Осенняя хандра

«Я рисую тебя на окне…» Кейси пишет это в тетрадке, и рука ее замирает. Она смотрит в темное окошко и прислушивается к голосам на кухне. Тянется за наушниками, во всех книжках пишут, что подростки загораживаются от родителей, не хотят их слышать. Кейси подросток, ей четырнадцать, и она слушает мамин голос. У мамы Кейси — Ирэн — красивый голос. Нежный, чарующий. Она могла бы быть певицей. Кейси считает, что она могла бы быть кем угодно, ведь мама — совершенство. Вся доброта, вся красота мира достались ей. Так и папа думал. Так думает и дядя Грег. Это он говорит с мамой на кухне, и им хорошо вместе, Кейси слышит, как они смеются. Кейси хотелось бы быть такой, как дядя Грег. Всегда шутить к месту, улыбаться, как будто нет в его жизни ни одной беды, рассказывать все эти сложные вещи… Интересный собеседник, называется это. Кейси рисует в тетрадке лицо. Чуть раскосые глаза, как у отчима, его острый, почти треугольный подбородок. Подписывает. О ней дядя Грег думает: «Какая забавная девочка». Кейси это слышала сама, когда не отгораживаешься от родителей, как принято, можно многое узнать. Кейси рисует лицо мамы, даже татуажные стрелки у глаз. Кейси всегда хотела быть похожей на маму. И когда папа сказал: «Не приведи Господи», — очень обиделась. И даже два выходных подряд отказалась с ним встречаться. Но папа… Папа, как в кино, подкараулил ее у школы с цветами. Кейси даже сказала ему, что это неприлично, и что о ней подумают. Как будто, папа не читал в интернете… Папа смеялся. Если признаться, то смех у папы гораздо красивее, чем у дяди Грега. На папу Кейси похожа сама по себе. Это иногда очень злит маму. Кейси категоричная и резкая. Ну и конечно: «Девочки так себя не ведут». Кейси слышит, как шуршат шины, потом пикает сигнализация, Кейси ждет и даже не собирается. Папа звонит в их дверь. Смех на кухне обрывается. К горлу подступает ком. Ну что за ерунда это все? Кейси не двигается. Разговоры из коридора слышно еще лучше. С папой говорит дядя Грег, маме «сложно». — Не спешите, — усмехается дядя Грег, когда папа обещает привезти Кейси к шести часам в воскресенье. — А воскресное кино? — интересуется папа, и Кейси думает, какой же он насквозь прозрачный, даже не может скрыть, как недоволен… — О… Мы больше не следуем этой традиции. Дядя Грег опять улыбается, и Кейси на всякий случай высовывается из-за своей двери. Папа и ударить может, а тогда будет столько проблем. — Папа! — зовет она, чтобы он не успел спросить «Почему?» Папа открывает ей объятья. Она замирает в его руках, чувствует, как слезы подступают к глазам. Она сама четыре года назад выбрала маму на суде, а два года назад появился дядя Грег, и Кейси поняла, как ошиблась. Она всегда думала, что мама любит ее и нуждается в любви. В ее любви. Но потом появился дядя Грег, и у мамы не осталось даже времени на Кейси, не то, что любви. И, конечно, теперь стыдно проситься к папе. Как будто Кейси, как те девицы из сериалов, ищет, где глубже… Только теперь не до гордости. Кейси вытаскивает из комнаты рюкзак и сумку. — Так много? — хмурится папа. Дядя Грег пожимает плечами, мама остается на кухне. Кейси только смотрит на папу исподлобья. Дома этот взгляд критикуют, но Кейси не до того. Дядя Грег легко поднимает ее вещи и передает папе в руки. — Пока, — прощается он. Кейси кивает, чтобы не дрожал голос. Сдерживает внутри себя: «Передай маме, что я ее очень люблю». Она всегда передавала, но кто знает, доходило ли до адресата или было ли адресату дело. Они с папой идут по лестнице молча, также садятся в машину. — Кейси? — спрашивает папа, и она начинает рыдать. Вообще-то Кейси не плачет при папе, папа не любит женских слез, но сейчас… Папа, как всегда, молчит и гладит ее по голове. — Все, — всхлипывает она, наконец. — Поехали. Папа вопросительно поднимает бровь, но трогается. Кейси смотрит в темное окно. Потом дышит на него, потом рисует человечка. Одного. — Я не вернусь к ним, — говорит она. — Я понял, — отвечает папа. — Твои остальные вещи подождут до четверга? — Да… — рассеяно отвечает Кейси. — Ты же… Ты… Она поворачивается к папе, и он улыбается.  — Я люблю тебя. Кейси кивает. Она давно уже решила, что больше никогда не скажет этих лживых слов. Мама до сих пор так говорит. А сама… Сама… — Она уже на шестом месяце и думает, что я не замечаю. И к тебе поэтому не выходит. Папа принимает эту информацию, как должное. Кейси знает папу: он еще поговорит с ней о допустимом и не очень, и о том, что надо обсудить все с мамой, и о ревности, и о прочем. Но папа поймет. И это важнее какой-то там идиотской любви.