё тебе надо? Посмотри ж ты на себя. Красивая, умная, талантливая, боевая, амбициозная. Да пальцем щелкнешь — тебе к ногам табун уляжется, господи. И среди этого табуна, я тебя уверяю, я тебе клянусь, обязательно найдется тот, кто тебя будет любить так, что ты будешь забывать вообще всё. Он будет носить тебя на руках, он будет заваливать тебя цветами, он будет спрашивать, как прошел твой день, убирать волосы за ухо, осыпать заботой и лаской с ног до головы. Я просто по-людски, по-бабски, хочу и желаю тебе простого женского счастья. — А как мне..как мне всё это забыть-то, а? Я не могу. — А ты попробуй просто полюбить себя больше, чем кого-либо. Вот самый большой любовью полюбить именно себя. И сама потом через десять лет креститься будешь, что вовремя всё поняла. Время нихуяшеньки не лечит, лечат другие люди. И ты такого обязательно найдешь. — Я не..думаю, что смогу когда-нибудь кого-нибудь… Замолчав, отпила ещё побольше. Я — тоже ещё побольше, подкуриваясь по новой. — А давай я тебе расскажу щас кое-что. — Кое-что? — Ты же доверяешь моему житейскому опыту, Сакура? Кивнула, поворачиваясь тоже ко мне. Уселась поудобнее, скрестив ноги. — Если бы не мой визит сюда к вам, он бы свалил. Бродил бы по миру, искал бы себя, убивался в своей вине. Не согласился бы на протез. Вы бы с Наруто себе места не находили, но виду, конечно, не подавали бы. А он бы так и потерялся во всём этом окончательно. Он бы продолжал себя винить за всё подряд, пытаясь всё подряд искупить. Изредка бы возвращался, но настолько редко, что даже на свадьбу лучшего друга бы не смог попасть. А ты бы в какой-нибудь из его таких заходов пошла за ним, просто уже не выдерживая. Да ведь? — Угу, — снова кивнув, отпила чуток, протягивая мне. — Спасибо, — отпив, вернула вино на базу. — Я даже не представляю, как бы тебе было фигово. Ждать, во всей этой неизвестности, надеяться, да от него же и слова не услышишь, и намека не услышишь, конечно, я бы тоже пошла разбираться. Да и не понять же, господи, что в башке у него творится. Вообще не понять, как именно к кому он относится и кем кого считает. К тому же, если бы я сюда не заявилась, не было большого пласта промывания мозгов, не было очень многих важных вещей, но они личные для него, поэтому я не имею права говорить. Не было бы ещё одной Учихи в том числе. Так вот. Уверена, что в конечном итоге это всё бы закончилось твоей беременностью. Сакура, потянувшаяся к вину, практически им подавилась. — А что такого? Ты же врач, знаешь, как всё устроено. Да и жизнь это. Что тут такого. И, знаешь, что главное? А нихера бы не изменилось. Свадьбы, узы, кольца — это всё херня. Понимаешь? Херня это всё. Важное лишь то, что тут, — ткнула легонько её в сердце. — Ты бы воспитывала...дочь, да, допустим дочь, одна. А его персона появлялась бы в деревне непозволительно редко. Не, конечно, дочкой бы он дорожил безумно, и тобой, и Наруто, конечно же, и деревней даже, но… Оно тебе нахуя надо? С твоим талантом и амбициями? Чтобы ждать его опять хер знает сколько лет хер знает откуда? Чтобы он не заявлялся в деревню, а если бы и заявлялся, но сначала шел к лучшему другу, а только потом к вам с гипотетической дочкой? Ладно ты, в плане.. Мы в ответе за своих детей, понимаешь? А ты, вот представь, будучи мамой, зачем дочку через всё это проводить? Чтобы она не знала, как выглядит отец? Чтобы она вообще сомневалась в том, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, что ты её мать, потому что она семьи не видит толком? Потому что вместо свадебных фотографий её родителей единственное, что у нее есть, это фото молодого отца в плаще отступников и рядом вклеена твоя, потому что это всё, что у вас есть? Чтобы когда он вернулся пробегом, так сказать, он собственную дочь не узнал и испугал её? Да мне уже её жалко, эту вашу бедную гипотетическую дочку. Дети всегда должны расти в мирных, любящих семьях, в заботе, в ласке, а не в этом дурдоме. Извини, если где палку перегнула, но ты ж меня знаешь. Я говорю, как есть, и я, положа руку на сердце, уверена, что это самый очевидный сценарий из всех возможных. Сакура, медленно моргнув, просто кивнула. — А знаешь, что больше всего меня во всем этом бесит, Сакура? Он своим риннеганом может, мне кажется, на Луне порталы прожигать, а.. Он просто не может найти время на собственную семью. И это не считая того, что он до этого тебе наговорил. И он прекрасно знал, что делает тебе больно. И ты из-за этого асоциального ублюдка хочешь свернуть все свои амбиции? Да твоим медицинским способностям равным нет. Ты одна из сильнейших куноичи, что я видела, ты Саннин, еп твою мать! А ты хочешь сделаться домохозяйкой? Ну правда? Ласково положила руку ей на макушку, чуть взъерошив волосы. Сакура всхлипнула. — Да поплачь ты. Это защитная реакция организма. Иди-ка сюда. Убрав вино, села к ней сбоку, притягивая к себе и укладывая на плечо. Уткнулась щекой ей в макушку. — Да тебя с твоими мозгами хоть на Луну отправляй. Лет через пять вообще будешь, ух. Обалдеешь сама с себя. Хочешь, в Кираи тебе отправлю? Будешь первым международным визитером туда, обучишься, чему хочешь. Там целый огроменный медицинский корпус есть, включающий в себя военную посттравматическую поддержку. — Психологическую? Незаметно вытерев ладошкой щеку, сама устроилась поудобнее в моей руке. — Угу. Я тут Пятой-саме предлагала такой развернуть. — Видела, да. Я..сама над этим задумываюсь в последнее время. — Ну вот! Пройдешь там обучение ещё, всему тебя научат. Сделаем тебя руководителем здесь. Корпус отстроим, обалдеть вообще какой. Будешь большим директором. И, обязательно, с самым красивым мужем на свете. И ток вздумай сейчас сказать, что красивее Саске никого нет. Грустно хмыкнула, ничего не сказав. — Пф. Тоже мне. Свет кликом на нем не сошелся, поверь. Каких я красавчиков за свою жизнь не видела, закачаешься вообще. Саске там и рядом не стоял. Вот мои двое дебилов — как тебе? — Ну, — Сакура пожала плечами, — симпатичные. — А то ж! И это ещё цветочки. Может, в Кираи кого и встретишь на стажировке. Там аж глаза разбегаются, поверь. Не знаю, в какую сторону слюни пускать. Хехнула, Сакура — тоже. А мне опять неимоверно полегчало. — Да..тебе легко говорить, Шерпа. — Чей-та? — Ты..вон..красивая какая. Взрослая. И..вон у тебя какие. Кивнула подбородком мне на грудь. — Да брось ты, а, — взбодрительно её тряхнула за плечи. — Тут у кого какой вкус. Кому-то нравятся дамы в теле, кому-то нет, кому-то с длинными ногами, а кому-то нет. Вообще дело вкуса, перестань ты под одну линейку мерить. А если мужик не видит ничего, кроме сисек — то пусть нахуй идет. Мы — не мясо, чтобы на нас бросаться. Мы — дамы. Мы — женщины. Мы и правим миром. Один классик сказал, что женщина становится полноценной личностью только тогда, когда ее кто-нибудь полюбит. А первые тридцать лет в жизни мальчика самые сложные, так что как бы я нечаяла души в этих двух наших героях-оболдуях, пусть сначала повзрослеют, а потом пытаются к тебе катить или наоборот делать отворот-поворот. Наруто по натуре такой, что он весь мир любит сразу. А Саске наоборот. Вот пусть и разбираются там и тебя не трогают. Тебе нужен нормальный мужик, чтоб вот прям.. Чтобы рядом с ним ты чувствовала себя богиней, понимаешь? — Понимаю. — Даже Итан с Джеем придурки ещё те, хотя там на горизонте уже тридцатник. И неженатые в том числе. Хотя Джей вон по октябрю собирается. Дебил. Вот прям щас бы вмазала. — Почему? Это разве ли не хорошо? — Ну, слушай, — аккуратно отодвинулась от нее, чтобы покурить и отпить винца. — Раз у нас тут вечер такой душевный, да и злюсь я на них, как чертяга, расскажу пару историй про себя. Потому что, уверена, ты должна их знать. По секрету, разумеется. Между нами девочками. — Конечно, о чем ты, — покивав, тоже отпила, опять устраиваясь поудобнее. — Все эти байки сводятся к одной простой истине и пониманию. Я хочу, чтобы ты поняла, что любовь бывает разной. Но есть среди них одна, которая затмевает всё и вся. И главное — её просто дождаться. И не подменять понятия ни в коем случае. Итак. Надеюсь, они сейчас оба будут икать, чтобы неповадно было. Итан и Джей влюблены друг друга ещё с колледжа. Сакура, прикрыв рот ладошкой, тихо охнула. — Ты разве не замечала, как они подсознательно липнут друг к другу, пока они тут ошивались? — Я..замечала, конечно, но думала...друзья же ведь. — Это вот я им обоим — лучший друг. А они друг у друга два в одном. Ты же не имеешь предрассудков на этот счет, да? — Да я..как-то не задумывалась о таком. Но...я бы не сказала, что это как-то..неправильно, если им хорошо. — То-то же. Им очень хорошо. Знаешь, вот есть просто пары, а есть такие, которые на небесах повенчаны. Вот они — одна из таких. Как же они отпирались, ты бы знала. Я чуть крышей не поехала, пока пыталась им глаза открыть. У них всё, как в кино. Бурно, с криками, с драками, со слезами, со всем. Живо, искренне, по-настоящему. Но, — пожала плечами, — под давлением того общества, под гнетом собственных предрассудков и ещё много по каким причинам, расстались. Одна из них — дети. Двое мужиков рожать не могут, так ведь? А эти две тупые башки только спустя несколько лет поняли, что детей сейчас можно заводить как хошь. И не одни они такие по всему миру, так что проблема давно решаема. И ещё один их любимый пункт — правильно. Хотя сами же своими руками дебошили со мной за права ЛГБТ. Открыто заявляют о своей бисексуальной ориентации, то есть вот вне друг друга — всё четко. Но стоит посмотреть на себя — начинается какая-то дичь. Потому что есть такая любовь, очень сильная, когда ты придумываешь миллиард способов за раз найти пробел. Найти просчет. Найти себя недостойным. Найти себя таким, тем, кто не додаст что-то в ответ. Надеюсь, они правда сейчас икают. Потому что понимают прекрасно, что это их и убивает. Они дышать не могут друг без друга, понимаешь? Но.. — развела руками. — Со стороны нам всем видней. А самого себя перевоевать — дело неподъемное. И вот потащусь я в октябре к нему на свадьбу, где всё правильно, где невестушка образцово-показательная, где лучший наш с ним друг с лучезарной улыбкой в красивом костюме их поздравит. И что дальше? Ну, допустим, и себе жену найдет, и детей тоже заделает. А разве это всё сравнится с тем костром? Как это можно сравнить? Это всё равно, что если бы.. если бы я сейчас, не знаю, за Ируку господи-прости вышла замуж. Вроде ну хорошо же всё, правильно, да? И человек хороший, и всё так складно, а..не горит же нихрена. Потонула бы и задохнулась в рутине. В днях, которые похожи один на другой. Так вот я боюсь, что и их это ждет. А оно так и будет. И мне обидно. И злюсь, конечно же. Но чужую голову не исправишь. Будут потом локти кусать. — Это так..грустно, что ли. — Вот именно. И вот скажи, тебя же абсолютно сейчас не смутило, что это парень с парнем? — Нет, — Сакура отрицательно покачала головой. — Любовь — чувство бесполое. — И ей все возрасты покорны, всё так, — активно кивнула. — Это вот первая история. Поджав уже другую ногу под себя, отпила побольше, всучая Сакуре. Та, все еще растерянно моргая, тоже отпила побольше, так и оставляя вино у себя в руках. Видимо, для успокоения. — А теперь расскажу про себя, что уж. Просто чтобы ты знала, как в жизни и что бывает. Конечно же, начну со своей первой типо любви. Было, значится, мне лет четырнадцать. Или просто -нцать. Я правда уже путаюсь в годах, честное слово, — рассмеялась. — В общем, малолетней дурехой была. Звали его Кайден, и, не поверишь, он был директором Кираи. Сам только-только из него выпустился, гений своего выпуска, экстерном несколько курсов проскочил. Он был таким..знаешь, вот красивым. Чернющие глаза такие глубокие, пепельные волосы набок. Пальцы длинные-предлинные, руки сильные. Статный такой. Сакура отчего-то тихо похихикала. — Ой, извини, — прикрылась ладошкой. — Просто по описанию очень на Какаши-сенсея похож. А? Кого? Чего? Улыбка с лица стянулась вмиг, а в груди что-то опять оторвалось. Пытаясь делать вид, что я сейчас не опешила от осознания, потянулась к бутылке, натягивая улыбку. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Да, блять. Они похожи, блять. Чуть ли не как две капли. Отпив ещё больше обычного, выдохнув, прикурившись, постаралась продолжить. А ещё унять очередной драбадан сердца в груди. Осталось перестать накладывать образы прошлого на текущее, особенно тех, где он скручивал меня над столом в своем кабинете, торопливо скинув с него все важные бумаги, яростно сжимал мою поясницу и самозабвенно стонал, кончая в меня. — Так вот. Как и любое первое сильное чувство, представляешь, как меня повело. А потом всё также закончилось, как и началось. И тогда мне впервые разбили сердце в такие ошметки, что, кажется, до сих пор собираю, если честно. Он просто сказал мне уйти как-то раз. Уйти и не возвращаться. Забыть вообще дорогу к его квартире. Потом, конечно, уже правду узнали мы трое. Он просто-напросто побоялся всего этого, всех этих чувств. Да и там..не поняли мы друг друга, в общем. Ему было херово не меньше, но это никак мне не помогло. Я загремела в корпус F. — Эф? — Психологическая терапия. У меня была настоящая клиническая депрессия, поэтому я не люблю, когда этот термин используют от нечего делать в быту. Депрессия это не когда тебе грустно, а когда даже собственная кожа кажется неподъемным грузом. Когда в голове у тебя только плачи, стоны, будто со всего мира, ты не можешь от этого избавиться, оно тебя к кровати пригвождает. Ты не можешь есть, ты не можешь шевелиться, ты не можешь дойти до душа. Даже до туалета дойти — ноша непосильная. Но у меня был Итан. А потом и Джей, вернувшийся с затяжной миссии. Поставили на ноги да и нет ничего, с чем бы я не справилась. А потом, как видишь, и это забылось. Может любила, может нет, не знаю. В -надцать лет мы только думаем, что знаем о любви, поэтому судить я не берусь. Сакура, молча высосав прилично, просто теперь уже положила мне руку на плечо. — Вторая история, — тепло улыбнувшись, высосала сама прилично, силясь продолжать. — Его звали Атуэлл. Постараюсь объяснить эту запутанную историю хоть как-нибудь. Итак, вводные. Есть Атуэлл, есть его подруга, Сафайра, есть его лучший друг Абель. С Атуэллом мы познакомились в тот момент, когда он ни с кем из них не общался и вообще был на каком-то морально-депрессивном дне. Очень хорошо с ним сразу нашли общий язык, прям очень, а вообще, вот сейчас думаю, надо было и оставаться друзьями-товарищами, а не вот это всё. Как-то всё само собой завертелось, вот и поцеловались, вот и туда-сюда. Потом даже съехались жить вместе, и съехала с общежития. Он был на год старше всего лишь, и трижды не мог поступить на старшие курсы. Не потому, что тупой, нет. Очень умный пацан, в информационных технологиях разбирался, вечно в своих железках, очень умный. Но ленивый. Но где-то безответственный. Но не суть. Решила всё-таки до него докопаться, что же он со своим лучшим не общается. Всё оказалось просто, хоть половину историю мне рассказали другие. Атуэлл от чистого сердца познакомил своего лучшего друга с Сафайрой. А они возьми и влюбись друг в друга. Сердцу не прикажешь. А знаешь что? Атуэлл безбожно сильно любил Сафайру, и Абелю об этом открыто заявлял, а в итоге.. ну, как бы получилось, что лучший друг увёл. Вот и оборвал с ними обоими все связи, чтобы счастью не мешать. А тут я. Ничешная, буйная, интересная вроде как, аппетитная, как мне часто говорили. Но смотреть на то, как это убивает его изнутри, просто не смогла. Решила их всех столкнуть, чтобы по душам поговорили. Атуэлл клятвенно меня убеждал, что любит только меня, и что Сафайра в прошлом, и чтобы вообще себя никак не накручивала. Столкнула всех лбами, еле всё это вывезла, и запои его, и ругань в квартире, и ночевки Абеля, как у себя дома. Всё перетерпела, лишь бы они разобрались. Сейчас самой бы себе заехала по щам. Это ж надо так себя любить и не уважать, чтобы это терпеть. Отстранился от меня, закрылся, и я ведь видела, что прошлое далеко не в прошлом. Но в один прекрасный день, когда она его очень сильно подставила, пришел домой, продрогший, чуть ли не зареванный. Отогрела, чаем отпоила, в плед замотала. И всё. Жили спокойно-счастливо с того момента. Знакомые всё свадьбу ждали, а я как бы ну… Если бы сделал предложение — наверное бы согласилась. Но он не сделал. Даже намека не было. Готовила ему харчи, убиралась, всё делала для него, пока в какой-то момент не осознала, что теряю себя. Что ко мне вроде нормально относятся, но вот именно, что нормально. Ни цветочка, хотя я не сказать, что фанатка, но это, знаешь, все бабы так брешут, все люди любят цветы. Ни ласковых фразочек, ни «как у тебя дела на работе», ничего. Есть и есть. Секс как секс, ну, обычный, есть и есть. Ушла в работу с головой, тупо уже на всё забив. И вот тогда он увидел конкуренцию себе, в моей работе. Под конец чуть ли не плевался, мол, да будь твоя воля, ты бы и в постели сидела в своих бумагах! У тебя кроме работы ничего нет в голове! И всё в таком духе. Я пожимала плечами, не понимая, что ему мешало до этого также обращать на меня внимания. А потом меня повысили, а он и слова не сказал и никак не остановил. Мол, ну езжай. Не пытался никак не удержать, ничего. Будто не было всего этого времени, сожительства, ничего. Я и уехала. И задышала вновь полной грудью. Ты прекрасно знаешь, как я работаю, вот тогда еще больше в себя пыталась упихнуть, опыта набиралась, эмоций, ощущений. Хваталась за мир, потому что соскучилась. Я так соскучилась, господи, на этой чертовой кухне, в этих четырех стенах однушки. А потом как-то раз под новый год меня понесло узнать, что ж там с ним. Он ни разу не писал, не звонил, уехала и уехала. Думала, может для него, что есть я, что нет меня, а.. Это и правда оказалось так. Я за порог — и месяца не проходит, как у него уже живет Сафайра. Они никогда, никогда его не любила. Просто с Абелем болезненно расстались, вот она и.. А что, он удобная партия. Работящий, всё в дом, тихий. И для нее всё сделает, ведь она — не я. Расписались очень быстро, на свадьбу звали, прикинь? Сакура, прикинь? На свадьбу звали! Да после меня, извини, койка не остыла, а она уже в неё запрыгнула. Я многие вещи вообще забирать не стала, она готовила, блять, в моих формочках для выпечки! Я рассмеялась, подкуриваясь вновь. — Да и ладно. Счастья и здоровья молодым. Вот правда. Это очень глупо хранить в себе обиду. Просто, иногда, знаешь, очень ебано осознавать, что ты была всего лишь заменителем. И что тебя не любили, когда говорили обратное. И что ты всего лишь была удобной, видимо. А отдавала всё. Иначе я не умею. Сакура, прикрыв глаз одной рукой, просто уже шпарила с горла. — Это..это очень.. — Очень, да. Вот такое в жизни бывает. Третья история. Вздохнув, тоже отпила. Скуловые мышцы чуть свело. Долго не могла выяснить от чего, но Джей как-то внес ясность: под действием алкоголя происходит расслабление мышц, в том числе лицевых. А с учетом того, с каким вечным напряжением на лице я брожу, вот они и щипят, вот они и гудят, стоит выпить. Ещё бы. Поменьше бы зубы так сильно сжимала, да иначе не могу. Привычка. — Его звали Илам. Он был младше меня, и, наверное, это сыграло решающую роль. Столкнулись с ним на рабочих посиделках, я просто вышла покурить, а там он с коллегами о чем-то болтал. Услышала что-то знакомое, и разумеется, не смогла не вставить свои пять копеек. А пацан влюбился с первого взгляда. Я тогда юбчонку ещё такую натянула, ух. Херовый был день, надо было самоутвердиться своими ногами, что ли. Сама знаешь. Нашёл потом сам меня, еле как, всё никак подкатить не мог. Я вообще не понимала, что он ко мне подкатывает, но Итан как бы намекнул открытым текстом. А я как бы.. А зачем? После всего такого не очень хочется. Но, видимо, полный пиздец на работе и абсолютно пустая, холодная квартира на что-то подтолкнули. Да и он реально добился, прям добился. Много разных слов говорил, жаль, правда, что всё так словами и остался. Мелкий ещё был и не понимал, на какого киборга подписался. Жаловался вечно на свою семью, даже не понимая, как мне это больно слышать. Жаловался, что в гости зовут, а он не хочет. Что с дедом надо посидеть, байки его послушать, потому что он очень внуком гордиться. Что с младшим братом надо тренироваться. Что мать опять его дебилом выставила, купив ему куртку, чтоб не мерз. И при Итане с Джеем тоже ныл на это. Итан потом не выдержал, сказал, чтобы тот трижды думал, перед тем как рот открывать о таком в присутствии трёх сирот. А я сама себе квартиру снимала, сама себе всё покупала, сама себе всё, как и всегда. И куртки, и не куртки, и еду, и туалетную бумагу, блять, и коммунальные платежи все ходила оплачивала. Как-то так получилось, что у меня в квартире оказался. Я против ничего не имела на тот момент, слишком было, знаешь, тоскливо. Да он и помогал по быту. То трубы поменяет, то кабели все переложит, работящий тоже такой, руки из нужного места. Но вот осыпать меня шоколадками, когда я не очень люблю сладкое — такое. Говорила ему прямо, по взрослому, не очень я люблю, понимаешь. Мяска бы пожевала или сыра там. Не замечал моих проблем с питанием, потому что мелкий ещё. Не понимал, что если ты живешь на чьей-то территории, нужно тоже в это вкладываться. И холодильник набивать, и убираться, и много каких ещё вещей разделять по быту, а не прятаться за моей спиной от своей плохой-нехорошей семьи, которой нужно внимание и которая его очень любит. Много раз говорили, много раз кивал, говорил, что всё понял, но так ничего и не понимал. Отношения — это тяжелая работа, с обеих сторон. И вместо того, чтобы заглядывать мне в рот или шугаться меня, надо стоять со мной плечом к плечу. Не я должна решать и свои, и твои проблемы, а мы вместе. Истерики закатывал по семье, по работе, работали мы почти вместе, кстати, только он тоже более по технологиям и связи. Был рядовым таким инженером, ну, помимо всего нашего этого шинобийского. Я же была руководителем отдела. Вот и представь, ты за день заебешься, на тебе висит куча стратегических решений, ты устанешь, как собака сутулая, три собрания отведешь, в высшем руководстве поошиваешься, до этого суток трое не спишь, о выходных и речи нет, ведь там, чуть дальше - война. И от тебя многое зависит. Приплетешься домой, еле ноги переставляя. А у него было три выходных, он отоспался, и, естественно, ему нужно внимание. А я захожу еле домой, еле ботинки снимаю, просто стою, прислонившись к двери, качает, всё ещё в голове спорю с кем-то, постоянно с кем-нибудь до скандалов доходило, просто хочу лечь и всё. Ну, стопку вискарика выпить вместо успокоительного. А он начинает. Ой, я так устал, прикинь. А дома не убрано, есть нечего, половины бытовых вещей не хватает. Ну и я, развернувшись, иду в магазин в таком состоянии. А когда возвращаюсь, он спрашивает, а чего его не послала? А я на это справедливо замечаю, что разговаривали мы о таком на прошлой недели, где ты кивал, говорил что понял, и всё будет хорошо и ты исправишься. А на деле — нихуя. У тебя было три выходных, и нихуя. Ты устал, а я трепаться не люблю на этот счет. Я его сразу на входе предупредила, что я жуткий трудоголик. Он активно кивнул, сказал, что точно такой же и никогда не поднимет спора на этой почве. Но в тот же день поднял. Обиделся, голос повысил, сказал, чтобы я оставляла всё рабочее за порогом, потому что он так делает, а я вообще заходя домой должна быть только его и всё в таком духе. Плечами пожала, как бы, это моя квартира. Ты в моих тапочках. Ты руки моешь моим мылом. Ты ешь мою еду и то, что я приготовила. Может, факт того, что я в три раза минимум больше него зарабатывала как-то его бесил, не знаю. А потом извинялся, строил любовную обожательную мордаху, а я как бы.. Ну, ок. А потом терпение лопнуло. Может любил, может нет, но говорил постоянно и сверхнормы, на мой взгляд. Предложила как бы пожить отдельно, потому что мне опять пришлось переехать. Сама понимаешь, к тому же, в темпе моей жизни не всегда..либидо на нормальном показателе. Да и ничем это никогда не подстегивалось, всё простовато, скучновато, но не суть. И ко времени моего разъезда я не то, чтобы ставила блок на интимную близость, просто в какой-то момент начала себя чувствовать опять точно таким же замкнутым кругом: ничешная, делает поесть, есть где жить и, прости за мой французский, так как это прямая цитата, охуенно трахается. Прости ради бога, но из песни слов не выкинешь. Так вот. Месяца не проходит — пам-пам! Угадаешь, что? — Эм...подруга? — И-мен-но! С самого детства у него была, вот как мы с Итаном, только прям с пеленок. Видимо, пошел утешать своё разбитое сердце, хотя я как бы не обрывала ничего, всегда иду навстречу таких делах, просто мне надо было уехать по работе надолго, ну и, видимо, заутешался. Три года назад свадьба была, уже первенца воспитывают. И вот такая любовь ему нужна была, а не я. — Ну..ты же правда крутая. — Вот именно. Взрослая, крутая, всё такая не такая, со своим мнением по любому поводу. А ему нужна была теплая, покладистая, с таким же отвратительным музыкальным вкусом, чуть потупее, потому что люди меня иногда просто не выносят. Джей постоянно напоминает мне в рабочих переписках сейчас, что видит мой ментальный хер с Конохи прямиком. Или называет это «биг-дик энерджи». — А это ещё что такое? — Сакура тепло посмеялась. — Энергетика большого болта. Вот у меня её, он говорит, можно на сто человек ещё поделить, и всё равно будет бить ключом. Вот такие истории, Сакура. Просто хотелось тебе расширить кругозор в этом плане и чтобы ты поняла, как нужно и как важно себя любить, ценить и ставить на первое место. Поэтому я прямо советую тебе в Кираи постажироваться, пару месяцев, тебя с удовольствием таким объемом информации завалят, приедешь, будешь тут самой крутой. Корпус построим, будешь за главную. Там как раз сейчас руководство сменилось, Кайден не директор, а этот… — пощелкала пальцами, — как его там..господи забыла… А! Сигерд. Я с ним особо тесно не общалась, а с братом его младшим, с Ингваром, работала тоже вместе. Вообще, забавно с ним познакомились. Представь, значит, военный полигон, мы с Итаном сидим в стратегическом штабе, Джей в то время был в другой стране на разведке, вот к нам послали Ингвара на временную замену. Он младше нас был, года на три-четыре, пацан ещё такой, но умный. Вообще умный-преумный. Зашел к нам, волнуется, и видит такую картину: сидит Итан на кортах на стуле над картами, что-то распевает на немецком, и я — с ногами на столе, дую косяк и рассматриваю какие-то бумаги, которые держит один из моих татуированных пацанов в воздухе. И он такой, бедный, мол здравствуйте, вы командир роты? Итан хохочет, тычет в меня и говорит, что вот она командир роты, а не я. Подошел к моему столу, глаза потерянные, темнющие такие, растерялся немного. А потом втянулся, и как по маслу пошло. Толковый парень. Сто лет его не видела, но красавчик ещё тот, конечно. Но отстраненный такой, собранный. Прям вообще суперчеловечек. Сакура, рассмеявшись, отпила всё практически до дна, протягивая винцо мне. — Допью? — Конечно, — не совсем впопад кивнула. — Интересные истории, знаешь. Никогда бы..никогда бы не подумала. — Что я настоящий человек? — тепло рассмеялась. — Знаешь, все мне говорят, что поначалу принимают за злобную суку такую, жуть прямо, а потом, — махнула рукой. — Просто это всё защитные реакции. Да и статус же надо поддерживать. — Я.. я тебя такой не считала. Я, наверное, — почесала бровь, — где-то даже завидовала тебе. Ты вообще не такая как мы, открытая, взрослая, крутая, умная. — Ну так и ты тоже, понимаешь? Прими как данность и развивай это в себе. Как что с Кираи? — Я бы с удовольствием, на самом деле... Если Цунадэ-сама разрешит. — А, — махнула рукой, — это уже мои проблемы. Отпустит, не переживай. Я разберусь. — Спасибо тебе. — Да не за что пока. — Да я не... Просто спасибо. За всё это. — Полегчало? Кивнув, свесила обратно ноги с крыши, рассматривая звёзды над нашими головами. — Очень полегчало. Ты не представляешь, как. — Я рада тогда. Этого я и хотела. Скинь с себя это всё и не тащи на своих плечах. Пусть рядом с тобой будет тот, кто будет тащить твоё за тебя. Ты тоже пережила немало, и войну, и бои насмерть, я так слышала Сасори-с.. — чуть не пизданула Сасори-саму, — Сасори из отступников уделала. — Да там, — махнула рукой, — не то, чтобы я. — Да пофиг. Это сути дела не меняет. Войну помогла выиграть. — Да я же там… — Да не спорь ты ради бога, а. Без тебя бы они не справились, понимаешь? Спасать жизни — самая важная работа, знаешь ли. Убивать — очень просто, а вот спасать.. Так что, как говорится, нос морковкой и погнали. Подняла обе руки, выдохнула, опустила, послала всё нахуй. И сиять начнешь так, как никогда раньше. Сама себя узнавать не будешь. А если совсем прижмет — мой дом, если что, всегда стоит там на отшибе. Можно прийти на чай. Или на кофе. Или вон опять на вино, я всегда за. Подбадривающе подергала её за плечо, до тех пор, пока она широко-широко не улыбнулась. — По домам? А то тебя наверное дома заждались. — Наверное, да, — кивнула, поднимаясь на ноги. Поднялась следом, забирая весь мусор с собой. Одновременно спрыгнули с крыши вниз. Плелись до её дома шумно, смеялись, кого-то там посылали куда-то, я травила всевозможные феминитивные шутки и мотивационные цитаты, хлопала её по лопатке, кивала, широко улыбалась. — Доброй ночи, Сакура. — Доброй ночи, Шерпа. Напоследок тепло улыбнувшись, скрылась за дверью своего дома. Тепло хмыкнув в закрытую дверь, поплелась к себе, но приключения на этом не закончились. Приближаясь к окраине, почуяла что-то неладное. Выкинув в бак бутылку, потише постаралась подобраться к нашим домам: сёдзи Саске была немного приотодвинута. Подошла еще ближе, прислушиваясь. Щель была странновато узкой, Саске бы в такую не пролез, и если бы вернулся — наверняка почуяла. За дверью кто-то был. Отодвинула сёдзи, потому что внутри что-то громко упала. Ну вот кто тебе мешает дверь-то запечатывать, а. Вглядевшись в темноту его дома, наткнулась глазами на довольной мордахой черного кота. — Бог ты мой, а ты откуда взялся. Пришлось зайти внутрь, отдирать его от обивки софы, в которую когтями вцепился намертво, укладывать себе на грудь и успокаивать. — Есть небось хочешь? Ты чей такой красавец? Бездомный? Разумеется, кот ничего не ответил, но активно помурчал, стоило почесать ему шею. За то время, что он тут пробыл, успел разбить пару тяванов, затоптать пол, подрать обивку так, что клочки наполнителя теперь валялись повсюду. Вздохнув, потащилась к Саске в ванную отмывать этого бедолагу. Почти не орал и почти не вырывался, пока отмывала его с ног до головы. Весь в чем извалялся, то ли в грязи, то ли в пыли, а может в земле. Замотав в первое увиденное полотенце, прижимая в груди потащилась с этим горем луковым на кухню. Уложила на стул, притаскивая из своего дома рыбы и новых тяванов — тяваны Саске по причине полной поломки пришлось выкинуть. А потом пришлось убирать все осколки и крошки. А ещё вымыть полы, пока эта довольная морда, замотанная в теплое, ела и довольно пила. Собрала вообще весь мусор, оставленная им, а потом, куда-то провалившись в свои мысли, убрала вообще весь дом. Хоть и чистоплотный, видно же, что женской руки не хватает. Даже в холодильнике порядок навела, даже протерла там, куда не добирался по причине банального незнания. Отмывая душевую кабину от следов лап спонтанного гостя вообще на автомате стирку ему учинила. Перестирала всё от и до, высушила у себя, всё прогладила у себя, всё сложила у него в шкафу. А морда, довольно наевшись, уснула, свернувшись калачиком. Еле как размотала обратно, досушивая своими силами до конца. Осмотрелась и только потом понять, какого лешего я наделала. Ну, не разводить же теперь беспорядок обратно. А так хоть вон по-людски теперь, что ли. Взяла опять довольную мордаху на руки, чтобы у меня пожила, что ли, а он ни в какую. У порога вцепился в меня, поцарапал, орал, будто я ему усы режу, выпутался из захвата, спрыгнул, ускакал на софу. Лёг, свернулся калачиком и дальше дремать и урчать. Подошла обратно, только занесла ладонь, пытаясь забрать, а он опять за своё. Вцепился к обивку, чуть не прокусил меня до крови, потом, правда, виновато поджав уши, вылизал всю ладонь. — Тут хочешь жить, да? Хозяин тут вспыльчивый, еще прибьет нас обоих. Или прям тут хочешь, да? Ничего, разумеется, не ответив, вальяжно потянулся, растопырив подушечки на лапках. Пожав плечами, почесала пузо ему. — Лоток — вот там, понял? Махнула рукой на дверь. — Щель я тебе оставлю, смотри веди себя хорошо, ладно? Иначе нам обоим реально потом не сдобровать. Свернувшись обратно клубочком, показательно делал вид, что спит. Пришлось идти до себя в полных непонятках и чистить одежду от кошачьей шерсти. Но это была далеко не самая неожиданная встреча на этой неделе.***
В первый же выходной пришлось тащиться к рисовым полям по просьбе Ируки, который теперь отдувался за Шикамару в том числе, фасуя документы к экзамену, как заведенный. Вежливо подискутировав с держателем полей, записав все требуемые вводные в список с пометками о датах запрашиваемой поддержки генинов, спокойно засунув свиток в карман и обе руки туда же, двинула обратно. Было как и всегда в последнее время солнечно, ясно, но, благо, не очень жарко. Умеренно тепло, вот так бы я сказала, но жалась к кронам деревьев. Просто не любила прямой солнечный свет, ошиваясь всегда в теньке, где можно спокойно торчать в рубашке и даже в укороченной толстовке. Тяга к тени деревьев стала всему и причиной. Прогуливаясь с сигаретой в зубах мимо рощицы, что была по пути, и где мы ошивались до этого с Шикамару вдвоем, опять услышала какое-то копошение. Остановилась, откинув голову вбок. Через минуту показался олень, смешно застряв на выходе рогами в ветвях, бодая дерево от обиды. Пожав плечами как всегда, пошла помогать ему выпутываться. Успешно справилась. Может, был тот же самый олень, а может и нет, но всё повторилось. Олень опять что-то хотел мне показать. Оставив окурок за границей леса, поплелась за ним внутрь надеясь, что опять ничего никого не спугнет. Шли долго, он то и дело оборачивался на меня, но ни одного его собрата мы не встретили. Вообще, всё опять было странно. Священный лес, доступ по приглашению, а меня куда-то опять тащит олень, хер пойми куда и одному богу известно, что он хочет мне показать. Наконец-то милейшее создание остановилось. Напоследок боднув меня легонько в бок, видимо, на прощание, ускакал прочь. Да что ж такое. В Конохе что ни день — так вечно что-нибудь. Пошла дальше по тому же направлению, кое-где даже нагибаясь — насколько низко висели увесистые лапищи деревьев в этом странном лесу. И, наконец, увидела самую странную картину. Всё вокруг было перетянуто взрывными печатями, но раз оленю надо было что-то показать, значит надо было увидеть. Аккуратно проползла через это всё, пробираясь к эпицентру, из которого в какой-то момент начали доноситься приглушенные песнопения, на манер молитв. Закусив щеку изнутри, прокралась дальше, пока не увидела очертания ямы в земле. Ещё более небезынтересное развитие событий. Собравшись духом, подошла прямо к ней, еле балансируя на этом минном поле. Вдохнув, сделала шаг к краю, заглядывая внутрь. Округлившимися за секунду глазами рассматривала одну-единственную башку на самом дне, валяющуюся рядом ногу и кучу камней вокруг, будто эта башка была закопана глубоко внутрь, но какого-то хера откопалась или это сделал тот, кто эту башку туда и поместил. У этой башки то тут, то там была запекшаяся кровь, и, что самое страшное — я знала эту башку. Еле как проглотив всё во рту, выдохнула. Башка, прикрыв глаза, напевала дальше свои богохульные песенки. Выдохнула ещё раз, наклонившись так, чтобы можно было упереться ладонями в колени. — Хидан?! ЕП ТВОЮ МАТЬ ХИДАН!! Не еп твою мать, а ебаный в рот. Какого черта?! — Какого.. — башка Хидана, наконец-то открыв глаза, подняла на меня взгляд, рассматривая из-под нахмуренных бровей. А потом глаза на башке Хидана округлились до жути. — НИХУЯ СЕБЕ БЛЯТЬ! ЕБАТЬ МОЙ ХУЙ! — Какого ЧЕРТА?!!! Башка Хидана залилась таким хохотом, что я сама не знала, мне улыбаться или что делать. Вроде как бы считай старый знакомый, который из могилы достал, а вроде как бы ну… Подняла с земли особенно приглянувшийся камень и со всей дури зарядила в эту башку. — Это тебе за учителя Шикамару, блять!! Взяла еще один и снова кинула, потому что одного показалось недостаточно. — ТЫ ОХУЕЛА?!! БОЛЬНО ЖЕ! А сам ржет. Видимо, гостей тут у него много не водилось. — Бля, как там тебя зовут, я опять забыл! — Шерпа!! Хули ты ржешь!! Ты же бессмертный, какой больно! А сама так и не знаю, как именно себя вести, то ли орать на него, то ли улыбаться, то ли что. В итоге просто присела на край, скрестив ноги. — И че ты? В Конохе что ли теперь? — Я тут Союз мировой возвожу, вообще-то. Опять заржал. — А они знают, с кем ты якшалась? — Тебя это ебать не должно. И Шикамару в курсе, так что трепи, что хочешь. — Оно мне нахуй не упало, твои проблемы. Слыш, а как там остальные? Нихера не говорят, только допрашивают. Но хоть откопали, блять, а то вообще пиздец. — Допрашивают? Да погибли все, Хидан. Все до одного. — Какузу? — В том числе. Итачи, Кисаме-сан, Сасори-сама, Дейдара, Пейн, Конан, вообще все. — Пизда. — Так допрашивают о чем? — А, — если бы у этой башки были руки, отмахнулся бы одной из них. — О моей стране и о хуйне всякой. Столько тут под камнями провалялся, так хоть олени развлекают. А как они тебя вообще пустили-то? — Не знаю. Сами сюда привели по факту. — Нехуйно. А НУ СТОЯТЬ! Этот вопль никак меня не остановил зарядить по нему третьим камнем. — Да прекрати ты, а!! — Заткнись. Шикамару мне очень дорог. — О ебать как, — ухмыльнулся, — с кем ещё скорешилась? — Тебя ебёт? — хмыкнула в ответ. — Да скучно мне, дай хоть до тебя доебаться! Как там эти..такая баба с длинными волосами, челкой такой еще дибильной и этот, жирдяй такой? Стукнула по башке четвертым камнем. — Сам ты дибильный и сам ты жирдяй. У них всё в порядке, так что лежи и не пизди. — Я тебе эти камни в очко засуну!! — Ну давай, вперед. Посмотрю на это шоу. Фыркнув, закатил глаза. — О! А этот как там, Хатаке? Не сдох? Медитативно выдохнув, постаралась не сломать ему череп голыми руками. — Заткнись, блять, и не смей о нем говорить в таком тоне. — Схуяли? — Не твоё собачье дело. — Да пошла ты. Хмыкнув посильнее, реально поднялась на ноги. — Да сядь ты, блять. Я уже скоро разговаривать разучусь. Че ты вот, а? — А нахуй оно мне упало? Я тебе колл-центр или что? — ДА СЯЯЯЯЯДЬ! Иначе оленей всех распугаю. Исключительно ради оленей села обратно, чтобы не орал. — Чего тебе на родине сделали после того, как утащили? — Да, — пожала плечами, — попытали и отпустили. Спросили, кто это там такой орливый с широкой фантазией. Хидан опять благоговейно заржал. — А че они? Я к тебе привык даже, нормальная ты баба, а они спиздили тебя. Вот и пояснил им вдогонку, куда бы я засунул их ноги с руками. — Так а нахера вы вообще меня спасли? — Я ебу? А хули нет? — А почему да? — А почему нет-то? Мы по-твоему совсем отбитые? — Ну как бы да. — И то верно, — Хидан прикрыл глаза, — слушай, может этот, пёс шарингановский что-то намутил? От души зарядила ему по лбу пятым и шестым камнями. За Какаши и Итачи один за другим. — А Дейдара с Сасори-самой? — Да этих хуй разберешь, что у них в башке. Задрали своим искусством, сил нет. — Тебе не надоело? Можно как-то это твоё бессмертие выключить? Нормально бы уже откинулся и херней не страдал. — Щас я тебе всё рассказал, ага. — Ну и сиди там тогда. — Живучая ты, однако. — Ещё бы. Меня хуй поломаешь. Поднялась на ноги, отряхивая штанины. — Ну ты хоть приходи попиздеть иногда, а!! Я ж ничего сделать не могу!! — Пока, Хидан. Была крайне удивлена нашей встрече. — А я даже рад тебя видеть, слыш. Махнув ему рукой, двинулась обратно из леса. Вот тебе и пиздец. Отчего мне ЭТО решили показать шикомаровские олени — очередная загадка этой деревни, видимо. В полнейшем непонимании всего, доплелась до Ируки, забившего на выходной. — ...а ты чего такая? — Да нормально всё. Правильно я там составила? — Да, всё отлично. Спасибо. Извини, что дёрнул. — Да брось ты, сама выползла в деревню. Да и видок у тебя, — тепло улыбнулась. — Если ещё чем помочь — зови. — Хорошо. Кивнув ему на прощание, двинулась на выход с сигаретой в зубах. — Слушай, Ирука, а где заметки по стихийному балансу? Вот что Джей мой тут оставлял? — Хм, — Ирука, поднявшись на ноги, обшарил весь свой стол. — Срочно надо? — Ну желательно пока меня осенило. Потерял что ли? — Да нет же, — тепло посмеявшись, переложил бумаги с одной стороны стола на другой, — Наруто умыкнул, походу. — Вот лис, а. — Думаю, он не обидится, если заберешь, коль прижало. — А где? — Дома у него, где ж ещё. — В дверь мне что ли ломиться? Да и некультурно как-то. — Почему в дверь, — Ирука пожал плечами, — можно в окно. Да не обидится он, брось ты. Это же Наруто. — Точно? — Точно. Рамен если что ему купишь, не переживай. Кивнув, потащилась теперь уже до квартиры Наруто. Прикинула у здания, где именно его окно, незаметно пробралась. Вот теперь это была точно его квартира. Еле как нашла в этом бардаке несчастный свиток, в что-то наступив по дороге, разлитое и засохшее на полу. Вздохнула. Отложила свиток на подоконник. Для начала полила все его цветы, убрала пожелтевшее, взрыхлила землю, где надо. Тепло хмыкнула, заметив рядом с марантой, подаренной Итаном, маленький кустик черри, однозначно предназначенный Саске. Если это не любовь, то тогда я не знаю, что она из себя представляет. Закатав рукава, разобрала весь этот бардак, даже холодильник. Отдраила каждую щель, чтобы наверняка, избавилась от мусора, отдраила вообще всё, даже кафель в душе, настолько разошлась. Вообще, если берусь за такое, меня никак не остановишь, так что всё было вновь выстирано, высушено, поглажено и аккуратно свернуто стопкой. Ну а что. Сколько можно им самим это делать? Да и не спецы же оба, что бы там не заливали, и какими бы героями не были. Довольно покурив на подоконнике, опять незаметно спрыгнула, направляясь уже к себе. Остаток выходного плодотворно прошёл во всевозможных учебных заметках для чунинов.***
На второй выходной вылезла на балкон, поцеживая кофе и рассматривая герб у Саске на доме. Котяра вел себя крайне прилично, очень воспитанно, ел спокойно с рук, ластился, урчал, нигде не гадил, только вот стоило его попытаться хоть немного оттащить от дома Саске — превращался в мохнатого киборга-убийцу. Все руки уже были исцарапаны до розовых вздувшихся отметин. Сама виновата, нечего было лезть к животинке. Потом, правда, выходил на крыльцо, приноровившись сам уже лбом отодвигать сёдзи, терся мне о ноги, будто извиняясь и опять уходил спать в прохладе его дома. Продумывала оправдательную речь и для кота, и для себя. Толком ничего не складывалось, так что решила на ходу сочинять, мне ли не привыкать. Но вот чего я не учла, так это то, что Саске вернётся именно сегодня вечером. И Наруто, разумеется, тоже. Спокойным шагом, когда уже совсем стемнело, вышла из дома. Просто пройтись, что ли. Может чего прикупить или встретить кого. Вечерняя Коноха почти не шумела: многие уже разошлись по домам, многие спали, многие тихонько коротали время в идзакая или кайтэн-дзуси. Даже не успела дойти до выхода из квартала, как у ворот показался Саске. Давно я так не радовалась. Рванула со всех ног, сгребая его в охапку. — Саскее! Ну наконец-то, а!! Ты только не ори сразу, там короче котяра, он сам пришел, не выгоняй его пожалуйста и не ругайся! Он чистоплотный, ну, я за ним всё убрала! Ты извини, я там нечаянно в итоге генеральную уборку сделала, ну ты ж меня знаешь!! Кот клевый такой, черный, тебе понравится, правда! А Саске молчал. Саске вообще не двигался. Саске не поднимал головы. — Саске? Что-то случилось? Пришлось отстраниться, чтобы рассмотреть его вблизи. — Саске? Тряхнула за плечи, чтобы хотя бы голову поднял. — Что случилось? Сердце благополучно перекочевало в глотку, отдавая в уши. Когда он поднял голову, мне захотелось опять где-нибудь втихую убиться. Незаметно шмыгнув, пытался хотя бы нахмурить брови, но ничего у него не получилось. — Кто тебя обидел, родной? Что такое? Ничего не поранил? Лишь поджал губу, снова опуская глаза. Крепко прижала к себе двумя руками, оглаживая затылок одной ладонью. А Саске просто уткнулся в меня своей щекой. Он практически трясся. Мне захотелось сравнять эту деревню с землей и где-нибудь под этим всем закопаться. — Наруто? Молча кивнул. — Что он сделал? Что он сказал? Помотал головой. — Он в порядке? Опять кивнул. — Он тебя обидел? Ничего не ответил и никак не отреагировал. Отлепившись от него, подняла его голову уже сама двумя руками, заглядывая под челкой. — Что он сказал? Опять отрицательно помотал головой, прикрыв глаза. — Скажи, пожалуйста, скажи. Саске. Как-то вцепился в мою толстовку двумя пальцами сбоку, всё ещё не открывая глаза. Вдохнул, выдохнул. Ещё проделал круга три таких же. — Правду. Он сказал правду. Сжала оба ботинка всеми десятью пальцами на ногах изнутри. Руки были близки к тому, чтобы начать трястись. — Что я одна большая проблема. Видимо, проблема всей его жизни. И..лучше бы было, если мы..если бы… Я не моргала, не дышала и, видимо, не жила. — Что ему нужно было меня отпустить. И спокойно быть с Хинатой. Черная Дыра в моей груди сколлапсировала сама в себя, вызывая новый Большой Взрыв вселенских масштабов. В этой новой Вселенной нас обоих с Саске просто не существовало. Чтобы мы ничего не чувствовали. Ни мы, ни наш Багдад в головах.