Втяни животик

Саске когда-нибудь окончательно охуеет с чего-нибудь, наверное. Делать, потом думать — один из моих девизов по жизни, но это не совсем правда. С моим стратегическим складом ума, временами лениво-надменной отстраненности, вальяжных посадок по всей Конохе на всех поверхностях, от земли до столов, с моей должностью, с моей миссией, со всем этим — думать я люблю и очень даже. Но не тогда, когда дело касается близких нам людей. Таких близких, за которых чувствуешь боль физически. Таких дорогих, что ты не успеваешь ничего сообразить толком, а что-то уже произошло. С таким же успехом, как и ему, я могу приходиться каким-то там родственником половине бассейна Тихого Океана, так что всё это хрень. И пусть у Шикамару будет вот такое объяснение в голове, чтобы перестал пытаться что-то анализировать, а принял, как есть. Я делаю, а потом думаю не потому, что моя прабабка оставила потомство за собой, а потому, что с Саске с самого начала было всё слишком. Иногда мне кажется, мы с таким же успехом могли быть вообще одним человеком в какой-нибудь из параллельных Вселенных. Он успел лишь приоткрыть глаза и, пошатнувшись, отойти на шаг подальше от меня. Черные тонкие брови уползли на лоб, а глаза, наконец, окончательно распахнулись. Огромный черный столп развернулся за наносекунду. Черный, смешанный с ветром. И то был не пассат, не бора, не муссон и не бриз, а самый настоящий смерч, как на Аллее Торнадо в США. Одним мутным комком всё клокотало в квартале, окружая меня, повторяя по форме собственную тушку. Нижняя губа почти лопнула от натяжения. Ноздри раздулись так, что мне было сложно дышать. Да какой дышать, блять, я лёгких не чувствовала, будто их выдрали заживо. — В СМЫСЛЕ?!! Саске, сжав настоящую руку в кулак, отошел ещё подальше на шаг. Сам весь чуть ли не сжался, не скособочился, пытаясь себя рефлекторно от этого прикрыть. От этого вообще чего-то незнакомого и не очень понятного. — ДА БЛЯТЬ! И, нервно отбросив стриженные волосы назад, чтобы просто не бесили, чтобы просто уже окончательно не выводили из себя, двинулась на выход из квартала с огромными красными глазищами, которые светились в поздней вечерней темноте как два котла в Аду. — Куда ты? Саске, сжав и вторую руку в кулак, дёрнулся за мной. — Я ЕГО ЗАДУШУ БЛЯТЬ! Как ещё вообще разговаривала - не очень понимала. И вообще не понимала, что именно я несу. — Че..го? Ты куда? Стой! — ОТЦЕПИСЬ! Бедный Саске, еле схватившись за моё правое запястье, пытался оттащить обратно. — Куда ты в таком виде в деревню? Что это? Саске, на самом-то деле, кричал. Я — тем более. Просто потому, что иначе мы бы не услышали друг друга за этим круговоротом проявления гнева. Ближайшие к нам деревья стремительно теряли листву, которая вздымалась ввысь, закручиваясь, разрываясь на мелкие кусочки, на ошметки, на точно такие же ошметки, на которое разлетелась вся моя человеческая сущность за раз, оставляя, видимо, только это. Это — чистый гнев. Самый чистый гнев на свете. Такой, что сквозь него можно высмотреть самое дно. Попытался схватиться за меня и второй рукой, своим протезом, на котором просто лопались бинты от порывов ветра. Седьмая сцепка горела огнем, так больно, так больно, БОЛЬНО, неимоверно больно, будто её сдирали с меня заживо вместе с кожей, до костей, ломали запястье в шестнадцати местах одновременно, а обнажившееся мясо поливали ртутью. — Ты с ума сошла?! — ДА ОТПУСТИ ТЫ МЕНЯ! НЕ ЛЕЗЬ! Саске не лезть не мог. Саске было страшно. Саске просто было страшно, что я переломаю всю деревню и шею Наруто в том числе. Страшно из-за того, что он краем глаза даже видел корни деревьев, которые натужно вытягивались из-под земли со скрежетом. Страшно из-за того, что ворота с черепицей шатались, лязгали. Страшно, что земля под ногами пошла трещинами. Она просто хрустнула, будто бы это была печенька с предсказаниями всего-навсего. Страшно от того, что это никак не задевало его. Только бинты лопнули, только волосы разлетались в разные стороны, но это всё — его не задевало никак больше. Накидку сдуло практически, да, но на этом всё. Страшно от того, что.. это из-за него? Из-за того, что его обидели? Из-за того, что кто-то посмел ему сделать больно? Из-за того, что этот кто-то — даже Наруто? — Это Наруто! Очнись! Наруто! Слышишь меня?! — СЛЫШУ! КАКАЯ НАХУЙ РАЗНИЦА?! Саске ничего не понимал уже. Тем более, как отвечать на этот вопрос. Ладно Даймё, ладно Райкаге, ладно Киба, ладно пьянчуга, ладно рандомная псина в деревне, посмевшая кинуть на него косой взгляд. Но..это же Наруто. Наруто, черт бы её побрал, Н-А-Р-У-Т-О. Еле пробравшись через этот пиздец ещё ближе, схватил двумя руками за ключицы, всё ещё не сдаваясь в попытке оттащить назад. Когда-то у него была лишь одна рука и ею он оттаскивал меня от пьянчуги. Теперь у него были две, и он оттаскивал меня просто подальше, к нашим домам, но никакого пьянчуги не было. Был лишь Наруто, который ему сказал правду. Наруто, который сделал ему нестерпимо больно. Но, тем не менее, это всё ещё Наруто. Топ-1 герой всех стран, будущий Седьмой Хокаге, тот, кто всегда на пьедестале, тот, ради которого мир шиноби расшибется в лепешку, а его, Саске — даже и не заметят. Можно ходить с социологическими расспросами по улицам и давать людям выбор: Наруто или он, Саске? И все однозначно будут выбирать первое, а на второй вариант вообще коситься, плеваться, крутить пальцем у виска и материться, как вариант. — Да что с тобой не так! Давно, ещё в прошлом году, мысленно задавался этим вопросом после ночевки в моем доме. Тогда, моргнув, он ничего не спросил. — ОТЦЕПИСЬ НАХЕР! Сжал ещё сильнее, но оттащить или даже угомонить не получалось никак. Он казался таким мелким на фоне этого всего. Таким мелким-мелким, надоедливым, бесячим отото, который только мешает. — ЭТО НАРУТО! КАКОЙ ЗАДУШИТЬ? ТЫ С УМА СОШЛА? — ОН БЛЯТЬ ОБИДЕЛ ТЕБЯ! — И ЧТО?! — И ТО! Саске всё ещё не понимал. — УСПОКОЙСЯ! — НЕ МОГУ Я, ПОНИМАЕШЬ ТЫ ИЛИ НЕТ! — ДА ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК? ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК?! — ТЫ РЕАЛЬНО НЕ ПОНИМАЕШЬ?! ТЫ ТУПОЙ, САСКЕ, ТЫ ТУПОЙ?! — Я НИЧЕРТА НЕ ПОНИМАЮ УЖЕ! По классике рыча как обычная псина, забуксовала подошвой ботинок в земле. Саске смог оттащить меня хотя бы на миллиметр с места, пока черный развивающийся во все стороны столп от меня лишь рос, множился, усиливался и окончательно вырвал ближайшее дерево с корнем, врезаясь в мой дом. — И ЧТО, ЧТО НАРУТО?! КАКАЯ МНЕ РАЗНИЦА?! КАКАЯ МНЕ БЛЯТЬ РАЗНИЦА, КТО ИМЕННО ОБИДЕЛ МОЕГО ОТОТО?! Что именно я несла — не помнила точно. Просто орала без каких-либо препятствий. Саске, медленно моргая, прирос туда же к земле, прогиная её. Теперь ему не было страшно. Теперь ему было… Было… Он никогда такого не чувствовал вновь. Он не знал, есть ли этому вообще какое-то описание. Левый локоть, который до этого чуть ли меня не душил, как-то обмяк. Уткнулся подбородком мне в макушку. — Что ты имеешь в виду? А я, наконец-то, смогла дышать. Выдохнула так, что ворота качнулись, скрипнули, но порывы, завихряясь, начали стихать, оседая в каждом уголке нашего квартала. Нашего квартала. Этот квартал — наш. — Да поймешь ты, блять, или нет, что ты для меня всегда на первом месте, а? Кто бы это ни был, хоть Наруто, хоть Хокаге, хоть Иисус, хоть Аллах — я всегда на твоей стороне. Еле отдышалась, дергаясь из его захвата. Чернейшая дичь точно также поползла по разным углам, рассеиваясь. Обернулась на точно такого же запыхавшегося, растрепанного, растерянного Саске. — Прости, если напугала. Я… оно само. Тебя не задело? Саске отрицательно покачал головой. Поправила ему взлохмаченную макушку, убирая прядь с глаза с ринненганом тоже. — Не прячь ты его. У тебя очень красивые глаза. А глаза — отражения души. Тебе ли не знать. Доплелась до своего дома, откидывая дерево с крыльца. Саске доплелся до своего крыльца, потеряно плюхаясь на него. Села рядом к нему, как всегда широко расставив ноги и протягивая ему и себе сигарету. Подкурились шикамаровской зажигалкой. Не хотела испытывать себя, но в сознание однозначно пришла. Теперь только голова раскалывалась так, будто мне через глаза пропустили всю чакру Курамы. Выдохнув с прикрытыми глазами, затянулась. Какая-то там боль в башке, дробящая череп, сейчас подождет. — А теперь рассказывай, что именно и как было. Я в жизни не поверю, что Наруто сказал или имел в виду именно это. Уверена, вы опять друг друга как-то не так поняли. Саске, подпирая лоб ладонями, а локтями колени, никак не реагировал. — Ну прости, а. Не тебе же в дом дерево полетело. Оно правда само. Молча выкурили по одной. Саске, тяжело вздохнув, поднял голову. Испуганным он точно не был. И выглядел многим лучше того, каким притащился сюда. Подпирая ладонью подбородок, выжидательно его рассматривала, чуть повернув корпус. — Ты серьезно извиняешься за то, — бросил окурок на землю, притаптывая подошвой, — что готова отбить череп любому, кто.. Замялся. — Кто тебя обидит, да. Но, повторюсь, рассказывай. Я не верю и никогда не поверю, что он это имел ввиду. Иначе я смогу тебя окрестить, мягко говоря, глупым. Саске, странно хмыкнув, стребовал ещё одну сигарету. — Ты итак уже меня так назвала. — Вполне вероятно. Я многие тебе характеристки выдаю в зависимости от ситуации. Откинул голову на плечо, выгибая одну бровь. — Ты поняла, о чем я. Сделала всё точно также. — Нет. Прищурил один глаз. — Да? Прищурила в ответ. — Что да? Цокнув, затянулся. — Рассказывай давай. Хотя бы отпустило тебя немного зато. — Ещё бы меня не отпустило. Ты хоть.. следишь вообще за тем, что говоришь? — Местами да. Я опять умудрилась чем-то обидеть в порыве твою тонкую душевную организацию? — Ничего она у меня не тонкая, — буркнув, натянул рубашку повыше. — Ещё какая тонкая. Но это ни в коем случае не говорит о том, что ты слабый. Наоборот. Это делает нас сильными. Потому что так мы чувствуем всё лучше других. Просто не знаем потом, что именно с этим делать. Ещё разок тихо цокнув, показательно дёрнул головой в направлении от меня. — Тебе бы подстричься пора. Хочешь постригу? Вроде как умею. Сама на себе даже справляюсь. Опять откинул голову на плечо, внимательно меня рассматривая. Саске хотел спросить: «‎Ты назвала меня младшим братом, ты в курсе? Глупым младшим братом».‎ Но Саске ничего не спросил, опуская голову опять. Молча скурили по второй. На своей третьей положила ему руку на плечо. — Рассказывай. Я от тебя не отстану, даже если ты свалишь на Луну, ты знаешь. И Саске вернулся в то же состояние, практически, в котором пришел. Подпирая лоб ладонью, вдохнул, чтобы что-то сказать, но ничего не сказал. — Итак, Облако, миссия. Кивнул. — Райкаге опять ляпнул чего? Отрицательно покачал головой. — Но вы с ним пересекались? Кивнул. — Но ничего не говорил? Кивнул. — Так говорил или не говорил? Вздохнул. Молча скурила ещё одну, но Саске так и не отмирал, восседая с опущенной головой. — Иди сюда. Словив дежавю с посиделок с Сакурой на крыше, где я точно также притягивала к себе за плечи и укладывала щеку на макушку, чтобы успокоить, немного фыркнула сама с себя. Сенсей, разумеется, у всех троих у них был, но такого, видимо, у всех троих никогда не было. Какой-то больше мудрый житейский сутенер, что ли, на полставки с психологом. Саске не дергался да и вообще не двигался, всё также дыша мне под ухом. — Мы… Уже прогресс, хотя бы слово. — Там… Сыграем в «‎собери всё в кучу и разберись сама»‎, но мне ли не привыкать из него доставать что-то странное, путанное и непонятное, распихивая потом по полкам в его умной, но искалеченной голове. Как-то странно вздохнул, набираясь сил озвучить то, что озвучил. — Если мне.. не… не безразличен Наруто — это не значит, что я гей. Кивнула. И мысленно поставила весь свой дом и отшвыренное дерево, что в этот раз их ткнули лицом не в семейные какие-то ценности, а ещё глубже — в сексуальную ориентацию и принятие себя. — Конечно, это не значит. Ты можешь быть, кем угодно. Единственное, кем ты должен быть — это тот, кем ты являешься. — Я не.. Легонько тряханула его плечо в своей левой здоровой ладони. Правая крутила так сильно, что просто села на нее, чтобы передавить кровоток к чертям собачьим. — Там… — Что там такого было? Что вы увидели? Или кого? — Там.. мы.. нам пришлось в одном захолустье на пути сутки одного типа преследовать, чтобы он нас вывел к нужному человеку. А там захолустье какое-то.. странное. — Чем оно было странным? — Там… Попыталась спокойно выдохнуть, чтобы это его «‎там»‎ не засунуть ему в задницу. — Что-то необычное? Коротко кивнул. — Скандал.. какой-то был на площади, и мы рядом оказались. Под прикрытием, конечно, моим лицом не светить… Подбадривающе кивнула, чтобы продолжал. — И там этот.. весь такой..ряженый..как..как баба.. — Гей? Кинула в лоб. Саске кивнул. — И что он делал? Саске пожал плечами. — Было ли это похоже на то, что он отстаивал свои права в каком-то проявлении? Саске кивнул. — И что дальше? — Не.. очень помню. — То есть, я правильно понимаю, что человек проводил одиночный пикет, а все остальные осуждали, улюлюкали, небось, бросались в него камнями и всё в таком духе? Саске кивнул. Вздохнула ещё посильнее. Ох, как же это.. Как же это было знакомо. Как же это было дистанционно болезненно даже со слов Саске. С его опущенной головы, которая впервые, видимо, столкнулась с подобным. Которая впервые увидела эту стагнацию всего лишь за то, что человек выбрал быть самим собой, а не тем, кем его хотело видеть общество. — И после этого вы..поругались? — Нет. Не совсем. — Ты испугался? Вот когда ты это увидел, что ты почувствовал? — Я… Выпрямила спину ещё сильнее, чтобы дотянуться щекой этой дылде повыше на опущенной голове, чтобы укрыть. Чтобы дать хоть какую-то защиту от всего мира за раз. — Но я же не такой. Я не понимаю. — Конечно ты не такой, Саске. С чего ты вообще взял? — Просто я не...я не знаю. Я не «‎гей-гей»‎, — Саске демонстративно передёрнулся, но мой захват скидывать и не собирался. — В каком плане? — Не..не как вот он. — Хорошо, а какой он? Вот тот, которого вы видели? — Я не такой. Он… — Манерный? Саске кивнул. — Он будто..возводит «‎гейство»‎, — опять передернулся, — в абсолют. Доводит его до конца. — А ты не думал, Саске, что он не пытается ничего возвести в абсолют, а просто пытается быть самим собой? — Я..хотел сказать, что все думают, что они — именно такие. Мне так кажется. И это..хреново для тех, кто не такой. Потому что это же не значит, что я.. буду, не знаю, пользоваться тушью, колготками, выступать на.. таком, из-за того, что мне.. не безразличен Наруто. — Хорошо, — кивнула, затянувшись, — а давай я расскажу тебе о тех людях, с которыми ты не хочешь ассоциироваться, Саске. О тех людях, которые носили тушь и колготки, и которые отстаивали права быть самими собой. Люди, которые на протяжение многих лет терпели домогательства и ненависть. Которых били. Которых убивали. И это не потому, что они хотели отличаться от других. А потому, что они скорее умерли бы, чем притворялись кем-то, кем они не являются. И это, Саске, требует храбрости на совершенно другом уровне, чем многие могут понять. И я думаю, что пока ты сам через это не прошел, пока ты не отстаивал право быть самим собой в этом ключе, хорошенько подумай, прежде чем ставить себя выше прайда и гей-парадов. Всегда, когда я злюсь, голос у меня становится низким и спокойным настолько, что проще сразу убиться, чем меня выслушивать. — Я не..хотел себя ставить выше. — Нет, Саске, ты поставил. И тебе ли не знать о борьбе. Когда ты стараешься, когда ты пытаешься другим доказать то, во что другие не верят. Возможно, я сейчас сковырну очень болезненное, но я хочу, чтобы ты понял. То, как ты пытался доказать и показать то, кем ты являешься перед отцом. То, как ты пытался доказать и показать то, кем ты являешься перед старшим братом. То, как ты пытался доказать и показать то, кем ты являешься перед целым миром шиноби. Борьба за право быть самим собой — самая сложная в этом мире из всех существующих. И ты это знаешь. Так отчего ты отвергаешь и отрицаешь чужую борьбу? Чем она меньше твоей? Чем борьба Наруто против всей деревни, в которой его ненавидел каждый, слабее? Чем борьба твоего учителя, Какаши, который каждый день неизвестно каким образом находит в себе силы встать с кровати, слабее? Чем борьба Сакуры, которой приходится отстаивать свою силу и права в патриархальном обществе каждый день, слабее? Чем борьба Неджи, просто родившегося в побочной ветви клана из-за того, что его отец появился минутами позже, вынужденного отстаивать свои права каждый день, слабее? Чем борьба Гаары, которого презирал собственный отец, вравший ему о самом дорогом, которого ненавидела вся деревня, которого боялись собственные брат с сестрой, который не мог спать, которого пытался убить брат его мамы, чем она слабее? Чем борьба Ли, которому каждый день приходится доказывать, что он сильный шиноби с одним рукопашным боем, чем она слабее? Мы не имеем никакого права принижать чужую борьбу, потому что мы о ней ничерта не знаем. Иначе, если ты ставишь себя выше этого, то это должно работать и в обратную сторону, распространяясь на тебя. С чего ты взял, что твоя борьба — самая сложная? Что она единственная в мире? Что она единственная, кому не дает спать по ночам, не дает нормально жить, дышать, не дает собрать себя по частям? Что она единственная мучает кошмарами, что она единственная съедает изнутри, что она единственная мешает открыться другим людям из-за страха потерять кого-то снова? — Я не… — Да, Саске, да. Поэтому нужно уважать чужую борьбу. Я уважаю твою, и ты это прекрасно знаешь. Это делает меня какой-то не такой? Слабой или что? Малодушной? Я тут чуть ли половину нашего квартала не разнесла с щелчка, я слабая по-твоему? Это ставит меня на ступеньку ниже тебя, если я за тебя переживаю и готова защищать от борьбы с самим собой, так получается? — Нет! Саске, снова дернувшись для виду, на деле лишь скукожился ещё меньше, прижимаясь своим плечом ко мне. — А что тогда? — Я не собираюсь носить с собой весь этот..ЛГБТ-пакет, как ты! — Хм, — села поудобнее, но Саске всё также не собирался никуда отлипать от меня, — ЛГБТ-пакет? Что ты под ним подразумеваешь? Пожал плечами, замолкая минуты на две. — Не знаю! Все эти… твои разговоры, как ты спокойно об этом говоришь, двусмысленно шутишь, будто носишь на себе весь этот..всё это.. Рисунки твои, флаги… — Ну, — пожала плечами, — я могу этот флаг и на дом повесить. Мне плевать. — Вот именно, что тебе плевать, что думают и скажут другие. У тебя..у тебя на лице написано, вся эта твоя..одежда, манеры, всё это. — И ты думаешь, что это всё так легко? Что я просто нацепила весь этот, выражаясь твоими словами, ЛГБТ-пакет и пошла? — А разве нет? Вздохнула, почесывая висок. Я когда-нибудь начну брать деньги за психотерапию этой деревни, правда. — А давай я тебе кое-что расскажу. И за использование этой фразы буду ставить счетчик в том числе. — Я много где была, да, это ты знаешь. Но ты задумывался, что я правда много где была? И на удаленном закрытом Востоке, и на Ближнем Востоке, и на Западе, и в Европе, и на совсем отвязном Западе. У вас здесь, в Японии, как минимум религия, этот ваш синтоизм, как минимум это не воспрещает. Не воспрещает сам факт наличия гомосексуальных отношений. И, на самом деле, права ЛГБТ у вас более прогрессивны по азиатским меркам, разумеется. Однополые сексуальные отношения были криминализированы лишь на короткое время в 1880-х годах, после чего была принята у вас здесь локализованная версия Наполеоновского Уголовного кодекса. Но. Но. Есть большое но, очень большое но. Однополые пары и домохозяйства, возглавляемые однополыми парами, не имеют права на правовую защиту, в отелях дискриминируют однополые пары, хотя это не совсем законно, так-то. Однако ваша культура и основные ваши религии не имеют истории враждебности по отношению к ЛГБТ. У вас есть следующие термины для подобного: досейаиша, гомосекушару, резубиан, байсекушуар и торансуйенда. И гомосексуализм у вас легален. То есть секс между взрослыми по обоюдному согласию наедине, независимо от сексуальной ориентации и/или пола, является законным в соответствии с законодательством Японии. В ваших префектурах — это с 18 лет. А возраст совершеннолетия у вас — 20. Статья 24 вашей конституции гласит, что брак основывается только на взаимном согласии обоих полов и должен поддерживаться путем взаимного сотрудничества на основе равных прав мужа и жены. Однополые пары не могут вступать в брак, и им не предоставляются права, вытекающие из института семьи и брака. Однополые пары не имеют права усыновлять или удочерять детей. Лесбийские пары и одинокие женщины не имеют доступа к ЭКО и к искусственному оплодотворению. Сексуальная ориентация и гендерная идентичность у вас не защищены национальными законами о гражданских правах, и это означает, что у ЛГБТ мало средств правовой защиты при столкновении с дискриминацией в таких областях как занятость, образование, жилье, здравоохранение, банковское дело. Но Конституция обещает равные права и толкуется как запрещающая дискриминация по всем признакам. Но будучи членом ЛГБТ-сообщества, скажем так, человек, подвергнувшись физическому или психическому насилию, не получит никакой защиты со стороны закона. Не так давно, кстати, читала, Японская ассоциация движения геев и лесбиянок выиграла судебный процесс против политики правительства очень крупной префектуры, запрещающей молодым геям и лесбиянкам пользоваться домом для молодежи. И после этого инцидента один умный человек высказался с предложением структурировать и выдвинуть ряд тезисов, направленных на борьбу с дискриминацией в области жилья, потому что отказ в предоставлении жилья на основании сексуальной ориентации или гендерной идентичности — это очень неправильно. Итого, подытоживаем: сами по себе однополые сексуальные отношения разрешены с равного возраста согласия. Законов о борьбе с дискриминацией в какой-либо отрасли — нет. Однополые браки — запрещены. Признание однополых пар — нет. Усыновление или удочерение — нет. Суррогатное материнство для пар геев — нет. Это называется лицемерие. Лицемерие, лицемерие и ещё раз лицемерие, и я его ненавижу. Но я была и в таких странах, где легализации нет вообще. Где людей за это убивают. Просто убивают за то, забивают камнями, отрубают руки, половые органы за то, что они любят человека одного с ними пола. Где сажают в тюрьму. Где сразу отправляют на смертную казнь. Была там, где нет вообще никаких законов на этот счет, там, где за это дают пожизненное заключение. Но я была и там, где это всё легализовано и есть полное правовое урегулирование. Норвегия, как пример. Там есть всё. Можно жениться, можно ходить за руки по улицам и это законно, можно завести ребенка. Можно делать, что хочешь по всем государственным правам. Но ты думаешь, что это что-то меняет? — В плане? — Знаешь, — подкурилась правой рукой, которая теперь онемела из-за долгого пребывания поджопником, — я когда обитала в Тромсё, работала с двумя замечательными людьми. Один из них был геем. Он жил вместе со своей подругой, потому что денег особо не было у них обоих, да и недвижимость там очень дорогая. И вот он был такой, какими ты брезгуешь. С которыми ассоциироваться для тебя — стыдно. Манерный, изящный, против мужской маскулинности, очень эрудированный, возвышенный, пил только роскошное розовое вино и пользовался увлажняющими кремами. Я была много раз у них в гостях и я прекрасно видела, как каждый день перед зеркалом он настраивает сам себя. Чтобы тащить за собой, как ты выразился, этот ЛГБТ-пакет. У него было много парней, но своего того самого он не встретил. Его подруга — тоже. И они, знаешь, просто завели ребенка, потому что физиология позволяла. Друг у друга во всем мире были только они. Они вдвоем против целого мира. От них же познакомилась с чудеснейшей парой, один из которых был паном, как я, и он тоже мне много чем помог в принятии себя, на самом деле. В том числе он помог в первую очередь своему парню, которому это принять было непосильно сложно. Но они приняли. Они всё это приняли. Шли гордо по улицам, держась за руки, пока им вслед плевались. Обзывали педиками, уродами, чтобы они сняли номер и не позорились на улице, просто держась за руки. А это - прогрессивная Норвегия, где прайды — дело привычное. Сама участвовала и не раз. Но я была там, где людей за это убивают. Одного из них убили у меня на глазах, а я ничего не могла сделать. Никто не мог ничего сделать, а я до сих пор помню выражение его лица. Он гордился. Он знал, что ему осталось немного, пара секунд, но он гордился. Он был горд умереть тем, кем он является, а не тем, кем хотел кто-то другой. Ты... уверен, Саске, что мне легко носить с собой этот ЛГБТ-пакет, да? Саске молча пожал плечами. — Меня били за это, Саске. Нас оглушали световыми бомбами. Нас хотели исключить из Кираи за это. О нас распускали всевозможные грязные слухи, из которых спидозная шалава — самая мягкая моя кличка. Но находились и те, кто был нам троим благодарен, что мы своим примером помогли ему принять себя таким, какой он есть. Что избавил от целого груза с его плеч, что теперь он может хотя бы нормально спать, ведь он теперь знал, что он не один. Что это нормально. Что проблема не в нем, а в людях. Что он абсолютно нормален, понимаешь? Что смог принять свою любовь, а не отталкивать из-за ненависти других. Я даже в какой-то стране, так уже и не вспомню, в камере за это сидела. Меня повязали и ещё человек десять. Я работала там под прикрытием и никак себя выдать не могла, разумеется. Вот нас с прайда и повязали, скажем так. Я могла, конечно, одним пальцем разнести и камеру, и участок, свалить и всё. Но всё это время я сидела и успокаивала десять абсолютно мне незнакомых людей. Пыталась сделать всё, чтобы они не разубедились в своей вере. Чтобы им просто не было страшно. Что с ними ничего не сделают. А потом когда один хам зашел внутрь, хватая бедную девочку за шею, чтобы поиметь всем отделом за то, что она лесбиянка, так сказать переубедить своим членом и своих коллег, я сломала ему руку в трех местах и, кажется, подарила ему небольшое сотрясение мозга. Потому что такие люди — это не люди. Это последние твари, и они должны нести своё по заслугам. Вытащила всех десятерых оттуда, потом еле нашла Итана с разукрашенным лицом и размазанным флагом ЛГБТ на щеке. Улыбался тогда от уха до уха. Потому что когда ты сражаешься за правое дело — оно того стоит. Особенно, если продираешься сквозь непроходимую толщу человеческой ненависти. Как-то раз, когда я была командующей главной боевой дивизии на нашей шестой войне, один из моей дивизии пришел ко мне. Обматерил, харкнул мне под ноги и сказал, что он не будет выполнять приказы, прямая цитата, пиздолизки. Ещё одно, кстати, моё интересное прозвище, хоть рейтинг составляй. Такое поведение, как ты понимаешь, сразу под трибунал. Но я отправила его домой. Пусть там сидит. Мне не нужны были такие люди, когда на кону жизнь многих тысяч людей. И, знаешь ли, дивизия этой пиздолизки сыграла решающую роль на войне, тринадцать тысяч человек спасли сотни сотен тысяч, многие из которых отдали за это свою жизнь или почти отдали, как я, например. Нам нужно было пробраться между боем своих и чужих, чтобы своих не тронули, но чтобы и чужие не заметили. Нужно было чем-то отвлечь, чтобы мои смогли проскользнуть незаметно в самое пекло. Ну вот я и отвлекла, закрывая все вражеские атаки собой, и они смогли пролезть дальше. Теперь в управном кодексе Кираи есть пункт о легализации, правовой защите и наказания дискриминации по отношению к любым ЛГБТ-персонам, небинарным личностям и всем остальным. И ты правда думаешь, что мне легко носить этот пакет? Что мне легко пытаться что-то доказать другим, когда я сама не знала, как доказать что-то себе? Что мне легко каждый день носить вот это вот? Просто право быть той, кем я являюсь? Что мне плевать, что говорят у меня за спиной на этот счет, оскорбляя такими словами, что я сама даже не знаю со своим словарным запасом? Так что ли? Саске отрицательно покачал головой. — Рада, что ты это понял. Так что перед тем, как ставить себя выше гей-парадов, помни о том, что я тебе сказала. Затушила окурок тяжелой подошвой. — Давай рассмотрим это с другой стороны. — С какой? — Религия. С общественно-правовой мы рассмотрели, теперь и с этой, потому что я не знаю, насколько именно ты религиозен или набожен, но тем не менее. Мы поговорим о теории эволюции, с который ты знаком, так ведь? Молча кивнул. — Теория эволюции гласит, что живая природа развивается естественным путем. То есть подобное порождает подобное, передавая подобному генетический код, мутирует в процессе эволюции вида и включает в себя естественный отбор. Корявое, конечно, объяснение, но в детали сейчас вдаваться не хочу. Итак, мы имеем, что человеческий род как таковой развивается естественным путем, то есть половой акт несет за собой оплодотворение, потом рождается новый человек, и он уже проделывает всё то же самое. Но эта теория абсолютно не включает в себя любые гомосексуальные связи в своей классической формулировке. Почему? Саске пожал плечами. — Ты знаешь ответ, Саске. Ты мне сам это уже говорил. Ничего не ответив, аккуратно забрал у меня пачку с колен, подкуриваясь. Вернул обратно и сел обратно сам, просто укладываясь на меня уже, без всех своих выебонов. Прижался макушкой, как мог. — Потому что следуя теории эволюции, гомосексуализм является тупиковой веткой развития жизни на земле. Потому что гомосексуалисты не могут продолжать род из-за физиологической невозможности. И как быть? Саске опять пожал плечами. — Знаешь, родной, я когда была подростком со всем этим юношеским максимализмом, была ярым атеистом. Резкой по любому поводу, многое отрицая, не принимая, прям как ты, оболдуй. Вообще ты местами так меня саму напоминаешь, аж жуть. Так вот. В эту теорию эволюции кто что только не пытался впихнуть. И термин «‎гомоаллели»‎, которые типа отвечают за передачу гомо-кода, и что есть целые генетические цепочки, которые отвечают за характер, эмоциональность и чувственность мужчины, и это делает его привлекательным для индивидов их пола, что только не придумывали туда, в общем. У умных людей, бывает, наступает такой момент, когда они перестают видеть в чем-то логику. Задают такие вопросы, на которые не находят ответы в какой-то области. В какой-то такой момент я и углубилась в теологию, чтобы найти ответы на свои вопросы. Бля, как-то раз я учила Коран наизусть. А, забей, — махнула рукой. — Ты сам знаешь, что у меня иногда бывает такое в голову приходит, что я это даже контролировать не могу. С моим-то СДВГ. Ну, я надеюсь, что это СДВГ, а не что-то посерьезнее, — постаралась хмыкнуть, — и Коран гласит, что мужеложство — грех. Ислам крайне радикально настроен против этого, если ты просто читаешь азаны и суры, по наитию, слушаешь призывы к икаму, но всё — также по наитию. А когда ты начинаешь именно понимать ислам, то тогда встает точно также много вопросов. И, знаешь ли, если судить по твоей логике, что все геи — это именно вот такие смазливые манерные молодые люди - это тоже самое, что говорить, что все мусульмане — террористы. Это настолько поверхностное обобщение, что я тебя вновь могу наречь, мягко говоря, глупым. Нас просто пичкают этими стереотипами со всех сторон, потому что в этом состоит социум. Социум боится. Боится многого. А ещё социум боится тех, кто отличается от остальных. И этот страх порождает ненависть. Но если мы верим исключительно в теорию эволюции, если мы ярый атеист, то мы должны помнить, что в таком случае, гомосексуальность — генетический тупик, и люди должны были вымереть миллионы лет назад. И тогда у социума есть только один выбор — наречь гомосексуальность болезнью, потому что принять это за собственный выбор человека социуму мешает страх, порождающий ненависть. И у этого социума так много вопросов, так много, у каждого из нас, а ответов на них — нет. Особенно, если мы ярые атеисты. Но в какой-то момент ты понимаешь, что ответов на всё просто не существует. И тогда остается согласиться с тем, что между нашей землей и чем-то там, что есть на небе, есть множество того, чего не знает никто. И в таком случае вместо критики религии человека или его ориентации, мы обязаны просто уважать то, что у каждого есть право выбора собственных убеждений, что бы это ни было. Но если ты именно понимаешь ислам, а не читаешь Коран от корки до корки, то ты понимаешь, что все люди равноправны. И ни о ком не стоит говорить за их спиной. Никого не стоит принижать, судить или высмеивать. Так что, если ты когда-нибудь услышишь, Саске, что кто-то использует религию, как оправдание к ненависти, не слушай их. Весь негатив — не из-за религии. А из-за страха. Страха, который порождает ненависть. И есть религиозные люди в том числе, умные люди, которые начинают сомневаться в своей вере, потому что они не могут принять всё. Я видела тех, кто называл себя благочестивым мусульманином, но пил алкоголь, набивал живот свиными сосисками, был плохим человеком, предавал, издевался над женщинами. Но я видела и тех, кто не считал себя мусульманином. Но он им был. Он был образцом, абсолютом этой религии. Он подрабатывал в детском саду для сирот, просто им помогая пережить то, через что им пришлось пройти. Он говорил, что просто взял от религии самое лучшее, но был уверен, что религия — причина раскола общества. Он был правым во многих вещах, но только не в этом. Если бы не существовало вообще никаких религий — люди всё равно бы раскалывались на группы. Это, знаешь, можно сравнить... с ... о! Ну, как вариант. С огромной тусовкой. И когда ты приходишь на неё, абсолютно никого не зная, ты подсознательно ищешь тех, кто похож на тебя. Ты к ним как-то подсознательно тянешься, что ли. Понимаешь, о чем я? Саске кивнул. — Вот, наверное, как мы с тобой, что ли. Саске снова кивнул. — Мы тут были изгоями, которых ненавидел и презирал все и каждый. А сейчас, посмотри-ка? У тебя шикарный дом, на тебя смотрят по-другому не только в деревне, но уже и в других странах. Даже Райкаге поменьше орёт и буянит. У тебя теперь есть возможность показать себя таким, какой ты есть. У тебя лучший учитель на свете, который горой за тебя. Который понимает тебя также без слов, потому что он пережил столько, что я даже не знаю, как он ходит так стойко, не прогинаясь от боли в груди. У тебя прекрасная подруга, которая за тебя горой, хоть ты, оболдуй, её и унижал, и убить пытался, и что только с ней не делал. У тебя самый лучший на свете лучший друг, и не пересказать словами, что он для тебя сделает. И лучший парень на свете. И самое главное — он у тебя два в одном. Саске, дернувшись, чем-то там пытался воспротивиться. — Не спорь. Найди себе мужества признаться в том, что вы пара. Просто признайся самому себе для начала. Здесь нужно очень, очень много мужества. И я уверена, ты найдешь его в себе. Ты же Саске Учиха, в конце-то концов. И если ты думаешь, что ему всё это дается легче — а с чего ты взял? То, что он герой, что он никогда ничего не боится, что он сначала делает, а потом... не, он редко думает, но не суть, научим, так вот. Ты думаешь, ему это просто вот так вот утром встать перед зеркалом и сказать самому себе. Доброе утро, я, оказывается, гей! Вау! Ну или не гей — би, пан — сути дела не меняет. Это всё ярлыки. Опять чего-то пробурчал невразумительное себе под нос. — Или это ты сейчас так споришь со мной, что вы всё? Кивнул. — Тебе стукнуть по голове как обычно или сам своим ходом дойдешь? Я не верю практически ни во что в этом мире, и особенно в то, что ты его правильно понял. Он про Хинату что-нибудь говорил вообще, или это твой мозг додумал? Саске пожал плечами. — Ну вот я так и думала. Ладно, — попыталась вытащить из пачки, лежащей на коленях, сигарету, но она застряла. Вторую руку я убрать не могла — ею я закрывала Саске от всего мира за раз и от самого себя в том числе. Саске же, внимательно на это всё посмотрев, поднял ладонь, чтобы придержать мне пачку. Если ещё хоть какая-то мразина посмеет его окличить абсолютно черствым, толстокожим и полностью нечеловечным — я точно ей сломаю череп. И мне для этого понадобится один палец. — Спасибо, — кивнув ему, подкурилась уже с пальца. — Каждый имеет право верить в то, во что ему хочется. Быть тем, кем ему хочется быть. И в каждом убеждении можно найти двойное дно. Про ислам мы обсудили, но вот, к примеру, христианство. В нём рассматривается гомосексуализм как одно из проявление греховной человеческой природы, но в то же время, оно говорит о том, что бог создал всех по образу и подобию своему. И как тогда быть? Саске опять пожал плечами. — Вот именно, что мы этого всего не знаем. И во что тогда верить? — А во что веришь ты? — Практически ни во что. Ни во что и никому. Но рассматриваю и принимаю многие вещи. Например, те же параллельные вселенные. Наслышан о таком? — Да. — Вот, — кивнула ему, — мы не можем отрицать что-то, если у этого нет явного опровержения. Поэтому я и агностик. Мир — непознаваем, и люди не могут знать ничего достоверного о действительности сущности вещей. Проще верить лишь в то, что ты видел и знаешь. В то, в чем у тебя был опыт. А в случае с параллельными вселенными, кто знает, Саске, мы не можем отрицать, что прямо сейчас в этот же самый миг существует множество множеств точно таких же вселенных, но в которых что-то идет не так. Где мы с тобой не сидим на одном крыльце, потому что ты не пришел ко мне тогда на порог. Где тебя сейчас нет в деревне, и у тебя нет протеза. Где ты никогда бы не осознал своё влечение к Наруто, и вы бы так и остались лучшими друзьями. Он бы тоже этого не осознал и не признал, всё также считая тебя просто лучшим из всевозможных друзей. В какой-то из этих вселенных, может, меня бы не существовало, потому что мать сделала бы аборт. В какой-то из этих вселенных мы бы никогда с тобой не встретились, потому что я была бы мирным гражданским, не посвященной во всё это. Не было бы вообще Конфедерации, как вариант. Где-то мы бы вообще могли быть одним человеком, как вариант, кто знает. Где-то мы бы, упаси боже, вообще могли начать встречаться, — тепло рассмеялась, Саске хотя бы для разнообразия хмыкнул, — нельзя ничего сказать наверняка, понимаешь? — Понимаю. — Но, знаешь, одно сказать наверняка я всё же могу. В каждой из этих вселенных, абсолютно в каждой, вы бы с ним нашли друг друга. В абсолютно каждой вы бы встретились с Наруто. В каждой. Знаешь, Саске, просто иногда от самых сильных эмоций мы можем натворить знатной херни, даже если не хотели её творить. Или говорим в сердцах что-то, что на самом деле имели в виду не так. Так что не думай, что он имел в виду именно то, что ты услышал. К тому же, ты сам ему говорил не меньше, пытаясь оттолкнуть, ведь так? — Так. — А теперь ты хоть можешь представить, что чувствовал он, когда ты его отталкивал всю жизнь? Имеет он право сделать это хоть раз? А? Саске тяжело вздохнул. — Имеет. — Имеет, — кивнула ему в ответ. Сунула под нос пачку. Взял, подкуриваясь и, вот же ж матерь божья, сам ещё удобнее устраиваясь у меня на плече опять. — Так а что Райкаге? А то я твою азбуку Морзе ещё до конца расшифровывать не научилась. — Да там… Да помогите уже, а. — Он.. извинился перед Наруто, что… пришлось это видеть. — Что именно? Что человек отстаивал права? Что другие люди его осуждали, как средневековые варвары? Что этот человек - гей? — Пидор. Так он сказал. Малеваный пидор. — Эвоно как. В стиле Райкаге, что могу сказать. А с тобой он как общался хоть? — Ну, — затянулся, — уже лучше. — Это — самое главное, — тряхнула слегка за плечо. — Я очень рада. Тем не менее, чем этот малеваный пидор хуже тебя? Или меня? — Да.потому.что.я НЕ ГЕЙ! Весь издергался, искривился, голос повысил. — Так а кто тебе это сказал? Ты можешь быть би, как мои два придурка, ты можешь быть паном, как я. Тебе вот принципиально, что ли, какой ярлык на себя навешивать? Если уж так тебе принципиально то, как называется твоя ориентация, то ты би, скорее всего. Ну если это по моему опыту судить. Тебя же ведь девчонки интересуют, так ведь? — Я что, по-твоему, только на… все подряд задницы и засматриваюсь?! — Да господи боже, — обреченно ткнулась щекой ему в растрепанные волосы, — я же не это имею в виду. Просто пытаюсь помочь тебе определиться в самом себе. Потому что это ты другим можешь орать, что тебя не волнует, как именно называется твоя ориентация, но давай хоть мне не пизди. Это как врать самому себе, только в другом теле. Конечно же, это страшно. Страх распространяется, как раковая опухоль по миру всегда. И он превращается в ненависть. Тогда уже распространяется ненависть. Но, что самое главное — распространяется и любовь. Затянулся, ничего не сказав. Докурил, потушил окурок, сильнее запахнул рубашку. Начинало уже холодать даже для такой июньской теплой ночи. Закурила тоже, одним глазом из-под волос рассматривая звезды. Ну, в случае с моим правым глазом, который скорее запасной по жизни, рассматривать мутные точки на чистом небосводе. Саске как-то напрягся, будто пытаясь что-то спросить. Спугивать не стала, продолжая докуривать. Но даже когда докурила до середины — всё равно ничего не сказал. И лишь когда мне оставалось затяжки три, собрался духом. — А как…. называется ориентация, когда… когда интересует только.. один человек? Тепло посмеялась одними плечами, потом чуточку громче, в каждую из трёх затяжек. Саске, приподняв голову, вопросительно на меня посмотрел. Всё также тепло посмеиваясь, затушила окурок, поднялась на ноги, разминая поясницу, встала перед ним, села на корточки. Такое нужно было объяснить так, чтобы точно понял. Чтобы точно услышал. И зрительный контакт для этого был обязательным. Напоследок ещё разок тепло хехнул, кивнула ему подбородком. Бедный Саске просто уже выгнул одну бровь, мало что понимая, но глаз не сводил, и риннеган не прятал. — Это называется любовь. Это любовь, Саске. Правая успокоившаяся рука сама потянулась ему сделать тык по лбу. — Любовь. Поднялась на ноги, не в состоянии перестать тепло улыбаться. — Пойдем. Спать тебя уложим. И с котярой бы тебя надо познакомить. Саске, обреченно цокнув, переложил щеку себе в ладонь. — Так что там с котом? — Сам пришел, говорю же. Бардак навел, но всё убрала, не парься. Пыталась его себе забрать, так ты посмотри, что, — протянула к нему обе исцарапанные руки, задрав манжеты рубашки, — как ты прямо, а. Также на меня бычит. Есть хочешь? — Ничего я не хочу. — Тебе сейчас надо просто поспать. Крепко поспать без кошмаров и желательно без сновидений. Опять цокнув, поднялся на ноги. — Единственное, что мне сейчас надо — выкинуть оттуда этого кота. — Ты хоть сначала познакомься с ним. Пошли давай, мне надо тебя накормить и уложить спать. А ещё кровать заправить, а то там кот успел наследить тоже. Отодвинув сёдзи, гневно перехмурился оборачиваясь на меня. — Я не буду есть. И не хочу спать. — Будешь, — кивнула, — я тебя спрашиваю что ли? Или ты думаешь, я к тебе домой зайти не смогу? — скрестила руки на груди. Скрестил руки на своей груди в ответ, опираясь плечом в дверной косяк. — Проверим? Ну хоть какое-то подобие на какую-то улыбку. Мелкий брал меня на понт, не больше не меньше, прекрасно зная, что меня ничего не остановит, и зайти я могу сюда без единого препятствия. — А ты дорос, чтобы что-то проверять в моих словах? Хмыкнул, расиндюшился. Уже хорошо, уже прогресс, уже отошёл немного. — Я словам не верю. Отстраненно пожала плечами, поднимая с предплечья на груди один-единственный средний палец правой руки. Еле-еле, миллиметров на пять. Бедного Саске чуть ли не сдуло внутрь, но он вовремя сосредоточился в ногах, оставаясь на месте. Бедные его волосы опять разлетелись в разные стороны, а сам он выглядел так, что ещё немного — и точно маленько подобосрётся где-нибудь уже. — ОПУСТИ ПАЛЕЦ!! Хмыкнув, опустила, поднимаясь к нему крыльцо, отодвигая сёдзи ещё дальше и заходя первой внутрь. Пыхтя в своей манере за моей спиной, задвинул дверь, разуваясь и вешая слетевшую накидку на вешалку. Котяра, издав самый радостный вопль на свете, рванул через половину этажа, обтираясь ему о ноги. — Стой! А ну брысь! Котяре было плевать, он радовался так, будто наконец-то его дождался. Я, пытаясь не засмеятся с этой довольной морды и растерянного Саске, пытающегося в праведный гнев на кота, разулась в стороне. Даже руки сходила вымыла и даже вернулась, а война не прекращалась. Саске просто пытался отойти от него, фыркая и ругаясь, а кот лип, не отцеплялся, терся об ноги, вставал на задние лапы. Издав пару нечленораздельных хехов себе под нос, двинулась к холодильнику. — Подгладь ты его и иди в душ нормально уже. — Убери его!! — Твой кот — сам с ним возись. — Это не мой кот!! Зачем он мне сдался вообще?! — Затем. Погладь и иди уже, а. Но Саске сдаваться не собирался, котяра — тем более. Пришлось отложить нож, громко вздыхая и плестить до Саске. Кот, фактически, зажал его в угол. — Дай сюда руку, — дернула на себя его предплечье. — А ты куда ещё?! Отстань!! — Руку дай, или тебе придется пришивать новый протез. Посоревновались серьезностью и праведным гневом в глазах и, разумеется, я выиграла. Отвернул голову, демонстративно это всё не замечая. Не замечая того, как я распрямляю ему ладонь через силу и опускаю к коту, который весь уже извелся, стоя на задних лапах, прыгая к нему навстречу в ладонь. — Все мы должны делать шаг навстречу, Саске. Кот сам к тебе пришел. Сам тебя выбрал. Чуть меня не загрыз за тебя. Так что не думай, что все обязаны только к тебе делать шаги. Ты обязан их делать в ответ. — Ничерта я не обязан!! Мне это — не надо!! — Надо. Ещё как надо. Найди в себе мужества признать и это в том числе. Еле как опустив его ладонь ещё ниже, чуть не взликовала. Кот смог допрыгнуть, всей мордахой за раз обтираясь о бинты. Ткнулся ещё пару раз, прижался и холкой, и носом, и усами, всем, чем мог. Почесала ему пузо, чтобы успокоился. — Пошли, котяра. А то он нервный у нас. Пусть привыкает. Что-то там шипя себе под нос и проклиная весь мир за раз, наконец-то потащился в ванную. Кот, аккуратно присев на стул, внимательно наблюдал за тем, как я делаю гюдон. — Хошь? — обернулась на него с кусочком говядины. Кот, разумеется, ничего не ответил, и интереса к мясу не проявил. — Ну как хочешь. А что тебе нравится тогда, кот? Кот, разумеется, ничего не ответил, слишком тихо и спокойно восседая сзади, сложив по струнке перед собой передние лапки. — Что-то ты спокойнее стал. Это из-за Саске? Его ты ждал, да? Кот, разумеется, ничего не ответил. Пожав плечами, двинулась к холодильнику, убирая всё ненужное обратно. Забрала, правда, с нижней полки данго. Хранить его там, конечно, такое, но мне они так больше нравились с учетом моей не любви к сладкому. Но из-за вынужденных слежек за котом тут, закинула с прошлого захода пару шариков туда. Гемоглобин вообще подниматься не хотел, надо было как-то поднимать. Закинула всё на плиту, поворачиваясь к ней спиной, закидывая стопу как обычно на внутреннюю часть колена другой ноги. Нехотя стянула шарик с палки. Нужны были силы. Но хотя бы боль в черепе немного отпускала. Кот тихонько мяукнул. Тихо-тихо, воспитанно и крайне культурно. — Что? — вопросительно ему кивнула. Кот слишком внимательно рассматривал то ли меня, то ли данго у меня в руке. — Данго что ли тебе нравится? Да нельзя же тебе, ты кот. Вам сладкое неполезно, понимаешь? Кот, разумеется, ничего не ответил. — Кот, ну не обижайся. Вы же по-другому сладкое воспринимаете. У вас отсутствует ген Tas1r2, отвечающий за распознавание сладкого вкуса. А ты от природы — хищник, у вас нет потребности в углеводах. Вы распознаете белки. И такое количество углеводов, как здесь, — махнула палкой в воздухе, — вредно для твоего здоровья. Сахар приносит ощущение быстрого насыщения, быстро усваивается и откладывается в виде жировых отложений. Потом у тебя опять проснется чувство голода, и ты изведешь Саске. А он тогда реально меня прибьет. Ну, если силенок, конечно, хватит, — по-доброму хмыкнула, — из-за этого, в общем, может развиться у тебя ожирение. Так что нельзя тебе данго, кот. Понимаешь? Кот, разумеется, ничего не ответил. — Тихий ты какой-то, правда. Отвернулась обратно к плите, возясь с гюдоном. За шумом плиты с готовкой даже не слышала, чего там Саске за стеной. — Кот, а есть будешь-то? Или ты теперь из-за данго обиделся? Повернулась к нему обратно. Кот, разумеется, ничего не ответил. Доготовив гюдон, потянулась опять к холодильнику. Хотелось этому оболдую ещё чего-нибудь сделать. Рассматривала всё содержимое, прикидывая у себя в голове, краем глаза косясь на кота, который ускакал уже к окну, что-то там внимательно рассматривая, вообще не шевелясь. — Странные у тебя глаза кот, знаешь. Очень умные. И передняя часть мордочки сильно выражена. Но ты красивый кот. Очень красивый кот. Перебрав всё в холодильнике, в итоге даже поменяв одну полку, потому что мне не нравилось, как она стояла, не вылезая оттуда решила ещё разок спросить кота. — Так будешь есть, кот? Кот, разумеется, ничего не ответил. Забрав из холодильника два яйца, вернулась к шуму плиты. Кот вообще не двигался под окном. Может, увидел там что интересное в полуночной темноте. Или на моем доме. Закинув всё добро в сковородку, решила сосредоточиться на сашими, коль со мной не контактируют. Но, разумеется, быстро сдалась. — Есть хочешь? — Не отказался бы. Дернулась так, что уронила нож. Повернула голову на кота. Тот рассматривал меня в ответ. Моргнула. Он тоже. Ещё моргнула. Он тоже. — Ты зачем мне ножи роняешь? За всем этим шумом не услышала вернувшегося Саске. Естественно, это он мне ответил, коты же не умеют разговаривать. — Эээм, — подышав, обернулась на него. Тот рассматривал меня с другой стороны точно также. Точно таким же взглядом. — Прости, я.. дежавю какое-то словила, — пожала плечами, опускаясь за ножом, поднимая с пола и промывая, - двойное такое нехилое дежавю. Забей. Кухня — яичница — есть хочешь — не отказался бы. И два вдумчивых черных глаза. Мотнула головой. Совсем уже крышей еду, что ли. — Садись, — мотнула головой за стол. Саске, потряхивая пальцами мокрые волосы, сел. Поставила ему тяван с чаем. Кот, наконец-то отлепившись с места, подошел следом, усаживаясь у его ног. — Как назовешь? — Я его выкинуть отсюда собираюсь. — Я тебе выкину, а. Что ж ты такой сразу грубый. Что он тебе сделал? — Пока ничего. Но зачем мне кот? — хпюпнул чаем, показательно не замечая кота. — Чтобы был. Поставила ему три тарелки на стол. — Яичницу сначала ешь. — Ты дурная? — Что тебе опять не так? — Ты… — ткнул ножом в желтки по очереди, — нафига это нарисовала? — Что тебе сделал герб собственного клана и герб клана твоего будущего мужа? Кто б знал, как я обожаю все эти реакции на его лице. Как он смущается, но не может это выразить. Как он дуется, но делает вид, что он весь такой грозный. Как он что-то пытается возразить для виду, но ничего у него не получается. По-доброму хмыкнула. — Итадакимас тебе. Ешь давай. Вернулась обратно, наливая себе кофе. Саске тихонько скрипел ножом с вилкой по тарелке, временами потягивая чай. — А что за дежавю? — Да так, — пожала плечами, крепко сжимая свой личный тяван, который теперь обитал у Саске, оборачиваясь на него обратно. — Слушай, Саске. Аккуратно обойдя кота, села на второй стул, подбирая ногу под себя. Сделала глотка два, то поднимая, то опуская тяван на столешницу. — Ну? — отодвинув от себя пустую тарелку, подовинул вторую с гюдоном, удобно устраивая палочки у себя в руке. — Ты веришь в перерождения? Хотя, — почесав бровь, посмеялась, — с учетом того, что ты перерождение Индры, спрашивает такое глупо. Проглотив, кивнул. — В целом да. — Но ты же знаешь, что есть очень много поверий, что… — опять почесала бровь, — что люди перерождаются не только в людей? Существует реинкарнация и в животных. — Слышал, — кивнул, отпивая чай. — Ты к чему? — Да так, — махнула рукой. Молча продолжил ковырять свой рис. — Это откуда вообще всё? У меня этого ничего не было. — Ещё бы было. У тебя в холодильнике мышь повесилась. Раздраженно цокнув в своей манере, закатил глаза. — Саске, — откинулась на спинку, складывая руки на груди, возвращаясь к максимально серьезному тону, — давай ты будешь говорить, если тебе что-то надо. Если не будешь говорить — я узнаю, не проблема. Но в твоих интересах говорить об этом самому. А не строить из себя героя. Ты понял меня? Выгнул одну бровь в своей манере. — Я спрашиваю, ты понял? Ничего не ответив, уткнулся обратно себе в тарелку. — Вот и отлично. Оставив тяван с кофе на столе, поплелась к шкафу. — И что ты там делаешь? Достаю чистый комплект. Кот же, говорю, наследил. Саске молча потягивал свой чай, контролируя мои действия, а потом до него дошло. — Ты совсем больная? Ты мне всё перестирала? — Ну да, — кивнула, как на полудурошного, возясь с его кроватью. — Вообще всё, Саске, да. Всё — это значит всё. Что я там, по-твоему, такого не видела, если два моих лучших друга — мужики? Уткнувшись в тарелку, опять ничего не сказал. На языке Саске Учихи он так смущался. Молча всё доел, поднимаясь вымыть посуду. Кот, разумеется, поплелся за ним, усаживаясь у ног. — Кота покорми. — Что? — Кота, говорю, покорми. Там рыба для него нарезанная в холодильнике. И воду ему смени. — Я не собираюсь этого делать, я же сказал! Вздохнув, гневно засунула оставшийся четвертый угол одеяла в пододеяльник, направляясь сама накормить кота. Тот все с удовольствием съел, напившись, сел умываться, пока Саске пытался его хоть немного отпихнуть от себя, раздраженно домывая посуду и протирая её. — Иди уже спать. Завязывай на кота беситься. Почесав кота за ухом, двинулась обуваться. — Бегом спать или запущу в тебя ботинком, — сидя на полу, пригрозила ему, собственно, ботинком. Вытерев руки, цокая и вздыхая, потащился в кровать. Кот, разумеется, за ним. — Отцепись ты! Коту было плевать, но для вида хотя бы не стал запрыгивать на кровать, пока Саске укладывался. Просто внимательно за всем наблюдал, восседая на полу. — Спать. А то мне идти надо. — Куда? Вопросительно на него посмотрела, подняв голову от ботинок. — Как куда? К Наруто. Мне нужна теперь вторая версия, чтобы свести концы с концами. Натянул одеяло повыше, рассматривая потолок. — Или ты думаешь, ему сейчас прекрасно? Или что? Прекрати думать, что тебе одному плохо и больно. Ты прекрасно сам знаешь, как он болезненно переживает за тебя. И не только он. Многим людям больно, и больно ежесекундно. Просто пойми это. Доброй ночи. Демонстративно отвернувшись от меня на бок, устроился поудобнее, заматываясь в одеяло рулетом. — Постарайся просто уснуть. И кота не выгоняй. Практически полностью задвинула за собой сёдзи, но остановилась в проеме. — Саске, — не оборачиваясь, решила бросить со спины, — времена меняются. Пора выйти из шкафа. Оставив коту привычную небольшую щель, чтобы ему было удобнее отодвигать седзи лбом, всунув руки в карманы да сигарету в зубы поплелась дальше.

***

Дверь была не заперта, а из-за неё отчетливо раздавался звук льющейся воды. Легко услышать, когда ты шиноби. Легонько открыла, закрыла, громко шумя замком. Оставила пакет с едой на тумбочке, прислоняясь к двери спиной, скрещивая руки. Ждать Наруто долго не пришлось. В квартире не горел свет, как и во всем мире, казалось. Лишь в ванной, из которой он и вышел с мокрыми ресницами, красными глазами и опухшим носом. — Привет, Наруто. — Привет, Шерпа-чан. — Ты в порядке? Ничего не повредил? Всё гладко прошло? — Угу, — кивнул, шмыгая. — Это хорошо. Я очень рада тебя видеть и рада, что ты цел и невредим. Поправила низ рубашки, торчащий из-под свитшота. — Я принесла тебе поесть. Хочешь? Отрицательно покачал головой, опуская голову. — Может тогда хоть ты поделишься, что именно произошло? Ты знаешь прекрасно, родной, как я к тебе отношусь. Что я за тебя изничтожу точно также любого. Но за Саске я изничтожу вообще любого. Любого — это значит любого. Особенно того, кто делает ему больно. Наруто, дернув плечами, спрятал лицо в сгибе локтя. — Я не это имел в виидууу! — из-за этого хрипа, плача и сипения, еле как сумело пробиться. Разувшись, двинулась к нему, крепко прижимая к себе. — Я знаю. Я знаю, что тебе больно не меньше, а может и больше. Я знаю прекрасно. Я знаю, что ты либо не это имел в виду, либо он тебя не так понял. Но в любом случае, ты этого не хотел. Ты не хотел делать ему больно. Это всё равно что делать больно самому себе, но в другом теле. Кряхтя и сопя, обхватил меня за плечи, прижимаясь в ответ. — Не держи в себе, — погладила по спине. — Всё хорошо. Сгорбился весь, в росте сжался, в плечах, будто сдулся сразу. Постояла статуей, успокаивая его, добрых минут пять. — Ты извини тут.. за вмешательство в твою частную собственность. Ирука сказал, ты ругаться не будешь, а мне свиток нужен был очень срочно. Вот и..увлеклась маленько. Всхлипнул, отрывая от меня голову с мокрыми щеками. — Так.. это ты, Шерпа-чан? — Ну да. И за холодильник извини, но молоко вроде то, что тебе больше всего нравится. И там я ещё тебе многого принесла, — кивнула затылком на оставленный пакет на тумбочке. Издавая самые нечленораздельные для меня звуки, вжался сильнее, как-то обнимая всю меня за раз. Плечи затряслись. — Ну чего ты? Волосы уже промокли, да и бог с ними. Главным было его держать, гладить по спине и всё это принимать. В перебивках между иканиями, смог сформулировать свою мысль. — Я когда..вернулся... будто бы.. Ему пришлось продышаться, прокряхтеться и проикаться, чтобы продолжить. — Будто меня кто-то ждет дома. Закатив глаза чуть ли не до самых белков, сама пыталась не присоединиться к нему. — Я не могу уже столько плакать, Шерпа-чааан! — Пусть идёт пока идёт. Правда, думаю... нам надо собраться и всё-таки тебя успокоить. Иначе я тоже разревусь. Попытался посмеяться, но получилось икнуть. Мягко отстранила его за плечи, вытирая щеки со шрамами манжетом рубашки. — Давай умоемся, потом напоим тебя чаем, ты успокоишься и постараемся поговорить. Хорошо? Заторможено кивнул, отлеплясь от меня и плетясь обратно в ванную. Перетащила пока всё на кухню, пытаясь успокоить саму себя и заваривая ему чай. Себе — кофе. Оставила маленькую лампу, чтобы большой свет не резал его краснючие зареванные глаза, когда он вернулся. Потерянно сел на стул. Села на второй, подъезжая вместе с ним чуть ближе. — Пей. Должно помочь. Рефлекторно дергаясь, немного отпил, постепенно успокаиваясь. Покурила пока на подоконнике, потягивая свой кофе, чтобы не мешать ему успокоиться более менее до конца. Налил себе ещё тяван, вдыхая и выдыхая уже заметно спокойнее. Села обратно на стул, положила ладонь на протез. — Лучше? — Угу. — Это хорошо. Про малеванного пидора, если что, я уже в курсе. — Как Саске? — Пойдет. Угомонила, накормила, уложила спать. Не переживай. И сейчас мы разговариваем не о нем, а о тебе, родной. — Я не это имел в виду. Понимаешь, Шерпа-чан? Тяжело вздохнула. Понимала процентов на неизвестно сколько. — По его словам, ты ему сказал, что ты — его проблема. — Да нет же! — прихлопнул ладонью по столу. — Всё не так! — А как тогда? — подперла подбородок кулаком, убирая с его протеза подальше. А то ещё бы и мне что-нибудь стукнул в порыве. Да и лезть не хотелось. — Там… П О М О Г И Т Е Кажется, у меня появилось новое нелюбимое слово, и это слово — «‎там»‎. — Итак, там вы увидели этого человека, которого прилюдно осуждали. И ты испугался? Кивнул. — Чего именно ты испугался, Наруто? — Саске. — В каком плане? — Да не..не в этом смысле, Шерпа-чан! Я испугался за Саске. На него смотреть было страшно, когда он это всё увидел. Шерпа-чан, я испугался..что.. Мне-то какая разница, понимаешь? Мне.. зачем это теме? Его итак.. осуждает и ненавидит все, кому не лень. Зачем ещё это ему? Мне стало так страшно, Шерпа-чан, что его это коснется. Но он же и виду, разумеется, не подаст, что переживает, но я же видел. Я видел! Понимаешь? — Ну, — собрала губы в кучку, чтобы и мозг подсобрать, — то есть ты зассал не за себя, а за него? — Угу, — потерянно кивнув, отпил чая. — Как он отреагировал вообще? — Говорю же..там.. смотреть страшно было. Я его таким не видел никогда, вообще никогда! Он вообще потом не разговаривал со мной неизвестно сколько. Я даже… на шаг лишний боялся подходить, чтобы… чтобы люди вдруг ничего такого не подумали и не обидели его! — Поняла тебя. И, разумеется, любые попытки к обсуждению он обрывал? — Вообще не то слово, Шерпа-чан. То ли злился, то ли испугался, я ничего уже не понимаю. И это не считая того, через что он итак проходит каждый день. Потом ещё Райкаге-сама масла в огонь подлил, я боялся, Саске вообще обомрет ненароком. А потом он.. сам начал.. спрашивать у меня. — Что именно? — Ну.. — вздохнул, залипая в тяван в руке. Мазнула ему по макушке ладонью, — у нас же.. один мозг на двоих или что-то такое, понимаешь? — Ещё бы, — тепло хмыкнула, — и работает он, к сожалению, с перебоями местами. — Угу, — поджав губу, опять кивнул. — Я так.. я так боялся, что.. боялся ещё и за то, что он.. опять себе накрутит неизвестно что.. Я сам, ты же меня знаешь, не очень…. — Сдержанный на эмоции? Потерянно кивнул. — Бываешь ляпаешь, а потом думаешь? Кивнул с опущенной головой. Вернула руку ему на протез. Помолчал, отпил чай, вздохнув, продолжил. — Спрашивал у меня, что-то.. типа в чем проблема. И что у меня с лицом. А я.. вообще боялся что-то говорить, понимаешь? Мне итак… — Я понимаю. Можешь не стараться пересказывать уровень своего переживания за него. Очень болезненного переживания. Кивнул. — Ну я и… ляпнул, видимо, что ты. Ну, что он. Но я не это имел в виду!! Я хотел сказать, что это.. не из-за того, что мы видели этого человека и не из-за того, что ляпнул Райкаге, да у меня вообще нет никаких проблем!!!! Я хотел объяснить, что я переживаю и боюсь только за него, а вышло как обычно через одно место!! Натужно вздохнув, прикрыл глаза, опять заливая щеки. Вздохнула, отодвигая свой тяван от себя и подъезжая на своем стуле вплотную. Проделала процедуру «‎подработай жилеткой и психологом для учеников Какаши»‎ в третий раз. — Мы слышим всегда то, что хотим услышать. Не.. тоже не тащи всё на себе, родной. Отношения — штука сложная, очень сложная, особенно, когда всё так.. Сложно. Когда всё так искренне. Когда так сильно. Это тяжелая работа. И, да, это выматывает временами. Но мы сами на это подписываемся. Потому что, на мой взгляд, лучше это, чем невозможность быть с тем, без кого не можешь дышать. Его мозг искал лазейку, любую, и он её нашел. Вот и запомнилось то, что запомнилось. — Ну я же не это имел в видуу, — провыл ещё секунд десять, следом заикаясь. — Знаю. И он, надеюсь, это тоже поймет. Вы же два сапога пара. — Не поймет он! — Поймет. — Даже… даже если поймет, Шерпа-чан, — всхлипнул, — я же видел, видел, как ему стремно. Что он не хочет этого ничего признавать. Ему сложно. — Конечно, сложно. А тебе нет? Рефлекторно икнув, ничего не ответил. — Такое всегда сложно принять. И да, ты абсолютно прав, его располовинило знатно по этому поводу. Но что я, по-твоему, просто так на окраине обитаю? Провела ему… несколько образовательных бесед, скажем так, что он немного неправ. Но сейчас, я прошу тебя, не думай об обществе. Не думай о порядках и законе. Я же сказала тебе, что я со всем разберусь. Или что, я похожа на человека, который отступается от своих слов? Наруто отрицательно покачал головой. — Так и ты ведь тоже, Наруто. Ты никогда не отступаешься от своих слов. Даже если это отношения с придурковатым твоим лучшим другом. Странно дернулся, поднимая на меня взгляд. — Тебе страшно? Ничего не ответив, поджал губу. — Наруто, — перешла на шёпот, чтобы сделать атмосферу ещё более секретной и атмосферной, — а хочешь секрет расскажу? Кивнул. — Мне тоже бывает страшно. Так страшно, что я не знаю, что мне делать. Что я не знаю, что сказать или не говорить, чтобы.. чтобы не доломать человека окончательно. Мне бывает очень страшно, Наруто. Это и делает нас людьми. Мы передаем этот страх друг другу, и он так распространяется. И страх этот порождает ненависть. Поэтому… — вздохнула, — давай пока нам сейчас вдвоем страшно, давай.. соберемся с силами и признаемся, что ты состоишь в отношениях. Они же тебя не должны пугать, так ведь? Ты же будущий Седьмой Хокаге? Или тебе так важно, кто это? Даже если это твой лучший друг, от которого ты никогда не отступишься? За которого ты умрешь? За которого тебе так больно, когда больно ему? Протер глаз кулаком, допивая чай до конца. Налила ему ещё, возвращаясь в исходную позицию. — Я… Вздохнул. Положила ему руку на протез для окончательной моральной поддержки. Сжал кулак. — Никогда не.. отступаюсь от своих слов, даттебайо. Ну слава тебе господи, даттебайо вернулось. Уже можно жить. — И мне… плевать, что будут думать другие. Кивнула. — Наруто, знаешь. Друзья всегда радуются за своих друзей, когда у них всё хорошо. У тебя друзья — все скрытые страны за раз. Поэтому… Просто будь самим собой, как и всегда. И будь счастлив. И если в какой-то момент тебе покажется, что ты не можешь пробиться через эту его стену… То просто знай, Наруто. Что теперь ты её ломаешь не один. Я вобью в его тупую башку то, что ты не… что ты не должен вбивать даже, это не твоя забота. — Я должен! — Ничего ты никому не должен. Я разберусь, мелкий, — взъерошила ему макушку. Уткнулся мне куда-то в ухо, сопя. — И поэтому ты.. сказал ему, что проще было его отпустить? Сдавленно покивал. — Чтобы ему было лучше? Покивал снова. — Чтобы ничем его не обременять и не давать лишний повод людям для ненависти по отношению к нему? Покивал ещё активнее. — А кто тебе сказал, что ты его обременяешь? Или тоже скажешь, что где-то у него на лице прочел? Кивнул. Постаралась не вздохнуть на всю его квартиру. — Ты же сам говоришь, что у вас один мозг на двоих. Как тебе вообще тогда такое в голову-то приходит, м? Пожал плечами. — Или ты сам хочешь себя от этого освободить, м? Ничего не ответил и не подал ни единого признака жизни. — А давай я тебе кое-что сейчас расскажу. Несите мой счетчик этой фразы. Особую шкалу нужно выделить для тех, кто устал кому-то что-то доказывать. И теперь уже нужно доказывать им. Хотя бы раз в жизни. — Вот представь, тебе тридцать с хвостиком. Каким ты себя представляешь, как думаешь? — Не знаю, — пожал плечами. — Да ну ты брось! — потрясла его за плечи. — Небось красавцем, да, себя таким представляешь? Большим, сильным! Да? — Угу, — кивнул. — В мантии Хокаге такой красивой. С прической крутой, — улегся на мне поудобнее. — Ну вообще я весь такой крутой. Все другие боятся даже пальцем Коноху трогать. У.. у меня.. двое детей? — Ну хочешь двоих, будут двое. Хочешь — троих. Можешь и больше заделать, в чем проблема-то. В таком возрасте на мужское здоровье пока рановато жаловаться. Легонько посмеялся. — Дом тебе строить будем? Ты же Хокаге будешь, значит будет дом. Только такой надо, тоже специфический, под стать тебе. — Специфический, Шерпа-чан? — Ну, вот знаешь, есть стерильные дома. Они настолько правильные, что в них аж тошно как-то. Всё как-то по-ханжески, блюстительная такая фальшь, понимаешь? — На..наверное. — Неживое там всё, в общем. Показательно правильное. Искусственное. Нарисованное. И тем более никогда не сравниться с тем, что у тебя происходит сейчас. Дети — это прекрасно. Это всегда прекрасно. — Я буду их тренировать! — Конечно. Будешь всегда с ними рядом, да? Не пропускать ни единого важного момента в их жизни? — Конечно! — Неправда, Наруто. Отлепившись на меня, посмотрел наполовину гневно, наполовину не очень понимающе. — Ляг обратно, сейчас всё объясню. Уложила себе на плечо обратно сама, покрепче обнимая. — Мы с тобой похожи в том, что мы не то, что трудоголики. Вообще помешанные на работе. Потому что есть «‎работа-работа»‎, а есть призвание. Мы живем в этом. Это — наша миссия. Это — наша цель. Цель всей нашей жизни. У тебя это — защищать деревню. Да и весь остальной мир шиноби тоже. И когда тебя инагуируют, ты будешь самым счастливым на свете, конечно же. Я там вообще наверное расплачусь от радости, так что не обессудь. И… тебя будет ненавидеть собственный сын. Вот так вот. — Почему?! — Потому что дома тебя видеть не будет. Потому что ты клонов будешь своих посылать домой вместо себя. Потому что он будет считать тебя стариком, который ничерта не умеет. Потому что он не будет хотеть с тобой тренироваться. И, что самое страшное, ты сам дашь ему почву для этого. — Да я никогда в жизни!... — Тише ты, давай не перебивай, пожалуйста, будь добр. Очень, знаешь, взрослое оправдание — «‎я на работе»‎. И я ни в коем случае не осуждаю тридцатилетнего тебя, сама не лучше. И это же будет убивать тебя изнутри. Когда так долго стремился к чему-то, а всё пошло через задницу. В семье через задницу, на работе через задницу. Будешь реально как пень. С мешками такими под глазами. Потому что какой бы кошмар не творился на нашей работе, самое страшное — это впасть в рутину. Я боялась этого больше всего на свете, когда думала о том, чем мне заниматься в будущем. Конечно, иногда, вот как сейчас, приходится сидеть над одними бумагами, но этот этап наступает тогда, когда я уже прошла через весь пиздец, через который я, как пример, проходила вот тут у вас. С таким вообще не соскучишься. Не знаешь, убьют тебя завтра, задушат во сне, выставят за ворота, расторгнут союз или ещё чего похуже. И тут мы тоже с тобой похожи. Мы же как ураган, что ли. И нас нужно подстегивать. Не в том плане, что каждый день должен на Коноху кто-то нападать, а просто, вот по жизни. Чтобы был такой человек, рядом с которым мы всегда горели. Чтобы когда мы возвращались домой, мы не видели ничего, кроме него, потому что это физически невозможно, по-другому то. И, ещё раз повторюсь, можно какие угодно проблемы списывать на завалы в работе, но это всё пиздеж. Посмотрим давай на нашу многоуважаемую госпожу Цунадэ. — Бабулю? — Её самую. Её дернули невесть откуда, когда у вас тут был полнейший пиздец. Мол, давай, у нас тут пиздец, разбирайся. У нас тут и разрушение деревни после нападения Орочимару-самы, и Акацуки бычат на джинчуурики, и Третий погиб, и Саске ушел, ну, в общем, разбирайся. Так она разобралась. И помимо этого успевает, пардон, бухать, брать учениц к себе, сложнейшие операции проводить, Ли вон поставила на ноги, вам с Саске протезы пришила. Меня вон выходила, а про себя вообще молчу. Итак ужас, а тут я ещё со своим союзом, будь я неладна. Но ничего же, всё вывезли. Ей.. ей просто некуда идти после работы. Понимаешь? Она одинокая мудрая женщина, которой ничего не остается другого. А у тебя же будет дом и дети. Так какого черта, тридцатилетний Наруто, ты посылаешь к ним клона? Не потому ли, что возвращаться не хочешь никуда, а? Оправданий можно найти сколько угодно, и ни единому я не верю. Если человек хочет — он всегда сделает. Он найдет выход, найдет способ. Пожал плечами. — И нахрена оно тебе надо? Сын, который тебя ни во что не ставит, потому что ты, извини, клал на его воспитание. Дом этот, дибильный, где повсюду фотографии, где вы все улыбаетесь, а на деле что? Завалы бумаг в кабинете, мешки недосыпа под глазами, осунувшиеся плечи? Только на Шикамару одна надежда во всей этой дурке, чесн слово. Наруто тепло хмыкнул. — Можно окружать себя сотнями людьми, а они и сами же к тебе теперь тянутся. Лицемеры. — Что ты имеешь в виду, Шерпа-чан? — То и имею. Как маленького ребенка ненавидеть, оскорблять, принижать за то, чего он не делал и даже не знает за что — так это пожалуйста. А как деревню спас, вынеся всю эту ненависть и не сломавшись — так герой сразу, пожалуйста. И конечно, логично, что особое место в твоей голове и сердце занимают те, кто от тебя не отворачивался никогда. Шикамару, Чоуджи, Какаши, Ирука, твой учитель Джирайя. Про Ируку я знаю, он со мной поделился, но он.. ты сам понимаешь, в общем. — Угу. — Хината, Саске, Сакура. Каждый из них видел тебя, а не Кураму. Кстати, — сползла чуть ниже, обращаясь к животу, — дорогой Курама, а чего это я твоему джинчурики всё рассказываю, а не ты? У тебя же опыта житейского ставь не переставь, м? Наруто тепло посмеялся. — Курама говорит, что смысла в этом не видит. — Чей-та? — Потому что ты у меня есть, Шерпа-чан. Я же говорил, Кураме ты очень нравишься. — Да ну бросьте вы оба, — попыталась сделать вид, что не засмущалась в конец. — Я же так, там что-то скажу, здесь что-то скажу. И, вообще-то, ты мне тоже многое говорил, родной. — Знаю, — активно кивнул, — всем нужна помощь. Особенно тем, кто от нее так отпихивается, как ты. — Не нужна мне помощь, у меня всё нормально. — Или спасение, Шерпа-чан. Вот особенно спасение. — Не надо меня ни от чего спасать, Наруто. Тепло цокнув, хмыкнул. — Тему не переводи в общем! — точно также выпрямила спину, чтобы дотянутся этой дылде повыше на макушку и накрыть её щекой. — А теперь давай мы говорим про троянского коня во всей это истории. — Про кого? — Про Хинату. — Ну..я же.. — Что ты же? Конечно, ты и её по-своему любишь. Ты всех любишь, понимаешь? Сердце у тебя огромное, такое, что оно во весь этот дом многоэтажный не помещается. И Сакуру ты любил или любишь, так ведь? — Ну.. — Это нормальная вещь. Это подростковая влюбленность, и это очень даже хорошо. Конечно, она красавица-умница, чего не поглазеть. Но, знаешь, Наруто, настоящая любовь начинается тогда, когда не ждешь ничего в ответ. Когда просто делаешь ради человека всё, потому что надо. Когда ты готов умереть за него, просто потому что так надо. Когда ты готов отдать всё, что у тебя есть, за этого человека. Просто вот так. Потому что надо. А не потому, что ты надеешься там, не знаю, свадьбу с ним сыграть или детей крестить. Или потому что в штаны к нему залезть хочешь. Ты просто делаешь всё, чтобы ему было хорошо. Смекаешь, о чем я? — Ну… — Ты идешь за этим человеком даже тогда, когда весь мир от него отвернулся. Но ты всё равно на его стороне. Ты всё равно с ним. Ты мир этот к его ногам положишь, лишь бы ему было хорошо. Смекаешь? — Ну… — Даже если этот человек делает тебе нестерпимо больно, ты никогда от него не отказываешься. Даже если этот человек хочет тебя убить, ты позволишь ему сделать, если ему это надо и если ему станет легче от этого. Смекаешь? — Ну… — Даже если этот человек оторвет тебе руку, ты никогда от него не откажешься. Смекаешь? — Эээммм… — Да господи, — тепло посмеялась, тряхнув за плечи, — весь мир видит, а вы не видете. Есть такие пары, знаешь, просто пары. Есть и есть. Ну.. кого бы в пример поставить, чтобы никого не обидеть… Ну давай вот, гипотетические я и Ирука, — хмыкнула опять на саму себя. Уже повторяться даже начинаю, а люди ни в какую, господи боже, — а есть такие, которые на небесах повенчанные. Смекаешь ты или нет, Наруто? Кивнул. — Окей, допустим, женишься ты на Хинате. Картину выше я тебе описала. Объясни свою причину, по которой ты обязан связать себя с ней на всю жизнь? — Ну..эээ… — Давай как-нибудь в словах, а не в междометиях. Просто хочу уже эту тему закрыть, и не возвращаться. А то я с октября уже, как попугай. Итак, причина? — Ну..эээ..она любит меня? — Ещё? — Ну... она милая, добрая, сильная. — Ещё? — Ну... она всегда меня поддерживала. — Ещё? — Ну... она защищала меня. Когда..Пейн напал на деревню. — И как всё прошло? — Ну..эээ.. он её убил? — А ты что? — Я...разозлился. Я очень разозлился, я.. — Не силься пересказывать, это я в курсе уже. И? Ты бы видел, что я с кварталом нашим вот сейчас сделала, стоило Саске со своей кислой миной показаться. Ну там так, по мелочи, конечно, но дерево знатно полетало прямо мне в дом. И о чем это должно говорить? Мне типа тоже щас идти ему предложение делать, или что? — Эээм, нет! Нет, конечно же! Ты же просто… — Конечно, я просто. Он мне как младший брат, и ты это прекрасно знаешь. Но судя по твоей логике, надо идти свадьбу играть, так получается? Активно отрицательно помотал головой. — Мы не должны быть с кем-то, просто потому что это правильно или из-за того, что мы чувствуем, что мы кому-то что-то должны. Не это должно определять наш выбор. Только лишь наше сердце, а оно никогда не соврет. И культура ещё ваша дебильная, бесит меня местами. — О чем ты? — Вот вам так принципиально, что ли, держать домохозяйку? Вот не жену, а именно домохозяйку? Чтобы забила на все свои амбиции, на карьеру, на тренировки, варила харчи, воспитывала детей и всё? А ты весь такой самец-добытчик на работе или что? Что может додать тебе такого такая домохозяйка, что тебе не сможет дать твой ненаглядный и ты сам себе? Готовить? Да вроде он умеет немного, да и у меня даже советовался, да и тебя давай-ка научу, лишним не будет. Это очень интересный процесс, и он очень расслабляет. Убираться? Ну из вас двоих, извини, у него бывает лучше получается, но ты молодец. Как вон у тебя чуть ли не стерильно было, пока ты в себя не пришел? Так что это ты тоже умеешь, если захочешь. Что ещё? Посуду мыть? Сам справишься в том числе. Или ненаглядный твой, у него обсессия какая-то на чистую посуду вообще. Или ты думаешь, что твой папа, будучи Хокаге, просто приходил домой после миссий или тяжелого трудового дня и плевал в потолок? Нет, лол, я уверена, что он разговаривал с твоей мамой, слушал её внимательно, ту же посуду намывал, да всё делал, потому что с любимыми всё, что ты не делаешь — оно в радость. Даже сантехнику менять. Даже просто лежать и молчать. Всё это в радость. Ты ловишь каждый момент, даже не самый приятный. Но он же разделен с твоим любимым человеком, так ведь? Значит, момент по умолчанию лучший в жизни. Смекаешь? — Угу. Вопрос исчерпан? — Угу. — И прекрати думать и переживать о принятии обществом. Я знаю, что ты думаешь и переживаешь из-за Саске по этому поводу. Но, я тебе уже сказала, не переживай за него и за эти все взрослые вопросы. Не тащи на себе груз взрослого. Все взрослые вопросы решу я. Крепко прижался всем, чем мог, ничего не ответив. — Давай сейчас тогда умоешься, накормлю тебя и ты ляжешь спать. Утро вечера мудренее. Отдохнешь, с новыми силами завтра проснешься. Перед Пятой-самой же отчитались? Всё хорошо? Кивнул. — И всё тогда. Отдохнешь, отпустишь это всё. А за него не переживай. Ты что думаешь, что ему всё равно? Или что он просто так Хинату милой зовет? Это же вообще нонсенс. Вытерев глаз, поднялся, удивленно меня рассматривая. — А ты откуда знаешь, Шерпа-чан? — Так что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. По осени, помню, сидела спокойно на лавочке, скотч глушила. Подсел. Дала ему тоже отхлебать. Ну его и понесло. Чего только не выслушала. А потом мы пошли вообще искать траву, понимаешь, как ему хреново было? Протектор свой достал, на стол положил, говорил и говорил, говорил и говорил. Вообще искренним становится под этим делом. Я же правильно понимаю, что тогда в Ичираку, ты про него у меня спрашивал? Я подарок тебе ещё посоветовала сделать, а ты протектор вернул, так ведь? — Угу, — Наруто тепло улыбнулся. — И это всё — из-за того, что вы с ней в Ичираку зашли. Я тоже туда шла, а он видимо просто домой. Вот там и пересеклись. Он чуть окурок в землю не затоптал, но, конечно же, делал вид, что у него всё отлично. Оба вы, знаешь, хороши. Что из одного еле вытащила, что тебя пришлось перепить, чтобы хоть что-то услышать. Ну давайте хотя бы из уважения к моей печени и нервным клеткам как-то будете сразу такое обсуждать, ладно? — улыбнулась ему в ответ. — Хорошо, даттебайо. — Это хорошо, что даттебайо. Иди умывайся. С тем аппетитом, с которым он всё поедал, можно было немного расслабиться. Допивала свой кофе, пока он уже бодрее, веселее и спокойнее ел всё, что видел на столе. Еле за щеками всё помещал. — Ты станешь отличной женой, Шерпа-чан! Подавилась кофе. — Ага, щас. Ты меня вообще видел? Я курю, матерюсь, пью, как мужик и вообще местами больше мужик, чем баба. — И что с того? — Нахрена я кому сдалась? Ешь давай. С набитым ртом говорить некультурно. — Да ну… — Ешь. И не говори глупостей. Мы это уже обсуждали с тобой, если ты помнишь. — Помню, конечно. Я тогда ещё не совсем отрубился. — Ну и всё тогда. Я тебе свою позицию озвучила. И свои доводы. Надулся, показательно рассматривая лишь свою тарелку. Ел молча, с удовольствием, я потягивала кофе. — А что у вас с Какаши-сенсеем? Только нога нервно дернулась под столом так, что боялась его перевернуть. И сердце поднялось к трахеям. Но спокойно отпила свой кофе. Как удав. Или как слон. Пыталась быть и тем, и тем. — С чего такие вопросы, Наруто? — Ой, да я не это имел в виду! — тепло посмеялся. — Просто спросил, общаетесь вы или нет. — Ну, ты же как-то спрашивал у меня, большая ли я шишка. Как ты думаешь? — Конечно, ты большая шишка, Шерпа-чан. — Верно. А сенсей твой? Правая рука Хокаге, так? Дальше выстрой логическую цепочку. Кивнул. — Ты к экзамену готовишься? Может, помочь чем? — А ты можешь? — А ты меня видел в боях? — Да нуу Шерпааа-чааан! Я опять не это имел в виду. Вот всегда у меня так выходит! Что со мной не так! — Да брось ты, — взъерошила ему макушку, — это у других людей проблемы, если они тебя неправильно понимают. — Я хотел спросить, — еле проглотил огромный кусок мяса, — у тебя есть на это время? — Для тебя — найду. А учитель твой не обидится? — А я ещё с ним не говорил. Да и от него не дождешься иногда! Хмыкнула в тяван. — У него очень много дел, ты сам знаешь. Да и, думаю, он наоборот будет рад. Он же в вас души не чает. Ему будет очень приятно. Но мое предложение всегда в силе, если что. — Спасибо. — Да пока ещё не за что. — Я не про это. Спасибо, Шерпа-чан. — Всегда обращайся, — кивнув, допила кофе до конца. — Всегда говори, если что-то надо, хорошо? А то ишь чего, герой ты у нас. Вот смотри сюда, — подняла ткань свитшота, чтобы был виден шов и бирка. — Вот тут написано, при каких условиях что можно стирать. Вот температура, очень просто в цифрах. Вот такой знак, — ткнула пальцем, — нельзя отбеливать. Вот такой, — ткнула в следующий, — деликатная стирка. Нельзя сильно выжимать, видишь, зачеркнуто? А вот тут на утюге точки означают, на какой температуре можно гладить. Чем больше точек, тем на более высоких температурах гладить ткань можно. Эти штуки срезать надо, но я забыла что-то. Только недавно купила. Наруто, поджав губу, внимательно всё это рассматривал и слушал, с палочками в руке. — Всё же просто, видишь? — Угу. Доев, дернулся было сам убирать, но под мой выжидающий взгляд лишь отнес это в раковину. — А ты — убери просто на столе и всё. Нет, не этим, — одернула, выдавая правильные инструкции, — вот этим. И сразу убирай в холодильник, если оно остывшее уже более менее. Так точно ничего не забудешь. Но никогда не ставь горячую еду туда. Это затрудняет ему работу, износит детали, полки могут просто лопнуть или, как вариант, из-за этого можно потерять гарантию, и потом его тебе не починят. — Гарантия? — На каждую покупку тебе выдается чек. К некоторым — гарантийный талон. В нем указано, сколько действует гарантия на предмет. То есть период, в течение которого тот, кто тебе это продал, обязан устранить неисправность или заменить товар. Это включено в стоимость товара, но обязательно нужно учесть, что не каждый случай — гарантийный. Вот если твой холодильник просто ни с того ни с сего начал гудеть или плохо охлаждать - можно идти и разбираться. Но если ты сам к этому привел, если, например, ставил туда горячее — то это уже не гарантийный случай. Продавец не несет ответственность за твои неправильные действия. Смекаешь? — Угу. — Это хорошо. Ты же умный мальчик. Наруто посмеялся откуда-то из-под стола, где тоже наводил порядок. — Чего это? Или скажешь, другие так не думают? Ну и флаг им в руки. А то, что тебя уже каждая собака принимает за будущего Хокаге, разве ни о чем не говорит? Ты не глупый, ты импульсивный. Это разные вещи. И ты взрослеешь. Ты очень меняешься. Девчонки, небось, вешаются. — Ну, — засунул руки мне в раковину, чтобы вымыть, — наверное. Я не очень в этом разбираюсь. — Просто знай, что среди них — много пустоты. Которую ничем не заполнишь. И никогда не влюбляйся от того, что тебе одиноко. Или ты потерян и морально разбит. Как после войны, например. Молча кивнув, ушел прибираться со мной дальше. — Пустоты? — В каждом человеке есть что-то своё, Наруто, но иногда внешность обманчива. Тебе ли не знать. Смазливые девочки на проверку оказываются последними меркантильными суками. А те, кто выглядят как последние злобные суки, оказываются тем еще подарком внутри, — выключила воду, протирая руки. — Саске — тот ещё ящик пандоры. Не знаешь, что найдешь, если копнешь глубже. Он же ведь только на людях такой. Отстраненный, собранный, грубоватый. А с теми, кого подпустил — настоящий. — Это так. — И он далеко не холодный. — Не то слово, Шерпа-чан. Я всё. Правильно я сделал? — кивнул на порядок на столе. — Абсолютно, — жамкнув его за бок по по пути, двинулась к выходу. — Я пойду. Тебе надо поспать. — Тебе бы поспать, даттебайо! — Ну с этим я уж как-нибудь сама разберусь, — тепло хмыкнула, натягивая ботинок. — Ты точно сейчас уснешь и не будешь себя накручивать? Не заставляй меня следить за этим. — Да тоочно! — потянувшись во весь рост, почесал затылок. — Вот и хорошо. Развейся с утра. К Теучи-сану сходи, к Шикамару. Просто развейся после миссии, отдохни. И набирайся сил. Обувшись, поправила наручные часы. Протянула ему сжатый кулак. — Доброй ночи. И спокойных снов, седьмой Хокаге. Улыбнувшись в поджатые губы, доплелся до меня, отбивая кулак в ответ. — Доброй ночи, Шерпа-чан. В гулкой тишине ночной Конохи доплелась до окраины под цокот насекомых. На крыльце своего дома остановилась. Обернулась на сёдзи Саске. Тихонько подобралась к ней, немного отодвинув. Но переживать мне было не о чем. Саске крепко спал, положив руку под затылок. А у него на груди, прижимаясь к его лицу и свернувшись калачиком, спал кот. И Саске был абсолютно не против такой компании.

***

Наруто весь день не показывался в квартале, но я и рада была. Самому бы отдохнуть, да и с его наклонностями к нормальному сну была лишь ещё более рада. Да и сказала же, развеяться. Вот, небось, и к Теучи сходил, и к Шикамару, и, наверное, до Какаши. Ради приличия часам лишь к двенадцати утра (или дня? как это называют люди, не страдающие депривацией сна), вышла на балкон с чашкой кофе. Сегодня, наконец-то, было прохладно. Чуть теплее того, что было для меня комфортным, но уже лучше. Для приличия даже выждала еще побольше, отпивая пару глотков тоже для приличия. — Саскееее! Если ты сейчас не выйдешь и не бросишь чашку мне в голову, я натяну твой риннеган тебе на задницу! Первым показался кот. Отодвинул лбом сёдзи, вышел, задрал на меня голову. Помахал радостно хвостом и ушел по своим делам. А уже позже показался Саске в вальяжно запахнутом хаори. — Доброе утро, — отсалютовала ему своей чашкой, — как спалось? — Я весь теперь в его шерсти. Цокнула, широко улыбаясь. — А спалось как? Пожал плечами, тоже отпивая свой кофе. — Ему витамины просто кошачьи нужны. Сейчас не сезон, это он ещё не линяет. Хочешь, у Шизуне узнаю? Она разбирается в этом. — Делай, что хочешь. — Вот и договорились, — кивнула. — Что там у тебя опять играет? — Это называется музыка, Саске. Вообще, в город бы надо. Тебе не надо чего? Хочу себе нормальную музыкальную систему прикупить. — Деньги девать некуда? — Почему это? Есть куда. Например на то, что я хочу себе купить. Ты же прекрасно знаешь, что я из другой культуры. И у меня свои замашки на многие вещи. Облокотилась на перекладину балкона. — Есть ещё что с миссии рассказать? Что мне следует знать? Почесал бровь, чинно попивая кофе. — Райкаге не очень доволен поведением Земли. — Я тоже не в восторге. А он что? — Считают, что они хотят смуту посеять. В том плане, что одеяло на себя перетянут в Союзе. — В моем союзе? Не в Альянсе? — В твоем. — Дураки, что ли. Равноправие — это первый постулат вступления в Конфедерацию. Ладно, — махнула рукой, — разберусь. Спасибо, что сказал. Такими темпами мы не скоро будем представителей выбирать, видимо. — Представителей? — Угу, — кивнула под глоток, — в том формате, в котором происходит слияние сейчас, помимо общей информации о ваших странах необходимо вступление в общие собрания. Они примерно раза два в год проходят, со всеми-всеми вообще представительствами. От Южной Америки до тихоокеанских островов. Вообще все кластеры и Альянсы, которые состоят в Союзе. Там мы обмениваемся потенциальными волнениями и думаем над пути их решения. Вот, например, если бы до этого состояли в Союзе, и Мадара развернул Цукиеми, Союз бы обязан был сюда бросить все силы для предотвращения. Потому что так мы все в одной лодке. В наших интересах поддержания скрытности всего альтернативного мира и спокойствия среди гражданских. Обычно хватает двух-трех человек. Например, Казекаге-сама, Шикамару и Цунадэ-сама. Или твой сенсей, как вариант. — А ты? — Я юридически больше консул. Точнее, я не могу выступать от лица скрытых Стран, я же просто на политическом убежище. Пока рано ещё, чтобы я имела здесь полноценные права, как гражданин. Да и я больше с той стороны, чем с вашей. Хотя, — пожала плечами, — я уже и не знаю, даже, как правильнее. Всё как-то запуталось. Саске молча кивнул. Допили кофе в тишине. В своей манере ничего не сказав напоследок, двинулся к себе обратно. — Чашка? Обернулся. — Ты же мне сказал, что будешь кидать в мою голову чашку. Ты же всегда держишь своё слово, — не смогла не подмигнуть. Вздохнув, еле заметно хмыкнув, бросил её в меня. Запрыгнув одной ногой на перекладину, поймала в прыжке за ручку, нанизывая на указательный палец. Спрыгнула обратно. — Интересно, а чем занимаются нормальные люди в это время, — буркнув себе под нос, допила свой кофе. — О чем ты? — Ну, мы вот играем в волейбол кофейными чашками. Пасанула ему в ответ. Саске, разумеется, точно также изящно её поймал. — Кота покорми, если ещё нет. Ничего не ответив, зашел к себе в дом. Да и я тоже. Вдоволь наработавшись днем, наконец-то сползла со стула, разминая поясницу. Покрутила обоими запястьями — строчила я как не в себя всё, что вспоминалось и что не вспоминалось в том числе. А ближе к вечеру из ниоткуда проснулось представительство Индостана, с которым пришлось вести местами нервозную, нелогичную переписку, но, вроде как, потребности их были удовлетворены. Но всем же ведь не угодишь. Угождение — та ещё обманчивая штука. И достаточно лицемерная. Нравится всем никогда нельзя. Так устроена жизнь. Нахлобучив бездонный капюшон укороченной присобранной снизу толстовки, двинулась до Саске. — Чего тебе? Щель для кота оставалась на месте. И она была оставлена Саске. Хехнула про себя. Но зато так ему даже не пришлось выходить, чтобы спросить: сам сидел на полу возле софы и ковырялся в своих свитках. — Дуть будешь? — Чего? — Дуть. Пошли развеемся, — отодвинула сёдзи, облокачиваясь плечом на косяк, — а то сидишь тоже весь в бумагах. Отдохнул хотя бы. Чем занят? — кивнула подбородком на свитки. Молча повернул ко мне свиток. Со своим зрением увидела лишь небольшой фамильный герб и кучу иероглифов. — А, да, — кивнула, — ты документально глава клана. Чего там им надо? — Пока ничего. Просто общие моменты пока на изучение. — А давай ты сегодня отдохнешь, и на свежую уже голову всё решим. К тому же, там есть ряд моментов, которые мне не нравятся. — Какие именно? — А как ты думаешь? На каком именно месте из всех кланов деревни сейчас клан Учиха? — Это не соревнование, тупица. — Я в курсе. Но мы должны быть всегда впереди. Я ненавижу проигрывать. Закатил глаза, откидывая голову в бок. — Дуть пошли. А то нервный весь. Раз в полгода даже полезно будет. — Почему ты так просто к этому относишься? Скрестила руки на груди. — А что, это делает меня каким-то не таким человеком? Опять? Как это меня очерняет? Прекрати мыслить стереотипно, ты умный парень. Ты сам знаешь, что стигматизация чего-то обществом — не инстанции первой истины. Иначе вообще проще ничего не делать в этой жизни, чтобы казаться правильным. Стерильно правильным. Лучше уж быть настоящим и живым, как по мне, чем притворяться невесть кем. Пошли давай. Развернувшись, ушла к себе. Саске показался у моего порога достаточно быстро. — Как там кот? Кинул на меня хмурый взгляд по дороге в уборную. Налила ему чаю, себе — кофе. Как и всегда. Вернувшись, разумеется сел на свой любимый стул. — Не думай вообще сегодня об этом всем. Ни о документах, ни о Наруто. Отпусти это. Просто удели время самому себе. Пусть эти проблемы решит Саске из будущего, а Саске из настоящего сейчас допьет чай и пойдет со мной дуть. — Куда? — В ванную. — Чего? — выгнув одну бровь, отпил чай. — Привычка у меня такая. В Тромсё понахваталась. Это ж так круто, сидишь там, дуешь, разговариваешь. Главное, жопу не отморозить. Поэтому иногда рациональнее взять с собой плед. И, что самое главное, никак тебя не портит и не очерняет. Ты просто делаешь то, что хочешь. Иначе начерта вообще жить чужой жизнью? Коротко кивнув, молча пил свой чай дальше. Я же, допив свой кофе, с верхнего этажа из книжного шкафа притащила свои запасы. — И где ты это хранишь? — В книгах. Микаэль Струнге, знаешь такого? Отрицательно покачал головой. — Датский поэт, не самый известный. Покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна. Саске поднял вверх одну бровь. — Но он не собирался этого делать. Он хотел полетать. Он думал, что он просто шагнет из окна и вознесется ввысь над крышами города. Но, — пожала плечами. Тряхнув перед его лицом зиплоком, потащилась в уборную, плюхаясь сразу в ванну, перекидывая ноги наружу и прислоняясь спиной к кафелю. Саске неуверенно зашел следом. Конечно же, никто бы в жизни не догадался, что так выглядит его неуверенность. Потому что никто даже и не думает, что он может её испытывать. — Садись давай, — кивнула по левую сторону от себя. — Ты, я смотрю, и стиль уже мой перенимаешь. — Ничего я не перенимаю! Гневно фыркнув, плюхнулся рядом. — Да тебе очень идёт. И никто же тебя не видит, кроме меня. И кроме кота. Так что наедине с самим собой можешь делать всё, что хочешь. Ничего не ответив, устроился поудобнее. С его длинными ногами было удобнее их перевесить наружу с борта ванной. Уперся локтями в разведенные колени. Я же затянулась, крепко выдыхая. Чутка кашлянула. — Красота. Сунула ему. Тоже покашлившись, вернул мне. Откинулась затылком на кафель. — Безмятежности очень не хватает в этом мире. Саске молча кивнул. — Ну правда похожа, даже низ подобран также, — ущипнула ткань его черной толстовки, которая выглядела как моя. Как та моя, что я ему давала носить, пока убирались на Новый год. И как та, что сейчас была на мне. — Просто...удобно в ней. И тепло. Если хотите поговорить с Учихой Саске по душам — накурите его или напоите. — Ты не мерзнешь? — Уже нет. Я вообще... раньше никогда не мерз. Но… после войны… Ткнулся точно также затылком в кафель. Легонько пихнула его плечом в плечо. — Можешь и не рассказывать. Помню тебя прекрасно в то время. Нормально тебе так херово было. Вот я.. и пыталась, как могла, тебя в кучу собрать. Пусть это даже вискарь, косяк, драки и вот это вот всё. — Так я.. сам же этого и искал. Я же ждал тебя. Выходил на крыльцо и ждал. Это единственное, что мне не давало сорваться в течение дня. Просто мысль о том, что… — почесал лоб, — что ты просто есть через дорогу. С таким же дерьмом в голове. Если не большим. — Ты даже себе представить не можешь, насколько большим. Но мериться подобным — такой себе план. Это деструктив. — А что ещё нам оставалось делать? — вывернул на меня голову, рассматривая сверху вниз. — Именно, — легко пихнула его под ребро локтем в ответ. — Если что, заглушку на нас я поставила. Никто не найдет, даже если захочет. — Зачем? — Бывают такие дни, когда никого не хочешь видеть и слышать. Особенно тех, кто сидит вот тут, — постучала пальцем по лбу себе. — Потому что ты не знаешь, что делать. У тебя разве не так? Ничего не ответил, возвращая голову обратно и рассматривая кафель на стене напротив. — Без понятия, — наконец-то ответил. — Он не это имел в виду. Потянулся за косяком у меня в руке. Препятствовать не стала. Вернул достаточно быстро. Пока собирался с мыслями, затянулась как следует. Заходы у нас были существенные разные, и мои — многим больше и дольше. — Говорила с ним? — Конечно. Просто пойми ты уже, раз и навсегда, что он переживает и волнуется за тебя так, как никто другой. У вас же один мозг на двоих. Вы же всё одинаково чувствуете, и боль, и радость, и страх. Всё на двоих. И загоны у вас одновременно включаются. Всё у вас всегда одновременно. — Это правда, — кивнул. — А ты, для начала, чтобы с ним говорить, перевари то, что я сказала тебе вчера. Чтобы снова над ним не издеваться всем подряд. Опять кивнул. — Но, знаешь, помни ещё и другую вещь, Саске. Bitches come and go brah, but you know I stay. — Это ещё что? — Это английский. Кстати, мне надо тебя научить английскому. Ты как на это смотришь? — А зачем? — А почему нет? Это очень полезный навык. Может, моей правой рукой станешь. В специфических вопросах. Мне нужен хотя бы один здесь человек моего уровня в перспективе. — Ладно, — махнул рукой, — учи. Так что это значит? — Сучки приходят и уходят, но ты знаешь, что я останусь. Саске хмыкнул. — Это Янг Лин. Это же классика! У вас что, я вот не понимаю, слушать музыку — эту греховный грех какой-то? Тебе же понравилось тогда, да? Скажи да, — пихнула его в колено, насколько дотягивалась в таком сидячем положении. — Немного. — Отлично. Ща я приду тогда, держи, — торжественно всунув ему косяк, потащилась за рабочим ноутбуком. Вернулась, плюхнулась обратно, зацепившись ногой в шторине. Отпихнула её босой ступней, водружая ноутбук на разведенные бедра. — Бля. Мы даже сидим одинаково. Мне показалось это смешным, и я рассмеялась. Да и трава. Саске вроде тоже даже хмыкнул. — Даже? — Да мне тут Какаши на днях сказал, что я на тебя похожа. Не курите, если тоже не хотите ляпнуть чего-нибудь лишнего. — Какаши? Вы с ним общаетесь? — Мы работаем в высших структурах, как ты думаешь, родной? Всё-таки моей выправки хватило на логическое объяснение. — А, ну да, — кивнул, соглашаясь. Вроде пронесло. Щелкала вкладками, выискивая нужную. — Только у тебя могут храниться гей-порно и уголовно-процессуальный кодекс Японии в соседних вкладках. Хмыкнула. — Это не единственное странное соседство в моем ноутбуке. Как и в моей голове. И это яой. — Разница? — В культурах. Просто мне нравится ещё рисовать яой, на самом деле. Вообще, — щелкнув на собранный плейлист, перегнулась, чтобы поставить ноутбук на теплый коврик. Забрала косяк обратно, затягиваясь, - когда меня доводит до ручки всё на работе, я успокаиваю себя тем, что просто буду рисовать яой и зарабатывать на этом. Это ещё одна странная особенность вашей культуры. У вас очень распространен, что хентай, что яой, но просто это считается чем-то таким маргинальным, что ли, и распространяется втихую. Яой, я имею в виду. С хентаем у вас проблем нет. Лично для моей культуры это даже неприлично как-то. — Неприлично? — Да, — кивнула, ладонью смахивая дым перед своим лицом. — Смотреть или читать порнуху на публике — такое себе вообще. Но мне было как всегда похуй. Я её ещё и рисовала. В юности, конечно, прятала, а потом забила.

I love hentai I need hentai in my life If I cannot have my hentai I will die I will kill myself Yes, I love hentai It helps me Control my rape tendencies

— Каждый взрослый человек ограждает сам себя от дерьма в голове, как может. Не делать ничего — очень просто. А вот пытаться это контролировать и не давать разрушать себя — вот это уже сложнее. — Скорее всего, — поддакнул Саске с уже одним красноватым глазом. — А почему Струнге покончил с собой? — забрал обратно косяк, затягиваясь уже сильнее. — Не налегай, — опять пихнула его в колено, — я же тебе сказала. Он был уверен, что он полетит. И он не виноват. Он не понимал, что он делает. — Почему? — Потому что его мозг был уверен в тот момент, что летать — это хорошая идея. — Почему? — Потому что у него был маниакально-депрессивный психоз. Он был психически болен, Саске. И я знаю прекрасно, какое у вас отношение к подобным людям. — Какое именно? — удобнее устроился ногами на бортике ванной.

Without this hentai I would die In this lonely painful life This lonely painful life, life It makes me happy, makes me cry Makes me laugh, makes me nut

— Полнейшая ксенофобия. Их у вас много, как и дискриминаций, но я бы выделила три сильнейших национальных вида ксенофобии: иностранцы и мигранты из других стран, выходцы из бывших японских колоний, например, корейских, и дискриминация людей с психическими расстройствами. И давай пройдемся по порядку. Итак, я иностранец. Иммигрант на политическом убежище. Это раз. Два. Как ты думаешь, почему Пятая запрещала мне фамилию вообще кому-либо называть? Знали и знают только Каге и приближенные к этому союзу, и то, не все. И почему она искала возможности присвоить мне чью-то фамилию, хотя бы? Хотя бы каким-нибудь образом. И почему обрадовалось, когда мы ей нашу историю рассказали. Ну, опешила, потом обрадовалась. Почему? Саске пожал плечами. — Странно. Я думала, ты меня поэтому по фамилии называл. — Я называл тебя по фамилии, — поудобнее устроил предплечья на коленях, — чтобы не подпускать к тебе. — Может, к себе? Ты уже что ли укурился? — Нет, — покачал головой. — К тебе. Себя к тебе. Мне вновь показалось это смешно, и я рассмеялась. Саске тоже хмыкнул и даже задорно для своей сущности. — Ну так я поэтому же, Саске. Чтобы не пускать себя к тебе. Это казалось неправильным. А оно всё равно вон чем закончилось, сидим тут, дуем, как друзья. — Как? — посмотрел на меня одним своим глазом из-под челки. — Без как. Просто я знаю, что тебе это не очень комфортно. — Ты…, — уткнулся затылком в кафель, — тупая местами, правда. Вроде же умная, почему ты тупишь иногда? — Потому что когда дело касается дорогих мне людей, я местами не знаю, что именно им сказать или что нужно сделать. Время от времени. И ты тоже, вообще-то. Потому что мы не калитка, чтобы через нас сто людей за раз проходило. У нас вот тут, — легонько ткнула его в грудь, — пару человек от силы. — Калитка, — Саске невпопад хмыкнул. Забрала у него косяк со смешком, затягиваясь. — Итак. Моя фамилия — корейского происхождения. И теперь третье. Стигматизация психических расстройств и изоляция от общества людей с подобными расстройствами.

I wake up in the mornings Sinking halfway to the bottom There's a loud distorted screaming in my soul Everything is dark and empty And I don't know how to fix it So I curl up in a ball And cry in the comfort of my home

— У вас таких людей как правило не считают за равных, предпочитают с ними не общаться, это — позор семьи. С такими не вступают в браки, потому что это порочит семью и пару. Даже на работу иногда брать не хотят. Психическое заболевание воспринимается исключительно как наследственное, неизлечимое, недоступное пониманию и опасное. Таких людей держат строго в изоляции — специальные изолированные центры или больницы. К таким людям применяется электросудорожная терапия, пытки и унижающее достоинство обращение. Принудительный труд в том числе. Где-то с 1950х годов у вас стерилизовали более 25 тысяч человек с психическими расстройствами из-за закона о чистоты японской расы. Причем практически всё это — без согласия. Существуют сотни законов и нормативных актов, дискриминирующих людей с психическими заболеваниями. И даже с введением новых законов, стигма психических болезней, обусловленная длительной историей неприятия таких людей и негуманным обращения с ними, сохранится, будучи глубоко укорененной. И вот теперь представь, Саске, это же насколько меня сильно прижало в тот день, что я тебе призналась, что у меня СДВГ. — Я не имею предрассудков на этот счет. Кивнула. — Возможно, это.. твоё влияние в том числе. — Хорошо, — вновь кивнула, улыбнувшись. — Не думаешь, что это тоже сыграло роль в принятии решения Вторым об изоляции? — Думал. — То есть ты понимаешь, что пробуждение шарингана — это проявление душевной травмы? — Да. — Я рада, что ты это спокойно воспринимаешь. — У меня было время над этим подумать. И принять в том числе. Ты.. много говоришь, но иногда по делу. — Тепло хмыкнула, снова затягиваясь.

I'm dying inside And all I see are demons I try to hide All my deepest feelings

— И теперь сложи это всё вместе, Саске. Корейское происхождение фамилии, мигрант, иностранка, психически нездорова и, твоё любимое, с ЛГБТ-пакетом. Сюда ещё приплюсуем никотиновую и кофеиновую зависимость, проявление обсессии, депривация сна с кошмарами и… Саске меня прервал, с нихуя укладывая мне руку на плечо. Никогда не накуривайте Учиху Саске, если не хотите чего-то подобного. — Как ты вообще встаешь с кровати по утрам? Чего-то вот такого. — Ногами. — Точно, я же забыл, — саркастично для виду фыркнув, убрал руку, — ты же неубиваемая вся из себя. — Экзектли, — ткнула в него тлеющим концом косяка, — это значит «‎точно»‎ на английском. Учись.

I think there's something wrong with me 'Cause all I see is death Everytime I go outside I look like I've been doing meth I don't know why I feel like shit I will not see a therapist

— Вообще, я ещё тот меломан. Музыка очень помогает. Ну, сами тексты. Какие-то из них больше похожи на мотивирующие речи, а какие-то просто помогают словами передать то, в каком ты раздрае. — А что именно ты предпочитаешь? — Раньше слушала только тяжелую музыку. Она дает ощущение защиты. Вообще, есть ряд стереотипов и исследований на этот счет. Кто-то говорит, что любители тяжелого металла — нежные и недостаточно уверенные в себе люди. Или что люди с системным мышлением в том числе предпочитают тяжелую музыку. В общем, не знаю. Мне просто кажется, что кому что нравится или что подходит ему в данный момент — пусть то и слушает. В какой-то вот такой момент я очень надолго залипла в западный андеграундный рэп, хип-хоп. Такой, знаешь, из гетто. Nas, N.W.A, The Notorious B.I.G., Eric B. & Rakim, Пит Рок. Во всем этом есть какой-то дух бунта.

Ladies and gentlemen, if you wanna fucking kill yourself put your fucking hands up (yeah!), raise your blades in the air everybody (yeah!) Ay, oh, ay, oh, ay, ay, ay, ay, ay, help, help, help, help, help, help, HELP!

— Знаешь, Саске. Иногда мне кажется, что мы очень скучно живем. В нас стал пропадать дух авантюризма. Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, мы перестали делать большие хорошие глупости. И вот поэтому я их делаю. Саске молча затянулся, возвращая мне косяк. Молча порассматривали вдвоем кафель на стене напротив. — Мне иногда кажется, что этот мир бумажный. — В каком плане? — откинула на него голову. — А я огонь. — Всё так, — кивнула. — Я.. боюсь, что Наруто.. он сгорит однажды. Никогда не накуривайте Учиху Саске. — Не сгорит. Он наоборот не дает тебе потухнуть. — А кто, — повернул точно также голову на меня, — не даёт потухнуть тебе? Знатно хехнула. — Я воздух, Саске. Мне не нужно гореть. — Но ты же горишь. — Потому что есть тот огонь, благодаря которому я и горю. И не даю ему погаснуть точно также. Саске молча вопросительно ткнул на себя. — Именно. Я горю, пока есть для кого гореть. — А ещё? — Нет никаких «‎ещё»‎. — Врешь ты. Никогда не накуривайте Учиху Саске, если не хотите, чтобы он лез вам в душу и в личную жизнь. — С чего взял? — Ты изменилась. — Тебя не было тут не так уж и долго. Что за это время могло поменяться, сам посуди? Махнул на меня рукой, отворачивая голову. — Не думай, что только тебе есть до меня дело. Это работает в обе стороны, идиотка. Хотя, знаете, накуривайте. Оно того стоит. Хотя бы, чтобы услышать вот что-то подобное. — Я несу такую.. Замялся. — Хуйню? — решила помочь. Кивнул. — И не чувствую себя странно. — Это так и работает. Мы же уже это проходили, тогда, осенью. Затянулась, но ему давать не стала. Уже готовенький. — Кота накормил? — Его зовут Карасу но Тайо. Называй его по имени. Просто вжала и всосала в себя весь воздух, чтобы не заржать. Черт бы тебя побрал, Учиха Саске. Какой же ты милый местами, а. И почему другие этого не видят? Уточнять происхождение имени не стала, ограничиваясь у себя в голове переводом «‎Воронье Солнце»‎. Он умудрился впихнуть в имя кота принадлежность двух самых ему дорогих людей на свете. Поджала губу, чтобы не разумиляться. — Накормил? — Конечно. Зачем ты всё это сделала? — Что именно? — Дома у меня. — Увлеклась заметением следов за Карасу твоим но Тайо. — А если честно? Ткнула его плечом в плечо. — Прекрати везде искать подоплеку. Мне просто захотелось позаботиться о тебе. Просто потому, что ты есть. Просто потому, что ты Саске. Опустив голову, потянулся за косяком. Пришлось дернуть за манжет, чтобы вернуть себе, но финальную тяжку сделать всё же дала. Может, он хотел сказать что-то ещё. То, для чего ещё нужны были силы. Опять замолчали, опять рассматривая стенку напротив. От соседних камер до одного косяка на двоих в моей ванне плечом к плечу. Жизнь — штука непредсказуемая.

I miss some places, I wish we lived on another earth You think you hate me, I know that it burns

— Мне нравится у Янг Лина строчка из одной песни, которая описывает моё состоянии по жизни наиболее исчерпывающим образом. Она говорит о том, что он скучает по каким-то местам. Он хочет, чтобы мы жили на другой планете. И для меня это трактуется достаточно лично. Иногда мне кажется, что я проживаю не такую жизнь, которую бы мне хотелось прожить просто из-за того, что я не в том месте. Что мне надо быть в другом, но я не знаю в каком, но оно есть, и я по нему скучаю. Саске молча кивнул. Помолчал, вздохнул. Ещё помолчал. Ещё вздохнул. И лишь потом заговорил. — Я би. Кивнула ему в ответ. — У ниисана был лучший друг. — Шисуи? — Да. — К чему ты? — Ты одновременно напоминаешь мне Шисуи, самого себя и.. ниисана. Никогда не накуривайте Саске Учиху в такие сопли. — И Мадару. Хмыкнула. — Всех сразу? — И Обито ещё местами. — Всех сразу, — кивнула. Стряхнула манжет толстовки, сверяясь с наручными часами. — Скоро нас пробьет на тотальный жор. Неимоверной силы. — Хотя бы так пожрешь, что ли. — Я стараюсь нормально есть, ты же знаешь. Да и.. я нормально ем, когда мне комфортно. Когда есть, ради чего надо совать в себя еду. — Я могу её тебе насильно пихать, если не перестанешь страдать херней. Саске, подтягиваясь на ладонях, вполне ровно выбрался из ванной, направляясь к раковине. Пока умывался, докурила до конца, уничтожая остаток косяка. Дым выветривать не стала. Была в этом какая-то своя атмосфера. Двинулась на кухню, доставая всё заготовленное. Саске выполз следом. — Ты заранее что ли? — постарался сесть на стул и даже очень ровно. — А ты думаешь я бы просто так пошла к тебе звать дуть, ничего не предусмотрев? Ладно, если бы одна дула, вообще плевать. А так.. это же ты, смекаешь? Кивнул, поджав губу. Посидели в тишине за заваленным едой столом, попивая чай, чтобы отпустило. За окном стоял чудесный ранний закат. Тяван на третий, жор всё-таки нагнал. Саске первым же взял в руки палочки, сметая в несвойственной ему манере всё, что видел. Пришлось присоединиться. *** Но даже и в таком состоянии я смогла его вполне успешно подстричь. И ему понравилось. Потому что в любой бы другой момент не подпустил и не признался, что ему понравилось. Также, в обычном состоянии он бы и словом не обмолвился, что ему нравится, как я подстригла и покрасила саму себя. Потому что слово «‎нравится»‎ — его личная стигма. А «‎любить»‎ — и подавно. *** Это не деревня — дурка, а наш с Саске квартал — эпицентр этой дурки, походу. Меня так отпустило, что я на этой реактивной тяге пошла дальше творить благотворительность. Точнее, просто хотела сладкого, потому что под этим делом меня лично пробивает на глюкозу. Саске к тому моменту уже сладко спал и видел шестнадцатый сон. Я же в круглосуточном магазине столкнулась с Ирукой, который чуть ли не спал на ходу. В конечном итоге пришлось по доброте душевной плестить с Ирукой до резиденции, чтобы помочь опять по экзамену, на ходу пожирая данго. И всё было гладко, и всё было хорошо, а потом я поплелась до дома. — САСКЕЕЕ! ЕСЛИ ТЫ НЕ ВПУСТИШЬ, Я СЛОМАЮ ТЕБЕ БАЛКОН! Просто закрыла уже лицо руками, чтобы не проржаться, залезая в ворота квартала. Наруто стоял аккурат под его балконом. Для полноты картины оставалось ему какой-нибудь струнный инструмент в руки, чтобы пел серенады. Подобралась к нему, легонько обнимая за плечи. — Чего кричим? Он спит. — Не спит он!! — А чего ты в дверь не войдешь? — ПЕЧАТИ!! — А просто так забраться? Ты шиноби или как? — ОН ВЕСЬ ДОМ ЗАБЛОКИРОВАЛ!! Накрыв переносицу двумя пальцами, просто уже вздохнула, легонько посмеиваясь. Наруто не сдавался, вызывая своего ненаглядного всеми обращениями. Створка окна на втором этаже наконец-то приоткрылась — Саске сдался. Сложив руки на голой груди, безэмоционально рассматривал нас обоих свысока. Я хмыкнула почти до хрюка, но смогла сдержаться. — Чего тебе? — Впусти!! Саске отпустило, видимо, на половину. Может, на две трети. Но зато не таким нервным был, уже хорошо. — Слуш, Наруто, — пихнула его в бок, — а давай я тебя подкину? Наруто, широко улыбнувшись, почесал затылок. — Да я же тяжелый, даттебайо! — Ты издеваешься? Я вроде тоже шиноби. — А, — кивнул, — ну да. Саске, выгнув одну бровь, делал вид, что не прислушивается к нашим тихим переговорам на земле. Я же, решительно двинувшись поближе к дому, строго под окно, махнула на себя рукой, чтобы Наруто подошел тоже. До Саске дошло. — Эй! Какого черта? Вы что задумали? Высунулся в окно, чтобы посмотреть, что мы там удумали, но чуть ли не стукнулся лбом о лоб Наруто. — Теме. Нам надо поговорить. Саске уперся ладонями в раму окна, глубоко вздыхая. Говорить ему сейчас не хотелось. Ему хотелось исключительно добе. Как и всегда. Особенно, когда в голове всё ещё немного безмятежно, хоть и отпустило, а руки уже горят. Максимум, что они себе позволяли во время миссии — пару раз взяться за руки исключительно во сне. Потому что так делают профессионалы, которыми они пытались стать. Губы горели. Вся кожа уже горела заживо. Хотелось просто затащить его за шкирку через окно и целовать до самого утра, разложив на каждой горизонтальной и вертикальной поверхности собственного дома. Но проигрывать было нельзя. В этом же вся их суть. Вечные соперники. — Теме, я… Наруто просто задохнулся. Упал бы обратно на землю, если не моя крепкая поддерживающая хватка снизу. Слова не шли. Ничего вообще не шло, только слюна набивалась в глотке, а язык душил. Язык, который хотелось приложить куда-нибудь к теме, неважно куда. Лучше одновременно во всех местах. Моргнул. Саске моргнул в ответ. Всё, на что осталось сил, просто вытащить руку из окна, притащить к себе добе поближе за футболку и поцеловать за все эти дни. За всё, что они друг другу наговорили. Иногда, кажется, им лучше просто не разговаривать. Чтобы ничего не портить. Но им же никогда не нужны слова, чтобы понимать друг друга. В этом проблема. Наруто присосался в ответ, крепко смыкая веки. Я снизу, удерживая его за ноги, хотела заказать всей этой деревне курс нейролептиков каких-нибудь. Целый нормальный курс, чтобы наверняка. А потом Наруто из моей хватки пропал — Саске, дёрнув его за грудки на себя, просто затащил к себе, громко захлопывая окно. Хехнув, поправила на себе мантию, отправляясь наконец-то домой. — Ни слова. Второй этаж Саске был ещё гол, как сокол. Только дверь да окна. И лестница на первый этаж. Поэтому добе пришлось растянуть под собой прямо на теплом полу, накрывая ему рот ладонью. Наруто что-то попытался промычать. — Ни слова, я же сказал. Потому что итак последних слов добе ему и до этого хватило выше крыши. Проблема он. Ха. А то он и без добе этого не знает. А то он не знает, что ему лучше было отпустить его сразу. Он всё это прекрасно знает и сейчас, на самом деле, просто пытается унять огроменный комок в горле, подменяя его поцелуями в живот добе. Наруто что-то опять промычал ему в ладонь. Схватился за неё обеими руками, еле оттащил. — Теме, послушай меня. Теме не реагировал. Потому что боялся, что если откроет рот, сможет только жалобно выжать из себя что-то из разряда «‎мне очень больно, поэтому просто заткнись, я так скучал»‎. Я так чертовски скучал. У меня будто выдрали что-то из-под ребер, и оставили там зияющую пустоту, снова. И мне надо её заполнить. Возможно.. не только в образном смысле. Моя трава так быстро не отпускает, как-никак. Молча залез ему под футболку, не поднимая головы. И правда под этим делом чувствуешь себя раз в сто увереннее. Потому что засунув полностью макушку под слой ткани, чтобы заткнуть добе он решил сделать что-то такое, что они раньше никогда не делали. То ли казалось слишком интимным, то ли просто внимания не придавали, то ли просто ссали. Ссали, как последние пацаны выйти за рамки, которых просто сейчас не было видно. Была лишь огромная пустота внутри и Черная Дыра посередине груди. Там, где сердце. — Послушай, пожалуйста, теме. Наруто халтурил в попытках его остановить. Откровенно халтурил. Скинув обувь, обхватил его ногами крепко-накрепко, ещё сильнее прижимая к себе, выгнул поясницу, мозолистыми ладонями гладил лопатки, цеплялся за них, сжимал каждое плечо как самое дорогое в своей жизни. — Теме, я не эт… А теме под его футболкой, скрытый от обзора, просто-напросто легонько прикусил ему сосок. Наруто пришлось прошипеть, а потом и охнуть, когда зубы сменили губы и язык. Он итак уже был больше бесформенной массой, чем человеком, просто от того, что теме как обычно дышит рядом с ним, а тут после стольких дней теме не рядом, а над ним, и вообще — под футболкой, делает такое, от чего хочется спрятаться. Потому что это слишком сильно. А ему надо извиниться. Теперь ему нужно высосать всю дрянь из груди теме, что он туда поместил. — Теме, я не это… — Замолчишь ты или нет? Саске наконец-то вытащил голову из-под его футболки. Чуть взъерошенную, но что ещё страшнее — со стеклянными глазами. Самыми грустными на свете глазами, что добе видел. А кадык теме странно заторможенно ездил под кожей, будто пытался сдержать целую истерию. Теме знал, что он должен его отпустить. Добе знал, что он должен его отпустить. А как? Схватил его лицо обеими руками, жарко целуя. Им правда противопоказано разговаривать. Саске прижал его к себе за поясницу одной рукой, второй зарываясь в волосы на затылке. Спустился на шею, на каждую ключицу, нет, не кусая, зачем? Просто целуя. Разве теперь он имеет право ставить на нем свои метки? Он же никогда не имел этого права. — Ты такой горячий, теме. Ты знаешь? Саске оторвал голову от его шеи, поднимая вверх одну бровь. Смотреть на лицо добе, когда ему настолько хорошо - просто невозможно. Потому что это пыточная, и это они уже проходили. Наруто опустил голову, не сводя с него глаз. — Ты не холодный. Ты..целый ящик Пандоры. — Молчи. Молчи, пока он держит себя в руках. Молчи, пока он не обнял тебя и ни к кому не отпускал. Но ты же сам просил. Ну, на своем языке. — Ты правда думаешь… Пришлось снова ему закрыть рот, целуя глубоко-глубоко, как мог. Но с другой стороны, самому теме было что сказать. Отстранился, крепко целуя его в лоб, сел, скрестив ноги, перед ним. Поджал губу. Взъерошенный Наруто, поднявшись на локтях, сел точно также, прижимая согнутыми коленями к его коленям. — Почему мы вечно всё портим? Наруто грустно ухмыльнулся. — Почему я вечно всё порчу, добе? — Теме, ты дурак? Я.. при чем сейчас ты? — Ты сказал всего лишь правду. — Да нет же!! Наруто стукнул кулаком по полу. — Я не это имел в виду, теме. — Не суть. Даже если ты не это имел в виду. Это ничего не меняет. — Почему это? — Это ведь правда. Перестань себя обманывать тоже. Наруто поджал губу. — Но ты на меня плохо влияешь, знаешь, добе. — Почему это? — Наруто не смог не улыбнуться. — Я.., — Саске поудобнее устроил свои длинные ноги, — не собираюсь отступаться. Наруто просиял. — Потому что теперь моя очередь делать тебе шаг навстречу. А ещё я сегодня курил. Поэтому запоминай всё, пока меня несет. Саске просто прикрыл глаза, реально понимая, что его несет. И что он может этим прикрываться, но выветрилось из головы уже практически всё. Осталась только какая-то странная храбрость перемешанная с чем-то горячим. Огненным. Полыхающим. Он же ведь огонь, так ведь? Поднял веки обратно. Наруто рассматривал его во все глаза со съехавшей на ключицах сетчатой футболкой. — Теме, ты правда думаешь, что я это имел в виду? — Неважно, я же сказал. — Как это неважно? — Сколько я дерьма тебя наговорил и сделал? Имеешь ты право хотя бы раз в жизни оказаться на моем месте? А я на твоем. Наруто поморгал. Его теме точно кто-то сломал. В хорошем, конечно же, смысле. И это всё.. ради него? Ради добе? Добе, который сделал ему нестерпимо больно? — Я…, — Саске вдохнул побольше, — хочу.. попробовать. Хотя бы.. начать. Добе поджал пальцы на босых ступнях. До этого они ссали как последние школьники. Как школьники в началке, которые даже не знают, как взять кого-то за руку. Не говоря уже о.. — Я хочу всё, что связано с тобой, теме. Ты же прекрасно знаешь. — Ты мне доверяешь? — А ты мне, теме? — Тупее вопроса в своей жизни я не слышал. Наруто тепло рассмеялся, поправляя футболку. — Почему.. с тобой всё так сильно, добе? Почему даже.. ссоры с тобой такие… Добе молча протянул к нему протез, открывая ладонь. Саске, оторвав свою перебинтованную ладонь от пола, протянул её в ответ, переплетая пальцы. — Потому что мы — две половины одного целого, теме. — Я умру за тебя. — Я умру с тобой. — Я буду тащить всю тяжесть бремя Хокаге с тобой. — Я вынесу всю ненависть людей к тебе с тобой. Невообразимо важное подмывало Саске сказать в этот момент. То, на что его подталкивало уже столько раз, и каждый раз что-то мешало. В этот раз он знал, что он хочет сказать, но он просто не смог. Будто в горло поставили какой-то блок, преграду, даже мешающую нормально дышать. А как вообще можно спокойно дышать, когда говоришь такое. Самое главное самому лучшему в твоей жизни. Добе, заметив его растерянность, аккуратно к нему подполз, утыкаясь лбом в лоб. — Я не это имел в виду. Я просто испугался за тебя. И ты знаешь, насколько я.. косноязычен местами. — Неважно. Сейчас ничего неважно. Только..у нас теперь есть одна проблема. — Какая? — Наруто хмыкнул. — Ты даже себе представить не можешь, о чем я. Только без лишних вопросов. Иначе мы не.. Не будем. — Хорошо, — Наруто, тепло улыбнувшись, поднялся на ноги. — Показывай проблему. Саске, поднявшись вслед за ним на ноги, хмыкнул, указывая пальцем на себя. Наруто не понял. Схмурил брови. Потом поднял их повыше, понимая. Схватил его за плечи, тряхнув. — Я не это имел в виду, понимаешь ты или нет!! — Неважно. Я знаю, что я проблема всей твоей жизни. Обреченно вздохнув и запрокинув голову, Наруто прижал его к себе. — Единственная проблема сейчас в том, что мой парень опять несет какую-то ахинею и не слушает меня!! Саске прирос к полу. Руки, повисшие вдоль туловища вообще-то хотели обнять добе в ответ, но не смогли подняться. Его будто придавило крышей дома. А что вообще можно сказать в ответ на такое? Лично Саске не знал. Вообще не имел ни малейшего понятия. — У меня появился кот. Ну или как-то так. Наруто рассмеялся, тряся плечами. — Ты переживаешь за то, что он увидит? Теме коротко кивнул. — Ты такой миииилый! — Наруто повис на нем ещё сильнее. Саске буркнул что-то отрицательное, но Наруто это не волновало. Отстранившись, взял его за руку и потащил вниз. — Давай, знакомь нас! Котейка сам побежал к ним навстречу, будто встречал старого знакомого. Сам обтерся об ноги Наруто, поднялся на задние лапы, коготочками аккуратно цепляясь в районе колена за штанину, чтобы удержаться. Наруто с удовольствием его погладил. — Ой какой хороший, теме, откуда он взялся? Как его зовут? Меня зовут Наруто, привет! Кот активно попросился на руки, будто знал Наруто уже очень давно. Наруто с удовольствием его взял, почесывая за ухом. — Карасу но… просто Карасу. Наруто, прищурившись, внимательно посмотрел на смущенную мордашку Саске. — А если честно? Саске вздохнул, скрещивая руки на груди. — Карасу но Тайо, — показательно отвернул голову вбок. Видимо, чтобы не засмущаться в конец. Ещё бы, будто Наруто не понял, что кота зовут наполовину в честь него. Наруто, тепло хмыкнув, пошёл с Карасу на выход. — Карасу, переночуешь сегодня у Шерпы-чан, ладно? Нам тут надо кое-что обсудить, возможно, мы будем шуметь и мешать тебе спать. Хорошо? Это нечестно, твою мать. Как я пыталась его хотя бы на миллиметр оттащить от дома Саске — так вся теперь исцарапанная. А как Наруто, накинув обувь Саске, отодвинул сёдзи — так ничего. Какой-то слишком умный кот. — Ты иди пока, — Наруто на пороге обернулся на Саске. — Пока мы не передумали. Саске коротко кивнул, направляясь в ванную. Открыла Наруто дверь с перемазанной в чернилах щекой. — Шерпа-чан, можно он у тебя переночует? Лишних вопросов, разумеется, задавать не стала. — Конечно, о чем речь, — забрала его себе на руки. — И он так спокойно дал себя унести из дома? Что ж ты за странный кот, Карасу но Тайо, а? Карасу лишь заурчал, прижимаясь ко мне мордочкой. Я же поставила себе мысленную пометку поскорее помочь Саске с ремонтом второго этажа, чтобы несчастного котейку они могли оставлять там в тишине и уюте, пока сами будут… в общем, что бы там они не делали, лишь бы не травмировать психику кота. — Доброй вам ночи. — И тебе. По нервозной походке Наруто обратно, можно было и к гадалке не ходить, всё прекрасно понимая. Оставшуюся мою бессонную ночь, Карасу, свернувшись клубочком и закутанный в плед, крепко спал на моем столе рядом, пока я продолжала строчить всё, что вспоминала. И что не вспоминала тоже. — Теме, скоро ты там? Теме ничего не ответил. Это ещё хорошо, что никакая безмятежность от травы никуда не девалась. Видимо, такое и правда полезно раз в н-нный период, чтобы хоть как-то себя собирать по частям. Наверное. Вот конкретно в данный момент Саске был лишь рад. Иначе бы они так и ходили вокруг да около, не находя в себе сил копнуть куда-то дальше. И ещё одна вещь добавляла Саске уверенности, пока он, просто уже смирившись со всем, проделывал всё то, что я так подробно описывала в свитке. Они уже с добе выучили всё наизусть, но переходить от теории к практике дело только на бумаге простое. Когда не знаешь, что тебя ждешь, всегда немного боязно, как бы ты не кичился. Особенно, когда планируешь залезть в задницу самому лучшему в твоей жизни. А он тебе. Хотя бы пальцами. Ну или.. — Теме? — Скоро. Даже не то, что лучшему в своей жизни. Своему парню. Вот так правильнее. Накинув хаори, тихо вышел, стараясь лишний раз не светить огромным бутылем в руке, заботливо оставленным мной у него в ванной. А то знаю я их. Пока не пнешь под зад, ничего не сообразят. Наруто, сжав всё своё мужество в кулаки, двинулся сменять позицию. У двери в ванную Саске легонько толкнул его в плечо. — Мы просто начнем. А там как получится. Наруто коротко кивнул, скрываясь за дверью. Саске лег на кровать, вытягивая спину. Закинул руки за голову, рассматривая потолок. Вспомнилась какая-то лабуда про параллельные вселенные. Особенно та часть, в которой говорилось, что в какой-то из них они бы так и остались лучшими друзьями, ничего не понимая. В какой-то его бы сейчас не было здесь, а его домом выступала земля под деревом или рандомная пещерка пока он, скитаясь по свету в поисках себя, не имел бы этого. Не имел бы дома, ни своего, ни через дорогу с таким же гербом. Не имел бы ничерта. Только вину и отсутствующее предплечье. Как оказалось, с двумя руками что-то искупать разительно быстрее. И ещё двумя руками удобнее обнимать добе. И помогать ему быстрее стать Хокаге, разделяя с ним всё это бремя. В его мире существовала лишь эта окраина, и она и была всем за раз. Деревня просто ютилась сбоку, та, что он теперь защищает. Потому что это всё, что ему осталось делать. И всё, что он и должен делать до конца своих дней. Наконец-то показался не самый уверенный в себе Наруто в своем хаори. Саске свой бюджет вел аккуратно, но вот что-что, а хаори ему купил. Просто чтобы оно хранилось рядом с его собственным. Потому что они всегда должны быть рядом. Что хаори, что они вдвоем. Саске тяжело вздохнул, подтягиваясь на локтях. Ничего сейчас не имело значения, кроме добе, который с закушенной губой шлепал по полу до кровати. Пресс рефлекторно дернулся, сжимаясь. — Ты очень красивый. Наруто, подняв на него растерянный взгляд, тут же перевел в сторону, укладываясь рядом на бок. — А что? Тебе можно мне это говорить, а мне тебе нет, получается? Накуривайте Учиху Саске! Обязательно! Пусть даже он уже успел проспаться и всё в таком духе. Видимо, это просто помогает ему выжать из себя что-то, чтобы потом было легче хотя бы жить. Улегся обратно на спину, подсовывая под добе руку и обнимая за поясницу. Тот прижался в ответ, закидывая на теме свою длинную сильную ногу. Идеальную ногу. — И что во мне красивого? — пробурчал ему в грудь. — Всё. — Это ты красивый, теме. Все девчонки за тобой с Академии бегают. — Зато ты первый, кто меня поцеловал. Наруто рассмеялся. — Я же извинился за тот случай! Меня толкнули. — А представь какого было мне, когда я столько лет думал, что ты это сделал специально? А потом ты мне говоришь, что это случайно. — Ты расстроился? — добе хмыкнул, обнимая его под ребрами. — Нет, — Саске сжал хаори, оттягивая его вбок. Чтобы залезть под него. — Мне легко с тобой говорить. Почему? — Не знаю. Мне тоже легко с тобой говорить. Обо всём. — Ты итак треплешься постоянно. — А с тобой — разговариваю. — Стареем? — Наверное, — Наруто пожал плечами. — Даже если итак, мне всё равно. — Ты и через пятьдесят лет будешь таким же, да? — Каким именно, теме? Саске, распахнув полы своего хаори, подмял под себя Наруто, распахивая его хаори в том числе. Улегся своей голой грудью на него, оттягивая ему голову вбок, мягко целуя в шею. — Вечно будешь трепаться, пока я буду пытаться тебя заткнуть? Мягко поцеловал в каждую ключицу, в мышцы груди, теперь уже сознательно и специально поддевая каждый сосок, спускаясь вниз, до пупка. Наруто запоздало просунул пальцы ему в волосы. Пришлось поднимать голову — добе был для него слишком тихим. Вопросительно кивнул. — Ты..хоть понял, что ты сейчас сказал, теме? Саске, пожав плечами, стащил с него всё. С себя — тоже. Лег обратно, целуя шею теперь уже с другой стороны. Наруто крепко сжал его поясницу, лопатки, вообще всё, всего и сразу, целуя в щеку, горячо, искренне, честно, мокро. — Я буду сморщенным стариком через пятьдесят лет. — И что? Я тоже, наверное, добе. Наруто открыл рот, но не смог ничего сказать. Весь воздух выбило из легких, они будто сжались сами в себя. Наруто намеки понимал примерно никогда, но сейчас он его понял. Он чуть ли не впервые в жизни его понял. Теме говорил, что они будут до старости вместе. Теме сам это сказал. Теме не откажется от него. — Проблема была в том, что я испугался за тебя. Я не хочу, чтобы тебя ненавидели ещё больше за что угодно. Я должен защищать тебя, а не делать ещё хуже. Я.. не смогу тебя отпустить даже тогда, когда ты меня убьешь. Тебе ли не знать. — Я знаю, — Саске спустился по простыням ниже, крепко фиксируя разведенные бедра добе, — но в жизни бывает всякое. То, что мы.. чувствуем — не гарантия того, что оно так и будет. В этом суть, понимаешь, добе? Добе кивнул. Это всё, на что его хватило. Только ещё закатить глаза, прикрывая, откинуть голову назад и поджать ягодицы, потому что теме мягче мягкого всосал его головку в горяченный рот. Его теме — самый горячий на свете. Что внутри, что снаружи. И то, что остальные этого не видят — самая лучшая вещь на свете. Такой теме только его, личный, собственный, персональный, единственный. Он живёт у него в сердце, в голове, в грудной клетке, везде. Он вернул его. А теме открывает целый новый мир для него в ответ, стараясь изо всех сил. Раздвинул ноги ещё шире, приподнимаясь на ступнях. Он так хотел сказать ему что-то важное. Очень-очень важное. Но смог лишь издать сдавленный стон, впутывая все десять пальцы ему в волосы. — Ты... подстригся? Саске, дернув голову наверх, посмотрел на него с одной поднятой бровью. — Ты серьезно хочешь об этом спросить, когда я делаю это? — Прости, — Наруто рассмеялся, — просто я думал ты отпустишь длинные волосы теперь, а ты теперь такой, как раньше. Ещё красивее даже. Тебе очень идет. Как они вообще вот так расположены? — Наруто помял ему затылок. — Это же против законов физики. — Ты свою прическу видел? — в отместку за тупые вопросы, Саске лихо дернул рукой по всей длине, размазывая свою собственную слюну. — А что с ней не так? — Слишком горячо. И наделся ртом обратно, вновь смущая и без того растерянного Наруто. Его теме - правда ящик пандоры, который так приятно открывать, потому что не знаешь, что вытащишь следующим. Саске издевался над ним долго, медленно, целовал в тазовые кости, в низ живота, в бедра, удерживая на самом краю. Он гладил его ноги, мягко присасывался к мягкой кожице на внутренней стороне, гладил одними подушечками пальцев. Наруто елозил сам, подаваясь навстречу, раздвигал и собирал ноги, поднимал таз, опускал, забывая вообще обо всем и обо всех. Просто выпадая из жизни. Теме сам поднимал его чуть повыше, загибая как-то странно его ноги, сам разводил руками бедра изнутри, а добе изредка дергался, гладил за плечи, затылок, распахивал рот, еле разлепляя иссохшие губы. В голове не было ничего, кроме теме, как и всегда. Было так хорошо, как и всегда, язык теме скользил вниз, от головки до основания, по мошонке, касаясь одним кончиком, по внутренней части мокрого от слюны бедра, а потом добе дёрнулся. Этот самый шершавый горячий язык присосался строго между ягодиц, очерчивая контур расслабленных мышц, которые тут же сжались. Хитрый жук теме специально его отвлекал, чтобы он расслабился. — И чего ты дергаешься? Наруто вытащил свой ненаглядный зад из его цепких рук, подтягиваясь на ладонях повыше. — Не знаю, теме, я.. — Чего ты боишься? Саске подпер голову обеими ладонями, внимательно всматриваясь ему в глаза. — Это как-то.. странно. Мы это уже обсуждали. И пришли к выводу, что с учетом того, что нам приходилось видеть за всю свою жизнь, вот это - самое мирное. — Я знаю, я просто… — Не смущайся. Думаешь, мне это.. легко? Кто-то же просто должен быть за умного человека. — Ну тебя, — добе пихнул его стопой в плечо, но Саске её поймал щекой, крепко к ней прижимаясь. — Подай, — кивнул подбородком на флакон. — Если… будет что-то не так — говори. Мы же..пробуем. Придется же когда-нибудь нам через это проходить. Наруто согласно кивнул. Но это видимо всё только в книжках его многоуважаемого учителя-извращенца так просто местами. Жизнь далеко не книжка. Закусив губу, внимательно рассматривал каждое движение теме. Его сосредоточенно-горячущее выражение лица вселяло уверенность. — Холодная. — Знаю. Тут много нервных окончаний, так кажется просто. — Надо просто привыкнуть. — Именно, — Саске кивнул, мягко расмазывая смазку по всему обозримому периметру, добавляя и добавляя. Лучше уж больше, чем меньше. Всё возбуждение зато теперь спало за раз, подменяясь переживанием от неизвестности. — Мы же спасали мир, почему так страшно, — Наруто, не выдержав, засмеялся. Саске хмыкнул в ответ. — Тебе лучше? — Существеннее. Я тебе доверяю. Саске, кивнув, дотянулся до ближайшей косточки губами, чтобы отвлечь и себя, и добе. Задержав дыхание, крепко прижался одной подушечкой ко входу. Добе, нервно вздохнув, заметно пытался расслабить все существующие мышцы организма. Но потом сам отъехал от этого прикосновения. — А вдруг я..неправильно что-то сделал? — И что? Теме поднял голову обратно, укладывая ему на живот. — Добе, ты мне зубы отбивал, я тебе тоже. Мы ссали вместе. Мы что только не делали, сам посуди. Мы в крови друг друга валялись. — Ну это же другое, — Наруто закусил губу. — Ты думаешь, меня это как-то.. оттолкнет? — А не должно? Саске, вздохнув, переложился другой щекой, рассматривая его снизу вверх. — Мы так и будем бояться как два пацана или возьмем себя в руки? Это, знаешь ли, тоже не на миссию сходить. Я же.. не хочу тебе навредить. — Ты оторвал мне руку, теме. Это уж как-нибудь переживу. Теме, закатив глаза, легонько цокнул. — Это другое. Тогда ты мне приходился… А как мы вообще дошли до этого, а, — странно хмыкнув, опять вернул палец обратно, легонько оглаживая. — До… до чего? — Наруто прикрыл глаза, стараясь вслушиваться исключительно в успокаивающим своим существованием тембр теме. — От ненавидящих друг друга соперников до пары? Наруто открыл глаза. — Ненавидящих? Саске поджал губу. — Так пафоснее звучит, — дернул бровью, опуская внутрь ровно одну фалангу. Все мышцы за раз воспрепятствовались. Теме уложил ладонь ему на нижний пресс. — Интересно. Наруто вообще старался не дышать, чтобы не сделать чего-то лишнего. Еле-еле выдохнул, потом вдохнул. Оказалось не так страшно и ничего с ним не случилось. — Жжется. — Сильно? — Терпимо. Мышечная память — хорошая вещь. — Ты в последнее время слишком умные слова говоришь, добе. — Потому что..я учусь. Хотя бы как-то учусь, это что, запрещено? — С чего ты взял? Я просто…, — теме на пробу пошевелил фалангой внутри. Крайне интересные ощущения, потому что там — пустота. По факту. — Спрашиваю. — Я.. много слушаю, — Наруто махнул рукой в сторону соседнего дома. Саске хмыкнул, проводя круг фалангой снова, придерживая за живот. Ступня добе, как минимум, перестала истерично за него хвататься. — То есть до этого вся деревня не могла тебя посадить за бумаги и умные слова, а она да, что ли? Наруто поднял веки, сам подъезжая на ягодицах поближе. — Я на её фоне чувствую себя слабым и мелким. — Ты сдурел, добе? — Саске тепло хмыкнул, аккуратно просовывая палец дальше. Добе на это лишь еле слышно шикнул. — Я не в этом плане. В хорошем плане. Ты же тоже это чувствуешь, да? Просто..смывает как-то. Я не знаю, как это объяснить. Саске кивнул, невесомо оставляя поцелуй у него на животе, чтобы незаметно начать активнее водить пальцем внутри. Наруто вздохнул, опять дергая всеми мышцами ниже пояса. На чистых инстинктах. — Ты как? — Всё ещё необычно, конечно, но это же ты. Давай второй. — Не рано ли? — Без понятия. Вот и узнаем. Саске фыркнул. Его добе тоже тот ещё ящик пандоры, который открывать — одно удовольствие, в самом-то деле. Это он на людях местами неуклюжий, туповатый, шумный, а такой добе — лишь его. Горячий, открытый, искренний, с настоящей улыбкой, чувственный, властный, когда ему надо. Надоив ещё смазки свободной рукой, вновь всё размазал и свои два пальца в том числе. Вытащил, засмотрелся. — И на что ты там смотришь? — Ты забавно дергаешься. — Забавно?! ЗАБАВНО?! Наруто, громко рассмеявшись, боднул его стопой в бок, спокойно раскрываясь между ног. Видимо, это всё очень взаимосвязано, Саске так смекнул, тут же аккуратно втискивая оба скользких пальца. Наруто вновь стих. — Ну как? — Верни руку на живот. Кивнув, вернул. Вдобавок ещё поцеловал. Потом поцеловал и одну выпирающую косточку, и вторую, а потом лизнул лежащий рядом с косточкой идеальный член лобе. Ну правда идеальный. В мире Саске-то. И идеальный добе на это вновь отвлекся, спокойнее принимая уже оба пальца в себе. Это было очень странно, непривычно, ни с чем не сравнимо, но от того — ещё интереснее. И вот когда уже Наруто, наверху вцепившись в подушку, начал обратно постанывать, стало существенно легче как минимум морально — значит и он в том числе делал хоть что-то правильно в этой жизни. Наделся ртом еще глубже, пальцами вошел тоже глубже, аккуратно проворачивая их внутри. Проделывал всё до тех пор, пока щеки не устали, а пальцы не сжало у костяшек ладони. Поднял голову. — Ты специально это? — Прости, я просто попробовал, — Наруто улыбнулся. — Да я же..ничего не сказал. — Ты думаешь, я в этом разбираюсь? — А я что ли да? — Саске улыбнулся в ответ. Добе, выпрямив локти, дотянулся настоящей рукой ему до уголка губ. Положил в него большой палец. — Когда ты так делаешь, мне очень хорошо. Делай так почаще, ладно? Саске поджал уголок рта обратно. Опустил взгляд. — Ты же.. знаешь, что я не.. сильно умею. — Знаю. Я стараюсь изо всех сил, чтобы ты мог улыбаться. Саске поджал губу. — Я.. могу стараться это делать ради тебя. Вообще, Наруто бы пробило на знатную истерику, если не два пальца теме в собственной заднице, аккуратно его изучающие. Ещё год назад он не знал, что и как будет дальше, он не знал, как ему вернуть теме, что ему сделать и как уговорить, он был в отчаянии, он был в таком отчаянии, но сдаться не мог. А теперь они с теме.. вместе. Как и должны были быть всегда. А теме будто и мысли прочел. Хотя… С их-то мозгом на двоих — всё возможно. — Я жалею, что я этого не ценил. Ты достоин самого лучшего отношения к тебе. Наруто накрыл лицо обеими ладонями. А теме, почуяв полную свободу, аккуратно вывернул пальцы, ускоряясь что ими, что собственным ртом. Вновь было непонятно, на чем именно концентрировать внимание. То ли на странном зудяще-непонятном ощущении в заднице, то ли на скользком горячем рте теме, то ли на его протезе, который и мягко, и крепко, держал за пресс, то ли на клокочущем сердце в собственной груди, в котором что-то выправилось в том числе. Не только у теме, как оказалось, оно было погнуто. Просто Наруто даже об этом и не знал, пока какая-то из стенок не встала на место. Прижимаясь крепче всем телом к теме, почти невесомо через очищение вывернулся в оргазме, свинцовым грузом опадая обратно на простыни, придавленный судорогой и всем будто бы миром за раз. Пришел в себя только от горячего поцелуя теме в солнечное сплетение. Дернул его повыше, обеими руками, жадно целуя вслепую. Саске дернулся. — Ты сдурел? Я этим ртом что только не делал. — Заткнись. Всё ещё таким же свинцовым туловищем, перевалился на бок напару с теме, укладывая его под себя. Присосался к шее, к ключице, к округлой мышце груди с алым пятном на бледной коже, мазнул языком по солнечному сплетению. По бедрам стекал лубрикант, охлаждаясь, но было плевать. Вообще на всё было плевать. Вернулся обратно к распухшим губам теме, всасывая обе внутрь сразу, пытаясь вернуть контроль нервных окончаний над собственным телом. Скользнул на сильную шею с другой стороны, закинул сам себе на поясницу идеальную длинную ногу, крепко удерживая чуть выше колена. Саске сдавленно что-то простонал с приоткрытыми губами. Его добе — это неизвестно сколько в одном и неизвестно сколько чего-то с чем-то в одном флаконе. И, как минимум, он его парень. А вот когда его добе, крепко обхватив под коленями, практически свернул его пополам с широко разведенными ногами, не смог и дернуться, и не воспротивиться, вообще не смог вдохнуть лишний раз. Как его добе всё это в себе совмещает — кто бы знал. Но Саске нравилось. Саске вообще всё нравилось, что касалось добе, особенно его дерганья и неуверенность в себе десятками минут назад, а теперь вот этот его длинющий язык, жадно вылизывающий теперь уже его. А ты и слова поперек вставить не можешь, вообще ничего сделать не можешь. Остается расслабиться в сильных руках добе, полностью ему доверяя, но всё-таки дернуться от неожиданности, когда в приоткрывшееся от напора кольцо мышц юркнул этот же самый язык. — Добе? — А? Откинул на него голову с затуманенным синющим взглядом из-под пшеничной челки. Таким взглядом можно континенты прорезать на новые материки. — Ты вообще себя.. видел со стороны, добе? — Что-то не так? Да как это можно совмещать, а. Как? Даже голос садится так, что дополнительно ещё что-то сводит в желудке, хотя сильнее уже просто некуда. Из головки в таком положении всё уже стекает на живот. Саске отрицательно покачал головой, прикрывая глаза. Его добе всё равно будет делать, что хочет, как бы ты не переубеждал. Вот и сейчас, еще сильнее разведя его ноги в стороны, просто перевернул на живот одним рывком, сгибая под себя так, как ему надо. Саске чувствовал себя самым настоящим пластилином, но ему нравилось, что из него лепили. Из него лепили человека. Нормального настоящего человека, стонущего в подушку, пока добе, разведя обеими ладонями его ягодицы в стороны, пытался всунуть язык ещё дальше, сводя окончательно с ума. И странно, и непривычно, и очень непривычно, но ничерта не смущает. Ему просто не дают выбора и ни единого повода о чем-либо думать, кроме теперь уже огромного моря смазки и одной фаланги внутри. — Всё хорошо, теме? Непозволительно хорошо. — Да. — У тебя получается лучше расслабиться. Саске хмыкнул. — А ты разве даешь какой-то выбор, добе? Но всё же следом пришлось цокнуть. Добе положил широкую ладонь ему на поясницу, успокаивая. — Я.. могу убрать, теме. Саске грозно на него обернулся. — Глубже. Наруто поджал губу. От одного-единственного слова свело каждую внутренность, а ещё этот темин взгляд. И ещё вот эта вот поза. Не отводя взгляда от его глаз, наклонился, чтобы смазанно и горячо поцеловать в ягодицу. Саске прикрыл веки. Его добе это нечто. Его парень добе это нечто. Протолкнул палец глубже. Теме шикнул. — Ну типа выталкивай меня, помнишь? Саске просто молча кивнул. Конечно помнишь, всё же наизусть выучили в инструктаже. На бумаге-то просто, и это ещё хорошо, что на бумаге всё было максимально правдоподобно прописано, без приукрас. Со всеми возможными последствиями, с рекомендациями об отказе употребления бобовых, с пометками, что каждый из видов подготовки не гарантирует абсолютную гигиену и что всё абсолютно индивидуально. Были на том свитке и страсти-мордасти о совсем плохих исходах, вроде пролапса. Или трещин. В общем, там было всё. Но открывать ящики пандоры напару с добе оказалось не так уж и страшно, и отыскивать друг у друга в шкафах скелетов — тоже. А добе, снова разойдясь, решил проделать вообще нечто за гранью, комбинируя и язык, и палец. Непроизвольно дернулся в сторону, но добе за ягодицу держал крепко, властно, еле-еле прикасаясь шершавым языком, вынуждая прогибаться в пояснице от странности этого всего и лицом вжиматься в подушку, закусывая губу. Доверие. Это слово на свитке было выделено жирным, несколько раз, обведено в кружок. Полное доверие. Вот это самое важное во всем этом, остальное — дело исключительно техники. — Добе? Чт..что ты там делаешь? — Ищу. Саске хмыкнул. Потому что добе, с энтузиазмом первооткрывателя, что-то настойчиво пытался найти своим пальцем у него внутри. — Судя.. по рисунку, — Саске прижался щекой к подушке, пытаясь ровно дышать, контролируя самопроизвольно сжимающийся пресс, — на две фаланги и вниз. Да они оба первооткрыватели, что уж. Причем воспринималось всё так органично и правильно, будто вместе разбирались с какой-то миссией. Или со свержением Кагуи. Дёрнулся, отползая на локтях и коленях повыше. — Теме? Сильно задел? — Как-то.. слишком. Не очень.. привычно. — Хорошо, — Наруто просто притащил к себе за зад обратно, наливая ещё больше смазки, переходя вообще в какой-то полумассаж полужопий. — Добе, блин, — Саске хмыкнул. Заметно успокоившись, вернулся сам обратно в более расслабленную кондицию, и добе это заметил. Он просто перевернулся на спину, заехал по простыням под него, широко открыл рот, всосал половину, радостно чмокая, всовывая теперь уже два пальца и оттягивая второй рукой ненаглядную ягодицу. Кто ещё из них горячее, кто бы знал. Лично Саске голосовал за своего добе, потому что представлять, как это выглядит со стороны, стало фатальным. Сам двинулся к нему навстречу во всех плоскостях, которых мог, и назад, чтобы самому попробовать насадиться, и вниз, чтобы просунуться поглубже в рот. Дергалось всё ниже пояса, не зная, в какую сторону реагировать и куда разорваться. Пытался хотя бы концентрироваться на одной задаче — выталкивание. Чтобы не сжимать. А то в свитке были написаны страсти и про слишком сильное мышечное сжатие, и приписана скорее шутка, конечно же, но испугались оба. Шутка из разряда «‎не пережимайте, чтобы ничего не оторвать»‎. Но лучше уж сразу все вводные, чем полная неизвестность или идеализированная ложь. Нет ничего на свете хуже лжи и неизвестности. И они оба с добе знают это непонаслышке. Запрокинул голову назад. С добе всё, что бы они не делали, всегда идеально. И правильно. Пусть, наверное, для других неправильно и странно. И не так. Для них — правильно. У них оно своё и одно на двоих. Добе снизу, шмыгая носом в попытках дышать, разбивал до конца. Но каждый такой раз он будто пересобирал его заново. И этот - не исключение. Насадившись в глубокой петле на оба пальца до костяшек и следом практически полностью задвинув по языку внутрь добе до гланд, он опять сломался, но теперь уже в самом положительном ключе. Наруто, перекатившись на бок и аккуратно вытащив пальцы, лишь тогда позволил себе закашляться. Он подавился, но терпел ради теме, кряхтя. Саске, разъехавшись в коленях, просто лег на живот, пытаясь дышать. Непроизвольно и на автомате протянул наощупь к добе руку, чтобы похлопать по спине. Наруто, продышавшись, отчего-то рассмеялся. Открыл один глаз, отлипая на подушке. — Ты чего? Добе, вытирающий распухшие губы ладонью — вот этого точно не увидит никто и никогда, кроме него. Между ног мышцы хаотично пытались вернуться в физиологически изначальное состояние. — Я вспомнил, как ты подавился якисобой. И я тебе точно также решил помочь. Саске прикрыв глаза, хмыкнул. — Я подавился из-за того, что ты выглядишь непозволительно горячо местами. Что бы ты знал, меня вело тогда с одних твоих скул. А ты ничерта не знал. И я ничерта не знал. Наруто улегся на бок, подъезжая вплотную к нему. Закинул руку ему на поясницу. — Возможно, это всё началось гораздо раньше, чем в тот день. Я...меня после войны знатно клинило. — Я знаю, добе. Просто этого никто не замечал. Наруто прибрал его пряди с глаза с риннеганом, убирая волосы за ухо. — Но ты же замечал, теме. Саске кивнул с закрытыми глазами. — И да, меня покоробило. — Ты о чем, теме? — Когда ты решил транслировать мне в голову.. Саске замялся. — Я понял. Прости. — Нет, я не к этому веду. Меня не это покоробило, а то, что это был не я. Наруто от неожиданности заливисто фыркнул. — То есть настолько давно, теме? — Возможно даже раньше, чем я сам понимал. Добе кивнул, не выпуская ладонь из его волос. — Если бы этого всего не было — мы бы так ничего и не поняли бы, теме. Так что… Я не это имел в виду. Я просто.. испугался за тебя. И я не хочу тебя чем-то обременять. Помимо всего прочего. Зачем я тебе нуж.. — Добе, — Саске, вытащив из-под себя руку, переложил ладонь Наруто из своих волос себе в ладонь, крепко сжимая. Поднес к губам, целуя все пять пальцем за раз. — Никто не говорил, что будет просто. — Ты лучшее в моей жизни. Остальное неважно. Саске хмыкнул, укладывая ладонь добе себе на щеку. — И как тебе? — Ну, считаю эксперимент вполне удачным. Не так страшно, как оказалось. Хотя, знаешь, теме, — Наруто подъехал ещё ближе, обнимая его обеими сильными руками, — с тобой мне ничего не страшно. Только.. потерять тебя опять — страшно. Теме, открыв глаза, улегся на бок, обнимая его в ответ двумя руками. — Даже если я буду далеко отсюда — знай, я всегда с тобой. Ты не один, добе. — Ты не один, теме. Каждый их круг замыкается, каждая нить в конечном итоге сливается, видимо, как и каждая их жизнь. И дело, наверное, даже далеко ни в пророчествах, ни в узах с далекого-предалекого прошлого. У них всегда вдобавок к этому было что-то своё и нечто большее. В душе добе вообще решил сам себя превзойти — заговорил о работе. Саске, выгнув одну бровь, просто внимательно слушал и указывал на пробелы в логике. Его добе учился. Его добе не просто орал, что станет Хокаге, он делал теперь для этого вообще всё. И теме ему по-своему помогал. Вот конкретно в данный момент — отмывать задницу. Иначе в чем вообще суть существования Сасаукагэ?

***

*** Утром перед работой, довольно попивая кофеек на балконе, улыбнулась выползшему Саске от всей души. Молча попили свой кофе, каждый задумавшись в свою чашку. — О, Наруто, доброе утро! — Доброе утро, Шерпа-чан! И Наруто, абсолютно не стесняясь, хлопнул теме по заду, когда я уже уходила к себе собираться, перед этим поймав и откинув чашку Саске обратно до его балкона. Накормленный и выспавшийся Карасу но Тайо перекочевал обратно в дом через дорогу, и Саске почесал его за ухом. Конечно же, пока добе не видел.

***

*** — Здравствуйте, а Сакура дома? Дежавю. Только в этот раз Мебуки-сан, открывая дверь с теплой улыбкой, улыбнулась ещё шире. Я — тоже. Вообще, сегодня на обеде даже Ирука спросил, нормально ли я сплю, хотя сам опять чуть ли не клевал носом в свою тарелку, умаявшись с этим экзаменом. На мой вопрос с чего он взял, ответил, что в моих синяках под глазами можно хранить рис. Темно же ведь. Хмыкнула, отставляя от себя подальше шестую чашку кофе, из глади которого, если вглядеться, можно увидеть фыркающего Саске, осуждающего объемы поглощаемого мною кофеина. — Мисумее, к тебе гости! Точно-преточно дежавю. Только в этот раз Сакура, спустившася по ступенькам вниз, заметив меня на пороге, тепло улыбнулась, кивнув. — Привет, Шерпа. — Привет, Сакура. — Чай будете? Проходи. Пришлось зайти, неуверенно озираясь по сторонам. Мебуки-сан, оставив нам на котацу по чаю, тактично ушла по своим делам. — Как рабочий день? — Три перелома, два растяжения. Ничего нового, — Сакура, хмыкнув в свой тяван, почесала бровь. — У тебя? — Поругалась сегодня с одним представительством. У них просто личные виды на Японию, стандартная практика. Но вам не о чем переживать. Вообще, сейчас до текстильной промышленности дошла. Как-то пока не могу свести концы с концами в общей стратегии. И с документацией продолжаем с Эбису возиться, очень много ещё надо перевести и переоформить. Широко зевнула, прикрываясь ладонью. — Ничего нового в общем, тоже. Сакура кивнула, с удовольствием продолжая рассказ о своих заботах и проблемах, я поддакивала, подливала ей чай, пока не потянулась в карман за тем, ради чего, собственно, и пришла. — Слушай, Сакура. То, о чем мы с тобой говорили. Я кое-что тебе принесла, но перед тем, как отдать, ты должна пообещать мне кое-что том числе. — Что именно? — кивнула подбородком на мою руку в кармане мантии. — Просто помни, на какой путь тебе придется встать. Ты умная, и сама знаешь про всю эту вашу национальную ксенофобию. Старое поколение будет принимать это в штыки. Очень в штыки, и тебе придется с этим бороться, если ты настроена решительно. Сакура согласно кивнула. — То, что это понимаете и признаете вы с Пятой-самой — чудесно. Ведь когда-то даже на её нововведения смотрели косо, а теперь принимают, как должное. Вот здесь нам остается надеяться только на это же. Просто подумай хорошенько перед тем, как в этом ввязываться. Сакура молча протянула руку. — Я всё уже обдумала. Я буду этим заниматься, что бы оно мне не стоило. Тепло хмыкнула. Мини-копия своей учительницы, вот правда. — Твои дети будут жить уже в другом мире. Тогда нам просто остается сделать всё, чтобы в их мире это не было стигматизировано. В этом нам очень поможет опыт Кираи. Но только после того, как ты ознакомишься с этим, я пойду говорить с Пятой-самой, договорились? С литературой у вас беда огромная, нашла пару книг и то — вода на воде. — Так что я должна пообещать? Отхлебнув чая, наклонилась к ней пониже. — Никогда не ищи чего-то подобного у своих близких и боевых товарищей. Не пропускай это через себя и отделяй рабочее от личного. Никогда не пытайся ставить диагнозы просто так, если не собираешься избавлять от этого человека. Сакура тоже отпила чая побольше. — Обещаю. — Тогда держи, — высунув руку из кармана, протянула ей исписанный мною за выходные свиток. — Здесь нет воды. И нет общих фраз с навороченными терминами. Точнее, они все расшифрованы. Я описывала всё по-простому, человеческим языком, чтобы ты понимала, на что подписываешься. Я очень увлекалась этими дисциплинами у себя там. И я тебе доверяю. И я верю в тебя. Ты сможешь всё, вообще всё, если захочешь. Передала свиток ей в руки. Сакура с загоревшимися глазами и просиявшим лицом, отодвинула тяван, немного приоткрывая свиток. Повернула голову, чтобы прочесть первые строчки. — Аффективные расстройства? — Угу. Достаточно широкий спектр. Сакура довольно кивнула, читая дальше. — Внешнее проявление чувств и эмоций, доступный для наблюдения посторонним. Далее — поведенческий паттерн. — Понятный почерк? А то у меня он немного через одно место. И не берусь судить за некоторые иероглифы с азбуками. Быстро писала, пока шло. Хмыкнула себе в тяван. — Всё отлично, — Сакура свернула свиток, убирая себе под домашнюю кофту. — Спасибо. Обязательно изучу в ближайшее время. — До экзамена успеешь? — Я же не задействована. — Ой да, — махнула рукой, — будешь. Возглавлять дежурный медицинский отдел. — Так Шизуне-сама должна? — У неё своих дел выше крыши. Да и вас надо уже привлекать к таким большим вещам. Они вообще не хотели на первый этап команду медиков приставлять. — А на первый зачем? — А если кому из детей поплохеет? Зачем рисковать? — И то верно, — Сакура кивнула. — Неджи-сан ещё не вернулся? — Неа. Срочное что-то? — Да я тут посидела над специальными пилюлями для них. Знаешь, чтобы хотя бы как-то снимать напряжение во время длительных миссий. — Это ты молодчинка, а то по зиме они с Хинатой нормально так в госпитале пролежали. Покивав друг другу и обсуждая работу каждой, допили до тявану. Сакура подлила ещё. — Какаши-сенсея видела сегодня? Вы... вот вы трое реально сговорились где-то? Или это у вас такая командная работа? Или нет? Или что? Или да? Какого черта. Спокойно проглотила чай. — Нет. Что-то случилось? — Ну, он просто про тебя спрашивал. Столкнулась с ним сегодня. Задержав в желудке дыхание, чтобы ничего не спалить ни в одном месте, а особенно в своем выражении лица, вновь отпила молча чай. — Так случилось что? Меня просто мотало сегодня по всем инстанциям. — Не знаю, — Сакура пожала плечами, — просто, видимо, по работе что-то надо было. Я не очень все эти ваши задачи понимаю, если честно. — Ты и не должна. У тебя другой профиль. Самый важный профиль на свете. Допивая уже третий тяван, пыталась не делать вид, что мне надо идти. — Ой, что-то мы засиделись. Тебе бы поспать, — Сакура тепло посмеялась. — С чего вдруг? — хмыкнула в ответ. — Ты синяки свои видела? — Это генетическое. И недостаток витаминов. Ты же сама знаешь, чего я рассказываю. Сакура кивнула, допивая свой тяван. Обувалась уже у порога, тепло прощаясь с проходящей мимо Мебуки-сан, когда Сакура ненавязчиво потрепала меня по плечу, приглушая свой голос. — Ты точно нормально спишь? Просто я помню в госпитале, какие дозы снотворного нам пришлось тебе вливать. Это нехорошо. Я бы даже сказала, не очень нормально. — Точно. Тебе не о чем переживать. Убедительно, как и всегда, насвистев, двинулась до резиденции. Не стала бы я объяснять, что бессонница и кошмары живут у меня раздельной жизнью, если так посудить. Но в районе резиденции уже никого не было. Неудивительно — я уходила последней, гася свет уже в полной тишине и темноте всех остальных построек. Только один АНБУ тогда встретился у выхода. Пришлось идти дальше, вглубь деревни, всунув руки в карманы, нервно теребя корешок лежащей там Ича-Ича. Чтобы не отрубиться на перекурах, таскала её время от времени с собой. Постучалась, пытаясь это сделать увереннее, чем было на самом деле. Какаши открыл дверь с кухонным полотенцем в руках. Моргнул. — Привет. Моргнула в ответ. — Привет. — Не спится? — А тебе? — Я пыталась найти причину, чтобы прийти. — И как? — Сторговалась на том, что я нужна была тебе сегодня по работе. Отошел на шаг назад, кивком головы приглашая внутрь. Вытерев руки насухо, убрал полотенце за уголок в карман. Зашла, тихо закрывая за собой дверь, пытаясь отвести взгляд от сильных рук, не прикрытых ничем от плечей до кончиков пальцев. — Мне просто пришлось спешно придумывать оправдание. Работа — беспроигрышный вариант. Кивнула, рассматривая его вывешенную сбоку форму джонина из-под приопущенных ресниц. — Оболдуи вернулись. — Да, я в курсе. Но не видел их пока. Да и пусть отдыхают. — Не переживай, они отдыхают. У них всё хорошо. — Видела их? — Конечно. — Может уже перестанем? Пришлось переводить взгляд на него, топясь в чернющих глазах напротив. Самая страшная моя фобия — не видеть дна. И я его не видела. Но это не пугало. Впервые в жизни это не пугало, с самой первой встречи. Я даже не пыталась всплывать, потому что каждая попытка разбивалась на ошметки, падая с огромной высоты. Такое чувствовать просто невозможно. Такое пускают по венам. И как бы глубоко не погружался, хочется ещё глубже. Но глубже это только если вспороть грудную клетку и залезть внутрь, чтобы стать единым. — Что именно? — Всё это. — Мне уйти? — А ты бы хотела? Достала левую руку из кармана просто чтобы не задохнуться. Как это взаимосвязано — я не знаю, я ничерта не знаю, когда он просто дышит рядом. Больную правую сжала в кармане посильнее, чтобы не нудела. — Я уйду только тогда, когда ты сам попросишь уйти. А ты обязательно попросишь. — С чего такая уверенность? — Потому что я знаю. Потому что так и будет, Какаши. Однажды ты просто попросишь меня уйти и никогда не возвращаться. Бровь со шрамом схмурилась. — И это тоже будет правильным. Но отвечая на твой вопрос — если бы не хотела, я бы не пришла. Бесшумно тяжело вздохнул одной грудной клеткой. — Я говорил про то, что нам пора перестать искать поводы. И причины. — Причины нужны не только для ненависти. Причины нужны для того, чтобы не сближаться. — Тогда почему каждая из них разбивается? — Мы обязательно найдем неразбиваемую, Какаши. Мы её просто пока что пытаемся игнорировать. — И чего ты хочешь? — Прямо сейчас? Обнять тебя. Ты? — Ровно того же. Кивнул, удаляясь обратно на кухню. Из самого её центра заговорил. — Сегодня ты спишь у меня. И, разуваясь и скидывая мантию, я не могла придумать ни единой причины, чтобы уйти. А по-хорошему надо было отсюда бежать. Пока не стало слишком поздно. Подсесть на человека — вот что самое страшное. Страшнее всех смертей, войн, братских могил, крови, самоубийств, насилия, отпечатавшихся на обратной стороне век намертво и навеки. Вымывая руки, засмотрелась на контейнер с линзами на раковине. Выйдя на кухню, решила спросить. — А зачем тебе линзы? Какаши хмыкнул, выставляя на стол тяван с кофе. Откуда-то рядом с ним появился второй стул. Постаралась как можно увереннее на него сесть. — Это твой стул. От него никогда ничего не скроешь, тем более любые попытки притвориться чем-то или кем-то. Сел рядом, вытягивая ноги под столом, как тогда, когда мы в нашу первую встречу сидели с какой-то радости на моей кухне, переплетая стопы. Так никогда не бывает. Но, видимо, всё-таки бывает. До тех пор, пока не включается мозг. Точнее, мозги. Два мозга. Два искалеченных мозга под разными черепными коробками, но мыслящих практически синхронно. Всунула свои стопы между его, ведь если мы этого не видим — значит, это не существует. Он лишь ещё сильнее сжал их в ответ. — Как-то раз я целый день обманывал деревню, притворяясь фотографом. — Интересно. Спасибо за кофе, — отпила поменьше. Мало ли, может и посплю такими темпами. Хотя брал бы меня ещё, этот самый кофе. Может жить легче бы было. Ничто и никогда не мешало мне отрубаться даже во время распития этого самого кофе. — Я был без маски. Непроизвольно дернула бровями наверх. — И тебя никто не узнал? — Я неплохо замаскировался. — Странно, — пожала плечами, — я бы всё равно тебя узнала. — Это вряд ли. — С чего бы? Саске прав, иногда я наверное напоминаю Мадару своим тяжелым взглядом из-под надбровных дуг и каменного выражения лица с вздернутым вверх подбородком. — Да, ты права. Ты бы узнала. Если ты отличаешь моего клона от меня без шарингана и вообще чего-либо. С опущенным в столешницу взглядом, выжал из себя. Дернув одной бровь, отпила немного ещё кофе. — Я немного сенсор. Я это имела в виду. Ничерта не это. Всё моя сенсорика отрубается, оставляя только долбящееся сердце и что-то подыхающее в желудке. Видимо, те самые попсовые насекомые, которые вот только горят в котле, а не трепыхаются, как у нормальных людей. Но если я чувствую хоть что-то — значит я живая. Страшнее этого только не видеть дна. Но если это море зовет, разве можно в него не нырять? Даже если подохнешь, задохнувшись однажды. — Как прошел твой день, Какаши? Откинулась на спинку стула с чашкой в руке, внимательно-вдумчиво его рассматривая. — Далеко не патетично. У тебя? — Аналогично. Я могу переругаться со всем миром за раз, — хмыкнула в свою чашку. — А с кем именно? — Забей. Это из моей юрисдикции. Не хочу тебя этим грузить. — Я же ведь уже говорил, — перебрал пальцами одной ладони по столешнице. — Что именно? — Мне интересно всё, что касается тебя. Ничего не изменилось с нашей первой встречи. — Ничего? — Вообще ничего. Кивнула. — Аналогично. Только стало сильнее. — Есть такое. Кивнул мне в ответ. Молча отпила ещё. — Ну так что? — Индостан. Сам понимаешь, там весьма характерный народ. Не чета вам собранным и дисциплинированным. Но они хотя бы сразу говорят, если что-то идет не так. Вообще у них давно уже есть свои координаторы, но временами обращаются ко мне напрямую. Как выходные прошли? Какаши хмыкнул. — Гай опять втянул в не самое интеллектуальное противостояние. — И ты выиграл? — Разумеется. Но, кажется, он расстроился после этого. — Разумеется. Примерно поэтому я позволила себе поддаться и проиграть. Или ты думаешь я просто так проставлялась в Ичираку? Какаши тихо вздохнул. — Он мне рассказал, да. Вообще, я.. теперь понял, какая поддержка ему нужна. Я.. не имел ни малейшего понятия, что именно делать. Но после этой истории понял. Спасибо. — Друзьям не обязательно что-то выдумывать. Достаточно просто быть рядом в трудные времена. Какаши коротко кивнул, подсобирая губы под маской. — А он с самого детства был рядом с тобой. Просто помни об этом. — К чему ты? Перегнувшись через стол, обхватила его правую ладонь двумя своими, крепко сжимая. Тряхнула, чтобы поднял взгляд. — Пока в этом мире есть те, кого мы можем назвать своим другом, то значит, ещё не всё потеряно. Это значит, что всё хорошо или может быть таковым. Они всегда рядом, даже если их не просишь. Особенно если не просишь. На то они и друзья. Кивнул, снова опуская взгляд, но стопами под столом будто пытался обнять вообще весь мир и меня в том числе. — Как твои выходные, Иллин? Провела две консультации психолога, угомонила две истерики, приютила кота, поучаствовала в небольшой местной постановке адаптации Ромео и Джульетты, почти написала книгу «‎об аффективных расстройствах для чайников»‎. — Как обычно. По выходным больше есть времени на внешний союз, чем на этот локальный. Неджи же с Шикамару в Суне. Так бы на них часть свесила бы. — Всё равно никто не разбирается в этом лучше тебя. — Это правда. Поэтому я и не свешиваю ни на кого из вас. Это мои проблемы. Вы не хотели этого союза. Я даже не знаю, хотите ли всё ещё. Возможно, всё, что я делаю — бессмысленно. Потянулась убрать свои ладони обратно, но Какаши накрыл их обе сразу своей левой, поднимая голову. — Тебе пришлось чуть ли не умереть за него. Как ты можешь такое говорить? — Ну умерла и умерла бы, — пожала плечами. — Велика потеря. В этом мире давно уже осталось ничего кроме боли и страданий. Дернул ещё сильнее на себя, почти гневаясь. — Ты можешь хоть раз думать о себе, а не обо всём мире за раз? — Если я начну думать о себе, — аккуратно выпуталась, усаживаясь обратно, попивая дальше свой кофе, — это может закончится плачевно. В детстве всегда думаешь, что твоя жизнь — это сплошная трагедия. Но это не так. Это комедия. А в моем случае — комедия вперемешку с трагедией. И от комедии там — только гомерический хохот как защитная реакция на каждый ужас, что хочет забыть долговременная память, не в состоянии это переварить. Допила кофе до конца, поднимаясь с места. — В душ схожу, ладно? Ничего не услышав в ответ, скрылась в душе, пытаясь свариться заживо в кипятке. Ведь если я что-то чувствую — значит я живая.

***

— Ты долго. Створка окна была приоткрыта, задувая в тонкую ткань занавески над двумя фото в рамках и такой же потрепанной Ича-Ича. Какаши лежал строго на одной половине своей кровати, строго на одной половине одной подушки и строго под одной половиной одного одеяла. Аккуратно плюхнулась рядом, ближе к стене. Накрыл меня, поворачиваясь на бок. Пришлось укладываться точно также. Да и вплотную. Подушка ведь одна. — Разве? Не заметила, прости. Иногда теряю счет времени. — Я тоже. — Ты теплый. Руки держала строго перед собой и всё остальное туловище тоже, чтобы не прикасаться. Он — тоже. Оставалось крепко держаться только одними глазами друг за друга, не смея отвести ни ниже, ни выше, ни вбок, ни влево, ни вправо. — Где сегодня болит? — Там же, где и всегда. Кивнула одними глазами, накрывая под одеялом его грудь над сердцем ледяной правой ладонью. — У тебя? — Нигде. Везде. — Как рука? — Как обычно. — Тогда зачем ты кладешь именно её? — Чтобы в неё же всё и вобрать. Закрыл глаза, вздохнув под моей ладонью. — Это так чертовски усложняет торг. — Что именно, Какаши? — Ты. — Я опять умудрилась сделать что-то не так? — не смогла не хмыкнуть. Хмыкнул мне в ответ, прижимаясь виском к подушке. — А мы разве хоть что-то делаем так, как надо? — Однозначно нет. А как надо? Молча пожал плечами, рукой под одеялом накрывая мой бок, одним пальцем залезая под незапахнутую рубашку. — Я не знаю, Иллин. Я далеко не эксперт в этом всём. — А я думаешь да что ли? — Иногда мне.. хочется это отключить. Кивнула, тоже прикрывая глаза. Эйфория всегда быстро сходит на нет, оставляя голую реальность. И реальность эта нравится далеко не всегда. — А тебе? — К сожалению, как бы я не хотела, выключить это возможно. Лично у меня не выходит. — Вот и у меня также. Скользнула ладонью с его груди дальше, за спину, подъезжая на простынях поближе, вплотную, обнимая за лопатку, собирая крашенными в черное ногтями ткань. Практически полностью засунул свою руку мне под рубашку за спиной, укладывая ладонь на шейные позвонки, крепко прижимая к себе. — Может.. всё-таки у нас получится? — Не знаю, Какаши. А ты бы хотел? — Какой тебя ответ устроит? — Правдивый. — Из какой части мозга? Из рациональной или иррациональной? — Из той, что правдивее. — Тогда правдивее не из мозга. — Из сердца? Молча кивнул мне в волосы. — Ты подстриглась. — Ну да. — Почему? — Потому что..в день нашего знакомства я поклялась себе их не обстригать. Чтобы тебе было удобнее за них держаться. — Тебе больше этого не хочется? — С чего ты взял? Просто… разве тогда я вообще могла предположить, что всё так.. всё так… — Сложно. — Очень. — Очень сложно, Иллин. — Безумно. — Почему нельзя выключить мозг? Чтобы не мешал. — Иногда он отключается. Но не всегда, к сожалению. Только в самых стрессовых ситуациях. Это его защитная реакция. Кивнул. — Меня… раздражает, что мне приходится с ним торговаться. — По идее наоборот. Это мозг пытается с тобой торговаться, Какаши. Проблема всех умных детей. Даже тяжелые травмы его не могут затупить. Аккуратно отъехала чуть назад. Но если мы не видим — этого же нет? Вот наши ноги именно так и думали, сами по себе сплетаясь в неразделимый узел. Одним пальцем позволила себе очертить бровь со шрамом, спокойно опущенную немного вниз. Какаши открыл оба глаза, крепко фиксируя меня под ребрами. Либо чтобы не сбежала, либо чтобы ответила на следующий вопрос. — Тебя били в семье? Поджала нижнюю губу, возможно переходя в нистагм глазниц. Это же непроизвольно, что я могу с этим поделать. Расцепив зубы, вздохнула побольше. — Что только со мной не делали. Насилие может быть не только физическим. — А отвечая на мой вопрос? — А что ты хочешь услышать? — Правду. — Зачем она тебе? — А если я отдам приказ будущего Шестого Хокаге? — То есть ты уже пользуешься служебным положением? — тепло хмыкнула. — Ты же знаешь прекрасно, что даже и в таком случае я юридически независима. Вообще практически ни от кого. Единственный, кто мне может отдавать приказы во всем мире… — задумалась, — а, нет, никто. Потому что даже если Итан это пытается сделать, это скорее выглядит как.. «‎нууу, ты сама знаешь, что тебе делать. Нафига тебе приказы твоего руководителя»‎. Посмеялась с того, насколько это всё нелепо. Какаши — тоже, одними ребрами. — Он даже себя моим руководителем считать не может толком. Это всё.. — почесала бровь, — очень странно. К тому же, за спиной каждого руководителя стоит тот, кто его направляет на этом пути. Он с тринадцати лет присвоил это звание мне. И я отбиться никак не могу, даже если его назначат, не знаю, вообще главным во всем мире. Даже когда он был главнокомандующим армии, он всё равно всегда оглядывался на меня. Просто по привычке. Просто потому, что ему так комфортнее. И он не может от этого отделаться, какой бы важной шишкой он не становился. Посмеялись уже оба. — Я в курсе, Иллин. Но надо же как-то из тебя это вытащить. — Так а зачем? — И как называется эта твоя защитная реакция? — Ну, — устроила голову поудобнее на подушке, рядом с его щекой, — «‎если я не произношу это вслух — значит этого не существует»‎. — Тогда предлагаю обмен. Правда на правду. — Хм, — закусила губу, — если ты хочешь, то ладно. Я постараюсь. — Хорошо, — Какаши кивнул, устраиваясь тоже поудобнее на подушке, чтобы было удобнее смотреть мне в глаза. Вообще, мы могли плести что угодно и как угодно хоть всю ночь, только вот руки давным давно переплелись неизвестно как, ноги — тоже, корпусы — тоже, даже волосы где-то уже ложились одними пепельными прядями на другие. Я не имела ни малейшего понятия, когда именно и как это произошло. Но и ладно. — Я ничего никогда так не хотел, как то, чтобы это получилось. Вот это правда. — А мозг что твой думает, Какаши? — А тебе ли не знать? Они, мне кажется, у нас одинаково работают, — легонько ткнул меня рядом с виском теплой подушечкой. Продолжительно покивала, поджав губу. Правда на правду, сама согласилась. А за слова я свои всегда отвечаю, даже если выдавить из себя что-то не представляется возможным. Наедине с самой собой — ладно, но за какой черт это выдавать кому-либо. Проблема была лишь в том, что это — не какой-то там либо. Это же он. И когда ты его видишь, ты не знаешь, как пользоваться легкими. — Знаешь, — вдохнула побольше, давя слова через раз подбирая в уме, — как-то раз я очень сильно заболела. Не знаю, чем именно, может гриппом, может бронхитом. Может даже воспалением легким. Я вообще частенько болела ещё совсем маленькой. И всегда с очень высокой температурой, под 40-41 стабильно. И тогда у меня был очень сильный кашель. Это всё, что я помню о той своей болезни. Дальше так задорно излагаться уже не получалось. — И? Какаши, убирая одну из моих прядей за ухо, оставил ладонь на шее. Видимо, чтобы не смогла отвернуться, даже если бы захотела. Я бы с удовольствием смотрела в эти бездонные глазища дальше, но я физически не могла. Мне было стыдно в них смотреть. Мне было стыдно вообще всё это говорить. Я не знала, что сказать. И как вообще это сказать вслух. — Мы же договорились, Иллин. Кивнула, поджимая и отпуская нижнюю губу раз на шесть. Дна никакого нет — прыгай и разбивайся к чертям. — Меня душили подушкой, чтобы я не кашляла и не мешала. Я могла сосредоточиться только на ключице под темной тканью водолазки без рукавов. — Отец выпрыгнул со мной с третьего этажа в приступе белой горячки. Это одна из некоторого количества травм моих ступней. Цеплялась взглядом только за эту ключицу и больше ни за что. — Старшая сестра угрожала мне ножом, выгоняя из дома. Если я говорю это вслух — значит, оно существует. Но если я чувствую хоть что-то — значит, я живая. — На похоронах отца мать скинула меня в насыпную яму на его гроб, пока его засыпали землей. Чтобы меня похоронили с ним заживо. Если я чувствую что-либо — я жива. — Я не разговаривала больше года ни с кем, когда меня поместили в приют. Если я чувствую что-либо — я жива. — У меня два сотрясения мозга от побоев матери. Если я чувствую что-либо — я жива. — Мать заставляла меня есть сырые бататы, впихивая насильно, ломая мне молочные зубы. Если я чувствую что-либо — я жива. — Из-за многочисленных побоев и челюстно-лицевых травм мне пришлось исправлять прикус, поэтому я ненавижу улыбаться. Мне стыдно это делать. Если я чувствую что-либо — я жива. — Сестра отбила мне правый глаз качелью, потому что мать сказала ей взять меня с собой. Чтобы я не раздражала её своим присутствием дома. Зрение я восстановить не могу на этот глаз. Поэтому всегда ориентируюсь на левый. Если я чувствую что-либо — я жива. — Мать водила меня по храмам и подобиям местных экзорцистов, чтобы изгнать из меня дъявола, потому что я родилась левшой. Если я чувствую что-либо — я жива. — Отец в пьяном угаре использовал мою голову как мишень, в которую они с друзьями на спор кидали выпитые бутылки. Если я чувствую что-либо — я жива. — Меня чуть ли не изнасиловали эти же его собутыльники в пять лет. Если я чувствую что-либо — я жива. — Но мать мне не верила. Если я чувствую что-либо — я жива. — Меня чуть ли не изнасиловали эти же его собутыльники в шесть лет на его поминках. Если я чувствую что-либо — я жива. — Но мать мне не верила. А теперь они все мертвы. Они все повесились в собственной квартире на собственных люстрах. Если я чувствую что-либо — я жива. — Каждый раз, когда я плакала, мать завязывала мне глаза и пыталась утопить в ванной, перед этим избив всем, что она видела. Желательно тем, что потяжелее. Если я чувствую что-либо — я жива. — Моя самая страшная фобия — не видеть дна. Она оставляла меня там в темноте, привязывая так, чтобы я не могла опуститься на дно и не утопиться сама. Если я чувствую что-либо — я жива. — Вода остывала. Особенно зимой, очень быстро. Если я чувствую что-либо — я жива. — Я до сих пор чувствую этот холод. Если я чувствую что-либо — я жива. — Она запрещала мне читать, потому что я должна была быть по её мнению безграмотной прислугой. Если я чувствую что-либо — я жива. — Старшая сестра травила меня за успехи в младших классах. Потому что сама она не смогла закончить даже школу. Не говоря уже о более высокой ступени образования. Если я чувствую что-либо — я жива. И я могу найти в себе сил поднять взгляд на два бездонных черных глаза над маской. Между идеальных пепельных бровей пролегла глубокая складка. Я замолчала. Очень надолго. Я не хотела этого говорить. И мне нечего было больше сказать. Вообще впервые в жизни мне нечего было сказать. Поэтому заговорил Какаши. — Я.. думал, что он меня не любил. Я не понимал, почему.. он сделал это. Почему он оставил меня. И лишь с годами понял. Я.. — он протяжно вздохнул, — я умер. И когда умер, встретил наконец-то отца. Он ждал меня всё это время. Он не мог.. упокоиться с миром, а я… Я смог его отпустить. Он всегда меня любил. Медленно моргнула, соглашаясь. — Что ты видела там? Когда умирала? — Ничего. Только пустоту. Там темно. И когда я видела хотя бы намек на какой-то проблеск, меня возвращали обратно. Какаши кивнул. — Я к этому и веду. Меня любил мой отец. И мать. И они ждут меня всегда, там, на той стороне. И меня ждут хотя бы где-то. А... тебя даже там не ждут. — Прекрати это. Горло, сцапанное свинцовой лапой, не могло дышать. Моргала медленно сухими стеклянными глазами. — Что прекратить, Иллин? — Пытаться поставить мою боль выше своей. — Я не пытаюсь. Я говорю, как есть. Разве я не прав? — Мне не больно. — Почему ты хотела себя убить? — Чтобы проверить, может ли умереть то, что уже мертво. Ноги сами понесли меня встать, забрать из мантии сигареты, вернуться в кровать, сесть, прислониться спиной к стене и закурить, прикрывая глаза. Какаши молча взял мою правую стопу, более изуродованную внешне, чем левая, укладывая себе на живот. — Эта кость, да? — мягко погладил по самой непропорционально расположенной кости. Молча кивнула. А он знал, куда надо передавить, чтобы она не ныла. Потом вытащил из-под меня вторую стопу, проделывая с ней ровно тоже самое, одновременно. Открыла глаза, рассматривая две рядом стоящие фотографии в рамке. — Это отец Наруто? — Да, — Какаши, не оборачиваясь, кивнул, — Минато-сенсей. — Предыдущий Хокаге учил следующего, символично. — А Третий-сама и Пятая-сама? — Пятая-сама богиня, но мне просто к слову пришлось. А Третьего, уж извини, я далеко не полностью уважаю. Если не совсем. — Почему? — Потому что единственным его правильным решением, на мой взгляд, было поручить тебе вот этот детсад, — кивнула подбородком на соседнее фото. Какаши хмыкнул. — Да уж. Отличное было знакомство с командой, ничего не скажешь. Где один говорит, что его цель — убить одного человека, вторая говорит, что она любит одного человека, а третий — что станет Хокаге. Я тихо рассмеялась, закрывая лицо рукой. Но он, оторвавшись от одной из ступней, отвел мою ладонь в сторону. — А если я попрошу тебя улыбаться, ты будешь? Затянулась, сворачивая улыбку. — Буду. — Тогда и смейся тоже почаще. Меня это успокаивает. — Хорошо, — кивнула в затяжке, пытаясь перевести тему. — Можно? — махнула рукой на Ичу. Какаши, откинув голову, чтобы увидеть, на что я указываю, согласно кивнул. Забрав книгу с подоконника, уселась обратно. Отставать от моих стоп он не собирался, снова укладывая себе на пресс. — Знаешь, чужую книгу трогать это очень интимно, как по мне. Гораздо интимнее, чем..стаскивать с кого-то одежду. — Это правда, — Какаши кивнул. — И целоваться тоже. — Соглашусь, да. Это одна из самых интимных вещей на свете, как по мне. — Я рад, что ты это понимаешь. Не считав сакрального смысла под его внимательный взгляд, просто кивнула в корешок книги, внимательно изучая именно её. Каждая книга рассказывает очень много о своем владельце. Перед тем как открыть, всё же решила уточнить. — Точно можно? — Я же трогал твои книги. — Хорошо. Я изучала страницы аккуратно, медленно переворачивая. Просто сам факт того, что он её постоянно держит в руках, делал эту книжонку автоматически самой лучшей на свете. Поджав губу, пыталась не улыбаться, но, черт возьми, как можно этого не делать, если он подпустил к своей книге. Очень просто залезть кому-то штаны. Так устроена жизнь. Сложнее сложного — держать в руках книгу, которая значит для него больше, чем какая-то там похабщина. Это всё равно если бы я положила ему в руки защитную оболочку своего сердца, что оберегала его от окончательной поломки. Хотя держалось всё там на одном честном слове, где-то небрежно заклеено, где-то наскоро сшито, где-то просто не хватало чего-то или было выдрано. Но оно же стучало. Оно же билось. Значит, для чего-то оно это делало. — Ты, я смотрю, привычку мою перенял, да? Переворачивая очередную страницу, которые я уже выучила наизусть, ведь содержание было одно и то же, успела лишь зацепиться взглядом за синий ободок синих чернил, которые будто что-то обводили и краешек мелких иероглифов, будто комментарий или приписка к этому. — Какую? Не переворачивая до конца, подняла на него голову. — Обводить в тексте какие-то моменты. Вот вы видели смущенную панику будущего Шестого Хокаге? Я — да. Округлив глаза, чуть ли не выдернул у меня книгу из рук, захлопывая, убирая обратно на подоконник, чуть ли не краснея в процессе. Одна из моих бровей удивленно поползла вверх. — И что это было? Теперь стало уж слишком интересно и даже обидно. Ну вот кто мне мешал перевернуть и посмотреть, что ж там такое. А так теперь остается, видимо, довольствоваться каким-то отрывком, включающим в себя обрывочные наборы буквы. ...ни Как обведенное и ...огу ….бояться как комментарий. Вот и думай дальше сама. Ну умная же девочка, разбирайся, как хочешь. Мне ли не привыкать. — Ничего. Поджав губы под маской, вернулся к моим стопам. Точечно выкинув окурок в окно, прикурилась второй. С ближайшей ко мне фотографии улыбался папа Наруто, демонстративно не смотрели друг на друга Какаши и Обито, и ещё теплее улыбалась Рин. Переложив голову на бок, залипла в фото на целую сигарету, пока пальцы не обожгло. Удобно, на самом деле, временами использовать карманные вихри как пепельницу. Можно хоть книгу писать, «‎использование базовых комбинаций шиноби в быту для чайников»‎. Может, зарабатывать на этом буду, кто знает. Подкурилась третьей, всё ещё не отводя взгляда от всех четверых. Какаши это заметил. — Я хотел уйти к ним. Мне… надо было закрыть собой Саске. Но мы бы не успели с Обито. Даже после смерти она нас объединяла. Затянулась поглубже. — Но Обито мне не дал умереть. Знаешь, — Какаши хмыкнул, — он сказал, что я буду только им мешать. Хмыкнула ему в ответ. — Учихи — странный народ. Видимо, генетика решила, что рот наш не способен озвучивать вещи человеческим языком. Всё только через параллели, намеки и двоякие смыслы. Какаши кивнул. — Зато так он был самим собой. Он умер самим собой. Правда, он делал это дважды. — Если тебе будет легче — можешь ненавидеть меня за то, что тебе пришлось это пережить дважды. — А тебя с какой это стати? — Ну так, — пожала плечами, — буду отдуваться за всё своё нерадивое семейное древо. Но, знаешь — затянулась, — даже Мадара в конечном итоге тоже отчасти пострадавший. Это целая цепочка, которую запустили давным-давно, до нас. Просто, видимо, в жизни каждого Учихи должна быть одна большая постанова, после которой не знаешь, как собрать себя по частям. Какаши промолчал. — И если ты правда считаешь себя лишним или что-то такое — то прекрати так думать. Он не это имел в виду. Ты же прекрасно знаешь. Команда всегда должна быть вместе. Поэтому это и называют командой. Какаши кивнул. — Есть одна вещь, в которой я никогда не признаюсь ни Итану, ни Джею. Потому что кроме них у меня никогда никого не было и не будет. Будет, конечно, но не такое. Ты сам понимаешь, — затянулась ещё крепче, — иногда я чувствую себя безбожно лишней. Я даже не знаю, считают ли они меня по-настоящему лучшим другом, или это только слова. — С чего ты так думаешь? — Потому что я не верю словам. Я вообще ничему никогда не верю. Они двое — будто части единого целого, которые я просто откопала где-то и соединила. Я.. когда мы разъезжались, я поэтому не хотела к ним лезть. Лишний раз не напишешь, лишний раз не позвонишь. Потому что боялась просто оказаться ненужной. И какие бы слова я не слышала, в долговременной памяти только удар под сердце и много-много крови. Катанами, которые я подарила Итану на день рождения. И как это забыть — неизвестно. — Кто именно тебя спас? — По частям сшивал или что именно? — Да. Не стала уточнять, что именно да. — Сшивали Какузу-сан, Конан и Хидан. Тащили мою тушу к ним Дейдара и Сасори-сама. — Неловко, — Какаши хмыкнул. — Есть такое, а что именно? — Ну, — он пожал плечами, — что мой ученик убил твоего спасителя. И я, знаешь ли, в стороне там не был. Так что, — Какаши развел руками, следом обратно укладывая на мои стопы. — Это всё очень дико и странно, да. Я горжусь Наруто в любом случае. А тобой — тем более. Он был очень сильным. — Про остальных ты в курсе? — Да. Слышала слухи уже мельком во внешнем мире. Такие себе были ощущения, если честно. — Какие? — Ну, — затянулась, — это как когда у тебя отрывают заживо одно подобие семьи за другой. Семья, конечно, громко сказано, но у меня слишком странное представление об этом термине. — Тогда может стоит завести свою? — Чтобы и её потом потерять? Нет уж, спасибо. — А Саске? — Сбои бывают в любой системе. Возможно, я об этом ещё пожалею, но семье ты отдаешь всё. Абсолютно безвозмездно и оно складывается само по себе. Так что, — развела руками, как и он до этого. — Но пока у тебя есть Гай, пока у тебя есть эти трое детей, пока есть Пятая-сама, которой нужна рациональная голова рядом, пока есть вся деревня и вся страна Огня — ты не имеешь права уходить. — Понимаю, — Какаши кивнул, отлипая правой ладонью от моей стопы, протягивая ко мне. Снова точечно отправив окурок в окно, обхватила эту ладонь, укладывая себе на сердце. — Чувствуешь? Запоминай. Он пытался её одернуть. Он пытался её убрать с моего колотящегося сердца. — Запоминай, говорю. Перезаписывай свою долговременную память. Я никуда не уйду. Рука под моими ладонями почти тряслась, но теперь он её не убирал. Он держал крепко, стараясь, не отводя взгляда с изогнутыми бровями с моих глаз. — Я боюсь умирать, Какаши. Потому что я попаду в Ад. А мне надо в рай. Мне нужно кое-что кое-кому передать. Я обязана передать, что Саске в порядке. Что я его защищаю. Мне его доверили. Поэтому запоминай, как оно бьется. И оно всегда будет с тобой, даже из Ада. — Тебя там не будет. И не смей спорить. — Ладно, хорошо, — кивнула, — тогда оно будет с тобой, даже когда ты попросишь уйти. — Я этого не сделаю. — Сделаешь. — Нет. — Ты сделаешь. Я знаю. Дернул обеими руками за ворот рубашки, впечатывая в себя. Ещё бы немного — я бы переломала ему ребра в ответ. Всё шиворот навыворот, как и всегда, и теперь, чтобы дойти до простых объятий, нам надо пройти через всё это дерьмо. Потому что обнять — это очень интимно. А раздвинуть ноги — нет. Это взрослая жизнь.

***

— Почему ты не спишь? — Не хочется. — Ты нормально спала последние дни? — Вполне. Не вполне. — Спи, Какаши. — А ты почему не спишь? — Потому что я разговариваю с тобой. Какаши рассмеялся мне на ухо сзади. От каждого сокращения мышц в его груди что-то вставало на место в моей. *** Он уже крепко спал, подмяв под себя со спины, но мне не спалось. Мне хотелось делать миллион дел за раз, но только не спать. Пыталась хотя бы фокусироваться на его дыхании без маски мне в затылок, но не получалось. Хотелось курить, рисовать, пить кофе, исписывать очередной свиток, пойти на миссию, да всё, что угодно. И, конечно же, лежать в этих сильных теплых руках, прижимающих спину к своей груди, которая спокойно опускалась и поднималась во сне. Уже рассвело. Как минимум, захотелось в уборную, поэтому незаметно вылезти всё-таки смогла. С закрытыми глазами натянула чуть повыше одеяло на его лицо, чтобы не видеть. Бесшумно прокралась в ванную. Потом покурила на подоконнике кухонного окна. Потом убрала за собой весь дым. Потом покурила ещё. Нашла остатки кофе. Отпила. Вылила. Помыла всё за собой. Покурила. Наткнулась взглядом на бесхозную чистую бумагу и простой карандаш. Хмыкнула. В ограниченное число штрихов вывела то, что хотелось на нём оставить перед тем, как уйти. Желательно сразу на работу, вмещая в себя сотню дел за раз, потому что я была уверена, что я со всеми ими справлюсь. Вот именно сейчас я справлюсь. Даже с теми, в которые до этого не хотела лезть, потому что казались неподъемными. На второй половине подушки теперь хранился небольшой рисунок с новым образом, который хотелось видеть каждый день: мирно спящий Какаши с одеялом на половине лица и длинными черными ресницами, еле заметно дергающими во сне. На одной из половин рисунка рядом по одной половине подушки были растрепаны мои собственные волосы. На второй — нет. Долго пыталась вспомнить нужный иероглиф, чтобы написать то, что хотелось там оставить. Ответ на его вопрос. На той половине, где он спит один на своей половине подушке, на второй — нет ничего. Потому что так правильно. Я не сплю, потому что сон — это родственник смерти.

***

— К чему это, Ирука? Ирука впервые посетил мой ареал обитания в районе резиденции. Я вообще не знала, а знает ли кто ещё о его обитании, помимо Пятой, Шизуне, будущего Шестого, Шикамару и двух ненаглядных оболдуев. Ирука сжимал в руках какой-то свёрток. Ирука немного стеснялся. Ирука не мог сказать, зачем он пришел, переводя тему на обсуждение моей стены. — Ого, как у тебя много схем тут. — Ну, — затянулась, стряхивая пепел в окно, на подоконнике которого и восседала, — я пытаюсь тут синтезировать семь если восемь систем управления в одну. А вот там, — махнула рукой ниже, — двадцать два логистических узла. А здесь, — махнула левее, — граничные охранные зоны от остальной Японии. Что-то случилось? — Да я просто… Ирука замялся. — Вот. Наконец-то протянул то, что держал в руках. — К чему это, Ирука? — Я просто.. за помощь в последнее время. У тебя самой… — махнул на стену, — а тут я ещё. — Да брось ты. Мне всегда в радость. Не всё же в международном праве копаться. Лучший отдых — это смена деятельности. Особенно мозговой. Так я успеваю обдумывать вот это, — завершила круг обмена махов на стену с сотней моих почеркушек. — Не.. не только за это, в общем. За.. реконструкцию всех обелисков и памятников. И надгробных плит. Мы бы.. не смогли так быстро их восстановить без вас. — Это всего лишь моя работа. — Ну всё равно.. Вот, — опять вытянул сверток по направлению ко мне. — Просто для меня это очень много значит. Мои родители.. они.. — Помню. И всё равно не за что благодарить. — Тогда просто это возьми. Я..положу тебе на стол. И не смей отказываться! Ирука улыбнулся. — Хорошо, — сдавшись, кивнула, широко улыбаясь. — Мне нужны старые личные дела всех ирьёнинов. С Пятой-самой согласовано, если что. Просто без Шикамару даже не знаю, кого спросить. — Я могу тебе принести. Хотя бы чем-то помогу, — Ирука тепло посмеялся. — Мне бы не хотелось тебя напрягать. — Это не обсуждается! — уже у выхода кинул в пустой коридор, размахивая мне на прощание ладонью. Вернулся не с самой внушительной стопкой в руках и чихая. — Я их не проверял, но должны быть все здесь. Там в архивах просто не самая лучшая атмосфера. — Да уж, — кивнув, слезла с подоконника, подкатываясь на стуле к этой стопке на моей столешнице. — Давай вместе проверим тогда? — Конечно. Склонились над стопкой в четыре руки, перебирая поименно папки. — Канпо видела? — Хм, да. Вот он, — выудила нужное дело, откладывая его в сторону. Ирука кивнул. — Ого, Бивако Сарутоби? Супруга? — Да, супруга Третьего-самы. Кивнула, продолжая перебирать каждый листок каждой папки, пока сердце смачно не ухнулось в желудок. — Нохара Рин. Пришлось поджать губу. — Угу, — Ирука кивнул, — ты же в курсе, что она в одной команде была с Какаши и Обито? — Да, наслышана. Под руководством Четвертого-самы. — Всё так, — Ирука спокойно продолжил копаться, что-то бубня для пересчета себе под нос. Но кинув на меня беглый взгляд, всё-таки остановился. — Ты чего? Пожав плечами, повернула к нему её дело, указывая на графу о причине смерти. — Была убита Какаши Хатаке. Это что за хрень, Ирука? — Ну я не… — Ирука замялся. — Я в курсе, можешь не… — махнула рукой. — Я знаю, что у вас не принято писать «‎самоубийство»‎, потому что для шиноби это не является простительным. Но правда разве не сильнее чести? Ирука поджал губу. — То есть ты в курсе, да? — В курсе, — кивнула, поворачивая обратно дело к себе, вчитываясь в него дальше. Ирука молча вернулся к своему пересчету, нервно покусывая губу. — Если что-то хочешь сказать — скажи. Это всё останется строго конфиденциальным. — Да я…, — он тяжело вздохнул над бумагами, разбрасывая редкую архивную пыль по моему рабочему столу, — мне просто обидно. И ты абсолютно права. Как вообще у людей поворачивался язык так говорить и вообще думать. Это её выбор, пасть, как герой, защищая деревню. — Угу, — тихо поддакнула в бумаги. — И мы должны с достоинством относится к этой жертве. А не приписывать несуществующие грехи человеку, которого она любила. На личном деле Рин теперь навсегда останется еле заметная вмятина от моего ногтя. — Ой, я лишнее уже ляпаю, прости. Просто немного на взводе и не спал толком уже сколько дней, вот и... — вздохнув, махнул рукой. — Да брось ты, всё в порядке. Я понимаю прекрасно. Ничерта не в порядке. Ничерта, блять, не в порядке. Прямо сейчас я хочу сделать косплей на Струнге, жаль этаж невысокий, да и летать умею, в отличие от Микаэля. — Всё, все на месте, можешь забирать. Ещё раз спасибо. — Ещё раз не за что. Всегда обращайся. Натянув самую честную и искреннюю улыбку проводила его до двери, которую он тихонько прикрыл. Почесала лоб. Потом отгрызла от нижней губы очередной кусок кожицы. Вернулась обратно на подоконник, свешивая ноги наружу. Закурила. Очередной пазл сложился воедино, вываливая приз, который ты не хотел.

***

*** Интересно, а что наплело то лицемерное руководство этой деревни в причине смерти Сакумо Хатаке?

***

*** С Саске напару устраивали волейбольные партии кофейными чашками исправно, не сговариваясь и не пропуская ни одного утра. Витамины от Шизуне с моей подачи принял как всегда равнодушно, но вполне не хладнокровно даже для него. Катасу разок пометил его стену дома снаружи, на что был выгнан ко мне на весь вечер. Но и моя компания кота вполне устраивала. Он с удовольствием терся об ноги, укладывался калачиком на колени, урча, успокаивая, пока я за кухонным столом продолжала пытаться свести концы с концами в очередной своей идее. Итан просто уже отмахнулся, чтобы перестала ради соблюдения протокола всё с ним согласовывать, а приходила с финальным решением. И непрозрачно намекнул, что даже и в таком случае оно будет принято автоматически. Но бумажки есть бумажки. Дойти до Ичираку хотелось, но времени не было. А если на чистоту, не было желания появляться лишний раз в деревне. От резиденции до окраины и обратно. Прекрасный маршрут, который можно прокладывать незаметно. Но Наруто решил эту проблему легко и непринужденно: сам пришел ко мне с огромной пиалой рамена, повиснув благодарно, видимо, на мне с порога. Повиснув конечно громко сказано, с его-то ростом и моим. Рассказывал мне про Райкаге, который с какой-то радости передавал мне привет, пока я, смирившись, просовывала в себя рамен. — В гости тебя ждет, говорит. Но он был, мне кажется, тогда… — Под шафе? — Ну типа, — Наруто кивнул, хлюпая чаем. — Ну и ладно, мне всё равно приятно. Тренироваться будем? — Ты ж только поела, Шерпа-чан. — Так я тебя тренировать буду, а не себя. Наруто рассмеялся, я не нашла причин не присоединиться. Вышли с ним на свежий вечерний воздух подальше, к тому местечку, где он тренировался сосуществовать с одной рукой. — Ты — воздух, так ведь? — Угу. — Хочешь кое-что покажу? Наруто схмурился, будто что-то вспоминая. — Ты же тоже, да, Шерпа-чан? — Именно, — кивнула, восседая под деревом. — Давай я на своих пацанах покажу. Очень удобная штука для защиты. Вот защита у тебя хромает, давай будем честны. — Есть такое, — Наруто нехотя согласился. Хмыкнув, кивнула, в сидячем положении спокойно смахивая с себя Лесайла и Незердрейка. — Бе. Ну и уродцы. — Слыш че, — я даже рассмеялась, — не обижай моих Незердрейка и Лесайла. Хотя да, я не очень люблю всех ящероподобных. — А что они делают? — А по внешнему виду разве непонятно, Наруто? Давай думай. Скрестила руки на груди, подкуриваясь. Наруто сел передо мной, скрестив ноги, рассматривая двух не самых приятных моих парней поодаль от нас. — Хм. Яды? — Ну вот, можешь, если захочешь. Токсины и кислоты в том числе. Вот этот, — ткнула огоньком сигареты в Лесайла, — один сплошной яд. Он у него и в желудке, и в венах, если так выразится. Он им плюется, выпускает пары, может оставлять свои отростки на земле, пока ползет, они по сути делают то же самое. Он достаточно медлителен, но это всё нивелируется дальностью его аттак. И возможностью их усиления. — Усиления? — А ты не думаешь, что я составляю из всех них комбинации? Ты же видел небольшой кусочек, как я работаю. Но там конечно да, не самые нормальные обстоятельства для наблюдения были. Наруто весело хмыкнул, а потом опять нахмурился. — То есть у тебя получается… сколько их? — Сто семнадцать. И каждый в целом может преобразовывать от четырех до шести.. способностей, назовем это так. Некоторые из них как бы невидимые. — В плане? — Наруто, поджав колени, накрыл их локтями. Так он сразу становился ещё шире и мощнее, чем есть. — То есть они как бы вшиты по умолчанию в них. Им не надо что-то делать дополнительно. Вот, например, Незердрейк. Не стоит бить его напрямую. Ты сразу подцепишь какой-нибудь яд просто от прямого контакта. Наруто передёрнулся. — Вообще, он типа низшая раса драконов. Поэтому панцирь у него вон какой. Да и ебучка, — махнула рукой. Незердрейк скривил на меня свои желтые лупалки. Наруто рефлекторно дернулся ко мне. — Не парься, я же их контролирую. Ща, погоди, — отклонилась назад, чтобы посмотреть прямо на Незердрейк, — ты знаешь, что ты не симпатичный, и я тебе говорю это каждый раз. Или ты забыл? Или ты не знал? Незердрейк, фыркнув, отвернул свою морду. — И всё тогда, что опять началось. На чем мы там остановились? — вернула корпус на место. — У тебя их сто семнадцать и у каждого по четыре-пять..способностей в среднем. — А, да, — затянулась, — есть особенно отбитые, там до десяти одновременно. Так это я к чему. Вот подсчитай, сколько я могу делать из них комбинаций. Наруто подзавис. — Ну всё правильно. — А? — Я думала ты завис, потому что не знаешь, как назвать это число. — А, — Наруто почесал затылок, — я даже не понимаю, как это посчитать. — Всё просто. От единицы до непозволительно большого числа. — Какого? — Я вслух его произнести не могу, потому что не имею понятия как. Хотя, — почесала бровь, — могу в степенях. Это где-то один запятая четыре и на десять в тысяча сорок восьмой степени. Это есть это десять ещё надо еще умножить на эту тысячу с хвостиком. — Короче дохрена. — Ну или так, — хмыкнув, покивала. — В общем, мы сейчас об обороне. Эти двое будут пытаться меня проплевать своими ядами, парами и всем остальным. А мы применим физику и это всё отразим. — Физику? — Обычную диффузию. Ну или.. типа броуновского движения. Наруто просто пробил себе лоб ладонью. — Короче, сделаем из воздуха настолько защитный кокон, что сквозь него не сможет ничего пройти. Понял? Мы типа будем выдувать. — Нуууу, — неуверенно кивнул. — Щас покажу, поймешь. Отойдя подальше, возведя купол над собой и своими двумя прохвостнями, заставила их себя атаковать со всех сторон, отбиваясь воздушными стенами, следом инкапсулируя остатки и последствия. Наруто внимательно за всем наблюдал, а стоило убрать купол, с закатанными рукавами потащился решительно ко мне, чтобы учиться.

***

Ко второй половине рабочей недели вернулся Шикамару, и если бы я его плохо знала, сказала бы, что достаточно нервозный. Примерно таким я его нашла как-то под деревом, пока шла от госпиталя обратно к себе в закуток. Сакура, абсолютно ничего не спрашивая, теперь сама занималась моим курсом противозачаточных, разделяя женскую солидарность и мудрую медицинскую тайну о неразглашении. — Какие люди! Здарова. Плюхнулась рядом, отбивая ему от души плечо. — Ага. Еле как выдавил из себя всё, что нужно было мне по работе. Но что-то тут было явно не так. — Что-то не так, Шикамару? — Не. Отмахнулся рукой. Уже странно. Что ещё страннее — Шикамару не курил. Посидела для вида, в ожидании какой-нибудь интересной истории, прикрываясь встречными рассказами о том, что и как тут было за их отсутствие. Наконец-то вытащив сигарету и подкурившись, существеннее расслабился. — Да что ж ты там такое куришь? — Хочешь — бери, — подсунул мне пачку. Пришлось взять. Кодекс курильщика. Хотя его сигареты, которые он мне давал по первости здесь, не отличались от всех прочих. Затянулась с ним вслед. На вторую сигарету Шикамару прорвало. — Бля, да почему есть нормальные, а есть вот такие, как вы. — Вот такие как мы это кто и кто именно такие вы? Закатил глаза, вытягиваясь ещё удобнее по земле. — Ну вот вы хоть понимаете, что… Я не знаю, как объяснить, но ты будто чувствуешь себя ненужным. — В каком таком плане, Шикамару? — Не знаю, — он пожал плечами, — я был уверен, что все девчонки такие… Ну беззащитные что ли. Слабые. И ты для.. для них можешь быть полезным, что ли. На всякий случай заглянула в сигарету, а то мало ли. Мне посреди рабочего дня эксцессов не хотелось бы. Но вроде сигарета как сигарета, хотя кто ж его знает. А Шикамару несло. — Паука там, не знаю, прибить. Починить что-нибудь, не знаю. Разобраться с.. не знаю, с кем-нибудь. — То есть формально быть папочкой, ты имеешь в виду? — Не знаю, наверное. — А такие как вы, это подразумеваюсь я и Темари? Молча кивнул. — А что мы тебе сделали не так? — Да бля, — затянулся без рук, пуская дымок, — вы громкие. Командуете. Рядом с вами невозможно почувствовать себя полезным или нужным. Ну вот ты, например. Ты сама себе папочка. И старший брат, и деверь, и двоюродный чокнутый на голову дядюшка. Ты такая всегда «‎я разберусь»‎ и разбираешься со всем сама. Как с тобой вообще можно уживаться под одной крышей или.. ну вот как с тобой можно встречаться, а? — Поняла, что ты имеешь в виду, — кивнув, поднялась на ноги, отряхивая траву со штанин. — Но давай перед тем, как ты будешь задавать такие вопросы, я задам тебе лишь один на раздумье. А ты в курсе Шикамару, как в моей шкуре? Дотягивая его сигаретку без рук, двинулась восвояси. Настроение было и без того ебучим дерьмом на дерьме. Поэтому желания проводить ещё одну поведенческую терапию просто не было. Либо не было сил, потому что всё уходило на переваривание себя заживо. И проблема была ни в Шикамару, ни в его словах, а в том, что он чертовски прав. «‎Такие как вы»‎ — нахуй никому никогда не упали. Как бы тебя не обожествляли, всё равно сделают выбор в конечном итоге в пользу нормальной, покладистой, без вредных привычек. Чтобы она рожала, чтобы она стирала, чтобы она чуть ли не кланялась в ноги. «‎Такие как вы»‎ для свадеб не предназначены, для продолжения рода — тоже. «‎Такие как вы»‎ — кострище. Огромное, с пламенем до небес. А всем нужны домашние ароматизированные свечи. — Шерп, эй. Я не хотел тебя задеть. — Ты меня не задевал, Шикамару. У меня куча дел. Шикамару, тяжело вздохнув, понял, что его нормально так занесло. Но как именно и что сказать — не знал. Решил бросить мне в спину очевидное. — Что-то ты даже для себя сегодня слишком в черном. Траур что ли? Шикамару посмеялся. Остановившись, обернула на него голову. — У меня на родине сегодня день памяти павших в Великой Войне. Не думай, что только вы хоронили своих близких и боевых товарищей, которые умирали у вас на глазах. Шикамару, поджав губу, опустил взгляд. — Извини.. я сегодня что-т… Его очень вовремя прервал вылетевший из окна с верхних этажей резиденции стул. Странно, я вроде здесь, а стулья летают. Следом из этого же окна раздались споры, переходящие в крик. Шикамару цокнул, закатив глаза. — Ну на пятнадцать минут отошел, что там опять началось. Хмыкнула, всовывая руки в карманы. — «‎Я разберусь»‎. Шикамару, вздохнув, просто уже плотно закрыл свой рот, чтобы не закапывать себя сегодня окончательно. Четырех прыжков хватило, чтобы усесться с ногами на подоконник. — Всем привет. Все джонины как один повернули на меня головы. — Привет, Шерпа-сан. Неджи, тепло улыбнувшись, кивнул. Ну наконец-то. Хоть кто-то в этой деревне допер до моего истинного возраста и статуса. Это было даже немного приятным, что ли. Хотя не сказать, что парилась же на этот счет, заставляя всех себя называть исключительно по имени. Но Неджи, видимо, теперь это интересовало мало. Хмыкнув себе под нос, устроилась поудобнее в развалку на окне. — Привет, Неджи. Ирука, жующий яблоко, тепло мне улыбнулся через всю комнату. — Лови! На автомате поймала брошенное яблоко левой рукой. И яблоко было зеленым, какие обожал Итан. Откусила тут же — и даже такое же кислое. — Спасибо. Что за сыр-бор? Утерлась манжетом рубашки. Надувшийся Гай виновато рассматривал стену. Стул этот полетел в окно по его воле. — Мы выбираем экзаменатора для личных боев для предварительного согласования с Пятью Каге. Из всех голосов на свете я всегда узнаю этот. Перевела на этот голос взгляд. Этот голос поднял его на меня. По выражению лица Какаши не сказать было, что он рад в этом участвовать, но должность обязывала. Ну, по половине его лица. Но мне хватало и этой половины прекрасно. Даже если ею он выражался так исчерпывающе, то сложно было представить, что там творится под ней. — И в чем проблема? Эбису ненавязчиво посмотрел на Гая. Вернувшийся наконец-то из-под дерева Шикамару, внес полную ясность. Теперь он вещал исключительно аккуратно, подбирая слова и время от времени оглядываясь на меня. Меня это даже отчасти забавило, что ли. Ну или просто уже шиза окончательно нагнала. Гай спорил с Шикамару, Ирука спорил с Гаем, Эбису поддакивал то туда, то туда. А я на себе почувствовала внимательный взгляд. Наклонила голову, чтобы посмотреть из-под волос на источник взгляда. Какаши, подпирая наклоненную голову ладонью еле заметно улыбался. А я, поджав губу, не нашла причины не улыбнуться в ответ. Сначала одной ямкой, потом всем идеально стоящим верхним рядом, опуская взгляд. Ты прав Шикамару, я сама себе папочка. Но лично Какаши хватает одного взгляда, чтобы я забыла, где я нахожусь и как меня зовут. Закурила, слушая препирания на периферии дальше. — Подожди, — устроилась ещё поудобнее, — охерительный план, если я правильно поняла. Надёжный, как швейцарские часы. Шикамару вздохнул. — А что ты предлагаешь? Затянулась, подбирая одну ногу под себя. — Я могу, в чем проблема. Это первый ваш международный экзамен. Или что не так? Шикамару доплелся до подоконника, плюхаясь рядом, чтобы закурить. — Вы практически все заняты на других этапах. Плюс и без этого много каких забот. И встреча гостей, и организация их времяпрепровождения. На третий этап нужен обычный верзила. — А что если что-то пойдет не так? — Что именно? Шикамару пожал плечами. Ирука все это внимательно слушал, не прекращая поедать яблоки. Куренай внимательно следила за Шикамару. Гай на что-то там всё ещё дулся. — Ты знаешь прекрасно, Шикамару, что меня никто не сможет даже задеть. Не нужно специфических знаний, чтобы за всем этим следить. Это же просто больше наблюдатель и телохранитель на случай, если что-то пойдет не так. А у меня, не переживай, они даже лишний шаг в сторону не смогут сделать. Плюс я здесь представитель более вышестоящей организации. Каге прекрасно меня знают уже, и все остальные точно также наслышаны. Репутацию Конохи и страны Огня это лишь усилит, если я буду так рьяно и весьма пафосно выступать от вашего лица. Ну и, — затянулась, — Саске мой небось доволен будет. Хоть кто-то из Учих будет на этом экзамене в таком случае. Ирика теплее теплого улыбнулся в пол. Какаши пытался не сделать этого же под маской. Шикамару вздохнул. — Если каге согласятся — ладно. Все слишком складно звучит. — Именно, — хлопнула его по плечу. — Всем до встречи. Шикамару, Неджи, зайдите ко мне вечером, будьте добры. Уже спрыгивая с окна, позволила себе мельком поймать его взгляд из-за плеча. Но Какаши тут же опустил голову, чтобы остальные просто не заметили.

***

Вновь уходя последней, оставила на пустом столе в пустом кабинете будущего Шестого Хокаге то, на что смогла сторговаться сама с собой. Помимо его нового рисунка, подпирающего щеку ладонью в перчатке без пальцев, выторговала пару строк. Когда ты улыбаешься, я верю в то, что я делаю. Я не вижу никакого дна, но с тобой я его не боюсь.

***

Помощница Ино с удовольствием отпустила мне огромную охапку всех существующих у них в запасе красных петуний. Все те, чью память я должна была чтить в этот день, остались слишком далеко от меня. А здесь же на кладбище не было ни души. Подтянув на плече мантию, двинулась внутрь. Низкие лучи заката немного слепили, поэтому приходилось вчитываться, чтобы различать иероглифы. И выглядывать из-за огромной охапки петуний. Сарутоби Асума. — Спасибо тебе за Шикамару. Он меня бывает бесит, но я в нем не чаю души. Оставив напоминание здесь, двинулась искать дальше. Нара Шикаку. — Спасибо Вам за Шикамару. Вы можете им гордиться, он замечательный человек. И прекрасный шиноби. Ни на одной из могил не встречалось цветов. Яманака Иноичи. — Спасибо Вам за Ино. Она чудесная. Умная, честная, лучшая. Скоро станет руководить отделом, я уверена. Вчитывалась в каждую встречную плиту, кое-где узнавая имена по историям или просто интуитивно, и оставляя там же по охапочке петуний. Но была одна, которую я боялась встретить глазами. Боялась и хотела найти больше других одновременно. И, наконец, нашла. Нохара Рин. Вздохнула побольше, сжимая покрепче все оставшиеся петуньи в руках. — Привет, Рин. Тут такое дело.. Передавай привет Обито, в общем. Он меня не знает, и даже не знаю, приходимся ли мы с ним друг другу родственниками, но я была бы рада так считать. Сам факт того, что в моем генеалогическом древе смог оказаться такой душевный парень меня радует. Пусть он и свернул не туда, но.. Я рада, что он вернулся. И пусть он не переживает, Учихи пустят свои корни в руководство деревни, — хмыкнула сама с себя, — мы с Саске очень постараемся. Нас просто, видимо, не особо спрашивают. Да мы и сами с удовольствием. Хотя бы будем Поддерживающими Тенями. Ну как хотя бы. Это тоже, наверное, сильно, но… Вздохнула ещё побольше. — В общем, Обито, буду стараться за весь клан. Можешь на меня положиться. И я надеюсь, у вас там всё хорошо. Если Минато-сама там с вами, то передайте, что он может гордиться Наруто ещё больше. Он так вырос за это время. И морально, и.. просто вырос. Всё у него хорошо. Ну, я пытаюсь контролировать. Хотя бы есть начал нормально. Он замечательный. Чудесный человечек. Для собственной поддержки, уложила петунии ещё ближе к груди. — Я.. должна, наверное, извиниться перед тобой, Рин. У меня такое ощущение, что я..не имею никакого права. Если.. если ты его любила, то мне наверное теперь нельзя, получается, — опять хмыкнула сама с себя, — не знаю, как правильно объяснить. Но.. я будто занимаю твоё место. Как заменитель. Как несу твою миссию. Девочка, которая безответно влюбляется. Он же ведь.. не позволит самому себе. Никогда, наверное. Потому что это страшно. После всех этих потерь, я.. Не хочу его на это подписывать, но разве он дает выбор. Я ни на..что не надеюсь и ничего не планирую, но.. это словами не описать, Рин. Я не думала, что так бывает. И не думала, что когда-нибудь случится со мной. Такое просто невозможно чувствовать, но ты, наверное, меня понимаешь. Ты не обидишься на меня, Рин? Если я смогу позволить сама себе. У тебя тут такие красивые цветы, но я вот ещё принесла. Это вам всем. Я не знаю, где здесь... можно поговорить с Обито, поэтому решила передать с тобой. Все умные слова высосали из головы, поэтому осталось просто присесть, аккуратно уложить петунии, встать, заложить руки в карманы и просто молча смотреть. В надежде, что ещё осенит хоть на что-то. Ветер дербанил деревья в округе, но это место будто вообще игнорировал. Сжала зажигалку Шикамару в кармане, но даже из его ментального присутствия через неё ничего больше умного в голову не шло. Думала над облаком слов до тех пор, пока они все не рассосались, оставляя только гулкую тишину в голове. Возможно, нужные слова сами дособрались из этого облака, доходя до адресата. По крайней мере, я надеялась. — Что ты здесь делаешь? Дернула вверх и вправо голову так, что один из шейных позвонков щелкнул. Голосом резануло так, будто мне снесли половину туловища, разрезая напополам. Такого я ещё от него не слышала. Поджав губу с одной стороны, не нашлась, что ответить. В опущенной руке — те же цветы, что и лежали здесь до меня, только свежие и ещё красивее. Можно было ничего не говорить — меня выгоняли отсюда одними глазами. Быть третьим лишним — это, наверное, моё призвание по жизни. Размяв затекшую стопу в ботинке, развернулась, чтобы отсюда уйти, пока не доломалась до конца. Стоило отойти, тут же занял моё место, приглаживая траву подошвой. Со стороны казалось будто брезгуя, что я там стояла. — Не жалей мертвых, Какаши. Жалей живых. Никто и ничто не помешало мне в тишине доплестись до окраины, перевязывая стопы и пролеживая в ванне часа два. Чтобы просто согреться, когда на улице стояло под двадцать пять. И в самом доме тоже.

***

Утром за волейболом Саске спросил, когда я последний раз спала. Этот же вопрос в тот день я услышала ещё трижды. Один из них — в собственном закутке. Когда дверь в него тихо открылась, пришлось насильно держать голову в расшифровках вчерашних отчетов Неджи с Шикамару из Суны для меня и концентрироваться на редких подписях Казекаге-самы. Дверь точно также тихо закрылась, а практически над моей головой, заливая весь кабинет и каждую бумагу в нем, осязаемо полились одни вопросы за одним. — И какой из меня Хокаге, даже если я не могу выполнить просьбу своего подчиненного? — Подчиненные должны выполнять приказы. — Не только. Наощупь подкурилась, вчитываясь теперь в почерк Темари. — Шикамару ненавязчиво намекнул, что у тебя вчера был национальный траур. А он мало того, что чуть ли это не высмеял, так вдобавок тебя обосрал. — Обосрал? Еле хмыкнула в фильтр, затягиваясь. — Его цитата, ничего не могу с этим поделать. — И к чему это всё? — Ему не очень комфортно. — Так почему сам вчера об этом не сказал? — Как я понял, он не знал, как именно к тебе с этим всем подойти. — А с чего вообще такие разговоры? Какая мне разница, что мне говорят. — Шикамару так не думает. Я — тем более. Теперь перед глазами помимо бумаг из Суны были две его ладони, опирающиеся на стол. — Да я и сам не лучше. Можно было догадаться, хотя ты всегда в черном. — Не всегда. — Тем не менее. Я должен был догадаться. — Ты никому ничего не должен, — стряхнула пепел, не отрывая взгляда от иероглифов. — Тем более обращать внимание на подобное. И Шикамару тоже. Так что оба сворачивайте это всё. — Прекрати это. Волейбол, только не из чашек, а из фраз. — Что именно, Какаши? — Обесценивать свою боль. — Я не обесцениваю. Её не существует. Вздохнул тяжело, глубоко, так, что остриженные пряди с правой стороны немного улетели вбок. — Когда ты последний раз спала? — Ночью. — Ты видела свои синяки и роговицы? — А ты разве их видишь? Одна ладонь, оторвавшись от столешницы, подняла мою голову с плотносжатыми зубами за подбородок. — Тебе даже шаринган активировать не надо для цвета. С самым стоическим лицом на свете принимала на своих радужках чернющий прожигающий взгляд. — У меня всё нормально. — Я не ожидал тебя там увидеть. Я обошел всевозможные места, но там точно не ожидал найти. Мне бы не хотелось, чтобы ты подумала то, что подумала. — А что я по-твоему подумала? — У тебя был день памяти и скорби. И тебе было больно. А ты накупила цветов и чтила память тех, даже кого ты лично не знаешь, но уже переживаешь за них больше, чем за себя. — И? — правая бровь сама нависла над глазом. — Откуда... — Какаши моргнул, — где тебя вообще сделали? Хмыкнула одним горлом. Затянулась, не отводя взгляда. Хотя глаза болели так, что хотелось их вытащить из глазниц. — Давай закончим данный диалог. Я не вижу в нем смысла. С Шикамару поговорю сама. — Почему ты не видишь в нем смысла? — Уверена, у тебя есть дела поважнее. Прикрыв глаза, хмыкнул, поднимая палец с моего подбородка, укладывая вертикально на обе губы. Нашла в себе сил только на не дышать и тоже прикрыть глаза, пока сердце в груди опять разгонялось до сверхзвуковой. Оттянул нижнюю губу, провел до самого уголка, обратно, по каждой трещинке, по каждому укусу, обогнул верхнюю, переходя от неё в то место, где на моей щеке хранилась ямочка. Вернулся на нижнюю. Не смогла бесшумно не прижаться к этой идеальной фаланге обеими губами. — Спасибо за рисунки. Они очень милые. Молча кивнула, открывая глаза. Он открыл их следом. — Не заставляй меня приходить к тебе в выходные и отбирать все твои бумаги. — Ну попробуй, — тепло хмыкнула и даже улыбнулась до ямочки, — отбирать единственное, что есть у меня в жизни? Круто придумано. — Я не собираюсь ничего у тебя отбирать. Ты просто будешь отдыхать. — Я сама разберусь. — Да, я в курсе. Кивнул, тепло улыбаясь одними глазами. — Увидимся на выходных. А вот это уже был приказ. И отдан он был так, что я не смогла ничего вякнуть в ответ. Не наплести, не соврать, ничего. Просто проглотив всё, что набежало в пищевод, пока он уходил за дверь. Я сама себе папочка, Шикамару, да. Но Какаши это не волнует.

***

Утром выходного дня ко мне постучались сразу двое, часом позже уже входящего в привычку волейбола. — Чего такое, родные? Вытирая руки полотенцем, попыталась четче проговорить с сигаретой в зубах. — Присмотришь за Карасу? — Конечно, о чем речь. Вы куда? — Да Шикамару попросил тут недалеко от деревни помочь, Шерпа-чан, — Наруто в отличие от Саске позёвывал на все лады. — Хорошо. Удачи вам. Шикамару привет. Наруто кивнул, пока Саске доставал что-то для меня из-под рубашки. — Изучай. — Что это? — засунув полотенце за уголок в задний карман, перехватила сигарету, свободной рукой принимая свиток. — Генеалогическое древо. Насколько вспомнил. — Изучу в мельчайших подробностях. Саске правда неимоверно шло, как я его подстригла. Глаз с риннеганом конечно же был прикрыт, потому что это его обязательное требование. Зато теперь всё так аккуратно, красиво, эстетично, в стиле Учихи Саске. — Когда вернетесь? — Скорее всего завтра вечером. — На чай заходите, — сама рефлекторно зевнув от потугов Наруто, протянула им два сжатых кулака. — А то я всю неделю в каких-то завалах, даже толком с вами не виделась. Отбили почти одновременно, удаляясь через окольный выход из деревни. Ничто не радовало больше этих двух широких спин на одной дороге, которые время от времени неосознанно прижимались плечами во время ходьбы. Накормленный мною котейка дрых без задних ног прямо на кровати Саске, а мне оставалось гадать, что же такого кот с ним сделал, если он его пустил туда. Но возможно, кот это делал только в отсутствие хозяина. Подпевая знакомым текстам из рабочего ноутбука с открытой перепиской с Джеем, в которой он наполовину пока просил не приглашать парней на свадьбу, наполовину прикрывался работой и байками из Кореи, а ещё на какой-то кусочек из этого всего структурировал запрашиваемый мною объем литературы, порезала палец. От неожиданности сматерилась как четыре Хидана, заливая разделочную доску кровью. Кровь у меня всегда сворачивалась быстро, что вообще нарушало логику, но в этот раз быстро не удавалось. Пришлось стоять с онемевшим пальцем от холода воды долго, композици две, подумывая, что может реально стоит поспать. Да если бы ещё спалось. Это всё равно как сказать разбитому человеку в депрессии «‎не грусти»‎. Такая же гомерически-трагически-ироничная скорее насмешка, далеко не добрая. Оценив на свету вытяжки ущерб, замоталась пластырем, а то мало ли. Да и пластыри любила всегда, только бы руки ещё не пробирало на тремор, так бы приклеила аккуратнее. От стука в дверь к тремору не добавилось ничего. С этим я сторговалась ещё днем, выбирая баклажаны пободрее, встретившись на рынке с улыбчивой Ино и как всегда не самым читаемым на эмоции Саем. — Входи. Сёдзи по левое плечо отодвинулась и задвинулась. А потом тишина. Укладывая на дно раковины промываемый нож, пришлось обернуться, выключив воду. — Привет. Какаши, прислонившись спиной к сёдзи, куда-то пропал. Не знаю, на что именно он смотрел, но казалось, что на всё сразу во всем мире. — Что ты делаешь, Иллин? — Я? — вытерла руки, возвращаясь к занятию. — Готовлю тебе ужин. Почти всё. Беззаботно пожав плечами, выключила огонь. Для меня это было само собой разумеющееся как бы. Вообще удивительно, как я ещё до этого не дошла. — В рубашке? — В одной рубашке, — акцентировала внимание на центральном слове, помешивая суп и проверяя на соль, всё ещё стоя к нему спиной. Дошла до холодильника, убирая туда всё ненужное. Для этого, к сожалению, пришлось немного наклониться. Из-за спины послышалось что-то вообще сдавленное, напоминающее скорее хрип, чем дыхание. — С плагом? — Да, с плагом. Зря я это сказала, видимо. Потому что за спиной вообще происходило нечто странное, пока я протирала столешницу, расфасовывая утварь по местам. Услышала только шелест наклеиваемой на сёдзи печати, шорох скидываемой жилетки и убранного в её карман протектора, шаги босых ступней до меня. Спину почти обожгло, когда он, крепкой хваткой подцепив меня за локоть, оттащил к столу, усаживая на него и крепко прижимаясь между моих разведенных ног. Слишком облегченно выдохнув, обняла в ответ, залезая пальцами настолько глубоко, как можно, под самый нижний слой сетчатой футболки, сжимая рёбра, оттягивая ткань наверх и горячо целуя в живот. И по традиции в солнечное сплетение, там, где сердце. Губы под маской не смыкались, когда я подняла голову наверх. Какаши прикрыл веки. А на них можно было увидеть еле заметную паутинку тоненьких вен. Мягко притянув к себе за затылок, оставила невесомый поцелуй на каждой из этой паутинок. И отдельно на брови в том месте, где её рассекал шрам. Положив правую ладонь мне на сердце, мягко уложил на столешницу так, что пришлось подпирать себя локтями. Я всё ещё понимала примерно нихуяшеньки, особенно по надкушенной губе под маской и прожигающего взгляда, который не отрывался от картины между моих разведенных ног. Подошел ближе, укладывая ступни тоже на столешницу. Вот и поужинали. Губы, как и всегда, сомкнуться просто не могли, а плаг рефлекторно дергался время от времени. Я же сказала, что на будущее буду готова, вот и ходила с ним хрен знает столько в течение дня, чтобы хоть как-то уместить туда ЭТО. Часто поморгав, поднял на меня взгляд. Распахнул губы. Сомкнул. Прикусил. Прикрыл глаза. Открыл. Вздохнул. Выдохнул. Подошел вплотную, укладывая ладони без перчаток на внутреннюю часть каждого бедра. — Торг. — Да, — кивнула, — торг. Перевел взгляд на крышку моего ноутбука, на котором лежала та лента. Улыбнулся одним уголком рта, потянулся к ней. Закрыла глаза, пытаясь хотя бы дышать. Завязал быстро, ловко, невесомо, заполняя мой мир одной сплошной темнотой, заставляя теперь лишь прислушиваться. Слышала только рваное дыхание, шорох снимаемой одежды, почувствовала прикосновение ткани возле икры. Он не просто снял маску, он снял обе и весь верх в том числе. Попыталась ровно вдохнуть. Моя кухня — самый эпицентр самого эпицентра дурки. Два теплых пальцах проскользили от подбородка через живот к самому низу живота, ещё ниже, по гладкому лобку, ещё ниже, по половым губам, останавливаясь там. Просто было интересно, что будет в конце. Я чувствовала его дыхание в районе колена, с его внутренней стороны. Я чувствовала два ладони, которые раздвигали губы, обнажая клитор. Я слышала дыхание, сбитое в рёбрах. Чувствовала дыхание слишком рядом, на внутренней стороне правого бедра. Я чувствовала сбитое дыхание на обнаженной слизистой. Я слышала самый чудесный тембр на свете. — Второй случай. А когда я почувствовала на слизистой, строго ровно между разведенных губ, язык, я съехала локтями по сторонам столешнице, не вывозя. Я готова была разрыдаться, закрывая лицо обеими ладонями, когда этот язык начал скользить вверх и вниз. Списывая трясущиеся руки на кофейно-никотиновый тремор, дотянулась до его волос, вплетая все десять пальцев. Язык проехался выше, очерчивая тремя медленными кругами клитор. — Господи блять… И не только блять, и не только господи. Слов таких нет, чтобы это описать. Черная Дыра в груди сдувалась, как гелиевый шарик, на каждое касание горячего мокрого языка внизу, бедра дергались, плаг самопроизвольно выталкивался, кухню и весь мой мир в темноте заполняли только мои стоны через закушенную губу, скользкие звуки бегущей слюны, хриплое дыхание моих прокуренных легких и его глубокое, шумное, полной грудью. Обхватив бедра изнутри, опустился еще ниже, касаясь теперь уже подбородком, щеками, губами, я записывала всё это в долговременной памяти, наощупь. Только теперь уже не руками, а собственной, блять, вагиной. Просто интересно, а как это всё работает у нормальных людей. Да плевать. Поддевала его пряди со лба, убирая назад, не выдержав, притянула ещё ближе, и он с удовольствием прижался ещё ближе, добираясь теперь языком до входа, просовывая в него язык. Я когда-нибудь точно закончу в дурке, если не дальше. А потом это лицо резко оттуда пропало, вообще выбивая из колеи. Хотя я даже слово «‎колея»‎ вряд ли могла вспомнить. Меня просто придавило, сжало, размазало, унесло неизвестно куда, выталкивая даже Черную Дыру из груди за границы этой Галактики как минимум. И откуда-то из-под этой непробиваемой толщи, будто толщи ваты, еле пробился его очередной сводящий все мышцы в организме тембр. — Я даже.. не представлял, насколько ты горячая изнутри. Уткнулась затылком в столешницу, чтобы не завыть. Это слишком хорошо. Нельзя же, чтобы было так. Даже не прислушивалась, просто велась на всё. Быть ведущей иногда так чертовски надоедает, но сейчас я была ведомой. И от этого вело так, что стекало уже всё на столешницу. Сбоку что-то шумело — просто надеялась, что он увидит примерно там же, где была лента, тюбик со смазкой. И, судя по звукам, нашел, приличное сцеживая себе в ладонь. — Расслабь пресс, хорошо? — Хорошо. Расслабила на выдохе, чтобы ему проще было достать плаг почти полностью, перемазать смазкой заново и медленно опустить обратно. Аккуратно растягивал широким его основанием, удерживая с каждым разом подольше, чтобы мне проще было привыкнуть. А потом к этому скользкому плагу в заднице добавился язык на скользких и распухших половых губах, выталкивая Черную Дыру за пределы галактического кластера. Я даже дышать не могла, рвано дергая влажной грудью, стараясь разжимать пресс и низ спины на пределе. — Ну пожалуйста.. — Чего ты хочешь, Иллин? — Тебя. Внутри. Под сдавленный полувздох-полустон, он пропал вообще отовсюду. Не слышала ничего, только каким-то чудом под конец признала шелест обертки презерватива. — Можно я? — М? Судя по этому «‎м»‎, не одну меня вставило так, что я готова была растечься бесформенной кучей со столешницы на пол. — Надену.. ртом. По ту стороны ленты на глазах произошло вообще что-то нечитаемое и никак не определяемое, кроме как грудной стон на придыхе. Отъехала подальше на столе на пятках, так, чтобы свесить голову со столешницы. Вслепую потянулась руками к широкому кольцу латекса, наощупь формируя аккуратный ровный со всех сторон конус. Он вообще не дышал и не издавал ни единого звука, пока я укладывала его между губ и зубов, языком проталкиваясь в присборенную верхушку этого конуса. Махнула двумя пальцами на себя, чтобы подошел ближе. Сам всучил в мою правую ладонь своё самое дорогое, уже просто доверившись всему, что я делаю. Крепко сжав пальцы и не дыша, и не глотая постаралась всё это упихать между губ и зубов, языком насаживая презерватив. Двумя ладонями пришлось тащить на себя идеальные ягодицы, чтобы можно было раскатать дальше. Ясное дело, на всю длину сделать не получилось, но надет был на совесть. Дораскатал уже сам, просто перегибаясь через меня и через весь стол, чтобы опять дотянуться до моих разведенных ног и оставить два странных на вид поцелуя и ощущение языка, раздвигающего снова все губы за раз. Вздохнула. А он, подтащив меня обратно повыше, остановился у моего изгиба шеи, жарко шепча над ухом. — Я думал об этом всю неделю. Рассеянно покивала его шагам, обходящим стол обратно. Параллельно способствуя освобождению от плага, слышала нескончаемые потоки смазки поверх латекса, слышала стук плага о столешницу. Плага, который теперь заменила головка внутри. Легко знать, что нужно расслабиться и не сжиматься, сложно объяснить это рефлексам. Плаг там и рядом не стоял по сравнению с этим. Пытаясь вздохнуть грудью, которую сдавливали со всех сторон, пыталась всё принять. Получалось шипеть, получалось сипеть, получалось лишь дергать ребрами, пока он пробовал войти ещё глубже. Живот с прессом сами пытались вытолкнуть, сжимаясь, напрягаясь, а я пыталась мысленно уговорить их этого не делать. — Иди ко мне. Наощупь протянула руку, и он помог мне приподняться, прижимая успокаивающе к себе. — Я знаю. Кивнула. Все мышцы крутило, будто даже в глазах, перевязанных лентой. Спина под рубашкой взмокла, низ живота дергался и дергался на каждый пройденный им миллиметр. Положил мне ладонь на живот, очерчивая еле заметные кубики. — У тебя очень красивый животик. Попыталась улыбнуться, отвлекаясь на всё, что он мне говорит. Задница — единственное место, где бы я смогла уместить всё это до конца и полностью, поэтому оно того стоило. Как минимум для него. Двенадцать метров — размещай там, что хочешь, как говорится. — Тебе не больно? — Нет, Иллин, всё хорошо. Очень надеялась, потому что сжать можно было так сильно, вообще не специально, что больно стало бы обоим. Пока отдувалась я, но кто сказал что мне больно. Меня убивали, лол. Это можно и перетерпеть. Настоящей победой стало умещение этого внутри так глубоко, что кожей чувствовала крепко прижатые к себе яички. Оба выдохнули. Первый пробный толчок пресс встретил без удовольствия, выталкивая всё обратно. — Какой он у тебя с характером. Весь в тебя. Я хрипло посмеялась, пытаясь вентилировать воздух в легких. Смогла улечься поудобнее, перенося вес на бок в полуобороте. — Верни ладонь. Вернул, опять аккуратно придерживая за пресс, оглаживая его, чтобы тоже успокоился, перестал напрягаться, а начал синхронизировать свои действия с моими. — Ну правда красивый. — Это.. комплимент? — Конечно. Было такое ощущение, что у меня горит не только лицо, живот и грудь, но и вообще сердце. А пресс успокаивался, давая совершать медленные плавные толчки до самых крайних точек, он раздвигал ягодицы еще сильнее, до упора, потому что туда помещалось всё. Вообще всё, не успевая сжиматься, не успевая закрываться, только пытаясь стягиваться в изначальное физиологическое положение. Но он так четко угадывал все эти моменты, наваливался одним тазом сверху, подминая под себя, ловя воздух через зубы, через губы, ребрами, доводя меня до тремора всего организма, кажется. — Всё хорошо? — Да, — кивнув, вцепилась опять пальцами за столешницу, уже не удивляясь факту того, что и от нее я тоже смогу оторвать кусок. Слышала, как он отодвинул стул, чтобы, видимо, не мешал, переходя в уверенные толчки. Плотно сжав зубы, принимала всё. Вообще всё. Он сгибал и разгибал, удерживал и отпускал, полностью выходил, наклоняясь, чтобы носом провести от лобка до пупка незамысловатую прямую линию, возвращался, заполнял вообще не выходя, только вглубь, только в стороны. А потом добавил к этому уже слишком хорошему два пальца в истекшемся уже входе во влагалище. — Ты же не против? — Три. Тепло хмыкнув, добавил третий, двигаясь с ними то синхронно, то вразнобой. То находясь глубоко внутри, пытался очертить контур своей вены своими пальцами через разделяющую их перегородку. У меня немели ноги. Немели руки. Я вообще дышать не могла, а глаза слезились под плотной черной тканью. Ну не бывает так хорошо, так долго и так сильно. Вытащив три пальца, ухватился за меня сильнее. — Вот сейчас может быть очень больно. — Не будет. Ну, было, но лишь поначалу, когда он, свернул меня попросту пополам, начал просто вбивать в столешницу. Влажная рубашка на спине собралась, комкалась, грудь дергалась, что творилось внизу вообще неизвестно, я не видела ничего, я не слышала ничего, кроме своих стонов и его стонов так, что обе тональности идеально друг друга дополняли. Вены напряглись на предплечьях, на плечах, на каждой моей натренированной мышце. Ладони было горячими-горячими, было так тепло, было так жарко, что я не могла дышать. — Какая же ты.. Узнать свою полную характеристику я не успела. Натянув меня на себя так, что я съехала со столешницы просто в воздух, а потом точно также вернув на это столешницу, задирая всю рубашку на спине, прижав за затылок к своему сердцу лицом, а второй рукой сжимая стол до треска, будто вывернулся наизнанку, судя по звукам. Целовала его сердце, прижимаясь всем лицом к горячей влажной коже, двигалась вместе с каждым вдохом и выдохом вместе, не пропуская ни одного. Выпустил из своей железной хватки, позволяя спокойно лечь спиной на столешницу. Придерживая меня за живот рукой, аккуратно вышел, оставляя за собой не самые приятные ощущения хаотичных попыток сжаться. Но хотя бы смогла дышать. Как минимум полной грудью. И он тоже. Широко расставив руки по обе стороны моей талии, просто дышал надо мной, постепенно успокаиваясь. А потом, придя в себя, решил доломать меня до конца двумя пальцами внутри и языком снаружи. Бывает настолько хорошо, что плохо, вот это как раз-таки было оно. Я почти добралась обратно до скулежа, запоминая анатомическое строение его языка, его губ, подбородка с.. родинкой? Либо это была она, либо я уже просто отрубилась, не знаю, не берусь судить, мне было почти плохо, так плохо, что хорошо и наоборот. Финальной доломкой стал большой палец, крепко обводящий клитор по всей площади сразу. Это очищение, иначе не назовешь никак. Пришлось закрыть лицо обеими руками и высоко выгнуться на столом, падая обратно свинцовым туловищем. Приходить в себя не хотелось вообще никогда в жизни, но пришла, уже уложенная на бок. А потом по закрытым глазам ударил свет. В ямочку на щеке уложился палец. — Как можно не любить улыбаться с такой ямочкой? С закрытыми глазами растянулась еще сильнее, переходя в легкий смех. Подцепив выбившуюся прядь двумя пальцами, убрал за ухо. — Так мы ужинать будем? — Ну, — раздалось уже в районе мойки, — лично я уже поужинал. И рассмеялся вслед за мной самым бархатным тембром на свете, что я слышала. Еле разлепив глаза, постаралась почувствовать поясницу. — Есть вероятность, что я не смогу ровно ходить. — Знаю, — Какаши активно кивнул, вытирая руки кухонным полотенцем, откладывая его на место. — Пошли. — Куда? Ничего не ответив, закинул себе на плечо, следуя строго в ванную. Зафиксировал вертикально, снимая с меня рубашку, усаживаясь на пол и спиной опираясь на бортик спиной. Пытаясь собрать лицо в кучу со всеми и ямочками, и не ямочками, преспокойневшим образом приводила себя в порядок. Откинул голову назад, на борт ванной, рассматривая меня снизу вверх. Посмотрела на него сверху вниз, вопросительно кивая подбородком, пока в спину билась теплая вода, даже не кипяток. И без того жарко. — Я никогда этого не делал. Списала своё порозовевшее лицо и закушенную изнутри щёку на отходняки от всего этого, но никак не на смущение. А вот взгляд опустила точно смущаясь. Но всё же из-под волос и приопущенных ресниц посмотрела на его самую довольную половину лица на свете. Отвела обратно. Опять посмотрела. Опять отвела. Уже не выдержав, просто отвернула голову в бок, широко улыбаясь в кафель. Он за всем этим наблюдая, тепло посмеялся, прикрывая глаза. Я тоже. Угомонившись и выключив воду, вздохнула. — Что бы я не сказала, оно всё равно тебя не перебьет. Поэтому я тебя просто накормлю самым вкусным ужином на свете. Открыв глаза, опять внимательно что-то во мне рассматривал. Поджала губу. Итак голая, куда ещё голее под этим взглядом. — Подай, пожалуйста. Махнула рукой на стиральную машинку. Отлепившись головой от бортика, длинной рукой дотянулся до полотенца, и до белья. Полотенце отдал сразу, а вот дальше решил продолжить, видимо, смущать меня в неоткрытые ранее зоны моего возможного смущения. — Красивые. Растянув за резинку, поднял над головой, рассматривая теперь уже их. Вздохнула, прикрывая глаза. — Обычные. — Нет, красивые. Да господи боже, обычное черное кружевное, что происходит. Оставих их висящими на одном пальце протянул, опять опускаясь затылком на борт и рассматривая снизу вверх. — Прямо как ты. Хорошо, что одной рукой держалась за кафель и была скрыта хотя бы полотенцем, хотя бы какая-то часть. С поджатыми губами и опущенной головой вытерла шею, отправляя полотенце обратно на машинку, забрала свои несчастные танга, аккуратно нацепила в скользкой ванной, придерживаясь за стену. Встала ровно над ним, пытаясь наклониться ниже настолько, насколько позволяла ноющий низ спины и ещё ниже него. Обхватив пальцами подбородок и шею, просто поцеловала через маску, строго в губы, набравшись решительной храбрости. Но Какаши против не был, ещё сильнее закидывая голову на борт, а длинными сильными руками с проступившими венами прижимая к себе за затылок, потом за плечи. Еле распрямилась обратно, переступая с ноги на ногу, а он руки и не собирался убирать, теперь укладывая их точечно на зад. Хмыкнула. — Пойдем? — Подожди, не могу. — Что-то не так? — Нет, — Какаши отрицательно покачал головой, — просто роскошный вид с такого ракурса. Новая зона смущения была благополучно открыта. Откинула голову назад, потому что высматривать его снизу из-за своей груди уже устала шея. Ладони уложила поверх его на своей заднице, переплетая пальцы. — Я не успел спросить. Что с пальцем? — Порезала. Жить буду. Да ты и не должен спрашивать. — Должен. Просто ты… этим своим ужином. И..всем остальным. Я вообще забыл, зачем пришел. Рассмеялась. — Вспомнил? — Да. Торгаш из меня никудышный. — Из меня тоже, Какаши, как видишь. — Что там остаётся тогда? — Депрессия и принятие. — Больше половины, значит, уже пройдено. — Получается, что так. Кивнув, встал, просто забирая как статую обратно. Отпустил только рядом с кухонным столом, устанавливая на ноги на пол. — Класс, — «‎радостно»‎ прокомментировала состояние стола. И как теперь, простите, тут ужинать. — Предлагаю ужинать на диване. Я всё равно не смогу нормально сидеть. — Хотел предложить тоже самое. Обвив его одной рукой под ребрами, второй прикурилась. Задрала голову наверх. — Извини, но с гардеробной тебе придется самому разобраться. Не думаю, что я слишком мобильна. Тепло хмыкнув, кивнул. А я записывала новый образ в голове на будущее — он в одной из двух масок, с полностью голым торсом и штанах, из-под края которых торчит резинка белья, потому что одну руку он держит в кармане, а второй обнимает меня ниже талии. Такое тоже нужно юридически запрещать. Нельзя быть таким, просто нельзя. Уткнулась лбом в идеальную ключицу. В таком положении губы были строго над сердцем. — Иди в душ, а я тут… Махнула рукой на плиту. — Ты же в курсе, что у меня обостренное обоняние? В затяжке поджала губу, возвращаясь лбом на ключицу. — Нет. Насколько сильно? — Сильнее, чем у некоторых Инузука. Похлопала ресницами по его кости. А что тут вообще сказать. — Я.. — грудная клетка под моим лицом глубоко поднялась и опустилась, — ..никогда и никого так не чувствовал. Я…, — опять поднялась и опять опустилась, — ..это немного сводит с ума, если честно. Кивнула. Повернула голову, чтобы опять затянуться. — Мозг работает против меня. — Тоже слишком умный мозг? Какаши кивнул. — Я закончил Академию в пять лет. В шесть меня допустили к экзамену. В двенадцать стал джоунином. — Боже, прекрати. Я итак уже по уши вл… Зажмурилась крепче крепкого, сжимая рот, утыкаясь лбом ему в ключицу. Держать язык за зубами не самая моя главная стихия. Какаши, тихо хмыкнув, ещё сильнее накрыл ладонью мою поясницу. — Так что ты там? — Ничего. Выпалила с небось покрасневшими щеками, ставлю сотку. — Мы ужинать будем или нет? Иди уже. Рассматривала пол, пока он, отлепившись и улыбаясь в пол с руками в карманах скрывался в ванной. Пробила сама себе фашку по лбу. Тупица.

***

К столу показательно меня не пустил, наводя там порядок сам, пока мне оставалось довольствоваться лежанием на диване. Строго на боку. Сидеть я в ближайшее время была не мастак. Нормальные люди едят, наверное, за столом и всё такое. Мы же развалились на диване, лично я головой на его коленях, а столом у нас выступали стулья, единственное предназначение которых — просто хранить на себе те тарелки, которые были у нас не в руках. — Это слишком вкусно, ты решила меня закормить? Рассмеялась в рыбу на тарелке, которая стояла передо мной на диване. Мне было удобнее есть лежа плашмя, потому что когда я ела боком, он постоянно говорил что-то, что меня смешило, и еда отправлялась к нему на колени. Теперь своими коленями он подпирал мою грудь. — А почему нет? Я могу и хочу готовить тебе хоть каждый день. Одной рукой мазнул мне по лопатке, возвращаясь обратно к тарелке над ней. — Давно мне ничего не готовили. — Ну значит буду я. — А ты? — Что я? — Когда готовили тебе последний раз, Иллин? — Хм, — отложила палочки, потянулась к чаю на стуле, отпила, — давненько. Года в три-четыре, наверное. — Почему? — Долгая история. Уложив руку мне на ягодицу, легонько сжал. — Я слушаю. Взяла палочки в руки для моральной поддержки, обреченно вздыхая. Как вообще его можно ослушаться? — Как-то раз зашла невовремя на кухню. Мать подумала, что ей не нравится, что она готовит или что она долго готовит, я уже и не вспомню. Швырнула в меня какой-то утварью и после того случая я обязана была себе всё готовить сама. Его ладонь сместилась на поясницу, мягко поглаживая. — Ну вот это как раз та история с бататами. Просунув в себя еды, пережевала. — Зачем ты всё это спрашиваешь, Какаши? Ты же знаешь, что не ответить я не могу. — Поэтому и спрашиваю. Чтобы ты делилась этим хоть с кем-то. — Зачем тебе это надо? Тепло цокнув, сжал толстовку у меня на спине. — Мы вроде уже обсуждали. Целый новый мир и так далее. Ограничение взглядов и их расширение. — Мой мир — отвратителен. — Отнюдь. Подай чай, пожалуйста. С ловкостью шиноби не поворачиваясь к нему лицом, передала тяван со стула. — Мы же уже на торге, а не на отрицании. А модель поведения у тебя местами как при отрицании. — Скорее, так выглядит мой торг. Мой мозг решил работать от меньшего к большему. — Так вот в чем разница. У меня наоборот. От большего к меньшему. — Но всё равно синхронно. — А иначе как, Иллин. Поставишь? С точно такой же ловкостью убрала его чай обратно. — Тебе точно удобно так есть? — Ну я хотя бы ем. Так что точно удобно. Поджала губу, мысленно пробивая очередную фашку. Да кто меня за язык тянет-то, а. — Да, я заметил. Поэтому я буду готовить для тебя тоже. — В смысле? — еле проглотила огромный кусок моркови. — В прямом. Мне надо, чтобы ты ела как следует. А не следила за режимом питания половины деревни. Я вот буду следить за твоим. Уткнулась подбородком в его бедро. Где тебя вообще сделали, а? — А как же гендерные стереотипы там? — Я похож на человека с гендерными стереотипами? — Нет, но.. Чем я отличаюсь от других людей, чтобы делать это для меня? Какаши ничего не ответил, тихо прожевывая своё содержимое тарелки. Я уткнулась в свою, поднимая обратно голову. Потом в полной тишине потыкала палочками в баклажан. Если бы я себя плохо знала, сказала бы, что поникла, а шар в груди начал потихоньку сдуваться. — Ты не подумай ничего, я просто задумался, как тебе вообще пришло в голову ставить себя в ряд с остальными людьми. Прикрыла глаза, пока шар начал надуваться обратно со сверхзвуковой скоростью. Решила перевести тему. — Как тебе сайра? — Кстати, как ты узнала моё любимое блюдо? Мисо-то ладно, с ним мы уже всё решили в первую нашу встречу. — Эй, — легонько куснула его за бедро, — это моя прерогатива. Я на неё подсела ещё в колледже. — То есть мы сейчас будем спорить за рыбу? Какаши рассмеялся. Я, проглотив росток пшеницы, тоже, прикрывая рот тыльной стороной запястья. Молча ели дальше, каждый в своей тарелке, прерываясь на обмен чаем до стула и обратно. — Мы с лучшим другом чуть не убили друг друга. Я до сих помню месиво вместо его лица, когда мы уже без сил били друг друга содранными кулаками. Какаши, кивнув над моей головой, устроил одну ногу поудобнее подо мной. Теперь была его очередь. — У меня никогда такого не было. Легонько пихнул меня коленом, указывая на меня. Указывая на всё вот это вот вообще. — Прямо такого же, — пожала плечами, — у меня тоже не было. Так что не сказать, что я шарю. — Шарю? — Какаши вновь рассмеялся. — Ну да, — хмыкнула в ответ. — Мне иногда кажется, что я вообще мало в чем шарю в этой жизни. Если бы нас тогда не нашли, а Джей не отбил вдобавок обоим череп, мы бы.. вряд ли остановились. — Почему? — Мы не видели причин жить. А… Какаши снова опустил ладонь мне на лопатку. — Продолжай. — Мне бы.. не хотелось это говорить. Тебе. — Почему? — Мне кажется, это достаточно болезненная тема. — А разве мы обсуждаем какие-то другие? Мы же только по больному и ездим, если ты не заметила. — Но всё равно, — пожала плечами. — Как-то не… — Говори. Прикрыв веки, вздохнула. — А умереть от руки близкого человека и за правое дело — самый оптимальный вариант из всех возможных, если выхода просто нет. Какаши молча кивнул, перекладывая руку чуть ниже лопаток, выискивая подушечками через ткань мои рубцы. Уткнулась обратно в свою тарелку. — Я никогда такого не чувствовала. — Я тоже.

***

— Лин? Бесшумно прикрывая дверь уборной и гася в ней свет, я даже не поняла, что обращаются ко мне. Мало того, что по моему второму имени ко мне обращаются только два человека на всём белом свете, так ещё никто и никогда не сокращал его. Вообще. Даже не пробовал и не пытался. Единственный, кто сокращал хоть какое-то моё имя — Джей, следом вторым единственным стал Саске, а потом и Шикамару перенял, но. Но. Никто и никогда не сокращал моё второе имя. — Лин, ты чего не спишь? — Прости, разбудила? Наевшись так, что было обоим тяжело дышать, переплетаясь всеми частями тела на диване пытались это переварить, обсуждая предстоящий экзамен. Потом в четыре руки перемыли всю посуду, обсуждая потенциальный госпиталь посттравматической военной поддержки и официальное представительствах в скрытых странах. Потом мне пришлось сидеть у него на коленях, полубоком, пока я курила и мы пили кофе, обсуждая целесообразность провести для Саске сразу же заочный теоретический экзамен на джоунина. Накормить и проверить Карасу я всё-таки доползла, почесывая ему за ухом пока он ел. И он прекрасно подпускал и даже наоборот просился, чтобы ему что-нибудь почесали. Предложенные в еде витамины съел послушно, укладываясь обратно умываться и спать. Так и стемнело. Пришлось укладываться спать, но мне не спалось. Вот и отлепилась от кровати, пошатываясь до уборной. — Да не то, чтобы… Ложись. Какаши, вытащив из-под одеяла одну ногу, перевернулся на бок. Легла к нему лицом, залезая под одеяло и точно также сбивая его между ног. — Что-то случилось? — Да с чего ты взял. — Ты.. перестала спокойно спать даже со мной? — Господи, нет, что ты, — улыбнувшись, протянула к нему руку, убирая пепельные пряди за ухо. — Ты тут ни при чем, как ты вообще можешь такое говорить. — Не знаю, — он пожал плечами. — Не думай об этом. Пожалуйста. — А если я не могу не думать? Ещё шире улыбнувшись, закатилась с учетом своем мобильности на него сверху под одеялом, придавливая к простыням. Обвил одной стопой мои лодыжки, второй решил зафиксировать бедра. Такое тоже нужно запрещать на юридическом уровне. Лежать в моей кровати в одном нижнем белье и маске, с разбросанными по подушке волосами и огромными черными бездонными глазами. Очертила пальцем бровь, удобнее устроившись на его груди и животе. — Ты хоть.. представляешь, насколько ты горячий? Как я вообще могу заснуть? Какаши рассмеялся, прикрыв глаза. Оставила вновь по поцелую на каждой паутинке вен на его веках. Длинные черные ресницы, подергиваясь, щекотали губы. Улеглась ещё удобнее в его руках, расположив локти на широкой теплой груди. Так и смотрели друг другу глаза, но почему-то слишком серьезно. Моргали по очереди, передавая друг другу эстафету. — Нам… — кадык под маской дернулся вверх-вниз, — стоит это прекратить. Согласно кивнула. — Пока не станет слишком поздно? Кивнул мне в ответ. — Пока не сможем друг без друга дышать? Снова кивнул. — Или не сможем жить. Кивнула, соглашаясь с его утверждением. Жаль, правда, что поздно уже. Лично для меня. — Ты когда-нибудь задумывался, насколько нереально чтение книг? Тепло хмыкнув, отрицательно покачал головой. — Вот представь. Ты пялишься часами в пропечатанные куски дерева, испытывая галлюцинации. Я рассмеялась. Мне вообще стало как-то весело-странно, причем очень странно весело, не очень даже как и хорошо, в голове билась тысяча мыслей, а я не знала, как их озвучить так, чтобы они не накладывались одна на другую. — Возможно, поэтому я читаю. Какаши кивнул. — Просто, ну вот представь. Сколько историй можно пропустить через себя. В скольких историях можно спрятаться от реальности, в другой реальности, там, где этого ничего нет. Там, где есть счастье, там, где есть радость, там, где есть эти милые любовные истории, в которых всё хорошо. В которых всё правильно, так сопливо, так хорошо, так, как никогда не будет в этом мире у меня. Он снова кивнул, не переставая гладить одними пальцами мою поясницу. — Вообще, каждый человек, которого мы встречаем, с которым мы разговариваем, видит определенную версию нас самих. То есть этот человек создает нашу копию у себя в головах. Мы не тот же самый человек для наших знакомых, для наших коллег, для подчиненных, для просто случайных встречных или соседей. То есть существует огромное количество версий нас самих, и эти версии разительно отличаются друг от друга в головах людей и от того, кем мы считаем себя. То есть никто и никогда не знает нас настоящего. Мы сами не знаем себя. Понимаешь? Какаши снова кивнул. — А ты к чему? — Ни к чему, просто. Голова сама генерирует, я озвучиваю. А, так вот, истории. Я правда пыталась удержать одну тему, но она ускользала, как её не догоняй. — Они живут только на страницах бумаг, но кто тогда сказал, что их не существует? Что вообще можно принять за существование, если мы галюцинируем сами с себя и не знаем свою истинную личность? Остановилась, чтобы набрать воздуха. А тема опять ускользнула, подменяясь миллиардом других. — Я поклялась себе не иметь детей. — Я тоже, — прикрыв глаза, Какаши снова просто кивнул. Теплые пальцы на пояснице не успокаивали, они что-то выжигали, они будто что-то хотели сказать. Ведь не все мы чешем и чешем, как я. Некоторые из нас немногословны, молчаливы и отстранены. — Но в историях на бумаге это может существовать. Но с другой стороны, я не верю, что человек — режиссер или писатель собственной жизни, как многие думают. — Почему? — Это глупо, на мой взгляд. Нет, не в том плане, что ничего не нужно делать, почему, наоборот. Только мы своими руками всё и делаем, а кто же ещё тогда? — Да. Только мы. — Но с другой стороны, отрицать этого я тоже не могу. Мы можем быть писателем своих локальных историй, как по мне. Какой угодно. Даже любовной. Но в каждой любовной истории для того, чтобы она стала великой, главный герой должен умереть. Какаши кивнул. — Но с другой стороны, можно рассматривать всё это через плоскости параллельных вселенных. Понимаешь, о чем я ? — Да. — Бесконечность. Эти миры велики. А мы настолько незначительны по сравнению со всеми этими бесконечными параллельными мирами и всё, что должно случится, то и случится. Или уже случилось. Возможно, есть параллельный мир с ещё одной Иллин и Какаши, которые лежат также как мы сейчас. Только, например, они любят друг друга или у них другой цвет занавесок на моем окне лоджии. Но когда я думаю об этом великом, я начинаю бояться. — Бояться? — Нет, не как ты боишься после какой-нибудь кровавой бойни или боишься куда-то опоздать, больше как… как чувство одиночества из-за боязни. Есть только.. ты, твоя голова и все мысли в ней. — Что ты имеешь в виду, Иллин? — Как бы.. чувство одинокий мозг. Потому что есть только ты и твои мысли. Ты не можешь убежать от своих мыслей. Единственный выход — смерть. — Мрачновато, — Какаши тепло хмыкнул. Я тихо рассмеялась, гладя его ключицы. — В целом да, но главное, чтобы ты именно так не ответил. — Не ответил на что? — Как на что? На моё предложение. Какаши, выгнув брови, пытался одновременно смеяться, смущаться и прикрывать глаза. А мне было весело. Мне было так весело, так охуенно весело, что я не мешала своей голове генерировать что-либо. Я не понимала половины из того, что говорю. Если не больше. — Я тебе сделаю предложение на балконе! Представь, я в красивом черном костюме с белым букетом в руках и ору тебе с земли «‎Тенносеей!»‎. Ты, естественно, не поймешь отсылку к Ромео и Джульетте, потому что в честь Джульетты назван один из спутников Урана. Но потом бы ты догадался об этой параллели, когда бы вышел на балкон и увидел меня с галстуком на шее, и стоящей на одном колене. Я опять засмеялась. Какаши — следом. Чисто, искренне, запрокинув подбородок, прижимая меня к себе ещё сильнее. Миллионы мыслей стекались и стекались, я не могла выбрать, какую озвучить, поэтому смеялась, пыталась вспомнить японский и выдавить хоть что-то оформленное. — А после я залезаю к тебе на балкон! — Так, — Какаши, широко для самого себя улыбаясь под маской, кивнул. — И я у тебя спрашиваю. Что случилось после того, как я спасла тебя? — Вот на это я не должен отвечать так, как мы обсуждали выше? Интенсивно покивала, широко улыбаясь и светя всем своим идеальным прикусом. — И знаешь, что ты ответишь? Какаши, поджав губу, погрузился в раздумья. — Ну? Пожал плечами. — Что случилось после того, как я спасла тебя? Опять пожал плечами. — Что ты ответишь? Ещё жалобнее пожал плечами, вглядываясь мне в глаза. Вздохнув, обхватила его лицо руками, нависая над ним, отвечая сама на поставленный вопрос, моментально посерьезнев. — «‎Я спасу тебя в ответ»‎.