Доказательство (не)виновности

      Душа не находит покоя даже когда с «песни успокоения души» Лань Хуань переходит на «покой», изначально созданный для усмирения нечисти, а на других заклинателях срабатывающий наподобие крепкого макового молока. Когда в комнату прилетает бумажная птица, на улице стоит глубокий вечер и МинЦзюэ честно, но тщетно старается сосредоточиться на медитации, вслушиваясь в плавные, медленно затухающие напевы ЛеБин. Письмо кружит над головой главы Не, медленно опускается ему на плечо, и с силой, с которой мужчина прихлопывает его, можно было бы легко заставить человека упасть на пол. Поняв, что в его руках послание от младшего брата — журавлик из зачарованной бумаги для талисманов —, он внезапно теряет связь с внешним миром, разворачивает бумажку и хмурится, всматриваясь в кривые иероглифы. СиЧень, нервно поджав губы, нетерпеливо изучает лицо сидящего напротив мужчины, прежде чем его одним жестом подзывают к себе — два шага, и молодой человек получает в руки короткое сообщение от ХуайСана и чувствует, как снова подкашиваются ноги — от падения его спасает только то, что он сидит на коленях, а под боком неколебимой скалой сидит МинЦзюэ, в жесте поддержки взявшийся за его локоть. Машинально вытянув руку и вцепившись в чужое запястье, наследник ордена Лань бледнеет и почти шепчет: — Мне нужно к брату, — Заглянув в чужие глаза, он не чувствует осуждения, лишь понимание. — Я хочу отправиться сейчас же. — Нет, — хмуро кивает мужчина, притягивая его к себе, осторожно сжимая чужие руки в своих. Он тёплый, уверенный, собранный. — Для начала, я никуда тебя не отпущу, тебе нельзя показываться в тех местах, это опасно. Ты в розыске, Вэни развесили твоё описание по всему Ци Шаню и Гу Су. Ты серьёзно хочешь пойти прямо им в руки? — СиЧень поджимает губы и сильно мотает головой, словно разом отрицая всё сказанное названным братом и стараясь выбить из головы все лишние мысли. — Я отправлю в сторону Безночного Города пару отрядов, разведчиков и лекарей, — Задумавшись на минуту, МинЦзюэ осторожно опускает одну руку на чужую талию, притягивает Лань Хуаня ближе к себе, смотрит в опустевшие глаза одного из самых близких людей, гладит похолодевшие пальцы в своих. — Цзян ФенМянь отбыл в Юнь Мен пару часов назад, я отправлю вдогонку гонца с новостями. Там его дочь. Всё будет хорошо, их спасут. Я знаю, что тебе сейчас очень тяжело, но, прошу, не делай глупостей. ВанЦзи жив, и ХуайСан наверняка расспросил его про то, что случилось с Облачными Глубинами, он умный мальчик… Всё будет хорошо, А-Хуань. Вы обязательно встретитесь, просто нужно дождаться более удачного момента и места. — Наверное, ты прав, — нервно кивнув, говорит Лань Хуань, но очень хочет возмутиться, настоять, чтобы его отпустить прямо сейчас. Бася мелко, но звучно дрожит в ножнах, и этот звук отрезвляет СиЧеня — не он один волновался и боялся за брата. — Хорошо. Я понял. Прости…       Наследник Лань был уверен, что в их дуэте голосом разума был именно он, но в последнее время именно МинЦзюэ озвучивал самые рациональные, логичные, и такие очевидные, но отчего-то недостижимые идеи, что всё внутри мелко дрожало. Наверное, всё потому что он привык к войне, привык размышлять с точки зрения стратегии, не эмоций — воспитаннику Гу Су, не знавшему серьёзной вражды, что уж до серьёзных, настоящих боёв, это было странно, страшно, непривычно. Таким неразумным и нервным СиЧень чувствовал себя впервые, и был искренне благодарен названному брату за то, что он всякий раз вразумлял его, объяснял премудрости ведения боя, помогал реализовывать его идеи в жизнь. Почувствовав на макушке тяжесть чужой ладони, Лань Хуань тяжело выдыхает, прикрывает глаза и слабо улыбается, поднимаясь на ноги. — Мне нужно отвлечься, — улыбаясь говорит молодой мужчина, и следит за тем, как сложное выражение лица собеседника сменяется облегчением. МинЦзюэ встаёт следом, — что мы ещё не сделали?.. — Правильно мыслишь, надо занять себя, — тихо смеётся мужчина, портя идеальную причёску наследника Ланя своей огромной, тёплой рукой, и в груди на пару секунд перестаёт щемить. — Поговори с Мэн Яо, — сдержанно кивает глава ордена, снова задумчиво смотря на бумажную птицу, — думаю, она летела около дня. Если я прав, то уже завтра днём особо расторопные адепты будут тут, — МинЦзюэ тихо фыркает, припоминая, что среди старших учеников были те, о ком его правая рука, ЦзунХуей* отзывался очень лестно. Говорил, что мальчишки неутомимы и преданы ордену, а раз так, наверняка решат как можно скорее добраться до резиденции. Двух дней более чем достаточно, чтобы добраться из Ци Шаня в Цин Хе, — Вели ему подготовить свободные комнаты в лазарете и предупредить медиков. Потом найди меня, обсудим дальнейшие действия.       СиЧень улыбается своей дежурной, вежливой улыбкой, и МинЦзюэ чувствует, как сердце больно сжимается — за этой маской читалось полное смятение и ужас, и он нежно касается чужой щеки, мимолётно касаясь лобной ленты губами. Юноша в его руках выдыхает нервно, судорожно, и отстраняется уже спустя пару секунд, заметно посветлев лицом, но всё так же дёргаясь и путаясь в направлениях: сначала кидается влево, потом вправо, вспомнив, где комнаты слуг. Сам глава ордена лишь провожает его тяжёлым взглядом и направляется в общий зал, где на огромном столе совещаний была расстелена карта, уставленная фигурками разных цветов. До ночи он расшифровывает немногочисленные послания от адептов из других округов Поднебесной, меняет построения на карте, нервно рассуждая, что делать. Первая мысль — собирать совет кланов. Всех, поголовно. Начиная с разорённых Гу Су Лань и заканчивая равнодушными и безучастными Лань Лин Цзинь, даже если учителя Ланя придётся вызволять из кольца вокруг Облачных Глубин силой, а Цзинь ГуаньШана гнать пинками под зад.       Когда к нему приходит СиЧень, утомлённый, но куда более спокойный, чем до выполнения поручения, в голове у главы Не вкладывается весьма однозначная картина и созревает план действий. — Нам нужно собрать совет кланов. Думаю в начале следующего месяца, — говорит мужчина, тяжело выдыхая и кривя лицо в презрительной гримасе, — но должны присутствовать все: великие Ордена, средние кланы, семьи заклинателей… Но я почти уверен, что орден Цзинь и ещё кучка упрямцев, хватающихся за свой нейтралитет, сделает вид, что им не пришло приглашение. Пока что совершенно точно, в случае агрессии со стороны Ци Шаня, нас поддержал Цзян ФенМянь, и я рассчитываю на то, что мы сможем снять кольцо вокруг Гу Су, чтобы твой клан в скорейшем времени перебрался в Нечистую Юдоль. Логично будет делать центром сопротивления военную крепость. Облачные Глубины после нападения очень уязвимы… — МинЦзюэ-сюн, — Лань Хуань осторожно сжимает его плечо, заглядывая в практически полностью перекроенную карту Поднебесной. — Я бы больше беспокоился сейчас о том, что, — Он показывает на горстки красных фигур на карте, стоящих непозволительно близко к владениям орденов Не и Цзян, — на вас вот-вот могут напасть… Они подошли вплотную. — Они ждут повода, а мы им его не даём, — Хмурится мужчина, — а напав просто так, ЖоХань открыто покажет свои намерения, так тщательно скрываемые, что я почти уверен, что один, как последний идиот, уверен в том, что война у стоит у ворот и придумываю стратегии, нападения, оборону, в то время как остальные не видят ничего предосудительного в том, что чужие адепты путешествуют по их владениям! — Кулак с силой ударяется в стол, и Лань Хуань вздрагивает, видя, как падает тёмно-зелёная фигура, на военной карте обозначающая главу ордена — точно такие же, но другого цвета, слегка покачнулись, а круглые фишки — войска — несильно сдвинулись. — Прости. Напугал? — Всё в порядке, — слегка покачав головой, отвечает молодой человек, словно завороженный, поправляя фишки на столе. — Прошу тебя, успокойся. В конце-концов, — он тяжело выдыхает, и смотрит в потемневшие глаза давнего друга, — ты не один. Ещё есть я и порядка десяти старейшин и генералов Нечистой Юдоли, — Мужчина напротив улыбается, пряча смешок в широкой ладони, и продолжает рассказывать.       Лишь к середине ночи они оба чувствуют усталость и покидают зал совещаний, а утро встречает их ещё одним письмом, в котором ХуайСан поимённо называет тех, кто ушёл вперёд, и сообщает, каким маршрутом он движется в сторону резиденции ордена Не. МинЦзюэ, как и обещал, отправляет пять небольших отрядов на поиски адептов и для разведки территории, а поздним днём, ближе к вечеру, в крепость возвращаются побитые, уставшие, но живые юноши, сбежавшие из Безночного Города. В одном из мальчишек, как и лучший друг, сопровождавший беженцев большую часть пути, несущем на поясе два клинка, он узнаёт одного из спутников младшего брата, и тот, едва заметив главу ордена, тут же забывает обо всём, со свирепостью раненого тигра пробиваясь к нему.       АньЦин, как представился юноша, преклоняет колени, вопреки всем возражениям нелюбящего эти формальности внутри своего клана МинЦзюэ, и рассказывает во всех подробностях обо всём, что случилось в Ци Шане. Лишь спустя пару минут мужчина находит в себе силы рассуждать трезво и сразу же велит старшему адепту встать с колен. Во взгляде ЦзунХуэя сквозит одобрение и гордость, а в блеске глаз юнца — восторг и преданность, и ничего лучше, чем попросить своего советника заняться упёртым малым, отказавшимся от помощи лекарей и взявшем на себя инициативу обо всём рассказать, он не находит.

***

      Цзян ЯньЛи была в ужасе, выслушивая наравне с мрачнеющей по секундам матерью рассказ уставшего, грязного, голодного младшего брата. Мадам Юй ничего не говорит, лишь падает перед почтительно вставшим на колени и склонившим голову сыном, обнимает, прижимая к себе, и тихо шепчет слова одобрения, прежде чем громогласно приказать своим извечным спутницам немедленно уведомить отсутствующего в Пристани мужа и собрать отряд из старших, не утомлённых дорогой и пытками клана Вэнь, адептов ордена. ЦзиньЧжу и ИньЧжу срываются с места, едва госпожа заканчивает говорить, а сама она еле-еле поднимается на ноги, отрываясь от задрожавшего в её руках ВаньИна. Юноша цепляется за длинные фиолетовые рукава и вскакивает следом, словно не желая отстраняться от родного тепла, но всё же замирает на месте, нервно кусает губы. — Матушка, я бы хотел пойти с ними, — говорит он и сильно тупит взгляд, сжимает руки в кулаки. — Там моя сестра… — Разумеется ты пойдёшь, А-Чен, — тихо отвечает ему ЦзыЮань, чувствуя, как сердце сжимается в тисках гордости и ужаса от осознания, насколько её родной сын предан семье: раненый, измождённый, усталый, он всё ещё рвётся в бой, хочет спасти сестру, а не себя. Про себя заклинательница молит Небожителей, чтобы так было всегда, — Больше никто не сможет показать, где эта пещера, к тому же, я не собираюсь тебя удерживать, — в следующую секунду женщина смотрит на старшую дочь и коротко кивает. — Позаботься о брате, — командует она и снова смотрит на своего наследника, напрягшегося сильнее прежнего, — Я прикажу запрячь коней, пешком вы не пойдёте. У тебя есть немного времени, чтобы отдохнуть.       ЯньЛи подходит к А-Чену так скоро, как может, крепко хватает его за руки и тянет за собой. Брат не сопротивляется и невесомо следует за ней, словно течение небурной реки, слабо сдерживая её шаг. Девушка брата не торопит, лишь крепко-крепко сжимает его ладонь в своей, приобнимая второй за предплечье, поглаживая напряжённые мышцы под рваной одеждой. Она молча решает приготовить брату новые ханьфу, отводя сначала в крыло лекарей, и там оставляя на попечение враз забегавших девушек-целительниц, а сама удаляется в личные покои ВаньИна, откуда приносит фиолетовую стопку, новые наручи и заколку. Пока она отходила, молодого человека осмотрели и велели отправиться в купальни, куда ЯньЛи, разумеется, за ним не следует — лишь просит передать одежду и велеть сразу после купания идти на кухню. Там девушка бодро, практически не думая, собирает распущенные волосы в низкий хвост, подвязывает рукава и начинает готовить: нарезает тонкими ломтиками мясо, ставя жариться на открытый огонь почти без масла, сверху добавляет рубленные овощи, и когда всё это даёт сок — медленно заливает тёплой водой, оставляя докипать. После истощения тяжёлое нельзя, а такой суп — простой, быстрый, ненаваристый — и голод утолит, и силы восстановить поможет! Довольно утерев со лба пот, она разливает суп по двум плошкам и ставит их остывать на стол, ожидая, когда явится брат.       Цзян Чен долго себя ждать не заставляет, и мрачным полумёртвым гулем вплывает на кухню, дёргаясь от резких звуков и ощутимо нервничая. Его лицо светлеет лишь при взгляде на слабо, заботливо улыбающуюся сестру, когда он садится за стол и тихо благодарит её за пищу. Минута — и нет одной тарелки, вторая — второй. Добавки брат не просит, явно чувствуя себя немного дурно после того, как буквально заглотил обе порции, но улыбается ей почти ненатянутой улыбкой, когда ЯньЛи садится рядом и краем рукава утирает уголок его рта. — А-Чен, ты уже такой взрослый и сильный, — говорит девушка, осторожно вставая за спиной младшего брата и крепко обнимая за плечи, губами утыкаясь во влажные, наскоро и криво заплетённые волосы. — Не представляю, как тебе тяжело… — А-Сянь сейчас тяжелее, — Юноша ощутимо дёргается, и девушка замечает, как он сжимает ладони в кулаки. — Я обязан вернуть её домой! — Вернёшь, — уверяет его мягким тоном старшая сестра, осторожно отпуская из своих объятий и запуская тонкие пальцы в волосы, расплетая кривые косички и неровный пучок. Ловкими движениями она переплетает его причёску, тихим голосом продолжая говорить, что всё получится, что всё будет хорошо, словно заклятие вплетая в косы глав ордена, которые носили только он и их отец, свои наставления: — Ты справишься, спасёшь нашу сестру и вы оба живыми и здоровыми вернётесь домой. Я верю в вас. Я буду ждать вас…       Она говорит о том, о чём ВаньИн хотел бы услышать, и это делает его уязвимым. Расслабляясь, молодой человек упускает момент, когда оказывается прижат к хрупкому плечу, а по щекам текут слёзы — от страха за жизнь сестры, от боли из-за своей беспомощности, от усталости и накатывающего на сознание сна. Ему всего шестнадцать, но он чувствовал себя намного старше своего возраста. Сестра слабо улыбается, нежно поглаживая его по затылку, шее, плечам — он тихо всхлипывает, благодарит её, обнимая в ответ. В Юнь Мене всё, как обычно, но спокойствия на душе наследники не чувствуют.       Когда Цзян Чену сообщают, что повозка готова, А-Ли чувствует облегчение, где-то подсознательно понимая, что мать намеренно даёт брату шанс поспать в дороге. Она провожает его с тяжёлым сердцем, но пролить слёзы позволяет себе лишь после отбытия колонны адептов — мадам Юй нежно гладит дочь по плечам, стоя рядом, совсем близко, держа хрупкие ладони дочери в своих, мозолистых, крепких руках. — Они будут в порядке, — говорит госпожа Юнь Мена, мягко стирая жёстким рукавом верхних одежд слёзы с её щёк. — Я знаю, матушка, — улыбается девушка, — Но всё равно волнуюсь. Вы ведь понимаете, о чём я?.. — Вместо ответа женщина лишь кивает. А-Ли знает, что сама она не поехала лишь чтобы не оставлять Пристань Лотоса без хозяйки. Будь тут Цзян ФенМянь — ни одна сила не удержала бы мать вдали от её детей.

***

      ВанЦзи боится, что Вей Ин вот-вот покинет его, когда к концу подходят вторые сутки. После сражения с черепахой-губительницей они оба были ранены и истощены, вся пещера пропахла склизкой, мерзкой животной кровью, а в воздухе отчётливо чувствовалась тёмная энергия. Натянув уцелевшие отрезы тетивы на камни, Лань Чжань постарался соорудить хоть какое-то подобие музыкального инструмента, на котором можно было бы сыграть пару нот. «Я не смогу спать спокойно, пока ты не сыграешь мне», — говорит сразу после битвы УСянь, тяжело дышащая и мертвецкой хваткой вцепившаяся в чёрный, потёртый, местами разбитый меч, но воспитанник Гу Су уверяет себя, что делал он это не в угоду невесте, нет. Музыка должна была очистить это место от скверны, подарить покой и исцелить их души, помочь вернуться в состояние гармонии, снова начать медитировать, восстанавливая тело с помощью духовных сил… Но Вей Ин не помогало ничто: её лихорадило, во сне она билась раненой птицей и кричала, если только жених не держал её в своих объятиях так крепко, как мог, забывая про все приличия («Мы помолвлены!» — заявляла в таких ситуациях девушка, и мысль о том, что они почти муж и жена успокаивали юношу, позволяла забыть ненадолго о правилах ордена), а её тело словно служило магнитом для всех тёмных сил и духов, обитавших в пещере и вырвавшихся на свободу после смерти проклятого божества.       Второй Нефрит забыл, что такое сон, когда Вей Ин не проснулась на утро после сражения. Наигрывая отрывок из песни очищения души — один из немногих, что можно было сыграть без фальши -, он боязливо укладывает голову девушки себе на колени, иногда позволяя себе провести ладонью по чернильным, спутанным, растрёпанным волосам. Он молится предкам и Небожителям о том, чтобы помощь прибыла как можно скорее, и по исходу третьих суток слышит, как проход в пещеру, заваленный адептами Вэнь, обрушается, а следом раздаётся громкий вскрик знакомого голоса: — Сюда! Мы шли этой тропой! — Цзян ВаньИн врывается в пещеры среди первых, и смотрит на представшую перед ним картину одновременно с испугом и злостью. — А-Сянь! Что с ней?! — Девушка враз оказывается в руках брата, судорожно отрывающего от пояса колокольчик в форме лотоса и направляющего в него духовную энергию — раздаётся кристально-чистый звон, и тени вокруг резко отступают. Лань Чжань поджимает губы: он не знал, что это не просто украшение, не знал, что мог так просто расправиться с тёмной энергией. Вей Ин резко закашливается, хватается за руку брата и дёргается в сторону, сплёвывая густую кровь. — Жива… Небо, она жива…       УСянь остаётся без сознания, но в каком-то странном припадке водит руками по воздуху, кого-то ищет, и в какой-то момент хватается за белый рукав жениха, тут же успокаиваясь. — Лань Чжань, — Шепчут обескровленные губы, и лицо ВаньИна мраченеет. — Он жив, А-Сянь, жив твой тотем, — Его холодный взгляд теплеет при взгляде на раненые пальцы Второго Нефрита, он судорожно осматривает сестру, прежде чем передать в руки подоспевших лекарей и подходит ближе, перекидывает руку себе через плечо. — Ты позаботился о ней. Спасибо, — шипит он, явно через силу. — Но если я узнаю, что благопристойный второй молодой господин Лань что-то сделал с моей сестрой… — Я не посмел бы, — прерывает его ВанЦзи, шипя от боли, когда раненая, прокушенная насквозь нога подводит. Цзян Чен удобнее перехватывает его под руки и встаёт так, чтобы жених сестры опирался на него полностью. — Спасибо.       Цзян ФенМянь, всё это время разговаривавший с целителями и изучавший пещеру, подходит к сыну и будущему зятю и одобрительно кивает. Под его чутким руководством адепты Цзян покидают пещеру, а после и вовсе направляются прочь из имений Вэнь. Лань Чжаня, как раненого, укладывают в повозку рядом с Вей Ин, и девушка жмётся к нему, и юноша, засыпая, обнимает её в ответ. ВаньИн лишь закатывает глаза и поджимает губы, когда отец трогательно умилённо говорит, что им повезло с женихом для Вей Ин.       Что уж тут говорить, что сын с ним согласен не был принципиально?