Доказательство (не)виновности

      Мгновение — и слышится плеск воды, в котором Вей Ин мерещится довольное рычание, словно огромному псу дали пожевать куриную ножку. Внутри всё холодеет и тут же начинает бурлить. Она смотрит на то, как брата тянет ко дну, а подоспевший к месту падения заклинатель из ордена Цзинь боится нырнуть следом, и не может стоять спокойно, пинается, извивается в крепких руках ВанЦзи так, словно была ужом на сковородке. Одному богу известно, как именно Лань Чжань умудрялся удерживать её и до сих пор не свалиться с БиЧеня. Впрочем, это было неудивительно — такой весь из себя собранный и сосредоточенный, сильный и надёжный… И в то же время такой безразличный и слепой, что в душе поднимается волна негодования, смутно схожая с жаждой крови и ненавистью.       Девушка оборачивается через плечо, чтобы заглянуть в глаза второму нефриту, и по нахмурившимся линиям бровей видит, что эффект произвела правильный. — Отпусти, — шипит девушка, её глаза медленно наполняются влагой, по белкам ползут красный прожилки. — или, клянусь, я утоплю тебя следом! Пусти! — Даже когда его ударяют в грудь, Лань Чжань не теряет спокойного выражения лица, но в слегка опустившихся уголках губ и дрожащих глазах Вей Ин видит страх и обиду. Конечно же, он не хотел навредить ей и отнюдь не желал смерти ВаньИну, но всё равно получалось так, что невольно своей опекой именно этому и содействовал. Вей Ин кусает губы, подбирая слова поубедительнее, поскольку руки на талии сжались лишь крепче, и на пару секунд заключает чужое лицо между своих ладоней. Говорит тихо, надрывно, напугано, слегка поглаживая грубоватыми для девушки пальцами нежную кожу на щеках. — Лань Чжань, он мой брат. Я вытащу его — мне больше минуты не нужно! А ты сразу же вытянешь нас из воды.       ВанЦзи ничего не говорит, сжимая губы в тонкую полоску. Он не хочет отпускать девушку, но знает, что иначе она его не простит. Цзян Чена и правда никто спасать не собирался — были слишком напуганы, а сам ВанЦзи, к своему стыду, плавать умел весьма посредственно, и окажись он в воронке — потонул бы следом. Раздумия занимают долю секунды, прежде чем он позволяет УСянь выскользнуть из своих рук и стремительно упасть вниз. Девушка вытягивается по струнке, рассекая воду руками, словно клинок, почти не поднимая брызг, и вскоре её фигура совершенно теряется в толще тёмной воды. У Лань Чжаня сердце пропускает удар, а лицо бледнеет. Он почти не двигается с места, помогая другим заклинателям лишь номинально: то рассекая щупальца клинком, то призывая талисманы. Его взгляд полностью сосредоточен на том месте, куда занырнула Вей Ин.       Оказавшись в воде, УСянь почти не думает о липнущей к телу и тянущей вниз одежде. Она думает лишь о том, как бы быстрее догнать замершую где-то между дном и поверхностью фигуру бессознательного брата. Ей кажется, что тело наследника Цзян окутали водоросли, но стоит оказаться ближе, как она замечает, что это отнюдь не подводная растительность — это что-то иное, тёмное, словно тень. Цзян Чен едва ли был в сознании: глаза слегка прикрыты, тело дёргается то ли в судороге, то ли пытаясь вырваться, а паутина тёмной энергии лишь глубже тянет вниз. Вей Ин хватает брата так сильно, как только может, тянет наверх, и тут же ощущает, как и её опутывает странным холодом и болью в груди чужая, незнакомая сила — исходит она от обломков старых кораблей, овеянных тьмой, и кружащих вокруг самого центра гулей. Ей мерещатся пустые глазницы трупов, что её собственная кожа покрывается трупными пятнами, а золотое ядро меркнет, сереет. От этого мерзкого, пугающего ощущения девушка машинально раскрывает рот, теряя часть воздуха в беззвучном крике, и заглатывая воду.       В этот момент в глазах ВаньИна мелькает узнавание, он жмурится, возвращая себе сознание и самостоятельно вырывает руку из пут теней, сжимает ладонь, и в неё, как по волшебству, ложится рукоять поспевшего на зов хозяина меча. Вей Ин помогает брату убрать СаньДу в ножны и тянет наверх. Сил у юноши нет никаких, а все попытки что-либо сделать проваливались, сознание то пропадало, то возвращалось, но УСянь было достаточно и этого — Цзян Чен был жив и всё ещё упрямился, как обычно. Уже когда становится видна поверхность, силы её покидают, а ноша становится слишком тяжёлой, к рукам и ногам снова тянутся тени, и из воды их вытягивает крепкая рука.       Воздух первым вздохом жжёт лёгкие, оба воспитанника Юнь Мена откашливаются, их трясёт от нахлынувшего озноба. Цзян Чен выглядит бледнее обычного, повисая на руках адепта своего ордена, а Вей Ин едва-едва держится на ногах, и то благодаря Лань ВанЦзи. Почему-то ей чудится, что руки жениха трясутся.       Вода вокруг ядра тёмной энергии расступается под натиском мелодий старших адептов Гу Су и рассеивающих талисманов, и на него обрушивается град мечей и заклятий: последовавший за этим взрыв известил всех, что тварь уничтожена.       В этот вечер Вей Ин покидает Облачные Глубины с тяжёлым сердцем, как и их мать и шицзе, оставляя брата на попечение лекарей и других адептов ордена.

***

      На полное восстановление сил у Цзян Чена уходит три дня. В первый ему и вовсе не позволяют подняться с кровати и лекарь, присматривающая за ним, в какой-то момент втыкает в шею и лоб несколько иголок — было неприятно, но необходимо; на второй — позволили покинуть комнату для прогулки, а на третий возобновить духовные практики. Вень Цин, как звали целительницу, которой его отдали на попечение, не переставала говорить о том, что от верной смерти его спасло упрямство и сильные лёгкие, и он не мог с ней не согласиться. Из всё того же упрямства он до последнего отказывался признавать, что дышится тяжело и в груди колет, а пальцы сводит, когда он использует духовную силу. Невольно списав всё на те тени, настигшие его и сестру под водой, ВаньИн постарался выбросить из головы безрадостные мысли. Он будет в порядке: о нём заботилась лучшая, как не безосновательно хвалилась Вень Цин, целительница; больше нет нужды беспокоиться о глупых выходках сестры, а значит можно занять себя обучением; и, наконец, утряслись все действительно требующие внимания проблемы — так казалось молодому человеку.       До определённого момента. — Цзян-сюн, ты никогда не думал, что раз мадам Юй так активно пытается устроить твоих сестёр в жизни, она скоро примется и за тебя? — пряча улыбку за веером, спрашивает ХуайСан, и смотрит на него хитро-хитро, словно смеётся где-то внутри себя. У ВаньИна дёргается бровь. — Сомневаюсь, — фыркает наследник ордена Цзян и разваливается на кровати, чувствуя приятную боль в мышцах, напоминающую о недавней битве со странным озёрным монстром. Он до сих пор не был уверен, с кем именно они столкнулись. — Для начала мне надо стать достойным преемником своего отца, научиться управлять орденом. Женитьба… потом. Всё это ерунда, ты же знаешь. Сам тоже жениться не торопишься! — Друг замолкает, улыбаясь хитро и заносчиво, удобнее устраивается напротив за чайным столиком и разливает по маленьким чашкам ароматную жидкость. — Давай сменим тему.       Разговоры по душам стали чем-то привычным. Сначала было странно понимать, что кто-то не из семьи до чёртиков боится за его жизнь и благополучие, но ХуайСан выглядел так, словно сам чуть не умер, когда его впервые пустили в комнату к другу, и Цзян Чен почему-то не почувствовал себя удивлённым. Позже пришло осознание, что их дружба не была фиктивной, ненастоящей и вынужденной, как помолвка ЯньЛи с Золотым Павлином — она была чем-то вроде родственных уз. По той же причине, что наследник Не себе места не находил, когда ВаньИн был без сознания, сам Цзян Чен неоднократно давал Вей Ин подзатыльники, когда та выходила из образа и вот-вот могла скомпрометировать друга, или же старался держаться к непутёвому воину поближе, чтобы в момент опасности прикрыть и защитить. С осознанием пришла и неловкость, быстро сведённая на нет привычкой А-Сана говорить без умолку: начинали про погоду, а заканчивали за семейные драмы.       Таким нехитрым образом сам Цзян Чен узнал, что друг смертельно боялся, что старший брат умрёт рано, не дожив до седин и не потаскав на плечах подрастающее поколение, и сам ему выложил историю о родительских распри. Наследник Не быстро стал вести себя с другом так, словно чувствовал в руках власть вседозволенности, будто плёл замысловатую сеть. И отчего-то это Цзян Чена не пугало, а успокаивало. — Ну да, ну да, — крутит в руках излюбленный веер ХуайСан, складывая его в ровную стопочку, и отпивая чай из своей пиалы. Его глаза блестели ещё более провокационно, чем минуту назад, — Как думаешь, в ордене Лань снисходительны к однополым парам? к бракам? — Наследник Цзян давится чаем, и кашляет так надрывно, что друг поспешно садится ближе, хлопая его по спине. — Тише-тише, Цзян-сюн, дыши. — Тебе, — пытаясь отдышаться, ВаньИн невольно кашляет ещё раз, говорит хрипло, — зачем? — Ну, нужно. Для одного человека, — махнув рукой, небрежно бросает юный господин Нечистой Юдоли, и снова возвращает внимание на вопрос: — Как ты считаешь? Я просто окончательно запутался: на стене с правилами ничего подобного, кажется, не было, а внутри ордена даже разговоры про… — он замолкает, подбирая правильное слово, и от этого лицо Цзян Чена заливается краской. — Парное самосовершенствование, что уж про любовь двух мужчин или двух женщин, не гуляют! Мне просто не откуда черпать сведения! — А-Сан тяжело выдыхает и по-детски хмурит брови и сводит губы в тонкую-тонкую капризную полоску.       На самом деле, интересовался он отнюдь не просто так, а из изощрённого и строптивого интереса. Однако, разумеется, не для себя — ХуайСан считал себя слишком юным для того, чтобы связываться с кем-то в клубок отношений, тем более чтобы чётко осознавать, с кем этого хочется больше: с мужчиной или с женщиной? кто поймёт! В весенних книжках и те, и другие картинки выглядели привлекательно. Скажет прямо: «Для брата!» — Цзян Чен засмеёт, да и к МинЦзюэ своё отношение может изменить, а этого наследнику Не не хотелось от слова совсем. Да и, к тому же, сам да-гэ ни слова про авантюру младшего брата не слышал и не знал, так и стоит ли лишний раз светить карты? При всём нежном и крепком доверии к другу, А-Сан пока не был готов говорить о чужих переживаниях, к решению которых пытался приложить руку. — Я думаю, — сурово сведя брови, начинает наследник Цзян, и ХуайСану чудится, что он видит бегущие из головы соседа судорожные мысли и иллюстрации из неприличных книжек. — что стоит спрашивать адептов ордена Лань, — Покраснев и явно бросив попытки представить себе нечто вразумительное, выдаёт он, и юноша снова прячет лицо за веером, досадливо выдыхая. — Однако, если правила, запрещающего это напрямую, нет… Значит, подобное разрешено.       Цзян Чен не был уверен, зачем он вообще снова влез в какую-то непонятную авантюру, но слово за слово, и они решают отправиться к стене — перечитать правила, выбитые в сером граните, а следом найти ВанЦзи. Он был самым благовоспитанным учеником ордена Лань — точно-точно знал все порядки и традиции родного клана, но в то же время с недавних пор он ещё женихом сестры Цзян Чена, а значит вряд ли стал бы отказывать будущей родне в такой малости, как просвещение… К тому же, ничего постыдного в стремлении двух адептов дружественных орденов узнать побольше о местных устоях не было.       На стене обнаруживается сто правил (или сто одно? Цзян Чен сбился со счёта) про то, как положено хранить благонравие и чистоту тела, несколько — о любви и лобных лентах, и на этом всё. Никаких указаний на пол партнёра не было, как не было и запретов.       Лань Чжаня они находят около источника, где не так давно ловили рыбу, играющим на гуцине странную, загадочную мелодию, от которой, кажется, плясали опадающие листья и брызги воды. Заметив гостей, он демонстративно откладывает инструмент и кивает в знак приветствия. Реакция на вопрос у юноши презабавная, но отчего-то удивлённым он не выглядит: лишь слегка поджимает губы и прячет красные уши за длинными прядями. ХуайСан готов прыгать на месте от счастья, понимая, что по сути ничего подобным отношениям мешать не должно. «Кроме Лань ЦиЖеня», — думает он, прикрывая лицо веером и улыбаясь слишком нервно для того, кому в руки вручили все средства для достижения цели. В этот же вечер он пишет письмо старшему брату, в котором ненавязчиво намекает на результаты своего маленького расследования.       А ещё Цзян Чен почему-то странно на него косится, и спать ложится не как обычно, а не снимая нижних одежд.