Доказательство (не)виновности

      Патрулировать окрестности стало сложно: по каким-то совершенно непонятным причинам к крепости стала стягиваться нечисть, и то ли флаги утратили свою силу, то ли трупов стало больше, но если раньше Вей Ин с трудом припоминала парочку змеев-измерителей и одного ходячего мертвеца за весь ночной дозор, то сегодня зарубила уже десятого ожившего трупа. Осматривая поверженную нечисть, девушка опускается на корточки — вроде, ничего необычного, кроме, разве что, того факта, что свежими трупы не выглядели, а значит, вероятно, дело было не в обостряющихся с каждым днём военных действиях… Может ли быть, что нечисть бежит от войны, от передовой, чувствуя скопление светлой энергии заклинателей? Тёмная энергия, затаённая злоба, питающая монстров, была противоположностью энергии ци, текущей в телах совершенствующихся, значит, в теории, слабые, низкоуровневые существа действительно могли бежать прочь от скопления духовной силы, неосознанно (или всё же они что-то понимали?..) стремясь обезопасить себя, сбежать прочь, прямо как крестьяне, покидавшие деревни, лежащие близ линии фронта… Интересно! УСянь подавила в себе порыв прикоснуться к трупу, лишь сложив руки вместе в молебном жесте, мысленно пожелав душе этого человека найти покой.       Ещё во время обучения в Облачных Глубинах её терзали мысли о том, на что способна тёмная энергия, можно ли её использовать и как именно это воплотить в жизнь. В кончиках пальцев до сих пор покалывало при мысли о том, что из себя представляет так называемый тёмный путь — она множество раз слышала о том, что это неприемлемо, что это неправильно, что это ужасно, но почему? откуда такая уверенность? откуда этот страх? Чем дольше и напряжённее девушка думала над этим, тем чаще приходила к выводу, что, вероятно, всё дело в том, что золотое ядро заклинателя, источающее светлую энергию, омрачалось, искажалось под действием тёмных сил. Возможно, диссонанс, вечная война инь и ян в душе заклинателя вредили рассудку и телу. Возможно, стремясь изничтожить друг друга, противоположности уничтожали свой сосуд. И что-то ей это напоминало. До боли знакомая трактовка.       Постаравшись отвлечься от этой мысли, девушка встала, разминая колени, и прислушалась. Тишина — ни звука, ни шороха. Даже ветер словно бы стих. Продолжив свой путь по намеченному маршруту патруля, УСянь продолжила рассуждать, поигрывая кисточкой на рукояти клинка: а что если не поглощать энергию тьмы, а перенаправлять? скажем, с помощью музыки, как это делали адепты клана Лань? Она лично видела, как ВанЦзи, сыграв пару нот на гуцине, отразил атаку младшего брата, заблокировал его меридианы, подавил внутреннюю энергию. Видела, как во время ночной охоты он без труда лишил мертвеца всей злобы! Лишь слегка провёл пальцами по струнам, а тот враз стал простым трупом — его тёмная энергия буквально испарилась, её изгнали, как злого духа! Наверняка можно было придумать, как её не просто умирять и уничтожать, а подчинять… Стоило обратиться с этим вопросом к Лань Чжаню, думает Вей Ин, и тут же осекается — нет, нельзя; он не поддержит эту идею, даже может разозлиться, а рисковать только-только наладившимися отношениями она не хотела. Внутри всё билось в истерике, еле-еле сдерживаемой, страшной, душащей, стоило подумать о том, что ВанЦзи снова будет относиться к ней холодно, презрительно… А как тогда осуществлять свою задумку? Видимо, путём болезненных опытов… Но это опасно, а умирать девушка, несмотря на своё безрассудство, не собиралась. Хотя, признаться честно, она находила перспективу контроля, управления тёмной энергией и её творениями привлекательной, особенно в условиях войны. Из кончиков пальцев покалывание поднимается до плечей и оседает в районе золотого ядра каким-то странным предвкушением, и она давит в себе это чувство.       Из размышлений её вырывает крепкий тычок под рёбра, а следом — звук клацающих клыков прямо около уха. От удара девушка отскакивает буквально на инстинкте, по привычке, выработанной во время обучения, и корит себя за то, что позволила себе отвлечься. Резко прокрутившись на месте, девушка оказывается на достаточном расстоянии от ходячего трупа, то ли до того стоявшего столь неподвижно, что она не обратила на него внимания, то ли такого прыткого, что сумел добраться быстро, в момент, когда она отвела взгляд и отвлеклась… Нежить покачнулась, дёрнула руками, сильно выгнув шею, прежде чем рвануть следом, и Вей Ин успевает выкашлять выбитый из лёгких воздух и вдохнуть новый. Под рёбрами саднило, но в голове всё прояснилось, обострился слух и зрение. Девушка резко вытаскивает из ножен меч, кидаясь навстречу лютому мертвецу, и искренне удивляется, замечая, что за ним плетутся ещё двое: менее расторопные, но более крупные. По одиночке эти твари не представляли большой опасности для обученного заклинателя, но если их там много… Одна она не справится. Пригнувшись от удара когтистой лапы, УСянь резко протыкает подвижный труп насквозь, и тут же резко отталкивается от одеревеневшего тела, вытаскивая меч и отходя на достаточное расстояние, чтобы оценить масштаб катастрофы. Она была одна. Трупов не двое, а больше — стоило первой паре неловко вывалиться на тропинку, как за их спинами показались ещё несколько. Вей Ин облизала губы, сильно хмуря брови, и постаралась вспомнить, где сейчас другие патрульные. Одной ли ей так не повезло? А если всем? Что если весь лес сейчас кишит нежитью? Ещё секунда размышлений, и из-за спины раздаётся полу-мёртвый, хлюпающий стон. Ещё один труп? УСянь реагирует нервно и слишком резко, запрыгивает на лезвие клинка и поднимается на ветку дерева, выглядящую достаточно крепкой, чтобы удержать её вес. Всяко лучше, чем стоять на земле и ждать, пока на тебя кинутся — хотя бы осмотрится спокойно.       Когда девушка думает, что всё это чистой воды проклятие на её голову, внутри что-то болезненно сжимается, словно её всю окунули в лужу вязкой, полу-застывшей, холодной крови: в нос ударил запах гнили, а перед глазами на секунду помутнело. По меридианам прокатилась ледяная, липкая волна то ли страха, то ли нетерпения: Вей Ин кажется, что она на секунду теряет связь с СуйБянем, и в тот же момент чудится, что собственная тень оплетает ноги, ухмыляется. В голове звучит мерзкий, хлюпающий, совсем как стонущие трупы, голос: «Поддайся, и всё будет так, как пожелаешь». УСянь становится холодно, тело слабеет, и она сильно мотает головой, хватаясь посильнее за ветку поменьше, чтобы не упасть. Голос слышится снова: «Прикажи им! Подчини себе! Поддайся!» — девушке становится дурно, она чувствует себя сошедшей с ума, когда тень словно бы обнимает её ладони своими. Ей всё это просто кажется. Это всё её фантазии. Это всё что-то нереальное, выдуманное. Это всё потому что она напугана. Это всё потому что она слишком долго думала про нежить, про тёмный путь, про то, как пользоваться тёмноё энергией… Это безумие, так просто не бывает!       А если нет?       Стоит подумать об этом, как золотое ядро, тепло трепещущее в груди, резко холодеет, и девушка не может сдержать крика. Тень, хватающая её за руки, растёт, разрастается, и Вей Ин чертовски холодно и страшно. Мертвецы толпятся у дерева и тянут к ней руки. Один шаг, одно неосторожное движение, и ей конец. Надо было уходить. Надо было приказать мечу взлететь в воздух, и она пытается, честно старается заставить узкое лезвие подняться в воздух, но СуйБянь не откликается, не слушается, а при каждой новой попытке внутри холодеет всё сильнее, сильнее… «Прикажи, — синхронно с голосом в голове, думает она, и смотрит, как один труп лезет на второго. — Прикажи им». Терять ей было нечего. — Остановитесь, — тихо, но внятно произносит Вей Ин, и по телу с гулким толчком, словно всё её тело — колотящееся сердце, по венам разливается жар. Что-то тёмное и злое внутри хлюпает и смеётся, когда трупы и правда останавливаются, но дышать становится легче. Что это было? «Это я, — лебезит противный голос, — Я есть в тебе. Я есть в них», и Вей Ин думает, что это какой-то бред. Но всё же чувствует, как золотое ядро медленно-медленно снова начинает отзываться пульсацией в болящей груди. — Умрите, исчезните, — Не думая, отдаёт приказ девушка и садится на ветку, прижимая ладони к солнечному сплетению и грудной клетке. Золотое ядро начинает пульсировать сильнее синхронно с тем, как в голове вибрирующим жутким хлюпаньем громче начинает смеяться голос чего-то тёмного и злого. По мере того, как это нечто исчезает, растворяется, проходит и боль в груди. Она смотрит на то, как трупы кидаются друг на друга, как перегрызают глотки подобным себе, и резко становится тошно. Запоздало почувствовав шевеление в зачарованном мешочке на поясе, девушка тянется за ним, опускает руку внутрь, и чувствует, как к пальцам сам тянется раздробленный клинок, который она вытащила из панциря черепахи-губительницы. Вместе с тем, как она замечает тянущиеся от него тени, в голову возвращается хлюпающе-смеющийся голос, и срывается на крик: «Ты меня нашла!». УСянь снова становится холодно и страшно.       Со стороны раздаётся крик, а в следующее мгновение ещё живых, еле ползающих трупов пронзает фиолетовый, искрящийся духовной силой, клинок, а за ним долетает ещё несколько юрких алых, словно раскалённых, стрел. Брат оказывается рядом в одно мгновение, и буквально выбивает из её пальцев, сжавшихся на рукояти проклятого оружия крепко настолько, что проступили белоснежные костяшки, а в ладони впились неровные осколки. Его лицо вытягивается от удивления и сильно бледнет, когда по телу пробегает холодок и что-то колет в районе золотого ядра. — Какого гуля?! А-Сянь! Это тёмная энергия? — Девушка кивает и смотрит на брата так затравленно и непонимающе, что он не знает, как поступить правильно. — Ты… что ты сделала? — Отдала им приказ, — честно сознаётся девушка. — СуйБянь не отзывался на команды, золотое ядро болело, а они наступали! Я не знала, что делать! Знаю, что ты скажешь: это неправильный, неверный путь, но… это сидело во мне. А потом я вспомнила про клинок, достала и… пришёл ты. — М-молодая госпожа Вей! Молодой господин Цзян, — Раздаётся голос снизу, — Я думаю… что стоит покинуть это место. И обсудить всё в спокойной обстановке.       ВаньИн смотрит на навязавшегося с ним сразу же, как стало понятно, что с патруля не вернулась только УСянь, Вэнь Нина, и нервно кивает, поднимая сестру на руки и встаёт на клинок, медленно опускаясь вниз, а после приказывая СаньДу вернуться в ножны. ЦюнЛин улыбается ему, и кивает в сторону тропинки, ведущей к крепости, а сам осматривается в поисках тёмного артефакта, выпавшего из рук девушки, прячет его в свой бездонный мешочек. Цзян Чену не хочется возмущаться. Мальчишка дураком не был, и всё делал правильно. Выкинут эту штуку — она может привлечь другую нежить, а может и вовсе сделать её сильнее. Оставят — кто знает, что станет с его сестрой, очевидно, слишком долго таскавшей эту штуку при себе, и поддавшуюся её влиянию. Вэнь Цин, лечившая наследника Цзян после падения в Бездонный Омут, очищала его тело от тёмной энергии, причитая, что он, дурак, должен был сознаться сразу, что нечисть задела его меридианы, а ведь УСянь подверглась этому воздействию наравне с ним, а после ещё и таскала с собой проклятое оружие… Цзян Чен чувствует, как в душе что-то холодит, и прижимает девушку ближе к себе, не опуская на землю, и лишь ускоряя шаг. Идущий за ним Вэнь Нин изредка выпускал стрелы в темноту ночи, но ВаньИна это не волновало.       Зато стало ясно, какого чёрта Вей Ин последнюю неделю, сразу после отъезда старшей сестры ставшая ходить на патрули каждый день, жаловалась на слишком часто попадавшуюся ей нечисть — тёмных тварей просто напросто притягивала энергетика артефакта. С этим нужно было разобраться, срочно.

***

      ХуайСан прибывает в Облачные Глубины в самом что ни есть мрачном и дёрганном состоянии. Даже несмотря на то, что его сопровождал ЦзунХуэй, планировавший на обратном пути навестить аванпосты союза орденов и проверить, как там обстоят дела. Юноша не сомневался, что это был приказ брата. Не сомневался и в том, что лагеря адептов в основном, нет, не так — все лагеря из списка тех, что должен был посетить один из генералов, были в ведении Мэн Яо. Всякий раз, стоило вспомнить помощника брата — «бывшего помощника», исправляется мысленно младший господин Нечистой Юдоли -, как в сердце словно нож вгоняли. Они оба, и он, и МинЦзюэ, доверяли этому человеку, оба подпустили к себе: старший брат Не делился с мальчишкой своими переживаниями на самые разные темы, начиная с войны и заканчивая тем, что кто-то из воинов или генералов близок к искажению ци («О себе бы подумал, идиот!» — верещал в такие моменты про себя ХуайСан, стараясь подавить дрожь в теле; он не был готов попрощаться с самым родным и близким человеком так скоро), а младший без зазрения совести мог пригласить А-Яо к себе на чай, чтобы вместе почитать стихи или обсудить очередной новый веер. Они открылись ему, они приняли его. — Зачем? — тихо спрашивает он ЦзунХуэя, хмуро шагающего рядом с повозкой, — За что? Сколько бы не думал, в голову не приходит ни единой мысли. Я не знаю, я не понимаю. — Молодой господин, — тяжело вздохнув и ободряюще хлопнув наследника ордена по плечу, отчего тот накренился так, словно вот-вот и упал бы, начинает воин. — нет смысла искать причины к тому, что уже случилось. К тому же, если подумать, у Мэн Яо не было причин быть верным нашему клану. Он всегда был сам по себе, искал признания отца, но не нашёл. Думаю… он просто нашёл в этом какую-то выгоду. Богатство ли, слава ли, может быть, он и вовсе решил, что мы проиграем войну, и кинулся в ноги победителю, — Буквально выплюнув последнее слово, мужчина нахмурился и внезапно стал так похож на старшего брата, что ХуайСана передёрнуло.       Наваждение сходит почти моментально, и наследник Не нервно хмыкает, понимая, что с тех пор, как его отослали из резиденции, что-то внутри стремительно начало ломаться. Он до ужаса боялся, что могло сейчас происходить за стенами фамильной крепости, теперь слишком открытой для неприятеля. Боялся за брата. Боялся за родной орден. Боялся за друзей, местоположение которых точно так же могло быть с лёгкой руки предателя раскрыто неприятелям. Просто хотелось оказаться в том времени, когда он резвился с друзьями в реке, ловил рыбу, и единственное о чём волновался — это как бы брат не узнал об их с лао Вей шалости и как бы ЦиЖень не уличил за нарушением правил… В каком-то смысле, именно поэтому он чувствовал себя если не облегчённо, то по меньшей мере более спокойно от того, что сейчас они были на подъезде именно к резиденции Гу Су Лань.       Облачные Глубины были окружены ещё более плотным барьером, чем раньше, у входа дежурили старшие адепты и, кажется, старейшины клана, вооружённые музыкальными инструментами и клинками. ХуайСан с облегчением находит в их рядах высокую фигуру будущего главы Лань, стремительно двигающуюся в его сторону. Он машинально поддался моменту, крепко обнимая молодого мужчину вместо приветствия. И пусть про него думают, что хотят — ему это нужно, да и СиЧень не сопротивляется, лишь мягко опуская ладонь на макушку совсем недавно праздного, смышлёного и хитрого ребёнка, оберегаемого старшим братом, а сейчас — напуганного и преданного юноши с едва-едва сквозящим в глазах гневом и разочарованием.       ЦинХен-цзюнь был мёртв, и его старший сын отныне был вынужден носить высокую заколку лидера клана, хотя официально всё ещё считался наследником — бразды правления в своих руках держал Лань ЦиЖень, объявивший о том, что сейчас нет времени для смены правления, что племянник слишком неопытен… СиЧень был ему благодарен. Он возвращался в Облачные Глубины два или три раза в месяц, чтобы проверить состояние дел, помочь дяде, тяжело восстанавливающемуся после сожжения резиденции от увечий и потери родного брата, остальное время проводя на фронте: они с ВанЦзи в основном избегали сражений, помогая уйти тем, кто не мог сражаться, сопровождая лекарей и новобранцев между лагерями, собирая информацию… Порой казалось, что их, как самый малочисленный клан, старались отодвинуть подальше от фронта, но разве это было плохо? У них было время, чтобы натренировать учеников клана, но едва он собрался увести отряд готовых полноценно присоединиться к битве адептов, как дозорные присылают весть, что к ним прибыл небольшой вооружённый отряд из Цин Хэ во главе с ЦзунХуэем — правой рукой Не МинЦзюэ, и повозкой раненых, среди которых признали младшего брата главы ордена.       Лань Хуань не смог уйти, обуреваемый слишком разрозненными, сильными, мучительно-колотящимися внутри эмоциями. Беспокойство сливалось с ужасом, стремление окружить покоем — с яростным, почти остервенелым желанием узнать обо всём. — СиЧень-гэ, — воет в его плечо ХуайСан, отстраняется, заглядывает в глаза, — Как твои дела? Мы так давно не виделись! — Вид у него наигранно счастливый, и от этого колет в сердце. — Всё в порядке, А-Сан, — прикусив губу, кивает молодой мужчина, принимая из рук младшего господина Нечистой Юдоли запечатанный фамильной печатью клана Не свиток. — ЦзунХуэй, — Будущий глава ордена пытается склонить голову, но воин резко выставляет вперёд руки и громко, чётко чеканит, склоняясь едва ли не в половину роста: — Господину Лань никогда не придётся кланяться кому-то из ордена Не, приказ главы, — Мужчина точно так же, резко в своей манере распрямляет спину и смотрит удовлетворённо, спокойно, как будто бы наконец обрёл душевный покой. — Глава велел доставить молодого господина и раненых на попечение учителю Ланю. С вашего позволения, я и мои люди откланяемся. — Так скоро? — спрашивает, хмуря тонкие брови, Лань Хуань, нервно ведёт пальцами по толстому свёртку бумаги, — Я ожидал услышать ваш рассказ о произошедшем. Всегда проще делать выводы со слов очевидцев… — Везде есть лишние уши, господин Лань, я боюсь сказать лишнего, — фыркает ЦзунХуэй, окидывая окружающих холодным взглядом и, однако, чуть улыбаясь, когда ХуайСан подходит к нему и хватает за руку. — Юный господин знает о том, что случилось, не хуже нас, если вам это так важно, — Воины за спиной командира склонили головы на полсекунды раньше, чем это сделал он сам. — Позаботьтесь о нём. Ему тяжелее, чем кому-либо из нас.       Лань Хуаню ничего не остаётся, кроме как отпустить явно спешащих адептов Не и приказать ученикам своего ордена помочь раненым. ХуайСан крепко вцепился в его рукав, и шёл след в след, то болтая о том, какой была тяжёлая дорога, то причитая, что «СиЧень-гэ совсем пропал, давно не навещал Нечистую Юдоль», но всякий раз, когда вспоминал между строк о брате или резиденции ордена, становился дёрганным, бледнел и переводил тему. СиЧень словно физически ощущал его боль и волнение, и выносить это было невозможно. Мелодии сяо всегда успокаивали МинЦзюэ, так может, и ХуайСану помогут найти покой? На первых нотах юноша сильно дёргается, словно околдованный, его взгляд стекленеет, и трезвость, ясность возвращается к нему лишь спустя палочку благовоний, и молодой господин Нечистой Юдоли глубоко втягивает в себя воздух, прежде чем прервать звенящую от угасающих нот музыку: — Мне нужен личный Лань, — Юноша передёргивает плечом и смущённо отводит взгляд, словно о чём-то вспомнил. Лань Хуань старается не думать, о чём именно, — Я всё расскажу. Но… это будет тяжёлый разговор, — Будущий глава Лань осторожно берёт младшего брата Не за руку в жесте поддержки и кивает в сторону цзиньши; там их точно никто не побеспокоит.

***

      АньЦин подскочил на кровати сразу же, как почувствовал, что снова может пошевелиться. Они попали в засаду, на него и ещё около десятка старших адептов ордена Не по дороге к одному из лагерей напали — взяли в окружение и, если честно, он не был уверен, как именно сбежал. Осмотревшись по сторонам и с трудом сумев призвать в руку саблю, молодой человек постарался встать, ощупывая плотно перетянутый бинтами торс свободной, дрожащей рукой, старается найти взглядом противника, но видит ещё нескольких перебинтованных учеников своего ордена: среди них он узнаёт как тех, кто был с ним в одном отряде, так и тех, кого считали пропавшими без вести. Когда в комнату кто-то входит, он почти что готов не нападать: лишь в жесте обороны перехватывает рукоять сабли покрепче, и смотрит прямо, не отводя глаз от дверного проёма. — Успокойся, — ровным голосом, говорит ему девушка, выставляя вперёд поднос со склянками и бинтами. Лекарь? Резкий запах лекарств, ударивший в нос, догадку подтвердил. Единственное, что настораживало: одежды с солнечной символикой, которые носила молодая женщина, — Я лекарь, а не воин, и не причиню вам вреда. Опусти саблю, — Воин повинуется, но не сводит с врача пристального взгляда, когда та проходит глубже в комнату и останавливается у стола. — Я думала, что не очнёшься ещё дня два. Тебя кто-то потревожил? — Она явно ждала объяснений, может, жалоб на самочувствие… Или что ей нужно? АньЦин хмурится, лишь слегка мотая головой. Женщина трёт точку между бровей и шипит, скорее, сама для себя, чем в адрес собеседника: — Что ж вы все, Не, такие упрямые? У тебя было раздроблено колено и проткнуто лёгкое, я не представляю, как ты выжил, учитывая ещё и узлы в плечах. Третий дядюшка нашёл тебя и ещё горстку адептов клана Не на берегу реки, — Она пристально проследила за реакцией собеседника и, не увидев отрицательных эмоций, протянула руку вперёд, — Вэнь Цин. — Не АньЦин, — представляется он в ответ, соблюдая приличия и чувствуя себя если не обязанным этой девушке, то благодарным точно. Она сказала, что с ним было, и не ошиблась: было бы странно не помнить свои ранения, значит, его лечением занималась именно она.       Вэнь Цин кивает, перехватывая его ладонь своей, и то ли в жесте уважения, то ли проверяя течение ци, сжимает в своей. Юноша позволяет осмотреть себя. Слушает предельно внимательно: девушка мерным, тихим, но строгим голосом говорит, что с его товарищами. Разумеется, по именам она их не знает, поэтому молодому мужчине пришлось смириться с тем, что кто-то будет «первым слева», а кто-то «тем, кому оторвало руку». Всё это было прискорбно, ровным счётом как и то, что на поправку у него и его товарищей было не более шести дней — после этого срока в И Лин приедет патруль Вэней. — Мы оправимся за два дня, а тех, кто не оправится, понесут на носилках, — строго говорит он, и искренне удивляется, когда девушка с чувством ударяет его в лоб ребром ладони. Его слабо ведёт в сторону, картинка перед глазами плывёт. — Четыре дня, — фыркает она, — Я лучше знаю, сколько дней нужно на поправку моим пациентам. Если решишь выкинуть какой-нибудь фокус с побегом, я лично сделаю так, чтобы до патруля ты не поправился, и на носилках несли тебя. Не подставляй нас, моя семья и так здорово рискует, — АньЦин чувствует, как его лицо вытягивается в удивлённом выражении, и впервые чувствует смущение: Вэнь Цин, очевидно, его выражение лица развеселило, потому что та растянула губы в почти хищной, самодовольной улыбке и пихнула его, как маленького мальчика, пальцем в лоб. К своему стыду, воин всё же падает, чувствуя адскую боль в груди. — Зачем тебе это, дева Вэнь? — кашлянув, интересуется мужчина, устраиваясь на койке и почти заставляя тело расслабиться. Женщина садится рядом, доставая набор серебряных игл, её лицо мрачнеет, а взгляд становится печальным. Она словно бы становится бледнее призрака. — Надеюсь, что спасённых мной душ хватит, чтобы спасти жизни членов моей семьи. Хочешь меня отблагодарить? Скажи главе Не, кто вытащил тебя и эту шпану, — Она кивает на койки, и АньЦин внезапно для себя вспоминает, что большинству из этих юнош или столько же, сколько и ему, или меньше. — от смерти. ЖоХань проиграет эту войну, ему поможет только чудо, а после его смерти всех нас, Вэней, ждёт расправа: не важно, лекарь я, воин, земледелец — я ношу красно-белое ханьфу, а значит меня нужно убить. Послевоенная лихорадка не утихнет ещё много лет, и я сомневаюсь, что поддержка одного из четырёх великих орденов, спасёт нас… Нужны по меньшей мере два.       Вслух он этого не скажет, лишь слабо кивнув, но про себя клянётся, что доложит обо всём наставнику и главе ордена.