Весенние забавы

      Цзян Чэн понятия не имел, чего он хочет больше: послать всё и вся в пешее эротическое и с чувством выполненного долга завалиться спать или же пойти куда-нибудь и напиться – хотя скорее даже нажраться – в дугу. Понимал, что первый вариант предпочтительнее, однако сердце желало, чтобы он поступил по второму: оно упрямо уговаривало хозяина влить в себя парочку литров дешевого пойла, а потом пойти в какой-нибудь парк, скрючиться над урной и наконец-то освободиться от гнета судьбы и от мрака, покрывшего измученный ум. Проще говоря: проблеваться от души, да так, чтобы потом было в зеркало стыдно смотреть. Был еще, правда, третий вариант: вернуться обратно, в отчий дом, где сейчас скандалили родители – интересно: это уже в который раз за день? – и тихо-мирно сидеть в уголочке, слушая гневные вопли матери и сдержанное шипение отца.       Ваньинь скривил лицо и передернул плечами; ну, уж нет, вот обратно он точно ни ногой. Цзян Чэн и так этими родительскими склоками сыт по горло. Пусть обсуждают какой он жалкий и никчемный по сравнению с Вэй Ином как-нибудь без него. Ведь он и без них знал, что проигрывает Усяню почти во всем, и напоминать ему об этом лишний раз не стоило. В конце концов Ваньинь и без их помощи как-то справлялся, ежедневно просматривая соцсети брата и еще больше убеждаясь в собственной ущербности.       И зачем он только решился рассказать родителям о том, что его повысили в должности? Он ведь как знал, что ничем хорошим это не кончится. И действительно, ближе к вечеру пришел Вэй Ин и стал хвалиться тем, что теперь он не просто там какой-нибудь клерк, а начальник отдела, уважаемый человек между прочем! Естественно отец, удостоивший до этого Ваньиня дежурной улыбкой и скупыми поздравлениями, тут же рассыпался в комплементах и стал расспрашивать Усяня о том, о сем. Да, больно-неприятно, но Цзян Чэн выдержал, ему не впервой в конце концов. Он просто посмотрел на них, подумал о чем-то своем, презрительно фыркнул и принялся за кушанья, приготовленные Яньли.       А вот маменька была вне себя от ярости: она мгновенно вспыхнула, встала и начала орать на Фэнмяня, мол, для приличия мог бы и уделить внимание родному сыну, а не какой-то там безродной скотине. Самое забавное, что она сама Цзян Чэна толком-то и не поздравила, даже не похвалила, а только сказала, что радоваться тут особо-то и не чему; Ваньинь с ней благоразумно спорить не стал, ему же потом и хуже было бы. Но это не важно; важнее было то, что его родители опять разругались в пух и прах. Из-за него. И лезть в их распри у него было никакого желания.       Так что как только Цзян Чэн закончил с ужином, то тут же встал и вышел на улицу «покурить». Родители этого даже не заметили, и слава Богам, если честно. Потому что чувствовал он себя, мягко говоря, погано, и выслушивать колкости в свой адрес ему не хотелось. Забавно, как бы Цзян Чэн не пытался абстрагироваться от ситуации и убедить себя в том, что ему все равно, он продолжал повторять одни и те же ошибки: вслушивался в слова родителей, подкрепляя ненависть к самому себе, и тихо-мирно умирал, убеждаясь в том, что он тут лишний.       И так каждый, мать его, раз.       Хотя вроде бы он уже давным-давно обсосал всю эту тему с психологом, и ему даже полегчало. До первого саркастического замечания матери и равнодушного взгляда отца, разумеет. Боже, какой же он слабак, аж мерзко!       – Цзян Чэн… – послышался голос сестры. – Ты как? – продолжила она, немного помолчав.       Ваньинь качнул головой, моргнул, выныривая из размышлений, потом повернулся, внимательно рассматривая обеспокоенное лицо Яньли. Сердце неприятно кольнуло – он заставил ее волноваться.       – Да, нормально. Не бери в голову, – он махнул рукой и выудил из кармана джинсов пачку сигарет, задумчиво повертел ее в руке и медленно сказал: – Слушай, я, наверное, домой поеду, ладно? Не хочу… – тут Цзян Чэн осекся, пытаясь подобрать слова. Обижать сестру не хотелось – она всегда очень остро реагировала на его отношения с родителями, однако он так и не смог придумать более или менее правдоподобную причину своего бегства. Тут все было слишком просто и очевидно. – Короче, я не хочу возвращаться. Они все равно не успокоятся, пока спать не лягут, а я не хочу все это слушать, – после недолгого молчания он добавил: – И передай мои поздравления Вэй Ину, пожалуйста.       Яньли не встала его останавливать.       Когда Цзян Чэн вернулся домой первым, кто его встретил был Сичэнь. Милый домашний Сичэнь в дурацких мягких тапках с кроличьими ушками. Самое оно, после семейного ужина.       – Добро пожаловать домой, Чэн-Чэн, – с мягкой улыбкой поприветствовал он Ваньиня, горячо целуя в губы. Потом, закончив с приветственным ритуалом, потащил любовника на кухню, где его уже ждал Минцзюэ, стоящий у плиты. Здоровяк, впрочем, как и всегда, выглядел злым и недовольным, но это на самом деле его нормальное состояние. Что уж поделаешь, лицо у него такое, суровое.       – Дерьмово выглядишь, – сухо начал здоровяк, посматривая на Цзян Чэна через плечо.       Ваньинь криво усмехнулся и кивнул.       – Ага, есть такое.       – Родители?       – Ну, типа.       Минцзюэ шумно выдохнул – понятно, злился, переключил плитку на медленный огонь и, вытерев руки полотенцем, сел рядом с Цзян Чэном, ничего не говоря. Тот тоже ничего говорить не стал, просто уткнулся носом в плечо здоровяка и затих, наслаждаясь тишиной и ароматом чужого тела.       Сичэнь не стал им мешать, он прекрасно знал, что сейчас им нужно переварить гнев и недовольство самим, вдвоем. Просто иногда лучше всего пережить негатив рядом с кем-то, кто полностью понимает и разделяет твою злость, и желательно это делать в уютной домашней тишине, чтобы никто не дергал по поводу и без. А после встреч с родителями Цзян Чэну это было особенно необходимо, поскольку ему нужно было дать немного времени, чтобы он пришел в себя. А Минцзюэ, такой большой, сильный и до одури горячий, был как нельзя кстати. Ведь рядом с ним все проблемы начинали казаться какими-то мелкими и несущественными.       Так они, Ваньинь и Минцзюэ, сидели и молчали довольно долго. И почему-то в этом мирном молчании Цзян Чэну становилось легче. Он все еще чувствовал себя довольно погано, но теперь ему было не так тошно как раньше.       А когда к ним присоединился Сичэнь, обнимая со спины, стало совсем хорошо.       – Может хотите посмотреть фильм? – ласково спросил Лань, целуя любовников в щеки и поглаживая их по плечам.       Цзян Чэн, отпрянув от Минцзюэ, медленно кивнул.       – Можно.       Здоровяк забавно фыркнул, явно недовольный тем, что мелкий – идиотское прозвище данное им Ваньиню – так резво отстранился (он очень приятно грел его бок). Однако идея посмотреть фильм была не такой уж и плохой. Ведь это значит, что они будут полтора часа валяться вместе, ехидно комментируя происходящее на экране (ну, и слушая ворчание Сичэня на тему того, что они – Цзян Чэн и Минцзюэ – слишком громкие и мешают ему наслаждаться картиной) и наслаждаться обществом друг друга.       На том и порешили.       И только через пол часа от начала фильма Ваньинь, нежащийся в объятиях любовников, понял, что что-то не так. Мелкий чувствовал тонкий аромат горелого масла и не понимал, откуда он мог взяться. Причем видимо не только он почувствовал этот запах. Сичэнь тоже как-то напрягся, сел и стал забавно вертеть головой, пытаясь найти источник. Из них троих только Минцзюэ оставался спокоен как удав.       – Слушайте, мне кажется, или у нас что-то горит? – хрипло спросил Ваньинь, выпутываясь из сильных рук здоровяка (а ведь так не хотелось!) и вставая с дивана.       Минцзюэ какое-то время смотрел в потолок, очень напряженный, потом вдруг резко вскочил, будто о чем-то вспомнив, и, грязно ругнувшись, полетел в сторону кухни.       Цзян Чэн и Сичэнь некоторое время смотрели ему в след, явно не понимая, что происходит. Однако, идти за Минцзюэ было себе же дороже, так что они просто ждали его возвращения.       И вернулся он довольно нескоро, какой-то очень угрюмый и хмурый.       – Что-то случилось? – скромно спросил Лань, глуповато улыбаясь.       – Да, плиту забыл выключить.       – Ну, ты и лошара, – съехидничал Ваньинь, растягивая губы в довольной ухмылке.       В ответ ему толком ничего не сказали, а просто укусили в плечо в качестве наказания.