Наследница

      Рассвело. Солнце ещё не показало свои лучи, студёный утренний воздух пробирал до костей. Лёгкая дымка повисла над рекой, тишину нарушало лишь утреннее пение птиц. Покой. Так бы я описала окружающую атмосферу. Покой и тишина.       Я сидела на берегу реки, докуривая последнюю сигарету в своем арсенале. Умывшись и смыв кровь и грязь холодной водой, я, наконец, пришла в себя и привела в порядок мысли. После череды тяжёлых потрясений за одну только ночь я вдруг ощутила неимоверное облегчение, как будто с плеч спал габаритный груз. Даже дышать стало легче, поэтому я с особым удовольствием втянула носом воздух и медленно выдохнула.       После увиденного я потеряла дар речи и так и не смогла хоть что-то произнести. Итачи умылся вместе со мной и тактично оставил меня наедине со своими размышлениями, также не сказав ни слова.       Теперь я понимала причину своих сомнений, интуиция меня не подвела. Думать о том, что было бы, не остановись я во время, мне не хотелось. Моя рука дрогнула, и я об этом ни капли не жалела.       Теперь-то до меня дошёл, наконец, весь смысл слов Третьего. Все его речи о добре и зле, доме, семье, дружбе, Воле Огня были неспроста. Они касались не только моего происхождения, но и Итачи. Конечно, я почувствовала легкий укол обиды и негодования, ведь старик Сарутоби мог говорить со мной прямо, а не изъясняться загадками. Однако я могла предположить, что он делал это нарочно, хотел, чтобы я сама до всего дошла, верил, что я смогу.       Мысли о Данзо вызывали лишь тошнотворное чувство злости. Жаль, мне не удалось убить его тогда... Возможно, мне ещё предоставится такой шанс, и я своего не упущу.       А Итачи... Вот кто действительно являлся символом Воли Огня, никому из нас никогда не сравниться с ним. Вместо заслуженных почестей, уважения он получил изгнание, одиночество и презрение, и теперь готовился к гнусной гибели от руки своего брата, готовился умереть, как преступник. Я понимала его во всем, но только не в том, что касалось Саске.       Он подошёл бесшумно (как и всегда) и присел рядом. Я и не заметила, что просидела одна больше часа, не двигаясь. Ноги затекли, и я не без удовольствия вытянула их, продолжая смотреть на водную гладь. Я чувствовала его взгляд на себе, но не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Мне было стыдно, больно и страшно снова увидеть в них то, чего не видела уже довольно давно.       Его прохладная рука коснулась моего лица, убирая прилипшую прядь волос, и я вздрогнула.       — Прости, что ранил тебя.       Фраза была двусмысленная, хотя и касалась в данный момент ссадины на лбу, про которую я уже забыла. Я дернула рукой в ее сторону, и на мгновение соприкоснулась с пальцами Итачи. Это было похоже на разряд электрического тока, и я резко опустила руку.       — На себя посмотри, — бросила я, коротко оглядев его.       Его одежда была в крови, особенно много крови было на вороте и груди, хотя я не помнила, чтобы ранила его в те места. Он был бледен и измотан, и выглядел куда потрёпаннее меня.       — Я впечатлён, — бесцветным тоном проговорил Итачи. — Ты сильнее, чем я думал.       Я усмехнулась, немного расслабившись. У него, конечно, было много достоинств, но заносчивость в них не входила.       — Если бы дрался в полную силу, может, увидел бы больше, — без тени скромности ответила я и услышала ответный смешок.       Мы снова замолчали, наблюдая за тем, как солнце постепенно выходило из леса. Стало очень тоскливо, пусто. Я тосковала по жизни, которой у меня никогда не будет, тосковала по себе самой, какой мне никогда не стать. Это было странное чувство усталости и безнадежности, и присутствие Итачи никак не смягчало ситуацию. Я знала, что он собирался сделать, и вряд ли даже мои мольбы и просьбы остаться со мной смогли бы повлиять на его решение.       — Что теперь? — Только и смогла спросить я.       — Ты и сама знаешь, — после небольшой паузы ответил он.       Я тяжело вздохнула и сжала кулаки, стараясь придать своему голосу уверенности и спокойствия:       — Итачи, я на твоей стороне, правда, я понимаю тебя.       Я, наконец, смогла посмотреть на его расслабленное, безмятежное лицо.       — Но насчёт Саске... ты не прав. Может, пора перестать ему лгать? Он имеет право знать правду.       Итачи одарил меня тёплой улыбкой, от которой по телу пошла дрожь. Я и не надеялась ещё когда-нибудь ее увидеть...       — Ты всегда ругала меня за ложь Саске. Но все, что я делал, было ради него и его защиты.       — Ты заставил его ненавидеть тебя и пойти по пути мести, потому что думал, что так он станет сильнее, — возразила я. — Ты считаешь, что Саске не стал бы сильным другими способами? Ты же сам всегда говорил, что сильнее нас делают другие люди, любовь к ним. То же самое говорил и Третий. Или ты не верил в Саске? Считал его слабым?       — Вовсе нет, — тут же вставил Итачи. — Я никогда не считал его слабым, более того, я уверен, что он лучше и сильнее меня. Он смог бы найти другой способ избежать войны, не проливая родную кровь. Это сложно, Ясуко. Я хотел, чтобы Саске покарал преступника, свершил возмездие и вернулся домой.       — Ты же понимаешь, что этого не будет? Как ты себе это представляешь: Саске убьёт тебя и радостный поскачет в Коноху? Это бред, Итачи. Все станет еще хуже, чем было.       — Именно поэтому я поручил Узумаки Наруто заняться Саске. Я дал ему не просто часть силы. Ворон, который сейчас сидит внутри него, это необычный ворон: в нем заключён глаз Шисуи, обладающий уникальной силой...       — Котоамацуками*, — одновременно произнесли мы.       Так вот, что Итачи дал Наруто. Он надеется, что сила глаз Шисуи вернёт Саске в Коноху.       — Считаешь, что насильно заставлять Саске защищать Коноху — лучшая идея? — С вызовом осведомилась я. — Это ведь не его добровольный выбор.       — Саске не заметит разницы, — спокойно возразил Итачи.       — План несовершенен, — мрачно заметила я. — Что угодно может пойти не так... Я, в общем-то, приходила к Наруто с той же просьбой, но не слишком ли много мы взваливаем на него? Саске — наша ответственность, нам с ним и разбираться.       — Сейчас мы для него лишь тени прошлого, а Наруто — его настоящее и будущее. У нас нет такой власти, — проговорил Итачи, положив руку на мое плечо. — Мы защитим Саске любой ценой, а Наруто вернёт его домой и поможет встать на верный путь. Саске должен пройти через это.       Я почувствовала накатывающую злость и скинула его руку со своего плеча, резко поднявшись.       — Ему не пришлось бы проходить через это, если бы ты говорил ему правду. Ещё есть время, Итачи, ты можешь все исправить. Расскажи ему!       Он сидел неподвижно, задумчиво смотрел вдаль и, кажется, не собирался отвечать.       — Если ты не расскажешь — я расскажу, — я решила пойти ва-банк.       Итачи вздохнул и встал, глядя на меня холодно и отчужденно.       — И ты совершишь ошибку. Ты знаешь Саске лучше меня: какие выводы, по-твоему, он сделает, узнав правду?       Я задумалась: зная его, зная, через что ему пришлось пройти, зная его одержимость местью, я понимала, что ответ напрашивался не самый радужный.       — Он захочет отомстить деревне, — ответил вместо меня Итачи.       Мне нечего было противопоставить, ведь он был прав. Но должен был быть выход, не могло же все закончиться именно так. Итачи соткан из одной большой трагедии, и мне страстно хотелось это изменить.       — Будь со мной, — мне не удалось скрыть мольбу в голосе.       Я подошла к нему и взяла его за руку.       — Мы можем жить вдали от всего этого, можем быть счастливыми настолько, насколько это возможно. Мы будем стараться изо всех сил, я и ты. Прошу, Итачи... ради меня. И ради Саске тоже...       Голос сорвался, и я обессилено опустила голову, осознавая, что столь наивная просьба выглядела глупо, ощущая себя такой беззащитной и слабой. Опять...       Он прижал меня к своей груди, и я вдохнула сладковатый запах крови. Итачи пахнул кровью и страданиями, и что бы я ни делала, этого не изменить. Мое бессилие очевидно.       — Ты отважно сражалась все эти годы, — успокаивающе начал он, — и была такой храброй. Я по-настоящему горжусь тобой. И ты достаточно умна, чтобы понять невозможность такой жизни для меня. Я уже не смогу жить спокойной, счастливой жизнью, даже рядом с тобой. Мой путь окончится скорой смертью, это уже предрешено. Я сам сделал выбор и сам же буду нести за него ответ. Мы не станем убегать.       Он опять был прав, и я не смогла бы это оспорить. Юлить и искать лазейки не имело смысла, я могла лишь смириться с неизбежностью. Но маленький, слабый лучик надежды все еще теплился в душе, и я решила, что не оставлю попыток. Пока у нас ещё было время.       Я отстранилась и заглянула в его глаза, чувствуя, как тепло разливается по телу. Итачи провёл рукой по моей щеке и снова улыбнулся своей неповторимой улыбкой, полной света и добра.       — Ты наследница Воли Огня, обладательница уникальных способностей, надежда и будущее Конохи. Третий верил в тебя, как верю и я. Ты гораздо сильнее, чем думаешь, и нет ничего, с чем ты не смогла бы справиться.       Итачи был не из тех людей, которые толкают утешительные речи лишь бы заполнить тишину словами. Он, как видно, и впрямь так считал, но я не могла с ним согласиться. Если я не была способна спасти их с Саске, то о какой Воле Огня шла речь? Я не стала озвучивать свои мысли на этот счёт и снова опустила голову на его грудь, ощущая себя маленькой, беззащитной девочкой, которую снова бросают на произвол судьбы.       Мы оба не сразу заметили, что чертовски голодны и измотаны. Тяжёлый бой отнял почти все силы, и хотелось лишь чего-нибудь поесть и завалиться спать. По дороге в ближайшее селение я поглядывала на Итачи, и на меня накатила очередная волна подозрений: с ним было что-то не так. Он был слишком бледен и еле-еле волочил ногами, периодически кашляя. Мне приходилось слегка поддерживать его. Не мог же он измотаться больше меня? Я не решалась спрашивать сейчас, подумала, что лучше нам сначала найти ночлег и отдохнуть.       К обеду мы добрались до какого-то городка, на оживлённых улицах которого на каждом шагу были торговые лавочки, рестораны, гостиницы и пабы. Наш потрёпанный вид, пятна крови, ссадины привлекали внимание прохожих, но было уже все равно. На окраине города мы сняли домик на пару ночей у пожилой дамы, которая по доброте душевной напичкала нас продуктами, решив, что мы шиноби Конохи на миссии. Она все болтала о том, как к ней вот уже много лет наведываются ниндзя в поисках ночлега и пищи, и она всегда радушно принимает защитников, оказывая им всевозможную помощь. Женщина, должно быть, очень гордилась тем, что может быть полезной воинам, защищающим народный покой.       Мы поужинали в полном молчании, после чего вырубились на одном футоне, даже не добравшись до душа. А на утро я проснулась с дикой головной болью и не сразу заметила тяжёлую руку на своей талии: Итачи крепко спал, обняв меня сзади, его вторая рука покоилась над моей головой. Мне не хотелось вставать и будить его, было слишком приятно ощущать его объятия и тепло его тела. И я не сразу заметила, что это было далеко не тепло, а самый настоящий жар, такой сильный, что сама уже вспотела, как будто на горячих источниках. Я медленно повернулась в кольце его рук и коснулась пальцами лба: Итачи горел. Я потрясла его за плечо достаточно сильно, но он не просыпался, и страх ледяными шипами вонзился в живот.       Я выбралась из футона и присела рядом, снова ощупывая его лицо, как будто не верила, что Итачи мог заболеть. Непроизвольно мне вспомнился тот случай в Стране Воды, когда Итачи перекрыл мне доступ к двери, а потом резко закашлялся и отступил. Как видно, он уже тогда был болен.       Не долго думая, я наскоро умылась и надела чистый хаори, который так любезно предложила хозяйка, прямо на грязную футболку, чтобы хоть как-то скрыть следы борьбы на своей одежде. Хотя укорочённая вполовину штанина выдавала меня с головой, мне было уже плевать. Я помчалась в город в поисках аптеки или лекарской лавочки и, наконец, наткнулась на маленький медицинский пункт, где работала очень милая молодая медсестра. Я скороговоркой объяснила ситуацию, заранее выдумав легенду для нас обоих: мы оба шиноби, возвращающиеся в деревню после миссии. Я не хотела, чтобы медсестра шла со мной и лично осматривала Итачи, это было весьма опасно, но выбора у меня не было. Я могла залечивать только свои раны и только в Режиме Мудреца, и только сейчас поняла, что обучаться ирьенин-дзюцу (хотя бы в общих чертах) было бы весьма полезно.       Медсестра Гинко долго осматривала Итачи, сканируя его зелёной чакрой. Все это время я напряжённо стояла чуть поодаль, боясь не столько разоблачения, сколько неутешительных врачебных выводов. После она вколола ему жаропонижающее и поставила капельницу с антибиотиком.       — Воспаление, — объяснила она. — Кроме того, я заметила... его легкие сильно поражены. Я не большой спец, обучалась ирьенин-дзюцу не так углубленно, как следовало бы, но даже я смогла заметить. Легкие поражены процентов на 80, если не больше, это очень серьезно. И я боюсь, что ему уже не помочь. Можно лишь оттянуть неизбежное лекарствами, антибиотиками, но ненадолго. Он вообще обращался к медикам?       Я растеряно пожала плечами, глядя на бледное, влажное лицо Итачи.       — Когда вернётесь в деревню, пусть обязательно пройдёт обследование. Возможно, более компетентные медики смогут ему помочь, но я в этом сомневаюсь. Случай запущенный. Мне жаль.       Я перевела пустой взгляд с Итачи на Гинко и улыбнулась обветренными сухими губами.       — Спасибо, — хриплым голосом выдавила я.       Гинко протянула мне баночку с таблетками.       — Это антибиотики, пусть принимает два раза в день в течение недели. А медики Конохи уже сделают остальное, если это возможно. Я немного облегчила боль, а антибиотики снимут воспаление.       Гинко ушла, а я присела возле Итачи и устало положила голову на колени. Теперь стало понятно, откуда взялась кровь на вороте и на груди. Как же он мог запустить все до такого состояния? Среди хаотичных мыслей одна выделялась наиболее четко: он и так собирался умирать, зачем ему лечиться?       Стало больно как никогда. За семью, за деревню, за несправедливости этого мира, за превратности судьбы, смерти, трагедии, войны, разрушенные жизни и за Итачи. Шисуи всегда говорил, что больше всего на свете ему не хотелось бы, чтобы люди сражались друг с другом, и Итачи перенял у него эту мечту, даже не мечту, а цель. И он верно следовал ей, сражаясь лишь с самим собой. «Если бы мы старались лучше понять друг друга, войн, страданий и потерь было бы гораздо меньше», и слова Третьего эхом отзывались на все события, произошедшие за последние годы. Итачи был слишком хорош для этого мира, как и Шисуи, и мир ещё не готов к таким шиноби, как они. Да, мысль была достаточно утрированная, преувеличенная, ведь в мире есть много достойных шиноби и многие из них прямо сейчас защищают этот мир от тьмы. Может, поэтому мы с Итачи думали в одном направлении и выбрали Наруто? Он и правда давал некую надежду на светлое будущее.       Но что делать мне? Я не такая, как Итачи. Он защищал деревню из тени, отринув все чувства и привязанности, он пролил родную кровь ради мира, он готов умереть ради брата. А я... я снова вернулась к тому, с чего начала, у меня и дома-то не было. Сейчас я поняла, что моим настоящим домом всегда был Итачи, и скоро я навсегда потеряю его. Я снова перестала верить в себя и свои силы, понимая, что мне не спасти Саске, а без него не останется ничего. Кажется, планы стать ниндзя-отшельником вполне могут воплотиться в жизнь.       Было странно осознавать, как все круто изменилось за последние несколько часов, как круто изменились мои убеждения, мысли и чувства. Ещё вчера я была уверена в том, что должна убить Итачи. А сегодня я уже не представляю свою жизнь в мире, где нет его.       Углубившись в размышления, я просидела в одной позе довольно долго. Я чувствовала, как затекли шея, спина, ноги и руки, но не находила в себе сил пошевелиться. Из горьких раздумий меня вырвало невесомое прикосновение, я вздрогнула и резко подняла голову. Итачи очнулся и, кажется, выглядел получше. По крайней мере, его лицо приобрело человеческий оттенок. Я тупо смотрела на него, почти не моргая, а он лишь слабо улыбался мне. В этом был весь он.       — Голоден? — Хрипло спросила я, положив свою руку на его, влажную и холодную.       Он согласно хмыкнул и прикрыл глаза.       Готовка не была моей сильной стороной, но с бульоном кое-как справилась. То, что нужно для больного. Пока Итачи ел, приподнявшись с футона, я сидела у окна, прислонившись головой к косяку. Не было сил даже говорить, не то что двигаться. Итачи попросил достать из его сумки какие-то баночки с различными снадобьями и пилюлями, я без вопросов выполнила его просьбу, понимая, что все это время он поддерживал свои силы благодаря этим лекарствам. К вечеру он уже достаточно взбодрился, ему стало гораздо лучше, и он отправился в душ. Я же собрала грязную одежду на стирку и последующую починку хозяйке, вторую штанину решено было тоже укоротить и подшить, а плащи я спрятала во избежание лишних вопросов. Она предоставила нам с Итачи чистую домашнюю одежду.       Я сидела в спальне в каком-то полубессознательном состоянии, способность мыслить словно отключилась. В безумном забытьи, с мутной головой я на ватных ногах проследовала в душевую, на ходу стягивая кимоно и нижнее белье. Мною двигали не волнение или страсть, но лишь одержимое желание ощутить тепло любимого человека, одиночество, боль...       Он стоял спиной ко мне, по его безупречному телу стекали капли воды, чёрные мокрые волосы рассыпались по крепким плечам. Словно во сне я подошла и протянула руку, прикоснувшись к его спине, всеми силами сдерживая слезы.       Секунды казались вечностью, я положила на него свою голову, закрыв глаза и растворившись в ощущениях. Тёплая вода, родной запах, твёрдость крепкой мужской спины буквально сводили с ума, и я полностью отпустила себя, позволив чувствам взять верх.       Он не сразу обернулся, давая мне возможность насладиться моментом. Но когда он встал лицом ко мне и провёл рукой по щеке, смахивая слёзы, весь мир словно перестал существовать.       Все потеряло смысл, кроме нас двоих.