Цзян Чен показывается из-под воды первым, но тут же ловит себя на мысли, что с радостью бы занырнул бы обратно. В пещере осталась его сестра, в компании странного и отвратительно равнодушного ВанЦзи, но они оба, в отличии от толпы напуганных адептов, в истерике бросающихся на берег, были сильными заклинателями, умеющими за себя постоять. О том, что у Лань Чжаня сломаны и наспех срощены ноги и клеймена грудь, а Вей Ин ранил не слишком удачливый и способный ученик Гу Су, юноша старается не думать, помогая подниматься тем, кого после долгого плаванья ноги не держали. С лёгкой подачи наследника, адепты ордена Цзян резво стали вытаскивать адептов из воды, помогая поднять тех, кто глотнул воды в лёгкие или и вовсе потерял сознание от недостатка воздуха. Последними из пещеры показываются ученики из Цзинь, ВаньИн помогает начавшему было тонуть ЦзыСюаню (и как он, такой хиленький, со слабыми лёгкими, едва-едва плавающий и не догадавшийся снять с себя все вот эти побрякушки, мог свататься к его сестре? И тем более ей понравиться?), и когда тот оказывается на берегу, от попытки нырнуть обратно и вернуться в проклятую обитель не менее проклятой черепахи Цзян Чена останавливает крепкая хватка и резко замутневшая вода. «Обвал!» — с ужасом думает юноша, сильно кусая губы и сбрасывая чужую руку с плеча. Он замечает, что за его спиной стоит один из адептов ордена Не; взгляд темнеет ещё стремительнее — дружок ХуайСана, ну да, конечно. Наверняка, он послал его «помочь и вразумить», взглядом. Наверняка задумал что-то и снова отмалчивается! Чёрт! Как же
больно надоело! Хочешь что-то сказать, так подойди сам, не чужие ведь люди…
— Отвали, — фыркает наследник Цзян, собираясь с силами, думая, как быть, что делать, что говорить. Удивительно, но все его мысли немедленно озвучивает АньЦин:
— Там всё завалило, прохода больше нет, вы и сами видели эту муть — песок и камни. Скорее всего, черепаха снова зашевелилась. Соваться туда — самоубийство, юный господин Цзян, — Его голос звучит ровно, и юноша невольно поднимает бровь, словно интересуясь, какого чёрта он так много знает. — Псы Вэнь чуят кровь, они могут появиться в любой момент. К тому же, вы устали. Стоит перевести дух.
— Я не спрашивал твоего мнения, — В глазах ВаньИна сквозит неприязнь, и старший адепт Не отступает, покорно склоняя голову и вытягивая руки перед собой в почтительном поклоне. Цзян Чен замечает, что его плечи слегка дрожат и руки не слушаются (травма? скорее всего, давняя, закостенелая), и машет рукой, давая разрешение встать ровно. — ХуайСан подослал, так ведь?
— Верно, — не отпираясь, признаётся молодой мужчина и заметно расслабляется, разминая плечи руками. — Юный господин уверен, что я могу, — Он неловко, странно для своего уверенного и стойкого внешнего вида, хмурится, кусает губы и подбирает слова: — подсказать, как вам лучше поступить. Что вместе мы можем продумать план действий, в том числе, как вам добраться домой.
— С чего бы это? — Этот парень, казалось бы, отважный и воспитанный, внезапно начинает бесить, и Цзян Чен кривит губы в презрительной улыбке, осматриваясь вокруг, спешно скрывается в тени деревьев; за ним следуют и другие адепты в фиолетовых одеждах, а за ними тянутся и остальными. Вэни, мерзким образом отрезавшие им прямой путь из пещеры, и правда могли явиться, чтобы добить всех, и сидеть на видном месте было бы неразумно.
— Я сведущ в картографии, — тихо и неуверенно, словно бы неловко, сильно сжимая губы, признаётся АньЦин и отходит на пару шагов в бок, — к тому же, часто сопровождал главу клана на переговорах с другими орденами, как один из старших адептов, поэтому кое-что знаю о том, как срезать дорогу и где безопаснее тракты…
— Ты говоришь об этом наследнику ордена, — холодно отрезает Цзян Чен. — Думаешь, я не сопровождал отца? Думаешь, я не изучал политические карты? Глупость. Так и передай ХуайСану.
— Никак нет, молодой господин Цзян! — Лицо адепта Не враз становится хмурым, — Мы лишь обсуждали стратегию, и юный господин сказал, что…
Наследник Пристани Лотоса фыркает, демонстративно отворачиваясь от собеседника, не слушает ни слова больше. Возможно, он был груб. Возможно, старший адепт Не и правда мог бы сказать что-то полезное. Возможно, у него даже был план. «К чёрту их помощь», — думает ВаньИн, раздавая указания своим адептам и выслушивая их идеи. Они неполным, разорванным кольцом усаживаются на землю и осматривают, у кого что есть: некоторые умудрились утянуть из пещеры клинки — это было хорошо. Многие были ранены или истощены — это плохо. Талисманы промокли и были бесполезны. У кого-то нашлись бинты, у кого-то настойки. Вскоре все занимают руки делом: кто-то латает товарищей, кто-то молча дрожит, подавляя в себе панику и ужас всей ситуации, кто-то убегает к другим орденам, расспрашивает в каком состоянии адепты и есть ли у них что-то полезное.
В душе у ВаньИна сворачивается противным комом что-то тёмное, вьющее кольца вокруг золотого ядра и сердца: он чувствовал себя одиноким и озлобленным, как никогда. Сестра, всегда ошивающаяся рядом, подкидывающая безумные идеи, сейчас была заперта в пещере с монстром. Сам он не чувствовал кончиков пальцев от страха и удушающего чувства беспомощности. Лучший друг куда-то пропал, найти его взглядом не получилось. Потонул? Вряд ли, просто спрятался, как обычно. Что ему делать? надо идти в Юнь Мен, искать помощи, просить помощи — это два дня, если идти без задержек на еду и сон. А выдержит ли он? — должен, просто обязан, а значит справится; ради сестры — ради семьи — он готов и способен на что угодно. Сможет ли он вырваться из Безночного Города?.. Сможет, но не сейчас, не в таком состоянии. Юноша зарывается пальцами в отросшую чёлку, накрывая основанием ладоней глаза и слегка натягивая волосы, словно старался вытянуть себя из пучины мерзкого отчаянья, подчинить себе хаотично колотящуюся в груди духовную энергию и скоро бьющееся сердце. Сестра была в плену проклятой пещеры, лучший друг подсылает своих цепных псов, словно из вежливости, словно ему действительно плевать, а сам исчез, его сопровождение в большинстве своём ранено, а Вэни могут явиться в любой момент, и эта нависшая над головой угроза мешает думать трезво и быстро.
Поддержка приходит оттуда, откуда не ждали: ЦзыСюань быстрым шагов подходит к ВаньИну вплотную и падает на землю у соседнего дерева, сжимает его плечо, тут же убирая руку, и затылком ударяется в кору векового клёна и закрывает глаза. Они не говорят друг с другом, молча сидят рядом, прежде чем у наследника Цзян появляются силы что-то сделать, и он даже немного благодарен бывшему жениху ЯньЛи. Небожители, он никогда не сознается, но сейчас он резко, на какое-то время, перестал чувствовать отвращение к этому человеку — Вей Ин узнает, засмеёт!
Когда ХуайСан возвращается, всё такой же мокрый, а теперь ещё и перепачканный в пыли и траве, но однозначно куда более довольный, его встречают адепты ордена, недовольные и причитающие. Он лишь и может, что грустно поджать губы, выслушивая недовольную тираду ЦианСе, фыркающего на то, что лучший друг после беседы с наследником Цзян вернулся в расстроенных чувствах. Мальчишка в ярости пинает дерево, отчего на головы остальным стремительно опал град из пожелтевших листьев, а наследник ордена Не стремительно бледнеет — это было плохим знаком, их могли заметить!.. Когда гневные тирады одного из младших, но самых способных адептов прерывает низкий, тихий, куда менее эмоциональный доклад АньЦина, юноша прячется за своим веером. Может, он должен был подойти сам, представить их друг-другу? Может, должен был и вовсе озвучить все идеи самостоятельно? Но кто бы тогда отправил послание старшему брату? — может, ХуайСан и был бесполезен в битве, но некоторые небоевые заклинания знал назубок и умел вовремя ими воспользоваться. Таким нехитрым образом, одолжив у ЦианСе немного чернил и пустой талисман, он отправил весточку МинЦзюэ: «Вэни забрали у всех оружие. Нас бросили умирать в пещере. Цзян-сюн помог оттуда сбежать. Лао Вей и ВанЦзи-сюн остались там». Он был обязан это сделать, к тому же, брат точно волновался, ждал весточки — не стоит тянуть тигра за усы, и лучше сразу же дать о себе знать, раз уж появилась возможность. К тому же, получив послание, он сразу же отправит им помощь, как бумажная птица домчится до крепости. Ближе Нечистой Юдоли к территориям клана Вэнь была лишь Пристань Лотоса и, наверное, стоило бы отправить весточку ещё и туда, главе ордена Цзян, но к своему стыду ХуайСан не знал, как изменять печать, чтобы заклинание отправилось в другое место: он с тем, как привязать его к Цин Хэ разбирался очень долго!..
Уходя, он попросил старшего адепта помочь Цзян Чену. АньЦин был одним из самых надёжных адептов клана, и наследник был уверен, что он справится и с трудным характером ВаньИна, сможет найти с ним общий язык, и сумеет подсказать, как быстрее добраться до резиденции ордена Цзян — кто же знал, что лучший друг плевал на всё это с высоты Башни Кои? Показав себя хорошим воином, будучи образован и обладая на удивление мягким, приятно-спокойным характером, юноша достаточно быстро начинал пользоваться авторитетом у других, и ХуайСан не приминал этим иногда пользоваться. К тому же, родился АньЦин недалеко от Лотосовых Озёр, на границе с Ци Шанем, а в орден Не попал совершенно случайно, ещё при старом главе (мальчика нашли в лесу, у трупа родителей, во время ночной охоты — ХуайСан до сих помнил безразличный, убитый взгляд сверстника), и хорошо знал местные тракты и обходные пути… Он и правда мог бы помочь! И человеком был приятным и ненавязчивым! Так и какого чёрта?!
Скорее всего, ВаньИн просто был зол, расстроен, растерян… Но ХуайСан правда не понимал, почему бы не принять поддержку дружественного ордена! Упрямец! Дурень! Невыносимый! Веер в руках складывается и раскладывается слишком часто, и нервозность своего господина замечают не только адепты Не, но и сидящие неподалёку ученики; Су Ше, ученик ордена Лань, пытавшийся, очевидно, взять на себя лидерство, подошёл к нему и слегка поклонился, предлагая обсудить планы, но их прерывают в самом начале: наследник Цзинь во всеуслышание объявляет, что они с Цзян ВаньИнем всё придумали, и собирает всех вокруг себя.
Из тех, кто и правда что-то мог, помимо адептов Цзян, в этой мокрой куче были только горстка учеников ордена Не, да парочка заклинателей из Лань Лина. Вести продолжительный бой могло и того меньше. Наверное, ВаньИн, взявший слово, был слишком категоричен обрубая на корню возражения Су Ше и отрицая сам факт того, что его клан мог быть полезен, однако рациональное зерно в его словах было, и ХуайСан это понимал. Воспитанники Лань и были крайне полезны на дальних и средних дистанциях: их в основном учили подавлять врагов музыкой, напитанной духовными силами, и управлять клинком с помощью золотого ядра, и тех, кто, нося белые одежды, лез на рожон, было крайне мало, и их вполне можно было назвать своего рода самородками. К тому же, сейчас ни у кого из них не было родного, привычного духовного оружия, а приспособиться к чьему-то было или невозможно, или сложно до покалывающего от непринятия золотого ядра. Что до Цзиней — про их стиль боя юный господин Юдоли знал лишь то, что они все силы вкладывали в скорость, заканчивая бой быстро, были крайне неудобны для противника при внезапной атаке, но не пользоваться их техниками в открытом бою было непрактично (тем более, когда они на территории Вэней, где адептов в бело-красном бесконечно много, а их от силы пятеро в боеспособном состоянии). Шансов не было откровенно говоря никаких, не с пятью юньменовцами и тремя-четырьмя выходцами Нечистой Юдоли. Надо было уходить. Немедленно.
ХуайСан чувствует облегчение, когда наследники озвучивают ту же мысль, к тому же, не забыв добавить, что необходимо заметать следы. Возражающих решено было оставить на попечение самим себе, и делегация из адептов разных ордеров бодро двинулась в сторону, указанную наследниками великих орденов. Они смутно припоминали, с какой стороны пришли сюда, и решили взять немного восточнее, надеясь выйти не к самому Безночному Городу, а к ближайшим лесам, а там и до торгового тракта не далеко. Поддерживая идеи друга, господин Юдоли, однако, решил держаться пока в отдалении, не рискуя нарушать внезапно возникшую между ним и ЦзыСюанем идиллию, и всё же было очень обидно, что помощь выходца Лань Лина, не смотря на всю свою злость, он принял, а его отверг. Что это вообще было? Хамство!
Меньше чем через час они вышли к тракту, и даже смогли напроситься в сопровождение к крестьянину на повозке с полу-дохлой кобылой. Спустя не более чем полчаса у ХуайСана отнимаются ноги и ему позволяют под недовольное фырчание окружающих, залезть на повозку — юношу это не волнует. Вместо этого он задумчиво прячет лицо за веером и обдумывает способы сократить время на дорогу до минимума. Когда они должны были остановиться на привал, Цзян Чен внезапно заявил, что тогда пойдёт дальше один — выглядел он бледным и усталым, но упирался с таким усердием, словно был готов вот-вот свернуть шею любому, кто решится его останавливать. Наследник Не упустил тот момент, когда АньЦин вышел вперёд, и склонил голову перед ВаньИном:
— Я знаю, что отчего-то не нравлюсь вам, но позвольте пойти с вами. Отправляться одному небезопасно, а я, как и вы, хочу как можно скорее вернуться в резиденцию ордена, — Старший адепт Не нахмурился, бросая взгляд на других господ. — Юный господин Не просил меня рассказать об этом и раньше, но вы слушать не стали, — Не позволяя Цзян ВаньИну открыть рот для возражения, прописанного чёрными чернилами на его усталом лице, продолжает свою речь, — я знаю короткий путь. Обычно до Юнь Мена добираться три-четыре дня, я доведу вас за полтора. Не будьте дураком, не упрямьтесь!
Наследник Не побледнел, готовый в любой момент броситься между своим извечным спутником и лучшим другом, но, к его удивлению, молодой человек в фиолетовых одеждах лишь забирает у своих адептов два клинка и всучает оба в руки АньЦина. К ним присоединяются ещё несколько учеников из каждого клана и почти все адепты Лань, прежде чем юноши отправляются в путь. На душе у наследника Не неспокойно, но всё, что он может — это спрятать лицо за веером. Он ничем не может им помочь, а идти полтора дня без остановок он не готов, чтобы сопровождать этот небольшой отряд. Остаётся лишь ждать и надеяться, что через эти полтора дня, к следующему вечеру, Цзян Чен и адепты ордена Лотоса будут дома, а его собственные спутники — на прямом тракте до Цин Хе.
***
Оставшись наедине с всепоглощающим чувством опасности, Вей Ин почувствовала себя потерянной и напуганной. В душе что-то зудело и стрекотало, а руки, пусть и овеянные огненной аурой талисмана, онемели и охладели. Убедившись, что черепаха отвлечена, она хватает ВанЦзи за руку и тянет глубже в пещеру, жалея, что сил, чтобы понести хромающего юношу на себе, у неё сейчас не найдётся. Лань Чжань бодро шагает рядом, кажется, даже пытаясь придерживать её, и за это УСянь ему благодарна. Усевшись на камнях в безопасном месте, девушка резко дёргает ворот белых одежд, распахивая разом верхнее и нижнее ханьфу, смотрит на клеймённую грудь. Она, к своему горькому удивлению, не чувствует ни смущения, ни стыда, такого, казалось бы, нормального — лишь ужас и боль. Жених же резко дёргается, перехватывая её руки и смотрит так пронизывающе, что у девушки что-то трясётся внутри, заставляя дрожать.
— Твою рану надо обработать. Травы намокли, но не думаю, что это проблема, — убирая руки и доставая из-за пояса ароматный мешочек, говорит Вей Ин. Юноша перед ней, на удивление, лишь кивает, но снова прикрывает грудь одеждой, словно в его ранении было что-то уродливое, неправильное. Сама девушка была убеждена, что это было глупо, но благородно и достойно мужчины, как и вся набожность Ланей, в принципе. Не спрашивая разрешения, она растирает между ладоней несколько разных трав и прикладывает их к ожогу, вновь заставляя ВанЦзи обнажиться и оставляя своеобразную мазь засыхать на коже. Мимоходом замечая, что дышит парень неглубоко и хрипло, УСянь поджимает губы. — Вдохни! Резко! И глубоко! — Юноша хмурит брови и пробует сделать резкий вдох, но у него не получается; девушка понимает, что ему больно, что сам не понимает, что от него требуется и зачем, а сама она не сможет это объяснить: просто в Юнь Мене все знали, что после ранений, особенно серьёзных, надо дышать, будто ныряешь на самое дно, даже через боль, чтобы прочистить лёгкие… За что ей это? — Лань Чжань, прости мне то, что я сделаю, хорошо?
На непонимающий взгляд жениха девушка ничего не отвечает, отходя чуть назад и сбрасывая верхнее ханьфу, запускает пальцы под нижние одежды и медленно, стараясь не оголяться, разматывает бинты на груди. Этого достаточно, чтобы ВанЦзи резко побледнел и резко, глубоко втянул воздух, пытаясь встать. Его дыхание становится ещё более хриплым, когда он резко отводит взгляд и его настигает приступ кашля. Вей Ин заходит к нему за спины, её пальцы медленно скользят по лобной ленте, и Лань Чжань едва ли не рычит, когда вместе с воздухом из лёгких вышибает вязкую, тёмную кровь. Дышит он всё так же глубоко, словно успокаивая нервы, и заливается в хриплом кашле, и Вей Ин понимает, что эффект неожиданности привнёс свои плоды — нужно было заставить его дышать как можно глубже и резче, и она с задачей справилась. «Ну конечно, — думает воспитанница клана Цзян, запахивая свои одежды и кутая юношу в свои верхние серые одежды. — он совсем не думает о себе. Как благородно! Дурак! Благонравный, благородный дурак!»
— Вот так, дурная кровь вышла, — с облегчением и едва чувствующейся досадой выдыхает девушка и отстраняется. — Лань Чжань, ты показывался лекарям? Принимал настои после битвы в Гу Су? — Отрицательно покачав головой, молодой человек смотрит на неё с трудночитаемой смесью удивления, нежности и ужаса. — Ну конечно! И как ты так можешь?! Так и планировал помереть от своих подвигов?!
Праведный гнев девушки заканчивается там же, где начинаются ледяные музыкальные пальцы на её коже: ВанЦзи забирает из рук невесты мешочек с травами, точно так же растирает их и резко тянет Вей Ин на себя, с краснотой на кончиках ушей открывая чужое простреленное плечо и прикладывая смесь к ране. Это место недалеко от ключиц и его большая ладонь накрывает ещё и их. Девушка оказывается практически прижата к чужой груди, она отчётливо слышит быстрый стук сердца (своего или Лань Чжаня?) и чувствует, как по телу бегут мурашки от смущения и холода. ВанЦзи поджимает губы и мягко утыкается в её здоровое плечо лбом, закрывая глаза.
— Ты ранена, — поясняет он и убирает ладонь, чувствуя сонливость и гулкое чувство зудящей и болезненной пустоты в лёгких. УСянь тёплая, почти горячая, и он, холодный, как нефритовая статуя, тянется к этому теплу. Они наедине, они почти обнажены друг перед другом. За каменным ограждением беснуется тёмный монстр. Сам он поступает неправильно, не по правилам. — Прости, это непристойно, — говорит он и отстраняется, но девушка сама тянется ближе, садится на его колени и плотно обнимает за шею, стараясь не трогать ожог. — Вей Ин?..
— Тш! Мы помолвлены! — Она смеётся, явно издеваясь, и от этого ВанЦзи поджимает губы. — Нам обоим надо отдохнуть, восстановиться, а так мы не замёрзнем. Давай, грейся, а потом будешь греть меня. И отдыхай. Смесь ослабит боль, подсушит раны… И попробуем что-нибудь сделать.
Вей Ин не чувствует смущения или смятения в душе, когда жених обвивает её талию своими руками, выдав тихое «мгм». Сначала и правда было очень-очень холодно, и она засомневалась, что не шевелящийся юноша под ней до сих пор жив — успокаивается лишь устроив голову на его плече и слыша мерное, тихое, сиплое дыхание. Спустя какое-то время приходит тепло, и тело размякает вместе с разумом, хочется провалить в сон, но она себе не позволяет, думает, как быть. К выводу они приходят почти единовременно — черепаху надо было убить, иначе им просто не выбраться из пещеры живыми: от каждого удара её головы стены содрогались, и если самой губительнице всё это не несло ни малейшей угрозы, то им осыпающиеся камни легко могли проломить череп, к тому же, пробить разделяющую их с монстром стену должно было быть не так сложно, просто монстр сейчас уснул, не чувствуя запаха остановленной крови и утомившись после беготни за юркими адептами.
ВанЦзи вполголоса делится своей идеей с невестой: он знал технику, позволяющую убивать с помощью струн — в пещере валялись луки, и тетиву можно было использовать заместо них. Они, не сговариваясь, молча принялись собирать оружие. Ещё полчаса уходит на подготовку и тренировки. Бой они решают отложить, чтобы полностью восстановить силы, и ложатся спать. Вей Ин улыбается, видя, что жених уснул сразу же, как они нашли место с наиболее крепкими каменными стенами — была всё же польза в режиме ордена Лань. Сама она устраивается рядом и засыпает, любуясь красивым лицом Лань ВанЦзи, холодного и равнодушного, но почему-то так трепетно обнимающего её даже во сне.
На следующее утро, почти сразу после пробуждения, они претворяют свой план в жизнь.
***
Цзян ЯньЛи никогда до этого не гуляла так долго одна. Никогда не чувствовала на плечах холодный ветер так остро, словно он пытался пробить её насквозь. Отца не было в Пристани Лотоса уже целый день, мать была занята тренировкой адептов ордена так рьяно и усердно, словно готовила их к войне, и девушка была посвящена сама себе большую часть времени. Чтобы занять руки, наследница ордена помогала на кухне и с делами в резиденции, с радостью помогая как старшим служанкам, распределяющим обязанности и ведущим учёты, так и простым девушкам на побегушках. За это неравнодушие и предприимчивость её любили в Пристани Лотоса, но презирали (называли служанкой, замухрышкой, дурочкой) в Лань Лине почти все, за исключением разве что мадам Цзинь и парочки её приближённых, искренне уверенных, что это лучшее качество, какое может быть у хозяйки резиденции великого ордена. ЯльЛи это почти не волновало: главное, что её семья ценит эти старания, что её здесь любят и поддерживают. И пусть остальные говорят, что хотят. И пусть любимый человек не отвечает ей взаимностью. И пусть… Пусть всё будет так, как есть. Так проще, так нет ни лицемерия, ни надобности самой притворяться кем-то в угоду остальным.
Дева Цзян стоит на длинном помосте, вглядываясь в закрывающиеся под вечер лотосы и словно сливается с ветром единое целое, желая точно так же летать под небом и уметь в мгновение ока с глади озёр оказаться в вышине деревьев, а потом — в горах, чтобы суметь в пару минут найти брата и сестру, убедиться, что они в порядке, когда с торговой площади слышатся крики. Внезапно почувствовав себя замёрзшей и оцепеневшей, она побежала в ту сторону, чувствуя, как колотится сердце. Первое, что она видит — толпа, потом — толпу адептов, из самых разных орденов, все усталые, перепачканные в грязи и листве, крови… И среди них — младший брат, опирающийся на длинный неровный шест, с залёгшими под глазами тенями, бледный, но
живой. Не найдя рядом с ним Вей Ин, девушка кинулась вперёд, расталкивая зевак, крепко хватая А-Чена под руки.
— Дева Цзян! — Оживают при виде неё адепты Юнь Мена, улыбаясь и расцветая на глазах, и во взгляде ВаньИна мелькает мимолётное счастье, тут же сменяющееся болью:
— Сестра, А-Сянь… Она в беде! Нужно срочно рассказать матушке и отцу. Прошу, скажи, что они в резиденции…
У девушки внутри всё холодеет, и из лёгких словно бы вышибло воздух, когда она просит всех новоприбывших проследовать за ней для отдыха и про себя молит богов, чтобы всё было хорошо, стискивая руку А-Чена в своих ладонях, помогая ему идти. Сил отвечать нет — она лишь и может, что дотащить спасшихся учеников ордена на тренировочную площадку, к матери, решительной и сильной. К той, кто может помочь.
