Доказательство (не)виновности

      ВанЦзи находит брата по ярко освещающим дымчато-серое небо фейерверкам небесно-голубого цвета, загорающимся один за другим в одном и том же месте — только он мог так часто попадать в цель, толком не сходя с места, будучи старшим учеником ордена. Сердце колотится в груди так быстро и сильно, что он слышит гул в ушах и чувствует, как по телу беспорядочно бегает духовная энергия. Он зол, смущён и рассеян, а сверх всего остального не понимал, что должен делать. Вей Ин повела себя… неприемлемо, бесстыдно, непростительно, непристойно. И, что не удивительно, как обычно, так и стоило так реагировать при условии, что именно в её непокорность он и влюбился. Юноша останавливается в полутора шагах от повернувшегося к нему Лань Хуаня. Весь гнев исчезает, оставляя после себя лишь смущение и стыд — до этого он никогда столь прямо не сознавался в своих чувствах, даже сам себе. Когда оцепенение сходит, он лишь нервно выдыхает, прежде чем рассказать старшему брату, что случилось. СиЧень лишь отрешённо качает головой, и его взгляд мутнеет, как у дяди, когда тот уходит в воспоминания, а после осторожно гладит младшего брата по волосам. — Хочешь выйти из соревнования? — спрашивает он, и бросает взгляд на значительно поредевшие всполохи фейерверков в небе, и понимает, что стрельба так или иначе подходит к концу. Брат кивает, почти не думая, и Первый нефрит довольно приобнимает его за плечи. — Нет, я не останусь. Не могу оставить тебя одного в такой ситуации.       ВанЦзи лишь благодарно кивает, следуя за старшим братом в сторону барьера, чтобы покинуть стрельбище. Наблюдатели из ордена Вэнь смотрят на них, как на тронувшихся разумом, но не смеют и слова сказать. Они занимают места среди адептов своего клана, не принимавших участие в соревнованиях, и вскоре Лань Чжань уже не чувствует себя столь потерянным и разбитым — ему становится немного легче, жаль лишь, что ненадолго — спустя одну палочку благовоний соревнование завершается официально, и они выстраиваются в колонны по двое: братья Лань встают плечом к плечу в первом ряду. От взгляда СиЧеня не скрывается то, какой взгляд ВанЦзи кинул в сторону УСянь, занявшей первое место в соревнованиях. Когда же его собственное имя называют вторым, а Лань Чжаня — четвёртым, Первому нефриту кажется, что стоящие неподалёку адепты, обычно носящие одежды с солнечными узорами, смотрят на них слишком пристально, словно готовы сжечь заживо, и от этого по спине пробегает волна холодных мурашек.       Откуда-то сзади слышатся счастливые крики, и Лань Хуань выдыхает, давая отмашку адептам ордена, чтобы те тоже расслабились, и в следующую же секунду поток людей с белыми лентами в волосах рассредоточился по полигону. Заметив, что ВанЦзи направился в сторону адептов ордена Цзян, СиЧень расслабленно фыркает себе под нос, как довольный кот, и плавным шагом идёт в сторону дяди. Рядом с ним стоят Не МинЦзюэ и Цзян ФэнМянь, и первое же, что он слышит, подходя достаточно близко, выбивает землю из-под ног: — Нам с Цзян ФэнМянем нужно кое-что обсудить. СиЧень, раз ты освободился, составь компанию главе Не, — не просит, а приказывает ему дядя, хмуря брови и весьма выразительно кидая взгляды на опустевшую лоджию, где совсем недавно восседал Вэнь ЖоХань. МинЦзюэ было открыл рот, чтобы возразить, но не стал, переведя взгляд с мужчин на Лань Хуаня с очень тяжело читаемым выражением лица. Первому нефриту показалось, что ноги отнялись насовсем, когда он подходит совсем близко, сохраняя дистанцию в положенные два шага и кланяется, приветствуя старших. Дядя удовлетворённо кивает и уходит; стоит его спине скрыться, как молодой мужчина рядом с ним выразительно фыркает и несильно сжимает плечо друга. — Поздравляю со вторым местом. Это было достойно, — МинЦзюэ проводит ладонью от плеча к предплечью, невесомо цепляет пальцами несильно потрёпанный рукав, и Лань Хуань на мгновение забывает, как дышать. — И это при условии, что вы с ВанЦзи покинули стрельбище раньше других. — Не стоит волноваться об этом, МинЦзюэ-сюн, просто кое-что выбило нас из колеи, — улыбаясь шире обычного отвечает молодой человек и оправляет несуществующие складки на полах ханьфу, — Случайность, не более. — Случайность, выбившая двух нефритов из Гу Су из равновесия? Должно быть, то, что произошло было до невозможного непотребно, — За фырком мужчина скрывает беспокойство и коротким жестом показывает в сторону горных хребтов. — Прогуляемся?       СиЧень кивает, улыбаясь своей дежурной учтивой улыбкой, на что названный брат лишь тяжело выдыхает — знает, что за ней прячется что-то иное (грусть? смущение? неуверенность?), но не знает, что именно. Они идут на расстоянии менее шага друг от друга, и мужчина позволяет себе рассмотреть спутника внимательнее: из оружия при наследнике Лань была лишь ЛеБин, светлым пятном мелькавшая между красных полов одежд, и Шоюэ*. Из общего образа выбивалась ещё и неизменная лобная лента, и МинЦзюэ поймал себя на мысли, что СиЧень впервые не выглядит идеальным, его одеяния не смотрятся гармонично, а сам он кажется не таким спокойным, как обычно, и от этого в душе разлилось клокочущее тёплое чувство. Хочется сказать что-нибудь, спросить, но на ум толком ничего не приходит. Отведя взгляд от Лань Хуаня и уставившись на высокие пики скал, он старательно вспоминает, о чём так часто болтал ХуайСан, куда более утончённый, чем старший брат, — веера, искусство, стихи о любви… Он не знал ни строчки, не мог срифмовать даже простейшие строфы, но именно это, казалось, сейчас было бы уместным.       Погрузившись в раздумия, он не сразу замечает, что СиЧень ненавязчиво касается его предплечья, то ли сдерживая быстрый шаг названного брата, то ли стараясь удержаться на ногах. Лань Хуань и сам не уверен, но сердце пропускает удар, а пальцы прочерчивают линию крепких мускулов под плотной тканью, и он делает полшага, чтобы встать совсем рядом и плечом прижаться к чужому. К своему удивлению, он не чувствует сопротивления. Согнув руку в локте, молодой человек осторожно накрывает бицепс мужчины длинными пальцами, приобнимая, и расслабляется. Позже он непременно перепишет пару десятков раз выученный наизусть трактаты о сдержанности и благонравии, но сейчас их никто не видит, МинЦзюэ не возражает, а он чувствует острую необходимость прикоснуться, почувствовать чужое тепло и не собирается от этого отказываться. Такие прикосновения казались чем-то интимным, должно быть, только ему, поскольку глава Не нисколько не смутился, и в памяти машинально всплывают воспоминания о том, как он точно так же держался под руку с родным братом, позволяя виснуть на себе, и губы сжимаются в тонкую полоску. Должно быть, и его воспринимают, как родственника… — МинЦзюэ-сюн, как дела у А-Сана? Я уверен, что видел его на стрельбище, — поборов себя, улыбается наследник Лань, крепче сжимая пальцы на чужом предплечии. Мужчина довольно фыркает. — Он молодец, — говорит названный брат с гордостью в дрожащем подобно металлу голосе, — Я пока слышал немного, но ЦианСе и АньЦин** сказали, что мальчишка хорош. Умён. Мои адепты взяли седьмую и десятую строчки в списке участников благодаря его тактике. В следующий раз, думаю, и в четвёрку войти смогут! — Глава ордена смеётся, и в этой радости сквозит такое удовлетворение, что СиЧень и сам пропускает пару коротких смешков, пряча их за длинным рукавом. МинЦзюэ не стеснялся показывать, что любит брата и гордится им. — Кто бы что ни говорил, а он достойный преемник. Мне нечего бояться! — Проходит мгновение, после того, как стихает смех, и СиЧень понимает, что именно только что прозвучало.       Хруст! — что-то сломалось, и то ли кто-то из них наступил на ветку, то ли внутри оборвалось, треснуло что-то очень значимое.       МинЦзюэ что-то ещё рассказывает, его эмоции сменяются одна за другой, а СиЧень пытается понять, как ему реагировать. Что глава Не с особенной тщательностью подходил к обучению ХуайСана знал каждый: сам первый нефрит был уверен, что это всё ради него самого, чтобы младший заклинатель мог учиться и радоваться жизни в компании сверстников, чтобы посмотрел на жизнь вне Нечистой Юдоли; остальные же в большинстве своём списывали это на то, что ему просто было стыдно смотреть на бесславную юность младшего брата. Но только что прозвучало нечто другое, более весомое и значимое — тяжёлым грузом в воздухе повисло молчаливое и болезненное осознание: он готовил себе замену. А-Сан ни разу не упоминал об этом, отмахиваясь веером от неудобных вопросов, и только сейчас Лань Хуань припомнил в этих жестах нервозность, а МинЦзюэ обмолвился так легко и невзначай, словно заранее знал, что других наследников, сыновей или дочерей, у него не будет. Словно готовился уйти ещё раньше, чем прошлый глава, едва-едва дотянувший до своих пятидесяти***. — СиЧень? — мягко, непривычно, не так, как обычно, обращается к нему друг (неправильное слово, от которого сжималось сердце; теперь — особенно), хмуря брови и останавливаясь. — Ты в порядке? — Почему ты так уверен, что… Именно ХуайСан займёт твоё место?.. Жизнь не краткий миг, МинЦзюэ-сюн, — Музыкальные пальцы крепче хватаются за чужую руку, и Лань Хуань вкладывается полностью в то, чтобы держать голос ровным, не позволять ему дрожать, но получается плохо. Он не вполне уверен, что помнит, о чём его спросили до этого. — Потому что я никогда не женюсь, — на одном дыхании выдаёт мужчина и слегка дёргает широкими плечами, словно хотел бы забрать эти слова обратно. Его взгляд темнеет, и от этого СиЧеню не по себе, но он позволяет взять себя за руки и терпеливо ждёт, когда названный брат соберётся с мыслями. МинЦзюэ смотрит прямо в глаза названного брата, успокаивающе поглаживая чужие ладони в своих подушечками пальцев, думает о чём-то явно тяжёлом. — Меня не интересуют женщины, — спустя пару минут честно признается он, отводя взгляд, и поджимает губы, чувствуя, как напрягается человек напротив. Да, конечно, СиЧень, праведный и благовоспитанный, должно быть счёл его бесстыдником. Но раз уж он начал, нужно было закончить, поэтому мужчина не отпускает чужих ладоней, и возвращается взглядом к побледневшему лицу собеседника: — И у моего сердца уже есть хозяин, — Наследник Лань слегка отступает назад под тяжёлым взглядом, чувствуя, как холодеет тело; ему словно дали надежду, а следом разбили вдребезги, но тут же замирает, с каким-то отстранённым удивлением наблюдая за тем, как его ладоней касаются горячие губы. — И это ты, Лань СиЧень, — глава самого жестокого, как судачили в народе, ордена перед ним разом сделался словно бы беззащитным и слабым, словно вот-вот был готов преклонить колени, — Я приму любой твой ответ и надеюсь, что мои чувства не помешают нашей дружбе. Прости, — Он резко выдыхает, и выпускает чужие руки из крепкой хватки, наблюдает за тем, как одно сложное выражение лица Лань Хуаня сменяет другое, и понимает, что атмосфера стала тяжелее, чем на поле брани. — Надеюсь, тебе не придётся из-за этого переписывать очередную нудную книженцию из закромов учителя Ланя?.. — Не придётся, — Кивнув больше самому себе, чем названному брату, Лань Хуань нервно облизывает пересохшие губы, осоловело касается смуглой щеки одной рукой, сделав шаг вперёд, и мягко касается чужих губ своими. — Если это ты, то не придётся, — Поддаваясь странному, почти стихийно-сильному порыву, он судорожно развязывает узел на лобной ленте и обвязывает её вокруг запястья названного брата, прежде чем уткнуться носом в ворот парадных одежд и закрыть глаза. МинЦзюэ смотрит на шёлковый отрез ткани неверяще, ловит кончик ленты пальцами и улыбается, заключая первого нефрита в объятия ровно тогда, когда СиЧень уже начинает бояться, что ошибся, что всё это выдумал сам, что он делает что-то преступное, что вот-вот проснётся. — Не думал, что… так бывает, — тихо хмыкает МинЦзюэ и расслабленно утыкается носом в чужую макушку. Напряжение постепенно сходит на нет, и он позволяет себе нежно поцеловать юношу в щёку, прежде чем бесхитростно озвучить то, что осталось невысказанным: — Я люблю тебя.       Сильно краснея, Лань Хуань шепчет те же слова, прижимаясь ближе, наслаждаясь теплом сильных рук, скользящих по спине и урчащему голосу над ухом.       Когда они понимают, что отсутствовали слишком долго, приходится постараться, чтобы побороть желание просто уйти туда, где медленно догорал закат, и не беспокоиться ни об обязанностях глав ордена, ни о том, как отреагируют старейшины, когда узнают, что произошло.

***

      Когда Лань Чжань уходит, Вей Ин чувствует себя опустошённой. Юноша был по-настоящему в ярости, когда смотрел на неё, и говорил столь холодно и грубо, что внутри всё перемешалось. Она правда была благодарна своему шиди, что тот был рядом и поддержал её под руки в момент, когда ноги подкосились. Да, они с ВанЦзи были помолвлены, но не близки, и как бы девушка не старалась, двигались они в своих отношениях чертовски медленно, словно и вовсе стояли на месте. Второй нефрит был неприступен, молчалив и скрытен, и всё, что девушка о нём знала, так и оставалось на уровне общеизвестных фактов и сплетен… Душу грело лишь то, что, кажется, она ему нравилась: даже сейчас её волосы были перевязаны лентой, которую подарил ВанЦзи, а буквально вчера она впервые согласилась на уговоры шицзе уложить ей волосы, чтобы вплести в них очаровательные заколки в виде красных бабочек, присланные из Гу Су вместе с письмом от жениха. Теперь же уже привычный — почти родной — взгляд светло-карих глаз омрачился, и УСянь была готова кричать от непонятного чувства, раздирающего грудь изнутри, но держала себя в руках, своих и брата, слабо подрагивая.       В себя она приходит лишь когда видит проклятого призрака, и чувствует, как боль становится яростью. Она не выпускала лук из рук до тех пор, пока не отстреляла все стрелы в колчане. Следовавший рядом с ней Цзян Чен едва успевал прицелиться, как сестра уже поражала цель прямо в голову, рыча, как раненый озёрный змей. В гибких и резких движениях девушки он угадывал раздражение и разочарование вперемешку с отчаяньем, и забывает про соревнования напрочь — главное, чтобы сестре стало легче. Он следит за ней, оберегая от лишних угроз, отстреливая тех врагов, что заходили со спины и сбоку, позволяя Вей Ин набирать очки на слепом стремлении к бою, нерациональном, глупом, но сейчас необходимом. Пусть лучше рвётся вперёд и злится, чем ходит с опущенной головой и рыдает, решает юноша и честно считает, что прав.       Он совершенно не удивляется, что первое место достаётся сестре, и выдыхает с облегчением — эта новость точно поднимет Вей Ин настроение! Она снова начнёт самозабвенно хвастаться и задирать нос, забыв напрочь про случай с Лань Чжанем, так холодно и жестоко обошедшимся с её чувствами (думать, что девушка сама заварила эту кашу он не собирался — всё же это лишь треклятый кусок белой тряпки!), но следом за вторым местом звучат третье и четвёртое — и оба отданы женихам его сестёр. ВаньИн мрачнеет, слыша ободрительные крики со стороны адептов Цзинь и видя, как грустнеет лицо только что радовавшейся УСянь, взгляд которой машинально устремился в сторону адептов в белых повязках.       Цзян Чен очень хочет выйти из строя и дать зазнавшемуся Ланю по лицу. -…седьмое место, Не АньЦин! — объявляет глашатай, и наследник Цзян приходит в себя, слыша довольный визг друга, чей орден стоял аккурат между Цзян и Лань. Фыркая себе под нос, юноша борется между желанием узнать о том, с чего бы такая радость, и пойти бить лица.       Побеждает первое. Он берёт Вей Ин под руку и, как только официальная речь заканчивается, тянет в сторону ордена Не, а конкретнее — к ХуайСану, стоящему в окружении адептов и что-то бодро им поясняющего. Едва завидев друзей он, правда, тут же всех разгоняет торопливыми маханиями рук, а спустя секунду виснет на плечах УСянь и ВаньИна так, словно это было само собой разумеющимся, и улыбается своей наглой и довольной улыбкой. — Лао Вей, поздравляю с победой! Ты такая молодец! А вот Цзян-сюн подкачал! — Захлопнись, — фыркает наследник Цзян, пихая друга под бок, смеряет взглядом смотрящих на них адептов Не (кажется, тех, что заняли какие-то места в списке лучших стрелков) и тут же тянет обоих своих спутников в сторону. Такое внимание к их компании, казалось бы для всех уже привычной, бесило. — Она и правда хорошо постаралась, но ты не перехваливай. — А-Чен, ты злюка! — смеётся девушка, поудобнее перехватывая ХуайСана под руку и следуя наравне с братом. Кажется, они просто тащили повисшего наглым грузом на крепких руках друга за собой. — Хвали меня, хвали! Я это заслужила! — Меня больше интересует, почему ты был так рад во время награждения, не ты же место занял, — закатив глаза, переводит тему на тот неописуемый восторг, что слышался в голосе друга во время оглашения результатов. — О, — ХуайСан встаёт ровно, отпускает руки адептов Цзян и встаёт в самую официозную позу, в какую только мог, закрывая рот сжатой в кулак ладонью. — Их успех и моя заслуга. Эти адепты следовали моим прямым указаниям. Вот такой вот я, лао Вей, Цзян-сюн, хороший лидер! — Врёшь! — фыркает с улыбкой ВаньИн, а на обиженно скривившееся лицо друга лишь треплет его по каштановым волосам. — Ладно, ладно. Ты тоже молодец.       ХуайСан этого так просто не прощает — точнее, делает вид, что не прощает, — и несильно бьёт его в плечо, бормоча что-то про то, что сам Цзян Чен и вовсе в десятку не вошёл, и что его матушка будет недовольна. Этого достаточно для того, чтобы заставить юношу краснеть от досады и бегать за ним кругами с гневными криками. Вей Ин смеётся, наблюдая за ними, а следом и сама присоединяется к беготне, радостно хватая то одного, то второго за плечи и руки. Троица забывается, резвясь по полигону ордена Вэнь, и даже не замечает тот момент, когда их становится не трое, а пятеро: со стороны наблюдает Вэнь Нин, а чуть в отдалении стоит Лань Чжань.       Юноша выглядел раздосадованным, и то и дело хотел вмешаться, позвать Вей Ин, попросить прощения за грубость, но не мог найти подходящего момента. Застыв белой тенью напротив резвящихся сверстников, он пропустил тот миг, когда девушка заметила его, но сразу же обратил внимание на её погрустневший вид и на то, как злостно рыкнул её шиди. «Раз он посмел показаться тут после случая на стрельбище, у него, видно, ноги лишние» — решает юноша, чувствуя в душе молниеносную и разрушительную бурю эмоций. Он выходит вперёд, оставляя расстроенную Вей Ин за своей спиной и громко окрикивая ВанЦзи: — Эй, ты! — Звучит грубее, чем хотелось, и Цзян Чену, в принципе, плевать. Он несильно тянет ХуайСана за рукав и кивает в сторону сестры.       Друг непонимающе осматривает УСянь с ног до головы и удивлённо ахает, хватая её за руки — она мрачнее тучи. ВаньИну становится чуточку спокойнее на душе, поскольку уж кто-кто, а этот любитель вееров был натурой утончённой и мог позаботиться о раздосадованной девушке. Не имея более груза на душе, он быстрыми шагами приближается к Лань ВанЦзи, наивно сделавшему несколько шагов навстречу и склонившемуся для приветствия, и хватает его за ворот ханьфу одной рукой, мгновенно занося вторую для удара. Момент — и кулак с силой влетает в правую щёку нефрита, а за спиной слышится испуганный двухголосый крик. Лань Чжань выглядит удивлённым, и едва ли успевает приложить руку к щеке, как ему в бок прилетает ещё один, от которого он, несомненно, пытается уклониться, но не успевает. Цзян Чен, как разозлённый водяной змей, в традициях стиля боя своего ордена, двигался быстро, часто крутясь на месте, чтобы придать ударам большую силу и резкость, а в случае провала — быстро уклониться. ВанЦзи никогда не сражался с адептами Цзян, а потому не сразу понял, как именно уклоняться, и пропустил порядка пяти атак, прежде чем суметь отбить пинок.       Стиль ордена Лань был намного строже в движениях и в основном сосредотачивался не на прямых столкновениях, а на прекращении сражения до его начала — было сложно перестроиться, приспособиться к ведению рукопашного боя. Когда же он справился с этой задачей, сумел уклониться от нескольких ударов ВаньИна, прежде чем нанести серию коротких ответных атак и отойти на приличные полтора метра, доставая гуцинь. Разрезавшая воздух мелодия, напитанная духовной энергией, сбила наследника Цзян с ног, но тот стойко перекатился назад, закрыв голову руками и застыл в стойке на коленях, ожидая следующего шага противника, но тот застыл на месте, не выдавая всем своим побитым видом ни намёка на враждебность. Лань Чжань лишь поправляет ленту на лбу — и от этого Цзян Чен готов кинуться на него с новой силой, несмотря на то, что, кажется, мелодия подавила его духовные силы. Плевать! И голыми руками справится! — проблема лишь в том, что его тут же хватают под руки неравнодушные сестра и друг. — Цзян ВаньИн, — молодой человек поджал губы, смотря на юношу с пониманием, которое ещё сильнее разозлило его. — Я не хочу сражаться… — О, да? Тогда чего ты хочешь? — Спрашивает Цзян Чен, вставая на ноги и с недовольным фырком вырывая руку из хватки двух самых понимающих его людей. — Поговорить, — сильно отводя взгляд, Второй Нефрит убирает музыкальный инструмент в зачарованный карман. Он делает несколько шагов в их сторону, тихо, болезненно позвав девушку по имени, отчего та вздрагивает и поджимает губы, — Вей Ин… — Не разговаривай с ней! — рычит наследник Цзян, не обращая внимания, что к ним скорым шагом приближаются адепты Цзян, очевидно, отправившиеся на поиски старших адептов. Только это и сдерживает ВаньИна от гневной тирады. — Вей Ин, — повторяет юноша, поджимая губы. — Прости.       ВанЦзи разворачивается и уходит так быстро, что девушка в своём удивлении едва ли замечает, как у него подрагивают плечи. Поджав губы, она тихо всхлипывает, обнимая брата и друга так крепко, как может. ХуайСан в панике обвивает её голову ладонями, притягивая к своему плечу и старательно наговаривает комплименты и добрые слова, прежде чем спросить, что именно случилось. Рассказ о лобной ленте выбивает из него нервный смешок: — Цзян-сюн… Ты погорячился, — говорит он, сразу же поднимая руки в примирительном жесте. — Ай-яй-яй! Нет, нет, не злись, я всё объясню! — Наследник Цзян хмурится, умалчивая о том, что на ХуайСана всерьёз он злиться просто не мог — он же просто дурачок. К тому же, единственный близкий друг. — В ордене Лань лобные ленты считаются символом целомудрия, и их могут касаться только ближайшие родственники, вроде родителей и братьев, и муж или жена… Одним словом — избранник, возлюбленный, — младший господин ордена Не поджимает губы и в очередной раз жалеет, что у него нет веера, за которым можно было бы спрятать лицо.       Сердце Вей Ин пропускает удар. И то ли от чувства паники, охватившей её, то ли от обиды, что Лань Чжань, которого она давным-давно приняла в роли своего супруга, про неё в таком ключе не думал.       ВаньИн лишь сильно стукает себя по лбу рукой и бурчит что-то непристойное.