***
Наследник Цзинь должен был жениться на самой прекрасной девушке во всей Поднебесной, как считал отец; мать говорила — на деве Цзян, равной ему по статусу, трепетной, доброй и женственной, на идеальной новой хозяйке Башни Кои. Наследник Цзинь должен был стать верховным заклинателем и привести орден к процветанию, схожему с бурным, долгим, благоухающим цветением белоснежных пионов «сияние средь снегов». Наследник Цзинь должен был быть гордостью матери и отца. Превосходным воином и прославленным заклинателем. Он должен был быть кем угодно, но не собой. ЦзыСюань понял это в тот же день, когда ему вручили его меч. На следующий день он впервые увидел свою невесту: девочку лишь на год его старше, со смешными корзиночками на голове и простенькими лентами в волосах. Она была красивой, милой, трогательной… Но ГуаньШан шепчет сквозь зубы: «Посредственность», и ЦзыСюань понимает — он выбор матери не одобряет. Не знает, почему, но точно-точно уверен, что разочарует отца, если женится на этой маленькой улыбчивой девчушке. Но молчит. С возрастом приходит осознание, что ЯньЛи и правда посредственность — не красится, чтобы быть ярче, а потому кажется бледным пятном на фоне прекрасных дев из Лань Лина и других орденов, не блещет талантами, охотно берёт на себя обязанности слуг и, в общем-то, на госпожу великого ордена совершенно не похожа! И улыбка всё та же, добрая и нежная. И взгляд тёплый-тёплый. И детское «А-Сюань, ты мне нравишься» так и звенит в воздухе. Бред! Вздор! Глупость! Конечно же он ей нравится, он всем женщинами нравится — красивый и изысканный. Такого, как он, эта простушка просто напросто недостойна. «Даже если матушка считает, что ты будешь мне хорошей женой, — говорит молодой человек ей однажды, и сейчас уже не уверен, что озвучивал не свои мысли, — не думай, что ты достойна ей стать». В комнате темно и пусто, пахнет благовониями, и свет идёт лишь из приоткрытого окна. В Башне Кои всегда шумно, и это сейчас раздражает, бесит, выводит молодого господина из себя. Щёки жжёт от внезапно вспомненных оплеух: от Вей Ин во время обучения и от мадам Юй, расстроенной и яростной. На душе неспокойно, одно смятение сменяет другое — либо одно и то же накатывает волнами. «Я не буду верен тебе, потому что не люблю!» — ЦзыСюань растирает ладонями лицо, стирая киноварную точку на лбу, и закрывает глаза ладонями. Перед собой, как наяву, он видит озлобленное и разочарованное лицо ЦзыЮань, и слышит её слова: сын похож на отца больше, чем на мать. Да, она была права. Никто, кроме ГуаньШана — и его наследника —, не посмел бы сказать такую ужасную вещь в глаза преданной, улыбчивой девушке, не сделавшей ничего плохого за всю свою жизнь. Могла ли женщина знать о том разговоре? Могла ли ЯньЛи пожаловаться матери? Нет, — решительно понимает он и открывает глаза, смотрит в завешенный лёгкой газовой тканью потолок. За их долгое знакомство юноша часто говорил деве Цзян обидные, унижающие вещи, но Юй ЦзыЮань исправно улыбалась при виде него, ничем не выдавая свой гнев. В тот раз же она была в такой ярости и удивлении, что сомнений не оставалось — всю боль ЯньЛи держала в себе. Прятала за красивой улыбкой и нежным взглядом. Глупая! «Что могло бы мне понравиться в ней?» — оглушительной болью в голову приходит мысль, что понравиться в этой девушке ему могло что угодно! Но не нравилось, не устраивало. Нет, совершенно точно нет. Ни капли! Всё в ней было ему чуждо. Странно. Непривычно. ЦзыСюань переворачивается на бок в своей резко ставшей жёсткой постели и садится на матрас, зарывается пальцами в волосы. «Неравная, глупая помолвка!» — и правда глупая, продиктованная желаниями матерей, а не их собственными. И правда неравная — разве заслуживает ЯньЛи такого отношения? То есть, гоня мысли прочь, задумывается юноша, заслуживает ли он, наследник Цзинь, эту простушку, или достоин… большего? — Отвратительно, — шепчет молодой человек себе под нос и резко поднимается на ноги, оправляет одежды, подзывает к себе СуйХуа и выходит прочь. Не хватало изводить себя по такой ерунде! Ему следовало немедленно развеяться. Забыть о том, какой разочарованной выглядела мать, даже не подошедшая к нему, чтобы встретить, какой злой была мадам Юй, и как ему было не по себе от этого, и от того, что перед глазами то и дело вставал образ плачущей девушки в фиолетово-розовых одеяниях. Выйдя на улицу он чувствует себя чуть менее раздавленным, но всё равно в груди что-то зудит и колется, словно розы в саду матери прорастали сквозь рёбра. Возможно, новые одежды кололись? стоило сменить их позже. И сжечь, да точно, сжечь! И вместе с непозволительной безответственностью швей, в чьих руках золото шёлка налилось остротой металла сгорит и это мерзкое холодное чувство отрешённости и вины. Он ни в чём не виноват, он никому не сделал ничего плохого, да и разве это зазорно — хотеть счастливой жизни? Желать жениться по любви, на красивой, не чёрствой, трепетной девушке под стать ему, а не на… простушке. Простушке, чудесным образом попадавшей под каждое из его требований. Молодой человек бойким шагом направляется на тренировочную площадку, но тут же замирает. Вот помашет он клинком в воздухе, разрубит пару манекенов, а дальше-то что? Станет ли легче? Молодой господин Цзинь прислушивается к себе, замедляя шаг, и сворачивает прежде чем выходит из здания на тропинки, мощёные камнем. Ему очень захотелось поговорить с отцом, выяснить всё — от начала и до конца.***
Всё шло слишком гладко, и Цзян ФенМянь начинает теряться в догадках, так ли всё должно быть и чем им это грозит. Отряды затаившихся в городе и на пристани Вэней они перебили довольно быстро: начали с тех, что были в отдалении, напали сразу после отбытия связного, чтобы никто ничего не заподозрил, и постепенно пробирались по знакомой местности всё глубже в стан врага, даже при меньшей численности к вечеру сумев лишить противника половины заклинателей — единственное что омрачало не без потерь, многие были ранены, но все живы. Уведя адептов подальше от оставшихся сил ордена Вэнь, глава Цзян надеется, что оставшиеся в Пристани Лотоса адепты со всем справляются в том же темпе. У него было чуть больше пятидесяти учеников, готовых к бою. Примерно столько же было ранено и отлёживалось в негустых чащах леса по ту сторону озера, отделявшего Юнь Мен от земель Мей Шаня. По лесным тропам было проще скрыться, если вдруг Вэни решат преследовать отступающих в безопасном направлении юнош и девушек, скрыться будет проще, а нападать на клан Юй причин не было и не могло быть: мать ЦзыЮань, текущая глава Мей Шань Юй, старательно готовящая на своё место старшую дочь, демонстративно отказалась показываться на общих собраниях и объявила свой клан нейтральной территорией. Напасть на них — вызвать агрессию всех, ЖоХань не столь глуп. Оставалось надеяться, что и его сын разумом не обделён. — Разделитесь на восемь небольших групп, — командует он, в поддерживающем жесте опустив руку на плечо одного из адептов, явно растерявшего самообладание, — Человек по пять. Остальные — позаботьтесь о раненых. Распределимся по периметру и будем ждать сигнала, — Внутри всё противно сводит судорогой, и глава ордена накрывает ладонью то место, где под рёбрами больно билось раненой птицей сердце и ошалело стягивает ткань крепкими пальцами. «Моя госпожа, — мысленно обращается он к воспоминаниям о суровой, несгибаемой женщине, так трогательно теряющей всю свою спесь рядом с любимыми детьми. Он надеялся, что и рядом с ним она однажды сможет позволить себе улыбаться так же искренне и непозволительно красиво, — Прошу, не покидай нас». Новость о том, что Вэнь Чао прибыл в резиденцию, до него донесли ещё палочку благовоний назад, и с тех пор — молчание. ЦзыЮань была вспыльчивой и уверенной в себе женщиной, и у главы ордена не оставалось сомнений, что самоуверенный мальчишка непременно навлечёт на себя её праведный гнев. Вот бы успеть до момента, когда госпоже Пристани Лотоса станет плевать на всё, кроме жажды крови, хоть бы успеть до того, как она окажется в окружении адептов чужого ордена, лицом к лицу со Сжигающим Ядра. Лицо главы Цзян непроизвольно кривится в опасном оскале, когда он вспоминает про одного из самых преданных псов Вэнь, и он лишь коротко машет рукой, призывая адептов, уже разбившихся на группы, следовать за ним. Нужно было лишь занять свои места на восьми лепестках кланового Лотоса и пропустить духовную энергию по меридианам резиденции — и ловушка захлопнется. Совсем немного, и они будут свободны и смогут уйти в безопасное место. План придумал один из старейшин, под чутким руководством жены был доработан, и утверждён только-только вернувшимся из Ци Шаня ФенМянем. До банального просто поймать в капкан безумного от своей власти мальчишку, сложнее уйти после этого живыми и найти приют, но эту брешь они с лихвой восполнили благодаря братьям Не — МинЦзюэ добродушно уверил главу Цзян перед отбытием, что будет рад ему и его адептам в Нечистой Юдоли, а ХуайСан между словом обмолвился с мадам Юй о том, что Облачные Глубины сгорели по вине ордена Вэнь. Таким нехитрым образом были намечены сразу три пути отступления для трёх практически равных, не столь многочисленных, но всё же внушительных отрядов: Мей Шань Юй, Цин Хэ Не и Гу Су Лань. Нейтральная территория, военная крепость, пострадавший от рук неприятеля орден. Там их никто не тронет, скорее даже примет с радушием, и будет шанс перегруппироваться и перейти в контр-наступление. Им просто нужно было действовать быстро и чётко. Жаль, что прибыв на центральную площадь, ФенМянь встречает не радушного старейшину, взявшего на себя ответственность за фамильную, древнюю пентаграмму, служившую щитом для резиденции, а небольшую группу адептов Вэнь, с непонятным ему упоением пронзающих клинками раз за разом бездыханные тела учеников Юнь Мена — двух мальчишей, едва ли старше десяти лет, и сопровождавшей и девушки, одетой в боевые одеяния, и со сломанным клинком на поясе. — Что здесь происходит? — сдерживая себя от того, чтобы сорваться на крик, который в тишине ночи явно привлёк бы внимание куда большего количества людей, спрашивает глава ордена, и смотрит, как резко вскидываются псы Вэнь, как их называл Не МинЦзюэ, кривя лица в приветливых и вежливых выражениях. — Господин остался недоволен тем, как ваша супруга наказала мерзких предателей, — говорит один из них, сильно пиная труп ребёнка, чьё лицо застыло в абсолютнейшем ужасе, — Мы это недоразумение устранили. С возвращением, глава Цзян. Надеюсь, вы сможете принять более решительные меры по отношению к требованиям второго наследника величайшего ордена. ФенМянь сжимает в ладони рукоять меча, и упускает момент, когда его сопровождающие — двое крепких юнош чуть старше Цзян Чена и Вей Ин, — кидаются на Вэней с обнажёнными клинками. Громкий рёв, больше напоминающий рык дикого зверя, разрезает ночную тишину, и господин Пристани Лотоса по привычке проворачивается вокруг своей оси, чётким ударом левой руки — раненой, и после этого удара резко пронзённой адской болью, — откидывая в сторону напавшего сбоку юношу, достаёт клинок и с яростью, присущей тому, кто лишился чего-то очень дорогого, кидается в стремительно полнящуюся шеренгу врагов. Удар за ударом, поворот за поворотом, он стремительно лишал жизней тех глупцов, что решались пойти против главы ордена, почти забывшись в пылу схватки. В себя он приходит, когда за спиной раздаётся металлический скрежет и знакомое шипение молнии, больше похожее на змеиное. Краем глаза он замечает, что ярко-пурпурный купол поднялся на половину, и снова вступает в бой, однако, поумерив пыл и теперь стараясь выпнуть из круга боли адептов. Цзы Дянь решительно сносит с ног одним ловким круговым ударом больше половины оппонентов, и те в ужасе корчатся на земле в муках. Кто хоть раз имел честь — или горе — быть раненым фамильным духовным оружием ЦзыЮань, знал, что молнии парализуют любого, кто был хоть на толику слабее владелицы. И вряд ли среди рядовых был кто-то способный сравниться с Пурпурной Паучихой. — Моя госпожа! — поддавшись какому-то строптивому порыву, зовёт мужчина, и в ту же секунду чувствует, как к его спине приваливается кто-то и ободряюще сжимает повисшую раненую руку. Голос у мадам Юй низкий от гнева, но даже так с души стремительно падает огромный валун: — Какого чёрта тут творится… Их должно было быть меньше! — В следующую секунду тепло женщины удаляется под сопровождение громкого крика (не разобрать, чьего, да и не нужно это), и ФенМянь кидается в ту же сторону, ловко отправляя меч в полёт и с помощью духовной энергии давая отпор адептам Вэнь в ближнем бою. Удар за ударом, шаг за шагом, он расправлялся с врагами, периодически обращая внимание на купол, грозившийся вот-вот закрыть Пристань Лотоса глухой стеной. К единственному пустому пространству стремились мечи пытающихся бежать Вэней, но их ловко в воздухе сбивали старшие адепты. Стоит ему подумать, что ещё немного, и сбежать они не смогут, его за руку хватает жена, стремительно оттаскивая к самому центру резиденции. — Быстрее! Вставай на чёртов меч, и уходи! Мы прикроем. Кнут снова разрезает воздух в тот самый миг, когда брешь в барьере остаётся лишь над их головами, а со всех сторон к центральной площади собираются, как тараканы, адепты вражеского ордена. В глазах женщины плещется огонь войны, жажда крови и лютая ненависть, и любой бы её сейчас испугался, но ФенМянь чувствует лишь сквозящую в голосе и жестах жены лишь предвкушение скорби и вечного расставания. Он сглатывает и заставляет себя вернуться мыслями к бою, приказывает мечу охранять периметр и легко опускает здоровую руку на талию отступившей после очередного взмаха Цзы Дянем женщины, притягивает её к себе. — Нет, — твёрдо отвечает глава ордена, подзывая свой верный клинок прямо к ногам, и обнимая жену, встаёт на узкое, но крепкое лезвие. Та словно теряет от этого жеста равновесие и позволяет утянуть себя за собой и, не разрывая объятий, поднять в воздух. — Мы уйдём вместе. ЦзыЮань поджимает губы и требует, чтобы адепты следовали за ними, когда меч плавно скользит по воздуху вверх, и полагается на супруга, удерживающего её рядом с собой, когда вновь заносит руку в воздух, заставляя Цзы Дянь искрить и атакует порывающихся броситься за ними Вэней. Им в спины летят подожженные стрелы, и одну из них женщина ловит руками, не успевая остановить оружием, и так надрывно кричит, что у ФенМяня перед глазами всё плывёт. Лучше бы она позволила стреле воткнуться в его плечо… Уже находясь высоко над схлопнувшимся куполом, они видят, как алеют языки пламени на знакомых зданиях, слышат крики боли и ужаса… Однако, на душе на удивление легко — жаль, что эта лёгкость испаряется, стоит людям в тёмно-фиолетовых одеждах, сливающихся с синевой ночи, оказаться в заранее подготовленном передвижном лагере. — Что он тут делает? — почти рычит ФенМянь, смотря на сидящего в искрящей молниями клетке связанного Вэнь ЧжуЛю, — Моя госпожа… — Договорить ему не позволяют; женщина настойчиво тянет мужа на себя, грубо, коротко целуя в губы, и шепчет тихо, устало: — Я приказала взять его в плен. Он без сознания и неопасен, мой господин, — ЦзыЮань морщит красивое лицо, проводя по его разодранной, левой руке. — Нам нужно подлатать себя, и сразу в путь. Так нужно, — Кивнув самой себе, она растирает точку между бровей и поправляет испортившуюся в схватке причёску, смотрит на свою простреленную ладонь и нервно фыркает, — Он один из офицеров Вэней. Приближённый ЖоХаня. Самый опасный противник на поле боя. Не будет его — будет проще нам и сложнее им. Главное не упустить. Это я беру на себя. ФенМянь кивает и здоровой рукой обнимает жену за плечо, уводя к палатке лекарей. Он смущён и растерян, и к этому разговору они ещё вернутся, но не сейчас.