Доказательство (не)виновности

      План Вэй Ин работал. Хуайсан почти не верил в своё счастье, сидя на занятиях по каллиграфии: тонкие и грациозные руки порхают над пергаментом, и сидящие рядом ученицы с восхищением смотрят на его аккуратный почерк и изящные движения. Наставница улыбается так одобряюще, что наследник ордена Не не может подавить очаровательной улыбки, хотя и знает, что подобное проявление эмоций считается излишним в Облачных Глубинах. В конце концов, кто он сейчас? Вэй Ин! А этой девушке всегда было не до соблюдения правил, поэтому никто не ругает его за это — смирились.       После каллиграфии — танцы, следом — поэзия. И ни одной боевой дисциплины! «Я попал в рай!» — решает юноша и расслабляется, понимая, что теперь всё хорошо, он в родной стихии. Для него наступила пора прекрасной цветущей юности, в которой беспокоиться приходилось лишь о том, чтобы говорить чуть выше обычного, замазывать волосы тушью и не забывать подложить две маленькие подушки в одежду. Такие мелочи по сравнению с вот уже как вторым месяцем абсолютного спокойствия и блаженства.       Об успехах Вэй Ин же ходили легенды. «Не Хуайсан» шокировал себя настоящего: как минимум, он осмелился перечить Лань Цижэню, а как максимум — уже почти месяц отвечал на вопросы по сути, а не привычным «не знаю»! Настоящий наследник Не очень надеялся провести с подругой воспитательную беседу или, по меньшей мере, попросить Цзян Чэна проследить за сестрой. В частности потому что очень не хотелось бы увидеть в Гусу старшего брата, которому непременно сообщали обо всех успехах и провалах наследника ордена. Чаще, конечно, о провалах, с лёгкой руки первого нефрита — близкого друга и названного брата Не Минцзюэ.       И это ещё один момент, волнующий «деву Вэй» — близость орденов, вытекающая из крепкой дружбы старших сыновей глав (а теперь уже главы и наследника), непеременно приводила к тому, что и самого Хуайсана братья Лань знали в лицо — и сейчас его лицо было не совсем таким, каким они его помнят. Успокаивало лишь то, что старший нефрит сейчас был занят библиотекой ордена — что-то отдавал под перепись, что-то восстанавливал; наследник Не не сильно разбирался в тонкостях работы с древними трактатами, но точно знал, что это кропотливая и важная работа, и Лань Сичэнь подходил к ней особенно ответственно. Лань Ванцзи же занимался с дядей лично, а не в классе с остальными, обгоняя прочих учеников своего возраста если не на голову, то хотя бы на полголовы. Вероятность того, что Вэй Ин наткнётся хотя бы на одного из них была минимальной!       По крайней мере, Хуайсан очень на это надеялся, но что-то подсказывало, что зря.

***

— Не Хуайсан! — тихо, но выразительно, сердито, обращается к ученику Лань Цижэнь, перебирая длинными пальцами негустую бороду, и внимательно следит, как тот подрывается с места и поднимает руки в примирительном жесте. — Да, учитель Лань? — Вэй Ин приходится сделать над собой усилие, чтобы не запищать. Этот мужчина определённо был странным. — Расскажи нам про классификацию монстров. Наследник ордена Цинхэ Не должен это знать, — Учитель смотрит так пристально, что девушка теряется в собственных мыслях, крутит в руках излюбленный веер друга и тупит взгляд. Со стороны это выглядит до того натурально, по-хуайсански, что никто и придраться бы не смог, но в голове у ученицы ордена Цзян пляшут черти: она мечется между желанием ответить и необходимостью играть свою роль.       Всё же здравый смысл берёт вверх и девушка, неловко склонившись в поклоне, просит прощения и говорит тихое, неуверенное «Я не знаю», на что учитель реагирует достаточно разочаровано, чтобы переметнуться на других учеников. Отвечает Ваньинь — точно и по существу, его хвалят и разрешают сесть, а Вэй Ин чувствует укол обиды, ведь они учились одному и тому же, а лавры падают лишь на наследника Цзян. Лань Цижэнь задаёт ещё несколько вопросов, довольно подмечая знания своих учеников. Потом принимается читать монотонный трактат собственного авторства, и Вэй Ин погружается в свои мысли. Это не совсем то, чего она ожидала от занятий в мужском классе, но лучше, чем разрисовывание вееров (Хуайсан бы принципиально не согласился!), так что она терпит. Потом — практика. Игра на музыкальных инструментах и упражнения с мечом… Вэй Ин вынуждена привыкать к рукояти сабли, скучая по Суйбяню, как никогда.       Её движения нелепы, и всё это выглядит вполне привычно для тех, кто знал Хуайсана и его отношение к бою: на самом деле просто приёмы с саблей и с мечом отличались, ровным счётом как и аура оружия, не признавшего в девушке хозяина, а потому сопротивляющегося. Девушка капризно, понизив голос, просит дать ей тренироваться с мечом, оружием, чуждым клану Не, но определённо более лёгким и не таким опасным для ци — и это тоже похоже на наследника Не. Другие адепты ордена лишь закатывают глаза и держатся подальше от наследника, странного и недостойного юноши, до сих пор небитого в подворотне, кажется, лишь благодаря обществу друзей или брата.       У Вэй Ин всё получается, как надо. Её в меру хвалят, в меру ругают. Благодаря Цзян Чэну она пока что не получала серьёзных наказаний… И всё же — как она устала! срочно надо было отвести душу, и в осветлённой головушке созрела новая идея. На этот раз вечером, вместо занятий, сославшись на плохое самочувствие, она покидает Облачные Глубины и идёт в город. Улицы гудят от голосов, и девушка не верит что эти люди — соседи клана Лань, где шуметь нельзя, бегать нельзя, жить, в целом, тоже, кажется нельзя. Тут так легко и весело, что она забывает обо всех правилах, худо-бедно выученных на уроках, и покупает два прекрасных кувшина с ароматным вином — вот оно, счастье!       Прогулка занимает времени больше, чем планировалось: пара часов превратилась в полноценные полдня. Возвращается она намного позже времени отхода ко сну — приходится красться по стенам, проскальзывать с крыши на крышу. С одного из зданий она слезает на зелёную траву, недалеко от тропинки, ведущей в мужской корпус. В глазах — азарт и радость своей маленькой победы: её опять никто не поймал!       Жаль лишь, что радость была определённо преждевременной — до её ушей доносится тихий, ровный голос, словно подчиняющий себе своей уверенностью: — В Гусу запрещён алкоголь, — Обернувшись на хозяина голоса так резко, что кувшины стукнулись друг о друга, едва не разбиваясь, Вэй Ин видит не то божество, не то произведение искусства, отчего тихо-тихо икает, пятясь назад. Адепт ордена Лань выше её на полголовы, волосы длиннее пояса и такие чёрные-чёрные, словно самая густая тушь. И глаза — светлые, золотистые, такие глубокие и красивые, будто в них утонуло солнце. Как в детстве на закатные воды Юньмэна, девушка любуется глазами напротив и то краснеет, то бледнеет. Надо бежать, а она встала и пошевелиться толком не может. — А, да, конечно, я знаю, знаю! — спешно оправдывается девушка и прикусывает губу. Сейчас она в своей старой, серо-красной, одежде и волосы собраны в привычный высокий хвост. Сейчас на Хуайсана она не похожа… Значит её отправят в женское крыло, и сбежать она уже не сможет. Выходит, она ещё и друга подставляет! В голове зашевелились шестерёнки, придумывая, как бы ей победить в этой маленькой войне, как бы выкрутиться. — Просто тут так одиноко! И грустно! Ты бы знал! А «Улыбка императора» спасает от грусти, развеивая её по ветру с первой же чарки! Хочешь тоже выпить? Я поделюсь, Лань-сюн! — В Гусу запрещён алкоголь, — подходя ближе, повторяет Лань, и кладёт ладонь на рукоять клинка. Вэй Ин тихо воет. Эта схватка лёгкой не будет… тем более, когда она без Суйбяня. Вэй Ин почти готова рвануть наутёк, когда вдруг слышит шорох, и возле горла мелькает острие клинка. — Бегать тоже запрещено. Пройдите со мной в зал для наказания. — Хорошо, хорошо, — тяжело выдыхает девушка. — У тебя есть меч, у меня нет. Ты главнее.       Насколько надо быть наивным, чтобы поверить? Девушка сбегает. Жаль, что жертвой двух прекрасных кувшинов вина. А ещё теперь оставалось лишь молиться, что этот некто плохо видит в темноте, не знает Хуайсана и тем более — её саму.

***

— Я должен принять, как данность, что мой брат способен творить беспредел в Гусу, а дома ведёт себя так, будто его воспитали в женском крыле в Ланьлине? — недовольно рычит Не Минцзюэ, прерывая своим громким голосом мерную мелодию сяо. — Сбежать от Ванцзи? Протащить в Облачные Глубины алкоголь? Чёрт его дери, учителю Ланю нахамить? — Мужчина фыркает так характерно и скептично, что кажется раздражённым. На самом деле, он был бы отнюдь не против, соверши младший брат хоть что-то из этих поступков. — Я впервые в жизни не верю твоим словам… Какая чепуха.       Юноша напротив него лишь нежно улыбается (обезоруживает, открывает старые раны, делает уязвимым), покручивая флейту в музыкальных пальцах. Глава ордена Не старается ловить взглядом каждое его действие, и тяжело выдыхает, успокаивая нервы. Плавность в движениях друга завораживала, усмиряла в нём любой намёк на гнев.       Лань Хуань встаёт с насиженного места, легко прячет флейту в складках ханьфу и подсаживается ближе, но всё ещё держит почтительно расстояние между ними. Вряд ли он, Минцзюэ, когда-то сможет сделать так, чтобы оно между ними пропало насовсем. — Всё в порядке, я тоже не поверил сначала, — кивает молодой человек, грациозно, сосредоточенно разлив по пиалам ароматный, но уже остывший чай. — Он ведь не ты, Минцзюэ-сюн. — О, да, я помню, — фыркает мужчина и возводит глаза к потолку. — Учитель Лань клялся, что если мой брат окажется таким же буйным, он не примет его в свой класс.       Сичэнь смеётся, легко и тихо, прикрывая губы широким рукавом, трогательно прищуривает красивые глаза, и глава Не не может не улыбнуться — улыбка у него не такая красивая, кривая, — в ответ. О том, как они в своё время учились можно было рассказывать вечно: и стёртые лезвием сабли правила про смех и бег, и прыжки с разбега в холодный источник, и тайные вылазки в женское крыло… Теплее всех этих моментов грело воспоминание о случайном, неумелом, но приятном поцелуе. Сичэнь, может, и не помнил, но Минцзюэ забыть не мог. И не хотел. Ради этого стоило бы напоить друга ещё раз, да только честь не позволит — слишком подло. — Я сейчас сильно занят, поэтому не имею возможности часто появляться в классе дяди. Я к тебе-то вырвался лишь потому что когда-то ваш клан одолжил в нашей библиотеке собрание успокаивающих мелодий, — словно оправдывается наследник ордена Лань, и берёт в руки чашку чая. Минцзюэ помнил. Сам и одалживал — по рекомендации Лань Хуаня. В памяти, будто лезвием сабли была высечена его улыбка в тот момент. Юноша правда верил, что его давнему другу можно помочь. Что можно сделать так, чтобы искажение ци его не настигло. Он был не прав, но рушить надежды не хотелось, и сам он жизнью слишком дорожил, — Но я рад ненадолго покинуть Облачные Глубины. Дядя никогда не узнает, но я ужасно устал. Мне хочется вдохнуть свежий воздух и почувствовать себя свободным. Хотя бы на пару дней.       В груди что-то приятно урчит, сворачиваясь тёплым комом. Минцзюэ забывает про брата и его выходки. — Оставайся, — предлагает он, тоже поднимая чашку. — Через два дня вернёмся вместе. Скажешь, что не мог отказать главе дружественного клана. Даже не обманешь.       Не обманет. Сичэнь и правда не мог ему отказать. Не хотел и не стал бы. О чём бы не была просьба. Но сказать об этом не может — боится до дрожи в крепких пальцах, что его отвергнут.       И в этот раз он тоже не отказывает, медленно соединяя руки для поклона и сдержанно благодарит названного брата, стараясь впитать то тепло, что растекается по телу в момент, когда чужие крепкие руки мешают склонить голову ниже.